2. Это все-таки произошло.
- Девушки, отбой. Спокойной ночи, - в комнату заглянула высокая стройная женщина средних лет. Её волосы, черные как смола, были собраны в тугую короткую косу. Из-за тяжелой работы здесь она выглядела старше своих лет. Но на самом деле тут все так выглядели: восемнадцатилетние выглядели на двадцать пять, тридцатилетние – на сорок.
Девушки аккуратно складывали свою униформу на стулья и, желая друг другу спокойной ночи, укладывались на кровати и мгновенно засыпали. Но каждая из них знала, что ночь не будет спокойной.
Грейс не спалось. Вообще она мало когда спала так же крепко, как и все остальные. Сегодня, дожидаясь, пока все заснут, вплоть до старшей медсестры, она взяла старую дряхлую печатную машинку, села в самом дальнем углу комнаты и принялась писать. В кромешной темноте слышались только стоны с нижнего этажа и то, как буквы появлялись на бумаге. Иногда в этой темноте, она останавливалась, чтобы убрать пряди, выбившиеся из уже не такой тугой русой косы, с лица, заслонившие обзор.
«14 августа 1943 год.
Здравствуй Грейс.
К сожалению, я потеряла первое письмо, которое писала в семнадцать лет. Точнее оно сгорело вместе с нашим домом, на той чудной, милой улочке с пекарней под домом. У меня тут, в 1943 году, началась война. Уже как два года Германия воюет с русскими.
Сейчас я работаю медицинской сестрой. Помогаю раненым военным людям. Это так ужасно. Я смогла быстро привыкнуть к трудной работе: нужно быстро ходить, ни в коем случае нельзя медлить и у тебя никакого перерыва. Но что я только тут не видела, к этому никогда не привыкнешь. Я плохо сплю, не могу спать, когда знаю, что этажом ниже люди стонут от мучительной боли.
Но знаешь что еще ужаснее? Слышать, как они зовут: зовут свою возлюбленную, мать, детей. И ты никак не можешь помочь им, хоть и сильно хочешь. Вчера один мужчина позвал меня и попросил, чтобы я привела ему какую-то девушку. Я еле вырвалась из его цепкой хватки и когда, уходя, я слышала, как он, плача, умолял привести ему его девушку, я думала, что сойду с ума.
Несколько часов назад меня позвал один молодой человек, хотел, чтобы я немного с ним посидела. Он рассказывал мне о России, говорил, что это самое ужасное место, где он только бывал за всю войну. Говорил, что зимой там ужасно холодно, снега по колено, что это самый настоящий ад. Но тут, в больнице, не лучше.
Он спросил мое имя, а я ответила, что если мы еще встретимся после войны, значит, это будет судьба. Сегодня на койке его уже не было, но спрашивать у старшей сестры я не решилась.
От мамы недавно пришло письмо. Она написала, что Август умер десять дней назад от воспаления легких. Она писала, что он кашлял без устали, и она думала, что сойдет с ума.
Писала, что понятия не имеет, где она сейчас находится. Отец ушел на войну и каждый раз, когда к нам поступают новые больные, я ищу его в этой кровавой толпе, но никогда не нахожу. И в такие моменты в душе смешиваются счастье и грусть. Есть надежда, что он все еще жив и когда все закончится, обязательно вернется, но что если я его больше никогда не увижу?
Но в единственном деле я нашла отраду. Пока я здесь, спасаю людей под грохот бомб, я написала пять рассказов. Это как терапия. Только ночью, сидя в углу и печатая очередную историю с хорошим концом, я могу отвлечься от всего этого кошмара. Погружаясь в вымышленный мир придуманных героев, я на мгновение забываю, где нахожусь на самом деле. И это - единственное лекарство.
Каждый день, как загадка для меня. Ты можешь дожить до следующего дня, а можешь подхватить какую-нибудь заразу. И никто о тебе даже не вспомнит.
Вчера привезли отца восемнадцатилетней медсестры по имени Гретэль. Он не дотянул и до утра. Потом Гретэль сидела и тонула в соленых слезах, и мне так хотелось обнять её и посидеть с ней немного, но мне пришлось пройти мимо комнаты.
Я до сих пор не понимаю, почему мы ведем войну. Для чего? Надеюсь, там, в твоём будущем все хорошо.
До следующего письма, Грейс»