Окончательное падение
В последние месяцы я много думал. Ни один день не проходил без размышлений. Я мог думать целыми днями, а то и ночами. Спал я редко, из-за этого под моими глазами образовались ужасные фиолетовые мешки. Я постоянно что-то сочинял у себя в голове, а потом записывал все это в блокнот. Пустота внутри меня увеличивалась с каждым днем. Я не мог выбросить из головы последние слова Ребекки о том, что я больше не часть ее жизни. Кто бы мог подумать, что все это произойдет меньше, чем за год. Я отказывался верить в то, что это произошло на самом деле, но от правды не убежать.
— ... Вот так все и было, мы безумно долго смеялись. — Она посмотрела на мое далеко не заинтересованное ее рассказом лицо, направленное в окно. — Стоп, ты меня не слушал?
— А? Прости, задумался о своем, — я потер руками голову и глубже окунулся в огромную толстовку.
— Ты слишком много думаешь. Эти месяцы были тяжелыми для нас, да? Но я не хочу видеть, как ты доводишь себя до того, в кого ты уже практически превратился. Хорошо, что хоть наркотики не употребляешь, — она выдержала небольшую паузу, — или употребляешь? — продолжила она.
— Ничего я не употребляю, просто хочу спать. — Я положил голову набок. — Дорога такая длинная, словно вечность.
— Еще немного и мы приедем.
— Зачем мы вообще туда едем?
— Ну не могу я справиться с тобой в одиночку. Я боюсь за тебя, понимаешь? Тебе тяжело, но встань на мое место: я в разводе почти полгода, мой сын устраивает пьяные потасовки, не приходит ночью домой, говорит, что не употребляет наркотики, но я ему не верю, потому что 5/6 его слов - чистая ложь, курит, учится просто ужасно. Алекс, я хочу вправить тебе мозги.
Я понимал ее, но отец – самое последнее, что нужно мне для вправки мозгов.
— Я не горю желанием видеть его. Лгу я тебе только для того, чтобы ты не переживала за меня. Прости, что я самый убогий сын в мире.
Ее руки потихоньку начинали дрожать, но я не сразу обратил на это внимание. На ее глазах стали проступать слезы.
— Я не хочу говорить с тобой.
— Мам...
— Алекс, я не хочу говорить с тобой! Хватит меня нервировать своими выходками, ладно? По-человечески прошу тебя, — она так кричала на меня, что я почувствовал себя еще хуже.
Как же мне было стыдно за свои поступки, но я по-прежнему не хотел ехать к отцу, я ненавидел его из-за того случая. Мама начала плакать.
— Мам, прости.
— Алекс, хватит! Почему ты не можешь просто...
Мама повернулась ко мне лицом, и я увидел ее заплаканные от отчаяния глаза. Какой же тварью я был. Машина начала освещаться белым светом. Я повернулся и увидел перед собой два белых огня, которые неслись в нашу сторону с бешеной скоростью. Ярко-белые огни так ослепили меня, что я еле выдавил:
— Мама! Поворачивай!
Она пыталась вывернуть руль, но огни оказались слишком близко. Страх овладел мной, но до конца понять того, что происходит, я не смог.
Я все еще надеялся на что-то хорошее, но огни врезались в нас. Наша машина отлетела в сторону. Я ударился головой о стекло. Ужасный высокий звук пронесся по всей моей голове. Мне было тяжело дышать, глаза сами закрывались. Я чувствовал, как по моему лицу стекала кровь. Я не мог повернуть голову, чтобы посмотреть на маму и убедиться в том, что она в порядке. Из глаз начали идти слезы от безысходности в данной ситуации. Нет никакого спасения, только дым вокруг. Чувствовал, как силы покидали меня. Наверное, я был готов к смерти, но я хотел хотя бы в последний раз дотронуться до самого дорогого человека в моей жизни. Левой рукой пытался нащупать ее руку. Нащупав, держу ее, как можно дольше, чтобы убедиться в том, что она легко отделалась. Ее рука была теплой, она была жива. Тяжкий груз упал с моих плеч. Я закрыл глаза и понял, что этот день стал последним днем в моей жизни.
Я силился открыть глаза, но мои попытки были тщетны. Я не понимал, что пороисходит, где я и почему здесь так много огней различного цвета. Мутное изображение ночного неба, освещенного этими огнями казалось таким нереальным, что я свалил данную ситуацию на больное воображение в моем сне. Ко мне подходили люди, смотрели в упор, затем отходили. Кадры менялись слишком быстро, все казалось таким нереальным кроме боли. Боль была самой настоящей.
«Скорее! Носилки!» – отдавалось где-то вдалеке. Услышав звук сирены, я потерял связь с реальностью.
Я стоял в темной комнате, где только вдалеке виднелся лучик света, направился к нему, но меня остановил голос, доносящийся из глубокой тьмы. Ее голос был так нежен и знаком мне, что я, закрыв глаза, представил ее. Она стояла неподвижно, темные волосы спадали ей на плечи, на лбу был шрам. Я улыбнулся ей, после чего спросил : «Мам, с тобой все хорошо?»
Она улыбнулась с присуще ей невероятным зарядом эмоций, ничего не ответив, протянула руку к лучику света, дав понять то, что мне нужно двигаться в этом направлении. По мере приближения к свету, я переставал видеть очертания мамы, а когда я услышал мелодию, она исчезла совсем.
Я слышал гитарный звук, затем запел солист:
«...Ничего вспомнить не могу,
Или сказать, было ли это на яву.
Глубоко внутри, я хотел закричать,
Но эта тишина остановила, не дав упасть...»
Ей-Богу, клянусь, я знал эту песню, я стал подпевать:
«Пожалуйста, Господи, разбуди меня!»*
Я закрыл глаза, представляя себе акустический концерт, вокруг свет прожекторов... Слишком навязчивый звук гитары перестает быть слышен, я оглядываюсь по сторонам, но никого вокруг нет, микрофон падает на пол, создав характерный звук, пронесшийся в моей голове, от чего мне пришлось открыть глаза.
Мой сон начинался мутным темным небом, а закончился мутным светлым цветом вокруг. Я не мог различить стен и потолка, потому что вокруг все было белого цвета. Жуткая головная боль дополнялась дикой болью оттекшего тела, словно его свело от кончиков пальцев и до шеи. Я вновь услышал эту мелодию, из-за чего вообще потерял грань между сном и реальностью. Еле-еле я смог повернуться к источнику звука. Им был проигрыватель, который крепко-крепко держал в руках мой спящий отец.
Я постарался оглядеть пространство, но было слишком больно двигать шеей, поэтому я осмотрел только то, что стояло на уровне моих глаз. Наше семейное фото красовалось посередине подоконника, а вокруг были открытки и даже цветы. Дышать было довольно сложно, будто я забыл, как это делается. Мои кисти были настолько малы в размерах клянусь, словно меня морили голодом, из вен исходили тоненькие трубочки, было сложно шевелить пальцами. В комнату зашла медсестра, темнокожая женщина лет сорока на вид. Мы встретились взглядом, после чего она улыбнулась и стала будить отца. Он с удивлением посмотрел на нее, затем на меня, а после – широко улыбнулся. Ей-Богу, я видел слезы в его глазах. Он попросил медсестру оставить нас одних. Отец встал с кресла, молча смотрел на меня и плакал. Я не понимал причины его слез, все было слишком странно.
— Почему ты так плачешь? Я никогда не видел тебя таким, — я решил прекратить эту игру в "гляделки".
— Прости-прости, просто я уже и не думал увидеть тебя таким, — он выдохнул, — понимаешь, я столько времени провел здесь с тобой в полном молчанье, что уже крыша начала ехать, поэтому слова медсестры о твоем возвращении я не сразу принял за правду, свалил все на больной разум. — Я с удивлением смотрел на него, каждое его слово вызывало много вопросов. — Ох, Алекс! Я рад, что ты снова тут.
— Я с ума сошел, да?
Отец широко раскрыл глаза от удивления.
— С чего ты это взял?
Я долго молчал, пытаясь сформулировать все, что скопилось у меня в голове за эти пару минут после того, как я проснулся.
— Просто последние два месяца я сидел на успокоительном и снотворном, меня словно глючило каждый раз. Я воспринимал любые слова в свой адрес как угрозу, со мной даже Лили больше не здоровалась. Казалось, что я все потерял, понимаешь? — Отец кивнул. — Моя жизнь это череда срывов и дерьма, ничего светлого. О боже, а как мне жалко маму! Она все для меня делала, а я ее так подставил, мне стыдно до конца жизни, наверное, будет. Мне снились очень странные сны, в одном из них я слышал вой сирен полицейских машин, но я видел только мутное небо и огоньки, все словно манило меня куда-то, а мне это нравилось. — Я взял себя в руки. — Мама решила отдать меня в реабилитационный центр?
Отец был словно испуган, он так странно смотрел на меня, что мне стало еще более не по себе.
— Какой сейчас месяц? — неожиданно спросил он.
Я задумался.
— Март.
Он отвел глаза.
— Боже, я никогда не думал, что у нас с тобой будет такой диалог, клянусь! — У меня сердце словно кровью облилось от его интонации, стало очень страшно. — Сейчас август, Алекс, ты находился в коме на протяжении четырех месяцев. — Он опустил голову. — Ты оказался здесь в результате аварии, в вашу с мамой машину влетел грузовик, Амелия не справилась с управлением...
Я не мог сдержать слез, весь мой сон вдруг плавно переходил в вомпоминания, я вспомнил прикосновение и тепло ее руки в последние секунды.
— Я хочу увидеть ее, в какой она палате?
Отец молчал.
— Почему ты молчишь?! — я сорвался, слезы шли уже сами собой, мне было больно не физически, а душевно.
— Она погибла в той аварии четыре месяца назад, Алекс...
Окончание жизни приходит с окончанием смысла существования. Ты можешь прожить хоть сто лет, но в чем будет смысл? Я никогда не был философом, но знаю одно: душевная смерть гораздо хуже физической. Я бы предпочел быть в гробу под метрами земли, чем лежать исхудавшим телом на больничной койке, думая о том, что моя мама погибла, так и не услышав от меня извинений. Бесконечная любовь к ней так и осталась во мне, я не сказал ей об этом, я не знал, что придется проститься так скоро. Я был виновен в ее смерти, все вокруг было по моей вине. Она погибла раньше срока, так и не увидев меня в выпускной шапочке, так и не увидев моей свадьбы, так и не понянчившись с внуками. Смысл моего существования был потерян, отсюда следовал и конец жизни.
__________________________________
* Песня группы Metallica – One (кантри версия)
Данный перевод песни – Дин Кастер.