Оторва

Минутная стрелка часов едва сдвинулась на тройку, а ученики уже то и дело косились на циферблат, отмеряя, сколько ещё времени им осталось сидеть на первом уроке в пятницу.

Литература — одна из самых «суровых» дисциплин в старшей школе, а всё благодаря строгому учителю в очках, что с первых же минут девятого часа заставил студентов распахнуть тетради и конспектировать его лекцию. Высокий, всегда одетый в строгий костюм и с щетиной на лице, сорокапятилетний мистер Спелман производит впечатление человека, который умеет держать детей в ежовых рукавицах. Каждый день он входит в кабинет, внезапно распахнув дверь настежь и с громким стуком ставя кружку горячего кофе на письменный стол, давая понять, что подростки должны сию же секунду «словить тишину».

Несомненно, мужчина силён в своём предмете, но как бы то ни было, отношения с учениками у него не заладились с самого первого рабочего дня. Спелман искренне недоумевает, когда речь заходит о политике своих коллег — «Учитель — друг ученику». К сожалению, очень скоро подростки офигевают от столь прекрасного отношения к ним, и литературовед — единственный, кто осознал это.

Мел противно заскрипел на доске, и почти весь класс дёрнулся в попытке прикрыть уши. Вот педагог отпустил очередную шутку в адрес какого-то растяпы, уронившего с испугу учебник, и десятиклассники тотчас залились смехом.

Все, кроме неё.

Девушка разместилась за самой дальней партой у окна, иногда внимательно изучая выведенную на экране тему, а иногда левой рукой старательно вырисовывая у себя в тетради какие-то странные каракули, наклонив вперёд голову и огородившись от всего мира каштановыми волосами. Спелмана Николь Кэрролл раздражает до безумия, ровно как и остальные оболтусы в их школьном коллективе, и он не раз делал ей колкие замечания с причиной и без, что заденут за душу абсолютно любого.

Но девушка терпела; здесь ей было дело только до учёбы, и поскольку она предпочла гордую профессию журналиста в нетерпеливо ожидающем её будущем, Ник относится к литературе с любовью и требуемой ответственностью. И даже уважает такого тирана, как Спелман, будучи искренне благодарной за его деятельность и неплохое классное руководство.

И пусть в школе ходит нелепый слушок о том, что Кэрролл — немногословная одиночка, у неё есть один очень близкий друг, что сидит рядом с девушкой и нередко комментирует происходящее на уроках. И для любого сплетника и по сей день является загадкой, как эти двое — такие не похожие друг на друга по характеру — вообще «спелись». Райан Фернандес с самого своего первого появления в десятом классе успел добиться репутации «лучшего ученика» в параллели, и пусть он не особо внимателен на занятиях, а в дверном проёме появляется с завидным опозданием, регулярные тесты показывают обратное. Ник же считает бесполезной тратой времени предметы, которые ей не понадобятся в профессии или очень скоро забудутся после выпуска из старшей школы. А пока черноволосому парню с глубокими, практически чёрными глазами симпатизирует женская половина школьного сообщества, Кэрролл плетётся чуть поодаль и молит его поторопиться, пока друг случайно не завёл милую беседу со старшеклассницами.

Когда девушка старательно обводила свои мрачные карикатуры наполовину изгрызенным карандашом, Райан решил напомнить ей о своём существовании, убедившись, что педагог стоит к ним спиной:

— Ты знала, что у Спелмана трое детей? — Когда мягкий голос зазвучал практически над ухом подруги, она от такой неожиданности невольно дёрнулась, но не отреагировала на вопрос одноклассника; художница не оторвала руку от собственного творчества и параллельно с этим думала о чём-то личном.

Конечно же, пока мужчина не видит, все словно сорвались с цепи: задира-Клейтон, довольно коренастый юноша с круглым румяным лицом, не без издевательской ухмылки бросает скомканные листы бумаги в капюшон впереди сидящего ботана, группа женской «элиты» класса обсуждает, у какого игрока из баскетбольной команды больше мускулов, а самые «одарённые», сидящие в другом углу класса, ржут над каким-то нелепым интернет-видео, которое потеряло свою актуальность ещё год назад.

— Меня пугает его отношение к собственным ученикам. Не думаю, что он совершенно другой дома. — Райан продолжал, не обращая внимания на гвалт и противный хохот сверстников. Он сжал пальцы в кулак, чтобы случайно не стукнуть им по столу.

Подруга молча кивнула, не до конца вникнув в замечание собеседника, и вместо ответа решила полюбоваться только что законченной работой. Если из чистого любопытства пролистать её тетрадь, можно заметить, что на полях не осталось ни одного свободного места. И все её художества, и все цитаты взяты из отнюдь не самых позитивных по сюжету книг, которые Николь читает с той же жадностью, с какой аквалангист вбирает в лёгкие воздух перед первым в жизни погружением под воду.

Вдруг кто-то убрал из-под ударника-Марвина стул, и парень рухнул на пол, охая и усердно потирая ушибленное место, будто его ладонь — ни что иное, как спасительное лекарство от ушибов. Он обвёл оценивающим взглядом всех учеников, пытаясь по злорадствующим улыбкам найти виновника. Класс тотчас же разразился хохотом, и рассерженный Спелман, круто повернувшись к неугомонным подросткам лицом и холодно сверкнув глазами, скрытыми за оправой квадратных очков, приказал всем немедленно заткнуться. Тем пришлось повиноваться; к счастью, никто больше не желал испытывать нервы классного руководителя на прочность.

— Да, знала, — сухо отозвалась Ник, отложив все письменные принадлежности в самый дальний угол. — Как и многие в школе. Но, Райан, я и не исключаю возможности того, что Спелман может быть хорошим отцом. Его вполне могут бесить только подростки. — Похоже, разбор личной жизни не входил в круг её интересов, и девушка в кои-то веки обратила внимание на презентацию, первые четыре слайда которой она успешно пропустила, когда витала в облаках. Воображая, как она одна неторопливо, позволяя ступням утопать в мелком песке, шагает по пустынному берегу моря, обволакиваемая холодным ветерком, Кэрролл нередко забывается и может так прослушать хоть половину урока, после чего ей приходится заваливать Фернандеса вопросами по этой теме.

Но девушке это чувство нравится, и ничто не заставит его испариться.

Райан пихнул её локтём, спустив с небес на землю.

— Ник! Ты уже пять минут обводишь точку. — Парень сказал это несколько громко, и Спелман удостоил их обоих злобным взглядом.

Фернандес пробормотал что-то типа «Извините» и, сделав вид, что записывает тему урока вслед за учителем, снова обратился к подруге:

— Не пугай меня. Я знаю, что ты думаешь, но, прошу, из реальности хотя бы не выпадай.

Она пожала плечами, бросив на тетрадь оценивающий взгляд. Что ж, Николь невзначай просверлила дырку в тонком листе, и её внутренний перфекционист, скорее всего, уже рвёт и мечет.

***

И вот, долгожданный звонок.

Студенты толпой вышли из кабинета, оживлённо болтая о том, что у них скопилось в голове за время, проведённое в кабинете литературы. Друзья тоже готовились покинуть класс, только вот Ник в который раз не успела собраться вовремя, старательно копируя предложение с исписанной мелом доски, и это сыграло свою роль. Поравнявшись с учительским столом, казалось, они должны были пройти всего пару шагов к мимолётной свободе и наконец оказаться в коридоре, как вдруг мистер Спелман остановил их.

— Нет, Фернандес, можешь идти, — сказал он, не отрывая взгляда от монитора ноутбука. — Правда, мне не нравится, что вы все время болтаете с мисс Кэрролл. — Он ударил ладонь о ладонь и оперся о поверхность стола. — Вообще, я не узнаю тебя: ты был тише воды, ниже травы, когда только пришёл в нашу школу. — Выдохнув, учитель снял очки и прошёлся влажной салфеткой по линзам, и теперь стёкла сияли, отражая проникающие сквозь жалюзи в класс лучи солнца. — Что же стало с тем молчаливым перспективным парнем, подававшим такие огромные надежды?

Райан стоял прямо перед ним, не проронив и слова, но когда педагог отвернулся, воспользовался моментом и закатил глаза. Пусть Спелман и признавал отчасти, что перед ним находится талантливый студент, но и последнего ещё не обходили стороной колкие замечания и подобного рода разговоры.

Убедившись, что с ним беседа закончена, парень повернулся к выходу и прошёл в коридор, напоследок прошептав Ник: «Я подожду снаружи». Она задумчиво следила за ним взглядом до тех пор, пока край его чёрного кардигана окончательно не скрылся за углом.

Вдруг мужчина, выпрямившись во весь свой высокий рост и скрестив руки на груди, обошёл стол и присел на его поверхность. Спелман неожиданно громко откашлялся в кулак, и девушка вздрогнула.

— Так, мисс Кэрролл, я бы хотел поговорить... Пожалуйста, не сутультесь, мне вас и без того плохо видно. — Сам он, довольный очередной остротой насчёт низкого — всего лишь метр пятьдесят семь — роста подопечной, слез с жёсткой деревянной поверхности и взглянул на неё в надежде, что ученица выполнит его требования. Но вместо этого та присела на краешек парты, крепче сжав лямки рюкзака тоненькими пальцами; Николь всегда что-то теребила в руках, когда предстоял какой-нибудь важный разговор, и не важно, волосы ли это или же подол юбки до колен. Но больше всего Спелмана обескураживал взгляд её бездонных голубых глаз: девушка всегда смотрела на людей в упор, смело и без капли застенчивости, но ни одной эмоции нельзя было уловить на её бледном лице. И тогда любой человек начинает мешкать; глаза — портал в душу, а у данной особы они не выражали ничего. Сейчас это словно опустошённый сосуд, который лишили всей жизненной энергии.

— Я недавно имел честь разговаривать с вашими родителями, если быть точнее, на выставке в Сан-Хосе на прошлой неделе. И знаете, миссис Кэрролл сказала, что вы увлечены литературой и очень много читаете. — Говорил он строго и монотонно, как и обычно, даже с некой толикой восхищения. — А ещё вы хотите быть писателем?

Сказать, что девушку эта информация повергла в шок — ничего не сказать. Сан-Хосе! Родители её там были сравнительно недолго, и Ник никак не могла себе вообразить, как мистер Спелман перемахнул из Сан-Франциско туда, да ещё и успел на выставку, которая и трёх часов не продлилась.

— Журналистом, — поправила она, наконец оставив в покое сумку и положив её рядом с собой. — А так всё правда. — Она выдержала недолгую паузу, и где-то в сознании теплилась надежда на то, что мужчина тотчас же перейдёт к основной теме разговора, но, видимо, в тот миг его мысли были заняты искренним восхвалением художников.

— Знаете, я люблю современное творчество. Картины ваших родителей производят фурор! — Он вскинул руки. — Недаром же их пресса прозвала «мастерами кисти».

— Это точно...

Ник машинально прикусила губу, отведя взгляд куда-то в сторону. Кэрроллы-старшие, безусловно, являются мастерами своего дела, поэтому СМИ — и местные, и иностранные — встречают их шедевры и самих авторов с хлебом да солью. Их опыт восхищает любого новичка: художники в своей ушедшей юности начинали с разукрашивания стен в подъездах зданий, которые могли с грохотом обрушиться от любого дуновения ветра. Зато теперь покоряют небывалые вершины, пробуя себя в разных жанрах и организовывая невероятные по красоте и оригинальности выставки. Кроме того, им предложили работу в очень ответственном проекте — «Городе будущего», — цель которого заключается в перестройке всех крупных мегаполисов на новый лад.

Девушка искренне гордится своими близкими, но то, что её увлечения ограничены только чтением ранее упомянутых книг и набросками на занятиях, не давали Николь, мечтающей о чём-то большем, покоя (кому вообще может нравиться прозвище типа «дочь кого-то там»?). Она ни разу не присутствовала на торжественных мероприятиях, куда вечно зовут её родню, боясь остаться их молчаливой тенью, которая даже не может себя заставить подойти к незнакомому человеку и просто поздороваться с ним. Всё надеется на удачу и ждёт удобного случая показать с себя с другой, более способной стороны.

Но если подумать, есть ли в этом смысл, когда отлёживаться дома в тёплой кровати с кружкой только что заваренного чая и беседовать с другом ночь напролёт гораздо комфортнее?

Всё ещё не понимая, зачем мужчина оставил её после урока, Кэрролл спросила:

— А я тут причём?

Закончив список самых ценных качеств любимых художников, Спелман вдруг вспомнил, что оставил свою ученицу на перемену с целью затронуть более важную тему.

— Да вот, хотел предложить вам занятия по литературе. Внеклассные. И да, так как этот учебный год близится к завершению, осталось меньше месяца... — Спелман снял очки и по-новой протёр их салфеткой, пытаясь избавиться от всех до единой пылинки, а потом, надев их, снова посмотрел на студентку, — Я возьму вас летом. Естественно, это будет платно.

Только она хотела возразить, как вдруг мужчина резко выпрямился и, подойдя к Николь, не сдвинувшейся с парты ни на миллиметр, проговорил:

— Я на это согласился только из-за уважения к мистеру и миссис Кэрролл. Мне вас жаль: девушка, дочь талантов, а сидит на месте ровно и то и дело считает ворон на уроках. Я займусь вами как следует. — Он ещё раз обвёл её оценивающим взглядом и, убедившись, что донёс до подростка суть дела, одобрительно кивнул. — А теперь можете идти.

Пока мужчина торжествующе ретировался за свой рабочий стол, полностью готовый к новому уроку, Николь спустилась на пол и, шурша по кафелю подошвами поношенных кед, поблагодарила учителя за предложение и вышла из кабинета, не веря собственным ушам.

И пусть она не хотела себе в этом признаться, но в этот раз Спелман действительно оказался прав.

***

Последующие шесть уроков прошли нереально скучно и однотипно. Если бы не Райан с его вечно позитивным духом и меткими шутками, то подруга наверняка сошла бы с ума, оставшись наедине с собственными мыслями, в которых, подобно колесу Сансары, крутилась ненавистная ей фраза «дочь кого-то там». Естественно, другу она не сказала и слова о прошедшей речи педагога, а парень понял это и не стал даже интересоваться.

Желая немного погулять с девушкой, Райан проводил её домой. Обняв его, Ник поцеловала парня в щеку, и они нехотя попрощались. Друг ушёл, а она стоит перед домом, в который раз смотря ему вслед и прокручивая в голове первую половину дня и жалея только об одном: что не обсудила с Фернандесом тот разговор и не додумалась попросить совета. Кроме того, впереди очередные скучные выходные, сценарий-клише которых затёрт уже до дыр, и эта истина обескураживала одиночку ещё больше.

Ласковые лучи заходящего солнца разливались на уставшем лице Николь приятным теплом, и она долго ещё не собиралась заходить в дом. И пусть он был обустроен в угоду прихотям самых творческих и абстрактных людей, а за современным коттеджем и вовсе располагался любимый сад для уединения девушки, на улице находиться гораздо приятнее. Ведь внутри её, опять же, поджидает привычный вечер в компании четырёх стен и нескончаемой скуки. Интернет и тот не представляет для Кэрролл никакого интереса; на включенном экране телефона в глаза бросаются только два небольших ярлыка — Facebook (для переписок с Райаном, когда кончаются средства на SMS) и Instagram, который она пожалела и однажды передумала удалять, вспомнив о том, что в её подписках сохранились неплохие аккаунты с вдохновляющими, атмосферными фото.

Когда девушка собралась с духом и всё-таки решилась написать другу с предложением встретиться, практически рядом с ней раздался громкий гудок автомобиля, и стройная женщина вышла из него, помахав рукой Ник и открыв электронным ключом багажник. Последний чуть ли не до отказа был забит бумажными пакетами с продуктами, что было нетипично для семьи, предпочитающей экономить на еде и покупать только самое необходимое. Исключения представляли только важные случаи. Неужели сегодня — один из них?

— Николь, помоги, пожалуйста! — выкрикнула миссис Кэрролл, прижимая к себе три массивных пакета с продовольствием.

Закинув на крыльцо свою сумку, девушка подбежала к маме и взяла в руки оставшиеся покупки.

— Мам, у нас снова какие-то важные шишки? — спросила она, украдкой взглянув на женщину, идущую впереди. Смотря на неё, Ник всегда восхищалась ловкостью маминых движений и вечно позитивным нравом, которым сама была обделена с недавних пор. А ведь родители — почти ровесники Спелмана, между прочим, но от пылающей в их сердцах юности отказываться пока не намеревались, отложив эту идею в долгий ящик.

— Я сразу же вспомнила наших предыдущих гостей. Как их там... Хе... Ха...

— Хиггинс, — поправила она.

— Точно. Такие противные люди! — Николь нарочито скривилась, хотя знала, что мама не видит её.

Вскоре они оказались у парадной двери. На некоторое время поставив пакеты на пол, мама стала искать ключи у себя в сумке, и девушка тоже опустила весь этот груз, так как руки уже затекли и налились красной краской. Рейчел возилась с ключами где-то минуту, а потом, повернув нужный в замочной скважине, распахнула дверь при помощи свободной от тяжестей ноги, и они вошли в просторный коридор с вещами в охапку. Мама на ходу скинула с себя туфли и прошла в гостиную, оставив покупки покоиться у стены и что-то крикнув здешней домработнице — миссис Дурвуд — немолодой женщине с коротко подстриженными тёмными волосами, в копне которых гордо блестела седина, точно свидетельствуя о накопленном жизненном опыте. Вскоре та подбежала к подростку и, выхватив пакеты у неё из рук, пустилась раскладывать их содержимое по своим местам.

Вяло стащив с себя кеды, Николь проследовала вслед за миссис Кэрролл, что уже разместилась на обитом кожей диване с телефоном в руках, в гостиную и вопросительно взглянула на неё.

— Ну так кто? — снова спросила она, так и не получив ответ на интересующий вопрос.

Девушка приземлилась рядом с ней, позволив себе утопать в непозволительно мягкой мебели, и ей осталось только слушать, как Рэйчел увлечённо набирает кому-то сообщение, ритмично постукивая по сенсорной клавиатуре указательным пальцем.

— Твои любимые родственники, — наконец сказала она, набрав чей-то номер и поднеся к уху гаджет. — Думаю, они приедут завтра утром. По крайней мере, так сказал Оскар... Они будут за домом присматривать, я на тебе боюсь его оставлять... — А потом, прикрыв ладонью экран, обратилась к женщине, всё ещё возившейся с продуктами. — Миссис Дурвуд, вы список мой нашли?

— Да, миссис Кэрролл! — отозвалась та с кухни. — А вы сказали Николь, что уезжаете завтра?

Рэйчел вздохнула, и дочь непонимающе взглянула на неё. Неужели опять? Она никак не могла поверить в то, что родители снова уезжают в неизвестный город вопреки тому, что художники в последнее время и так зачастили с поездками.

— Куда на этот раз? — поинтересовалась Ник, выпрямившись на своём месте и сделав ничуть не удивлённый вид.

— В Эл-Эй. Объедем с папой пару городов, а через месяц или два вернёмся.

Поняв, что ответа по ту сторону экрана не последует вообще, она выключила телефон и положила его на стол, умильно улыбнувшись.

— М-м-м... Два месяца. Интересно, я опять узнала последняя? — Девушка с трудом подавила желание закатить глаза. — Вот как ты доверяешь своей дочери.

— Вообще-то, Миллиганы тоже не в курсе.

Ник с трудом верит в происходящее и уж тем более в тот факт, что о своих планах родители не сообщили ей гораздо раньше. Возможно, на поездку хозяева дома решились спонтанно, но чтобы обрушить за раз столько информации на голову и без того измотанной дочери... Эта перспектива не нравилась ей от слова совсем. И в голове девушки на секунду мелькнула мысль о том, что можно было бы обсудить «наболевшее» с их дворецким — Шеффилдом, с которым она очень любила проводить время будучи ребёнком. Старик этот странный, даже чудаковатый, и от собственной комнаты в доме он наотрез отказался, предпочитая отжившую своё пристройку, выполнявшую функцию склада для ненужного барахла. Ник списала все его замашки на небывалую харизму деда, что готов всегда помочь, понять и произнести напутственное слово. Поэтому в детстве она тайком от мамы, когда над Сан-Франциско сгущались мрачные сумерки, прибегала к Шеффилду и с удовольствием выслушивала истории о до помутнения рассудка сильных магах из другого измерения, что находится в миллиарды световых лет от Земли.

И сейчас она отдала бы что угодно за то, чтобы вновь услышать рассказ о том самом волшебном мире, которым правят четыре Стихии...

Но речь не об этом.

— Ого... Стоп, это значит, Тони тоже приедет? — Мама кивает, и Ник шумно выдыхает.

Тони — её кузен, с которым последний раз они виделись лет пять назад. Дети были примером самой крепкой на свете дружбы между братом и сестрой. Но в один момент всё в корне изменилось: родные дядя с тётей девушки задумали переселиться в Сиэтл, а значит, разделить их двоих: их тандем, их дуэт, их компанию на долгий-долгий срок. Николь до последнего надеялась, что они передумают, что пути их с Тони не разойдутся, но, видимо, от маленькой девочки это ни коим образом не могло зависеть.

И они уехали. Нить, соединявшая двух друзей, оборвалась, и две половинки одного целого с тех пор не виделись. Только переписывались, и то редко: у обоих появились свои заботы, новые проблемы. Тони, как Ник поняла по рассказам папы, отдали в какую-то дорогую частную школу, а сестра... А у неё совсем другая история, которую девушка не желает затрагивать ни в коем случае. Каждый раз, когда она вспоминает Тот день, в груди всё переворачивается, и колючий ком застывает в горле. То самое событие, перевернувшее всю её жизнь вверх дном и сделавшее её такой, какая Николь сейчас есть. О нём, конечно, знают только её родители. Эта тайна настолько сокровенна, что сокрыта где-то в глубине её души.

Но Тони... он такой. Единственный, кто сможет прочитать сестру, словно открытую книгу.

«Какой ужас! Бедная девочка! А ведь ей всего лишь четырнадцать лет...»

Она вздрогнула.

— Итак, пока что мы дома, — скорее всего, мама адресовала эти слова себе самой. — Потом, милая, ты будешь под надзором Мёрфи и Оскара...

Дочь перебила её:

— А также мистера Спелмана.

Три раза в неделю на протяжении трёх летних месяцев!

Рэйчел кивнула:

— Да, точно. Хоть кто-то тебя научит вести себя, как леди. Хороший человек, очень толерантный.

«Безусловно, он начитан, но с этими толерантными оскорблениями в адрес учащихся надо завязывать и срочно, » — думала девушка, машинально доставая из кармана телефон и открывая знакомый контакт. Она знает, что ей сейчас нужнее всего.

«Сегодня в 18:30 в нашем кафе.
Явиться обязательно, даже если ты занят.
Мне СРОЧНО надо излить тебе душу.
Н.К.»