Вырвала страницу - пеняй на себя

I've got another confession, my friend:
I'm no fool.
I'm getting tired of starting again
Somewhere new.
Were you born to resist
Or be abused?
I swear I'll never give in,
I refuse.

Foo Fighters — «Best of You»

Сбоку раздалось невнятное хмыканье. Джейн была благодарна неожиданному смешку, вырвавшему её из круга мрачной рефлексии.

Она сморгнула опухшими веками морок и осознала, что уже некоторое время брела рядом с Люком. Почему-то обратно, к дому Мойры.

«Что тебя так веселит? У меня глупый вид?» — подумала она. В ответ на недоумение парень лишь пожал плечами и заулыбался. Порыв ветра зашелестел конвертами в его руке: похоже, Роберт снова поленился доставлять почту дальше по улице и забил ящик Майерсов.

Джейн даже не нужно было говорить, чтобы Люк молчал вместе с ней, и никто из них не считал такое общение странным. Покой с тишиной как выводил из себя, так и приносил наслаждение — в зависимости от настроения. В тот момент ей безумно хотелось слушать и слышать, и потому поведение Люка в очередной раз породило раздражение.

Лиса не раз замечала: если всегда приходится стараться самому, чтобы разговор с человеком шёл, — значит, он либо не хочет дружить, либо попросту не стоит усилий. «А может, тогда усилий не стою я? И года два назад не стоила тоже,» — пытаясь отогнать сожаления о том, что Лис угораздило занять именно её парту тем сентябрьским днём, Джейн покосилась на Люка. И в его глаза прошедшая ночь пустила алые корни.

Пару минут спустя случай столкнул их с Роуз Майерс, той самой «сестрой Рози», о которой Люк многое успел рассказать. Эта женщина столь искренне смущалась, что внутри стало щекотно. Звучание чужого голоса, пусть и малость огрубевшего от застенчивости, заставило Джейн ощутить облегчение. «Я хочу поговорить с ней ещё,» — решила она, любуясь завитушками цвета кукурузы, обрамлявшими округлое лицо с ямочками и мелкими родинками на щеках. Было интересно, как станет звучать мать Люка, когда перестанет неосознанно пародировать стереотипных деревенщин из вестернов. «Или... я ошибаюсь. И не такая уж она и милая». Бренда Арендт вызывала похожие ощущения, и оттого Джейн с трудом верилось, что у Лисы вообще могут быть проблемы с матерью.

Со смертью Лисы она окончательно перестала общаться со сверстниками, а, будучи с ней, никогда не обращала внимания ни на чужие недостатки, ни на достоинства. Все казались «классными», пока было приятно проводить время, болтаясь по городу, беседуя в школе и после, дурачась и занимаясь театральными постановками. Похоже, она толком и не научилась разбираться в людях. Опыт подсказывал, что по первому же впечатлению не стоило судить, каков человек.

Пережитые противоречия вернули беспокойство, и оно кратно усилилось, когда Люк обмолвился об их дурацкой лжи. Возможно, скоро Роуз Майерс узнает о случившемся подробнее, сочтёт Джейн трусливой идиоткой и будет держаться подальше, несмотря на вдруг приобретённое «родство». Хотелось хорошенько встряхнуть Люка за плечи и высказать недовольство, но набитый школьный автобус внёс коррективы, и Джейн пришлось проглотить возмущение.

«Может, он не один такой отстранённый? Или ему на самом деле вовсе не плевать на чужие чувства?.. А мне... всё же было наплевать на Лис?..» — Джейн вздохнула, представляя, как на пути к истине разверзлась непреодолимая пропасть, которую способны заполнить лишь долгие годы попыток понять других.

Головная боль вернулась, дребезжание автобуса только подначивало спазмы, на глаза давило. Она прикрыла усталые веки, осела в кресле и ощутила вялость, накатившую после плохого сна. Дрёма ласково окутала от кончиков пальцев ног до самой макушки, как прибойные волны Тихого океана, и тело на пару минут лишилось веса. Душный запах старой обивки в какой-то момент отдалённо напомнил едва уловимый аромат полыни. А потом Джейн потащили на дно.

Сердце заколотилось, глаза распахнулись, мышцы парализовало. Она забыла, как дышать. В проходе стоял Стэнфорд Никсон. Одного его тяжёлого взгляда хватило — остатки всякой рациональности смыло, Джейн вжалась в кресло, моля о шансе сбежать и спастись. Руки Форда пустовали, так чем же убить быстрее и удобнее? Ему бы хватило и краткого мига, будь рядом подходящий инструмент. Она уставилась на колени, не в силах наблюдать за его приближением.

— Ты чего?

Голос Люка прозвучал, будто между ними высилась толстенная стена.

Джейн моргнула, потом снова; ощутила влагу в уголках у переносицы и медленно укрыла зрачки за подрагивавшими ресницами. Форд скрылся из виду, якобы позабыв о своих намерениях.

— Всё в порядке. О чём ты вообще?

— ... боишься Форда?.. — невнятно пробормотал он.

Джейн как холодной водой окатило. Она повернулась к Люку — тот уткнулся в окно и не ждал никакой реакции: сказанное явно ни для чьих ушей не предназначалось.

«И правда боюсь?.. — Она обхватила голову, её всё ещё колотило, по шее бежали мурашки. — Что со мной?..»

***

Чужая вновь и вновь оглядывалась, не в силах поверить, что они выбрались из бесконечных офисов. Пусть это и трудно считать настоящим успехом: впереди, куда ни спустись с холмика, вновь ждали те же голые бетонные грани с закрытыми дверьми, однако над ними теперь не будет давящего потолка. Над головами растянулась бескрайняя тьма.

Без нужды было спешить в новый сегмент, и они расслабились прямо на траве неподалёку от зиявшего прохода, из которого вышли. Облокотиться о стены, выступавшие прямо из-под земли, казалось безумием: вдруг проглотят и утянут обратно? Поэтому они сидели спиной к спине, чтобы отдохнуть и перестать засыпать. Чужая вглядывалась в раскинувшиеся у подножия переплетения однообразных коридоров, чудовищно напоминавших лабиринт.

— А что, если начертить карту? — Она хотела звучать беспристрастно, но не смогла сдержать надежды в голосе.

— О чём ты? — растерянно спросила Первая, слегка заёрзав.

— Ох, извини.

«Пора бы запомнить: глаз нет,» — отметила Чужая про себя.

— А... куда ты идёшь?

— Точно! Совсем забыла, что так и не сказала. На выход, конечно же.

— Какой выход?.. — Первая повернула к ней голову.

Край глаза уловил свежий поток крови, пробежавший по щеке.

Чужая фыркнула:

— Отсюда выход, неужели не ясно?

— Но... выхода нет... — пролепетала Первая, отворачиваясь.

От такой бессовестной лжи на душе заскребло. «Ладно, не захочешь помогать — сама найду! И вытащу нас». Кулаки Чужой зачесались, молчание бесило, стоило отвлечься.

— Слушай, а что здесь можно поесть?

— Поесть? — отозвалась Первая несмело.

— Знаю, бред, но я реально хочу есть.

— Странно! — выдохнула она и заёрзала. — Я тоже!

Чужая обрадовалась яркой эмоции, а затем принялась спрашивать, где им искать местную пищу и что она из себя представляет.

Но Первая тихо охнула и обмякла, утихла и чуть не завалилась набок.

«Небо» подёрнулось волнами и заколыхалось, как океан при штиле. Чужая уставилась вверх: к добру это или им срочно стоит вернуться обратно под давящие потолки.

Сквозь черноту проступили бело-жёлтые точки, напоминавшие звёзды. Она ни разу не видела здесь ничего подобного. Рот сам собой открылся, из него вылетел вскрик. «Звёзд» стремительно становилось больше, и, самое страшное, они все пришли в движение. Приближались и падали.

Чужая вскочила на ноги, и Первая всё же упала на спину.

— Что?! Что такое?!

Не было времени что-либо объяснять. Порывисто нагнувшись, чтобы взвалить на себя и унести её в темневшую позади глотку, Чужая вдруг остановилась.

Вся «кровь» на лице и одежде Первой заискрилась подстать несущимся на них метеоритам, засветилась золотом. Чужая прищурилась и ощутила исходившее тепло, захотелось о него согреться. Она аккуратно усадила Первую на траву и, придерживая за плечо, стала наблюдать, чувствуя навеваемое успокоение.

— Тут что-то падает... Сверху.

Как же глупо было поддаться страху, толком не разобравшись! Она напомнила себе убегающего в пещеру неандертальца, которого перепугал звездопад.

Первая запрокинула голову и... улыбнулась. Слипшиеся локоны спали с лица, на щеках застыл сверкающий свет, преодолевший непроглядную тьму.

— И почему ты передумала бежать?

Шрамы от нити изувечили губы, но не вызвали ни тени жалости — губы Чужой дрогнули в ответ, и взгляд вернулся в высь. На землю опадали сотни сверкающих частиц, напоминавших мелкие комья пуха, им не было конца.

— Ты вся сияешь... — Тут Чужая осознала, какие слова идеально подходили к происходящему: — Я приняла это за что-то вроде метеоритного дождя. Но благодаря тебе огляделась и поняла, что больше похоже на снег из одуванчиков.

Первая подняла брови и приоткрыла рот, будто не ожидала такого услышать. Несколько пушинок коснулись её лица и... впитались прямо в кожу. В этих местах слабо заалел живой румянец. Первая, как ловящий снежинки ребёнок, облизнула губы.

Чужая поймала пару клочков света, выставив ладонь, и поднесла их к лицу Первой, осторожно стряхнула. Коснувшись лба, пушинки растворились.

— Еда, — в приятном потрясении выговорила та и повернула лицо, спрашивая, верна ли догадка.

С весёлым удивлением Чужая еле сдержала хихиканье, словила ещё горсть, и ещё, и ещё и каждый раз осыпала пухом Первую, та поглощала их прямо через волосы и робко радовалась, точно боялась спугнуть. Чужая не смеялась уже очень давно: по ощущениям, целую вечность.

Наконец, когда тонкий слой «снега» укрыл землю, она решила пока оставить Первую в покое, наловила несколько пушинок и сжала их. Тусклый свет чарующе пронизал щели меж пальцев, но более ничего не произошло — в ладони просто появился невесомый комочек. Чужая приставила его ко лбу, и всё снова осталось по-прежнему.

— Это еда ведь, — окликнула Первая, прилёгшая на землю и позволившая пуху вокруг исчезать при соприкосновении, — попробуй съесть.

Её волосы стали чище и светлее, кровоподтёки и синяки практически сошли на нет, и даже одежда лишилась пары пятен и прорех, однако голос вновь зазвучал безэмоционально, словно от насыщения вернулись скука и обречённость.

За закрытые веками определённо не появилось новой парочки глаз. Откуда тогда Первой знать, что прямо сейчас Чужая тщетно пытается поесть? «Интересно. И тебя не удивляет, что впитывать их у меня не получается?» — она брезгливо присмотрелась к скатанным частичкам пушистого света в ладонях и откусила кусочек.

По консистенции напоминало сахарную вату, замешанную с мелкими хрустящими семенами наподобие кунжута. По всему рту расплывалось тепло с необъяснимым вкусом. Стоило проглотить растаявший пух, Чужая ощутила насыщение. Она успела съесть ещё один комок, прежде чем запестрившая тысячами светлячков полутьма превратилась в кромешную темень. Даже лёгший снег из одуванчиков почти потух.

Потусторонний свет хаотично заплясал где-то далеко, на линии горизонта. Чужую ослепила пара холодных вспышек с другой стороны холма. Пространство задребезжало, словно во время землетрясения зашумел посудный склад. Первая сделала несколько неудачных попыток перевернуться на живот и чуть не покатилась вниз. Чужая кинулась к ней.

Их оглушил скрежет десятков царапин по стеклу, и Чужая различила стремительное движение где-то в глубине серого лабиринта по левую сторону. Сущность, вырывавшаяся за пределы ломких граней, за собой оставляла чернеющий след на слабо сверкавшем полотне пуха. Забиралась к ним.

«Бежать! Бежать!» — Чужой пришлось давить не только крик, но и предательские мысли. Она не могла оставить Первую, не теперь, не после того, что с ними стало.

Ботинки заскользили по траве, когда она на ходу закинула за спину наскоро завязанные лоскуты ткани с Первой. Ноги сами понесли вниз. Нужно было нырнуть в осточертевшие коридоры, затеряться среди развилок, затаиться в компании глухих дверей. Тогда Джин не найдёт их. По крайней мере, так быстро.

С холма лабиринт был как на ладони. Если тварь сдержит порыв загнать добычу, легчайше сможет отследить их путь. А что, если..?

«Ты не умеешь летать! Не умеешь летать!» — сжав зубы, Чужая бежала, игнорируя боль в подвёрнутой лодыжке. Тело Первой тянуло то назад, то вправо, то влево — перевязь плохо его фиксировала.

Когда вход был в паре шагов, узел лопнул, Чужая лишилась груза и споткнулась о ткань, влетела головой в бетон.

В глазах потемнело, земля перепуталась с небом, по лбу что-то потекло.

— Брось! Брось! Убеги! — умоляли жалостливо откуда-то сверху.

Горящие лёгкие глотали и выплёвывали. Взор затуманило красным. Чужая ощутила резкое пощипывание, стала тереть веко и измазала ладони в сыпучей крови. Совсем рядом лежала Первая, беспомощно озираясь.

На самой вершине вырос расплывчатый изломанный силуэт и кубарем понёсся к ним.

— Оставь меня!..

— Заткнись!!!

Чужая снова схватила её и занырнула за стену, пронеслась по коридору. Шатало из стороны в сторону, ноги то становились ватными, то крепли в спазме, и через мгновение она едва не падала, врезаясь в шершавые плиты, отталкивалась, оставляла следы грязи и крови. Чужая продолжала и продолжала семенить, пусть уже и не контролировать мышцы в полной мере. Удерживая за собой живую поклажу, она клонилась в разные стороны, считая плечами каждый метр, пока не очутилась в совершенно прямом проходе.

Душераздирающий скрежет не стихал, он приближался резкими толчками, проламывал перед собой любые препятствия. Еле волоча ступни, кое-как удерживаясь, Чужая отчаянно надеялась напороться на поворот, но никак. Их обеих ждал абсолютно понятный исход, если только не случится чудо.

Тело ломило, глаз засыпало кровью острой, как песок, и сыпучей; она клубилась перед лицом и даже при беге мешала видеть.

Когда до ушей донёсся хруст бетона позади, дорога запетляла.

— Зачем бежишь?.. — спросил тихий голосок над ухом, и Чужая расслышала эти отвратительные слова даже среди надвигавшегося хаоса.

— Спасаю нас! — срывая голос, она вяло оттолкнулась от надломившегося пола, чтобы влететь плечом в стену за крутым поворотом.

— Но зачем?

— Издеваешься?!

Обида и ярость были готовы разнести пространство не хуже Джин, и, если бы в спину не дышала смерть, Чужая бы снова попробовала всё здесь переделать.

Куда проще было бы бросить плаксу, оставить на растерзание, уйти и никогда больше не связываться. «Сама хочет, чтоб с ней разделались, чтоб всё кончилось — пусть получит!» Легко будет сбежать под крики позади. Изодранные пальцы сжались на культях ног, она была на грани отпустить её, наконец расправить руки и ускориться.

«Не бросай меня! Никогда больше!» Голос зазвенел оттуда, куда не вернуться. «Чего ты?..» И другой, полный растерянности. «Я потерялась!» Тряслась и плакала навзрыд. «Я ушла всего на пять минут!» Глубокий шок. «На сорок!.. Прошу!..» Вжималась в расстёгнутый мокрый плащ и умоляла не оставлять одну. Город, в котором ничего не знает. Слёзы оставили огромное пятно у ключицы. Часы на столбе безжалостно прозвенели. Доказательство вины. «Прости. Прости. Хватит... Обещаю: больше никогда не брошу».

Чужую будто пронзило, взор помутнел. И тут, точно капля по запотевшему стеклу...

— Здесь разрыв, — пролепетала Первая и дёрнулась вправо, и они едва не упали.

От пола до потолка зияла трещина, из которой торчали обломанные доски, кривые арматуры и куски мятого картона.

Чужая крепко ударила ветхий завал нывшим плечом, потом снова, что-то порезало ей лопатку, и они вместе с Первой провалились внутрь. Разлёживаться было некогда, охватила паника: Первая не хотела спастись, а значит, могла привести их в ловушку. Чужая набросилась на неё и крепко обхватила обеими руками, зажала рот, оттащила подальше. Рваная перевязь опутала колени.

Свет в коридоре заморгал, померк, его переполнил громадный длинный силуэт с десятками ног, рук, щупалец, клешней — не разобрать. Джин спутывалась, вращалась, ломалась и срасталась в клубах бесформенного дыма. Чужая крепко зажмурилась, когда окружение залило густым красным свечением и мимо дыры стала проплывать голова — эти злые пустые глаза довелось видеть не раз, но так близко — никогда. И впервые чудовищный звук, издаваемый десятком отростков на ножках, по ощущениям потрошил внутренности.

«Если попадусь, защищая тебя... Всё, всё будет зря!» Оставалось ждать. Не было выхода. Мучительный шум то приближался, то отдалялся, словно их крутили в центрифуге. Чужая вдавила ладони в лицо Первой, промелькнуло переживание, выдержит ли челюсть, но хватку не ослабила. Вслушивалась, крепко прижав её к себе. Потные, грязные ладони соскальзывали на тоненькую шею, которую легко сломать.

Первая молчала и не шевелилась, Чужая понимала: не из желания жить. Оттого только ярче представлялась Джин, которая просовывает к ним щупальце за копытом, клешню за лапой, смыкает зубастый клюв, заглатывает голову Первой и затапливает комнату багрово-алым, рассыпчатым и туманным, и она падает, опускается, тонет.

«Ты не можешь спрятаться от меня».

«Могу, ещё как могу!» — отчаянно заспорила Чужая, решив, что Джин нашла их.

«Нет».

Просто и лаконично. Чужая распахнула глаза, готовясь отпрянуть, оттащить Первую, если не поздно, но... кругом стало тихо.

В ушах звенело от пыточного скрежета. Первая безвольно обмякла, сопела, силясь втянуть побольше воздуха одним носом. Рот ей зажимали крепкие ладони. Со лба и виска почему-то сыпалась кровь.

Чужая перехватила голову иначе и тут же убедилась, что красный песок крошился с собственной раны над линией волос. «Неужели испугалась?..» — Она с облегчением вздохнула и отпустила Первую, отшвырнула подведшую перевязь.

Сквозь щель в стороне от них на пыльный пол падал привычный холодный свет, очерчивая рваные края проделанной в стене дыры. Забавно, что в проходе снаружи потолка не было, а в комнате из-за него царила полутьма.

Тело было истерзано отчаянным забегом. С трудом верилось, что всё обошлось. В горле даже ощущался привкус крови, хотя было неясно, отчего по-прежнему приходилось испытывать подобные неудобства.

Чужая закрыла глаза, укладывая произошедшее в голове.

— Спасибо, — просипела Первая, чуть-чуть ворочаясь в ослабших объятиях. — Эй, ты слышишь меня?..

— Конечно, — прокряхтела Чужая. — Прости. Задумалась... Да и нести тебя было тяжеловато.

Она была готова к очередной глупой череде слов. Первая не заставила ждать.

— Ты могла бы оставить меня там.

— Нет. — Чужая раздражённо выдохнула и растрепала локоны на светлой макушке.

Она привыкла, что людям даже с одной утраченной конечностью обычно приходится влачить лишь жалкое подобие жизни, но их ситуация явно не была обычной. Поэтому Первая и бесила своим унылым настроем, ведь здесь наверняка возможно как-нибудь улучшить своё положение калеки. К счастью или нет, застряли они вместе, и теперь Чужая сможет попробовать помочь в поисках.

«Ну и в конце концов, твоя жизнь вообще была полноценной до Джин?» — мысль возникла где-то на краю сознания, и вслух о таком спрашивать она точно не будет.

Шершавый всхлип оставил в душе болезненную царапину.

— Я... Давно пора... Хочу, чтоб это кончилось. Но я испугалась!..

— И я.

— А?

— И я испугалась.

Чужая приоткрыла глаза и отстранилась от Первой, привалилась спиной к чему-то твёрдому. Лопатка ныла. В воздухе умиротворённо парили пылинки. Среди хлама повсюду встречались оборванные нити-провода, но они не переливались и не искрили, как другие, встреченные до этого. Озаботиться этим она сумеет позже. Сейчас необходимо подремать, чтобы иметь силы вытащить их отсюда. Она сомкнула веки.

— Давай я буду называть тебя «Спасибо»? — Первая вновь подала голос.

Чужая хмыкнула от неожиданности.

— Зачем? Звучит странно.

— Хочу, чтоб у меня для тебя было особое слово. Ты так и не сказала, кто ты. Зато точно не Иная.

— Миленько, — Чужая шмыгнула носом.

— Так можно?..

— Можно, наверное... Но, может... Лучше будешь звать Чужой?

— Зачем? — В голосе слышалось недовольство. — Не хочу. Не подходит. «Чужая» не стала бы спорить, чтоб тащить меня с собой.

«Это моя вина», — пронеслось в голове. Нужно было перебить мысли.

— Значит, ты называешь её «Иная»?

Первая немного помолчала, прежде чем ответить утвердительно.

— Просто из-за того, что она от тебя отличается?

— Ага. Я раньше никогда других не встречала. А она... совсем другая. Будто не отсюда.

Чужая медленно кивнула, забыв, что Первая не видит. Или всё-таки..? Она открыла глаза и всмотрелась в слипшиеся от крови веки.

— Слушай, а как ты заметила дыру? Думала, ты не можешь видеть.

Первая неловко пожала безрукими плечами.

— Услышала странный треск от связей. Почувствовала, что тут что-то разорвано.

— «Связей»? Если ты про эти нитки, то ни одна из них тут не искрит.

— Ясно...

Известие не на шутку её опечалило. Чужая смутилась. Но, прежде чем попробовала приободрить Первую, та снова подала голос.

— А ты... её как-то зовёшь?

— Джин, — Чужая не желала продолжать разговор. Имя, произнесённое вслух, взывало к неконтролируемому желанию исчезнуть.

Первая нахмурилась.

— Но почему именно так?

Чужая отвернулась к стенке, кутаясь в лоскуты перевязи.

— Мне нужно поспать... расскажу позже. Я больше не могу.

Первая кое-как отползла и устроилась неподалёку на картонке. Размеренное дыхание хорошо слышалось в тишине.

«Наверняка по-прежнему думает, как было бы здорово, если б Джин сожрала её окончательно», — Чужая фыркнула и слабо сжала кулаки. Она выбилась из сил.

Что произошло там, в коридоре, когда надежды на спасение, казалось, нет? Что-то... промелькнуло в мыслях. Не было времени полноценно ощутить и понять.

Странная дыра. В бесконечных пустых офисах никогда не было трещин-убежищ. Стены иногда бороздили зазубрины и порезы, оставленные перемещениями Джин. Но когда она приближалась — всё рушилось, а когда уходила — возвращалось на круги своя. Тогда откуда взялась трещина, так удачно попавшаяся на пути?

— Эй, спишь?..

Голосок грубо вторгся в череду вопросов. Чужая мученически застонала и приоткрыла воспалённые глаза.

— Я же сказала: мне нужно поспать...

— Но ты должна посмотреть. — Первая кивнула куда-то вбок, неловко привалившись к кучке обломков. — Я же говорила, что слышала. Там что-то трещит. Посмотри, пожалуйста. Это важно.

С трудом поднявшись на ноги, Чужая чуть не рухнула на колени от головокружения. Пошатываясь, сделала пару шагов к груде обломанных балок и прислушалась. Если бы Первая не знала, что здесь что-то есть, сама бы она никогда не решила разгребать мусор.

Чужая осторожно отодвинула кусок металла и, кряхтя, прислонила его к соседнему завалу, чтобы тот не грохнул об пол. И отскочила. Взгляд выцепил тонкую пляшущую нить, с оборванного конца сыпались искры.

— Тут одна из этих «связей» или как ты их называешь.

По расчётам Чужой Первая должна была обрадоваться, но та в ужасе взвизгнула, точно услышав возвращавшуюся Джин:

— Осторожно! Не трогай!

— И не собиралась.

Первая кивнула и опустила лицо, о чём-то размышляя. Чужая огляделась. «Обесточенные» связи валялись на полу, торчали из стен, выглядывали из других куч мусора. Но ни одна из них больше не искрила.

Первая вновь повернула голову, приоткрыла тонкие губы и закрыла их, отвернулась. В следующий миг костлявая спина ссутулилась, и она уменьшилась, опустившись на пол.

Чужая глубоко вздохнула и подошла.

— Зачем было смотреть, что там?

— Ну...

— Что? Выкладывай. Я ж теперь не усну.

Это была не совсем правда. Чужой хотелось, и она бы провалилась в сон, если бы позволила себе сесть или лечь. Но эти странные нити-провода уже не единожды преграждали путь и вызывали любопытство. Было бы полезно узнать о них хоть что-нибудь, особенно — почему опасно прикасаться.

Первая поджала губы:

— Мы можем кое-что попробовать. Но нужно, чтобы ты помогла.

— Чего ты хочешь? — Чужая была слишком уставшей, чтобы кипятиться, поэтому просто втянула спертый воздух.

— Соединить связи.

— Как? Их же нельзя трогать.

Первая смутилась ещё сильнее.

— Дело в том, что я... мне можно.

— Во-от как. Потому что... это твоё место?

Первая неуверенно мотнула головой, и грязные волосы упали на лоб, частично прикрыв увечные глаза. Кажется, ничего отвечать она не собиралась либо не могла.

— А зачем их соединять?

— Я... не помню. Забыла. Но это очень важно. Очень.

Веки Первой сжались, из-под них выступили новые потоки сыпучей крови. Захотелось утешить её, но нежности никогда ничего не улучшали, если не были подкреплены делом. Чужая терпеливо поинтересовалась:

— И что нужно?

— У меня нет рук и ног... Я буду держать связи зубами. Тебе придётся носить меня.

Чужая переборола волну жутких мурашек, прежде чем заняться починкой перевязи для того, чтобы Первая находилась перед ней. Так будет легче следить, чтобы случайно не зацепить ни один провод.

Пришлось разобрать пару завалов, прежде чем открылась удручающая истина: многие связи в комнате были оборваны в нескольких местах. «Ток» был лишь в одной. Первая предположила, что все другие стоит соединить в один узел с «рабочей».

Чужая понимала: чем дольше они сидят на месте, тем больше шанс, что Джин найдёт их. Значит, нужно поспешить. Прежде, чем она успела предложить помощь, Первая уведомила:

— Те, что не трещат, безопасны. Можешь их брать.

Этим Чужая и занялась, оставив Первую на расстеленной перевязи, пока они не будут соединять всё с искрившей связью.

Поскольку куски выглядели практически идентично, она не понимала, в каком порядке их соединять. Первая же удивительным образом чисто на ощупь подсказывала, что относилось к одному проводу, а что — к другому, и это сильно облегчило задачу, пусть Чужой и пришлось прислонить к её шее множество обрывков. Хоть и тоненькие, они оказались довольно прочными, вне сомнений, разорвать такое могла только Джин. Их материал напоминал резину автомобильных шин в плотной металлической обмотке.

Чужая скрепляла нити узелками, кривыми и неаккуратными, зато надёжными, и подтягивала каждую, что тянулась, к «общему узлу». Те, которые прижал мусор, — расчищала, чтобы потом облегчить соединение. Некоторые проводки оказались словно залиты в бетон, и с ними было сложнее всего — приходилось тащить к ним остальные. Когда пальцы уже побаливали, Чужая осознала, что осталось связать всего ничего.

— Давай, мы наверняка сможем скоро закончить, — подбодрила Первая, продолжая выжидающе раскачиваться из стороны в сторону. Голос прозвучал, как издалека.

А что, если в итоге они абсолютно ничего не добьются? Чужая внезапно поняла, что отключилась прямо посреди комнаты с пучком связей в руке. Прилечь бы.

Вновь пришли мысли о мгновении до того, как Первая указала на спасительную трещину. Ошеломляющая пустота в голове и мутная пелена перед глазами. «Пожалуйста! Никогда! — кто-то жалобно рыдал на плече. — Не бросай меня!»

Чужая поднялась и схватила ещё один проводок, потянула. Он дёрнулся и застрял. Надавила плечом на кусок стены, из которого торчала обломанная балка — безобразная инсталляция вообще не пошевелилась. Снова появилось ощущение пелены, укрывавшей нечто важное. Со злобы Чужая налегла, потянула связь на себя.

Кулак осыпало ярким всплеском искр, брызнувших из освобождённого провода. Она вскрикнула и застыла, готовясь к боли.

Но боли не появилось. Похоже, её похитили из пыльной комнатки и перенесли в место, раскинувшееся неизмеримо далеко.

В лицо пахнуло ночной прохладой, до ушей донёсся приглушённый шелест волн. Над линией океана узкой красной полосой догорал закат, небо заливалось сумрачной синевой.

Начинали загораться звёзды. Вечер под сводом покатистой крыши убаюкивал, в нос прокрался запах мокрых цветков полыни, на корне языка перемешиваясь с лёгким сладковатым привкусом любимого сыра чужой бабушки.

«Миссис Бейкер при любом случае хвалит «богатый вкус» Монтерей Джек,» — подумалось в тот миг. Она заулыбалась.

— Ну как? Что скажешь про «самый изысканный из всех сыров Америки»? — спросил кто-то сбоку, сдержанно хихикая.

Чудесный пейзаж дёрнулся в сторону, и Чужая уставилась на развалившуюся в плетёном шезлонге девушку с длинными тёмными волосами и хитрой улыбкой. Несмотря на то, что солнце уже давно село и она укуталась в пёстрый плед, на аккуратном носе сидели тёмные очки. Из-под них взметнулась подбритая бровь.

— Если честно, у безымянного сыра в ларьке на углу вкус будет поярче, — призналась Чужая без опасений.

Раздался мягкий смех, которому вторил её собственный. Девушка в шезлонге сняла очки, картинно сложила дужки перед собой и оставила их на небольшом столике, после чего стала пристально глядеть на Чужую:

— Только бабуле мы не скажем. Её не переубедишь, я пыталась.

Чужая скользнула взглядом по фиолетовой пряди, затерявшейся в копне волнистых от соли волос, по неряшливому скоплению мелких пятен на щеке у левого уха.

«Не верю. Ты можешь убедить кого угодно».

Хотелось получше рассмотреть девушку, однако глазам вновь предстал пейзаж засыпающего океана. На горизонте замаячил крошечный силуэт парусной лодки, мимо которой пронеслась стайка бакланов. Тёмная вода продолжала накатывать на берег и нежно перебирать, поглаживать шепчущую гальку, перемешанную с песком.

В нос снова пахнуло океаническим бризом, и Чужая чихнула, получше укуталась в свой плед. Ступни покалывало, но идти в дом не хотелось.

— Принести тебе ещё один? — спросил звонкий голос.

Вид на океан мотнулся из стороны в сторону.

— Тогда надо укутаться получше. Плевать, что летняя Калифорния, — в Монтерее ночи холодные.

Чарующе синее небо, шелест кустарника, душистый запах трав. Сколько прошло с момента, как она покинула бесконечные лабиринты города? Не хотелось возвращаться.

Девушка с подбритой бровью надавила на край пледа у её шеи, и Чужая дёрнулась, та сразу одёрнула руку. Резкий звон застал врасплох, океан пошатнулся, его заменил вид выложенной камнем террасы. Под шезлонг катился осколок керамической ручки.

— Ох! Я положила вилку на самый край, мне жаль, — обеспокоенно затараторила Чужая.

Девушка с фиолетовой прядью замотала головой:

— Даже не думай. Это я смахнула. Ты ни при чём.

— Из-за того, что я чихнула!

В ответ раздался громкий смех.

— Дженни, даже звучит глупо! Перестань. Тем более, это всего лишь вилка. — Подруга вздохнула и, отбросив плед, сунула ступни в сандалии, поднялась на ноги, опустилась на четвереньки и стала собирать осколки.

— Осторожнее, не порежься... — предостерегла Чужая, ощущая, как замирает сердце.

— Ха! Я не боюсь... Ай!

Картинка подёрнулась рябью. В порыве вскочить с места Чужая скинула с плеч плед, но темноволосая вынырнула из-за столика и плавно толкнула её обратно на спинку.

— Чудила, остынь. Просто мелкая царапинка.

Чужая скакнула взглядом от лица подруги к пострадавшему пальцу и обратно и кивнула. Кинув нараспев что-то вроде «Великий Океан, прими кровь своей дочери Арендт!», та отошла омыть ладони в шумящем прибое.

Чужая наблюдала за удалявшимся в полутьме силуэтом и не могла оторвать глаз. По всему нутру расползалась дрожь. «Терпеть не могу кровь».

Когда подруга вернулась на шезлонг и укуталась, Чужая, вглядываясь в тёмные воды океана, еле слышно пробормотала:

— Спасибо, что уговорила поехать...

— А? Что?

— Спасибо, что вытащила!

— Дженни, я ни за что не оставила бы тебя дома. Тем более, когда узнала, что ты собираешься проработать все каникулы!

Чужая ощутила слабый шлепок по плечу, и картинка перед глазами слегка размылась. Мягкое хмыканье обволокло возникший вакуум.

«Ты меня вытащила. Столько всего показала. Спасибо... Не только за Монтерей,» — пронеслось в голове, губы остались сомкнуты.

Сразу после окружение размыло, будто она смотрела в запотевшее зеркало. По его поверхности пробежало несколько капель.

Зачесалась щека, Чужая прикоснулась к ней и ощутила влагу, пригляделась — на кончиках пальцев блестели слёзы.

В полной растерянности она не сразу заметила перед собой Первую. Та испуганно вертела головой, не имя возможности оценить происходящего:

— Что с тобой? Ты в порядке?

— Кажется... да.

— Ты взялась за дрожащую связь!

— Она не работала сначала...

Чужая через силу перевела взгляд со слепой на ладонь, которую осыпал целый сноп искр. Кожа казалась обугленной, но не до мяса, притом боли не было.

— Ты точно в порядке? Что с рукой?!

— Сама не знаю. Вроде ничего не болит, пальцы шевелятся. Просто кожа почернела.

— Можно?.. Я хочу посмотреть... — пропищала Первая, качнувшись.

— У тебя нет глаз... — неловко, полушёпотом возразила Чужая.

— Да, но! Но... есть язык.

— Не надо. Прекрати. Всё нормально.

Чужая поднялась на ноги, чтобы окончательно убедиться в этом, отряхнулась. На рваной и грязной одежде остались тёмные следы от пострадавшей руки. «Перестань притворяться, будто безумно хочешь, чтобы тебя оставили. Я ведь знаю, что ты была готова умолять, лишь бы никогда не оставаться одной».

Вытерев слёзы рукавом, Чужая обернулась, предупредила, что сейчас поднимет, и затем помогла Первой схватить искрившуюся нить-связь зубами. Они протянули достаточно, чтобы та легко слилась с остальными, уже подготовленными.

Опустив Первую, Чужая нервно прокашлялась и по строгому наказу отошла как можно дальше. На несколько секунд связи превратились в подвижный переливающийся металл, стали скрепляться, плавно перетекая между собой. Комнатка наполнилась непрекращающимся треском, на стенах мигали кривые тени с размытыми краями. И наконец, когда проводки застыли обратно, воцарилась тишина.

— Слушай, ты, — Чужая вдохнула поглубже, игнорируя охватившее её благоговение, и прочистила горло, будто туда попал дым от сожжённой веточки полыни. — Можно, я буду звать тебя «Дженни»? — Было нелегко, но она сумела побороть дрожь в голосе.

Первая озадаченно приоткрыла рот, подняв голову с опущенными веками.

«Теперь узнала меня? Узнала?..» — Чужая по-прежнему не понимала, хочет ли столкнуться со всем, что может последовать за этим.

Первая улыбнулась, растянув бледные шрамы у рта.

— Хорошо. Мне нравится... Но как звать тебя?

Чужая ласково потрепала её за макушку, и ненадолго задумалась.

— Пока — Полынь. Может, позже найдётся что получше.

Похоже, ближайшим выходом из бесконечных бетонных переплетений оказались странные искры от оборванных связей. Покуда она не выведет их на свободу, можно ограничиться хотя бы этим. И не забывать, что за пределами пустынной тьмы есть неизмеримо много всего, ради чего нужно продолжать идти.