Welsh dandelions [РЕДАКЦИЯ]

Люди легко находят оправдания собственным поступкам и в то же время возмущаются аналогичными действиям других.

        Али Апшерони 

POV NIKO

Месяц спустя*

Последние три десятка дней моей жизни были путешествием. Путешествием, потрясшим меня до глубин сознания, едва ли не заставившим шагнуть за грань собственной психики. Я расценивал это, как пребывание в аду со всеми его пытками и уровнями боли. Я едва ли не остался там навсегда.

Я смутно помню тот день. Мой мозг и доселе предпринимает отчаянные попытки очистить все воспоминания о тех событиях. Я практически не помню никаких деталей после того, как оказался заперт в том кафе на несколько часов, но порой они мелькают перед глазами, словно видение. 

Мишель выпустила меня из холодильной камеры ровно месяц назад. Я был растерян. И даже зол. Припоминаю, я подумал тогда, что вышло недопонимание, я не мог и не хотел верить в глупые слова Анэли. Они звучали, словно безумная выдумка ребенка. Это никак не могло быть правдой, подобного попросту не могло произойти.

Лиа не отвечала на мои звонки, поэтому я сразу же направился домой, к отцу. Я хотел узнать правду, хотел разобраться во всем. Но по пришествию увидел лишь кучку неизвестных людей, полностью опоясавших здание внутри и снаружи. Хоть одеты все были по-разному, но я мгновенно сообразил, что это полицейские и, вероятно, эксперты-криминалисты. 

Люди метушились, сновали туда-сюда. На одной лишь лужайке собралась целая летучка неизвестных лиц. Они заметили меня, как только я припарковал машину у дороги. Когда я вышел, двое успели окружить меня.

-Молодой человек, расследуется место преступления, вы не видите? Покиньте нас. – строго приказал один из них.

-Я Николаос Диневор – сын Симона Диневора, а это место – мой дом, господа полицейские. – не растерялся тогда я. – Поэтому попрошу вас представиться и объяснить в чем дело.

Мужчины переглянулись на миг. В этом их взаимодействии проскочила растерянность. Несколько секунд никто из них не подавал голоса. Я расценил это, как плохой знак. То было очевидным. Но они не могли молчать долго, также как и не имели права восстать против моих слов. Им пришлось повиноваться.

-Сержанты Иниас Воган и Эден Маунтбеттен, второе подразделения по охране общественного порядка. – мягко произнес один из них. – Просим вас проехать с нами, о происшествии вам спокойно расскажут в участке. 

Помню, что в голове тогда проскочила мысль, мгновенно закрепившаяся в сознании, что свершились, вероятно, ужасные вещи, раз мой дом окружило столь большое количество ищеек. 

-Нет, я требую отчета о ситуации прямо сейчас. – серьезно произнес я, хмурясь от свалившейся горы мрачных догадок и домыслов. – Господа, мы с вами не сдвинемся с места, пока я не узнаю, где зарыта кость. Ясно?

Мужчины снова переглянулись. И никто из них не хотел и не собирался мне прояснять ситуацию, я видел это по их глазам. Их мысли были прозрачны. 

-Это там журналисты приехали? – прищурился я, указав пальцем в даль.

Копы тут же зыркнули в сторону, а я, пользуясь случаем, рванул ко входу. Разумеется, несколько стражей порядка бросились за мной уже в следующую секунду, и не только двое тех доходяг.    

Я ворвался в собственный дом, словно преступник. В этот момент у меня появилось фантомное чувство, будто я обрел способность бежать со скоростью фрегата. Я лавировал по комнатам, успевая заглядывать в них, ища причину нахождения копов в моем доме. Я увидел не один десяток людей на одном лишь первом этаже. Одни описывали комнаты и отдельные предметы, другие фотографировали, третьи писали протоколы, четвертые снимали отпечатки. Людей было много. Я осознавал, что их количество кажется мне пугающим. 

Я добрался до второго этажа. Меня пытались окликнуть, мне в спину бросали жалкие подобия угроз, которые я даже не пытался расслышать. У меня была одна цель. И я по сей день не могу ответить на вопрос, правильным ли было мое стремление. Ведь увиденное сломало мне психику. Но я смог увидеть… увидеть отца в последний раз. Даже если от него остались обугленные, почти сгоревшие куски черного мяса.

Я помню, когда добрался до гостиной. Помню, как растолкал собравшуюся возле камина кучку судмедэкспертов или же экспертов-криминалистов – я не имел понятия ни тогда, ни сейчас. И помню, как горло воспалилось лютой болью от собственного отчаянного крика. Я кричал, словно животное, которое хищники раздирали на куски – исступлённо, затяжно, до потери сознания, забыв себя. Полицейские пытались оттащить меня. Даже медики бросились оттягивать мое онемевшее тело от камина.

Это относительно всё, что я помню в некоторой мере четко. Хотя даже произведенные воспоминания не являются цельной лентой в моей голове, а лишь фрагментарными отрывками. Далее следуют лишь ошметки и обломки воспоминаний того дня. Если не ошибаюсь, мне вызывали неотложку, потом я с кем-то разговаривал в участке. Совершенно не помню сущности той беседы. Я постоянно был под наблюдением. Меня забрала бабушка – мать ныне покойного Симона Диневора. 

Но когда я увидел ее в тот день, у меня едва ли не помутнел рассудок снова. Ведь я увидел что-то в ее глазах… Она не улыбалась, на ее белом лице была положенная мертвенность и отпечаток горя, но ее глаза рассказывали совершенно другую историю. И я не знаю даже по сей день, смогу ли объяснить это. В ее глазах была странная легкость, будто валун с ее плеч кубарем свалился. Да, я не смею сомневаться, что смерть сына была для неё ударом, этого не отнять… Но я подозревал наличие у нее причин почему она испытала умиротворение и освобождение, пусть и они были малостью. Это не скрылось от моих глаз. Возможно, бабушка всё это время знала, что мой отец был убийцей и ее терзала совесть? Это бы всё объяснило.

Представителям органов понадобилось два дня, чтобы полностью исполнить свою работу в моем доме. Они ушли, не оставив после себя ничего. В доме было относительно чисто. Но я всё равно каждый день вызвал клининговую компанию, и они убирались в этом доме снова и снова. Но сколько бы это не продолжалось, я не мог избавиться от ужасного запаха гари, сгоревшей плоти. Этот запах въелся в мою кожу. Но его никто кроме меня не слышал.

Это был месяц постоянной тишины, когда я был дома, и откровенных разговоров и слез, когда я был у психотерапевта. Я посещал его каждые два дня. Он вывел меня из темноты, но не привел в норму. Я очень много думал, копался в себе, в своем отце, которого никогда не знал, в Лии и Мэй. Я не видел обеих ни разу. Не было такой возможности, ведь я не ходил в школу, удалил соцсети и практически не выходил из дома, если не брать в счет посещение психотерапевта. Да и я не был готов увидеть кого-либо из своей прошлой жизни.

Две недели назад психотерапевт помог мне осознать, что я не смогу жить в Лланелли. Он спросил меня: «почему ты продолжаешь запирать себя в том доме, если не выносишь ни его запаха, ни вида? Он сводит тебя с ума и это неудивительно». Я промямлил что-то невнятное, но сам не смог сформировать ответ. Тогда он помог мне: «Ты все еще пытаешься наладить всё? Думаешь, если продолжишь жить в отчем доме и делать вид, что всё нормально, что-то вернется на круги своя? Не вернётся, Нико. И то «что-то» тебе не нужно. Если хочешь жить дальше и вернуться в норму, тебе нужно двигаться в другом направлении. Буквально. Нужно сменить окружение, место проживания и, возможно, даже город. Так будет лучше».

И он был прав. Этот город постоянно будет напоминать мне о том дне, жить в доме было, есть и будет невыносимым, ведь он сплошь кишит воспоминаниями об отце, да и люди будет шептаться и называть меня не иначе, как «тот мальчик, у которого отца расчленили и бросили в камин». 

Я принял решение круто изменить свою жизнь. Но мне нужно было правильно закончить все свои дела. От отца мне достался дом и галерея, я выставил их на продажу и быстро нашел хорошего покупателя. Конечно, за такой дом, хоть он и был велик и роскошен, я получил минимальную сумму, учитывая все обстоятельства. Но благодаря галерее я сколотил баснословные состояния.

Я купил билет в Неаполь. Италия всегда привлекала меня своими видами и менталитетом, так что решение осесть там и пустить корни посетило меня сразу же после осознания в кабинете психотерапевта, что мне нужно уезжать и как можно скорее. Решение принято, билет и чемоданы были на руках, последние дни я провел у бабушки, которой отдал некую часть денег, которая в свою очередь была ей удобна. Учебу я попросту бросил, не потрудившись даже сдать итоговые экзамены. Это и не было необходимым мне, ведь я принял решение открыть в Неаполе небольшой бизнес. Образование не входило в мои планы. 

Но я не мог уехать, оставшись навсегда с теми вопросами, которые каждый день с момента смерти отца не давали мне покоя. Я нуждался в правде. 

Это последний день в Лланелли. Завтра утром у меня рейс. А сейчас, ровно в пол первого дня, я стою перед камерой для свиданий в тюрьме. Вчера я позвонил сюда и запросил встречу с Мэй. И она согласилась. 

-Проходите, - один из надзирателей открывает мне дверь, и я прохожу внутрь, - садитесь на стул, там телефон, так вы будете слышать друг друга.

Я кивнул и занял свое место. Напротив меня был еще один стул, по ту сторону стекла и стены. На наших столах стояли телефоны, соединённые вместе. Вся комната была серой, освещение слишком ярким. Это и мысли, что сейчас я увижу убийцу своего отца, вводило меня в нервное состояние.

Мэй завели через секунду. На ней были наручники, специальный оранжевый комбинезон и серая футболка под ним, которая когда-то, вероятно, была белой. 

Мы держали зрительный контакт, пока все посторонние не покинули нас. В глазах Мэй не было ни раскаяния, ни неловкости, ни страха. Да и не выглядела она сильно уставшей или потрепанной временем. Наоборот, она, казалось мне, выглядела свежее, чем при нашей первой встрече. И я увидел в ней уже знакомую мне легкость. Ту же самую легкость, которая была у моей бабушки. 

Вот это новость! Живешь себе, дышишь полной грудью, общаешься с людьми вокруг, даже не подозревая, что кто-то из них может испытать облегчение при твоей смерти. А кто-то и помыслит тебя убить. Возможно, мой отец знал, что был обузой чьей-то совести. Всё возможно. Я теперь не могу ничего утверждать или отрицать. Потому что ныне я ни в чем не уверен. 

Мы оба взяли наши трубки.

-Итак, у нас всего десять минут. – первой подала голос женщина. – Нет времени на драму. Поэтому спрошу сразу… Ты пришел говорить или слушать?

Такая резкость сбила меня с толку. Но ее подход был наиболее подходящим в этой ситуации, я понимал это. 

-Слушать. – смог выдавить из себя я.

-И ты пришел узнать мои мотивы и правду о своем отце? 

Неуверенный кивок. Я смотрел на неё с интересом. Ведь она вела себя вразрез моим ожиданиям. Я ждал какой-то неловкости, ступора. Но в голосе и взгляде Мэй была бесконечная уверенность. Она не собиралась оправдываться или приносить извинения. Наоборот, она будто делала мне подарок тем, что согласилась открыть глаза. 

-Тогда слушай, Нико. – налегке ответила она. – Твой отец – конченный ублюдок. Он убил множество людей, даже наших с ним родителей.

-Подожди, что…?

-Да, мы с ним брат и сестра. 

В этот самый момент все мои походы к психотерапевту полетели коту под хвост. Оказывается, я не был готов к правде. 

-Получается… ты… моя…? – промямлил я.

-Не совсем. – покачала головой та. – Дослушай. И не перебивай.

-У-угу… - промычал мой голос, я не мог его контролировать. 

-Он убил многих людей. Потому что имел психотические нарушения психики. По этой причине я и убила его. Так я отомстила за своих близких, за свою любовь, за своего ребенка, который не родился по вине Саймона. Да, его звали Саймон. И он был бесплоден. Он не твой отец. Мне не известно, кто твой биологический отец, но твоя мать – моя двоюродная сестра из России. Она умерла, рожая тебя. Умерла также по вине Саймона. Если бы не он, она была бы жива. Но ты, возможно, не родился бы. Ведь она хотела сделать аборт. А может, она бы решила родить тебя, но в больнице, где ее бы спасли. Даже я не знаю, чего она хотела на самом деле... – Мэй сделала паузу, ожидая моей реакции, но я не мог даже промычать что-либо. – Я вижу по твоему лицу, что ты в ауте. Но у нас нет на это времени. Я скажу тебе адрес, запомнишь его? 

В тумане я снова кивнул. Мэй произнесла адрес какого-то дома в какой-то деревне в США, где жил ее друг по имени Эрик. Она сказала обратиться к нему, если я захочу узнать больше о своей матери или получить ее фотографии.

-Ты знаешь… Саймон был согласен с тем, что достоин смерти. Мы с ним оба считали, что плохие люди заслуживают высшей степени наказания. Это было единственным, что делало нас похожими – общая философия. – спокойно рассказывала Мэй. – Но он попросил меня кое о чем в день своей смерти… Попросил не рассказывать ничего тебе. Ни о твоих настоящих родителях, ни о том, что он сам был убийцей. Просил не рассказывать даже полиции. И я согласилась. Но сделала всё наоборот. Знаешь, почему?

Несколько секунд прошло, прежде чем я осознал, что вопрос был адресован мне. Из-за шока, адреналина и страха я слишком медленно реагировал на все. Я чувствовал себя овощем во всех смыслах. Не мог подавать признаки живого.

Медленно помотал головой в ответ.

-Когда я была юной, я как-то подумала: почему Сатана в аду наказывает грешные души? Ведь он должен уважать их за плохие поступки, за зло. Но когда я выросла, ответ пришел сам. – она перешла на шепот. – Абсолютное зло. То есть, зло ради зла. Зачем Сатане почитать кого-то, если он может творить еще больше и больше зла, да и тем, кто сам плодит это самое зло…? Нет в этом никакой логической дыры. Так же и со мной. Я рассказала тебе всю правду. Но этот поступок имеет две стороны. С одной – Саймон, которому я нанесла еще больше зла, наплевав на его просьбу, а с другой – ты… Но ты не делал мне ничего плохого, ты даже оказался моим родственником… Поэтому я рассказала тебе всю правду. Ты имеешь на нее право. И пусть я, возможно, вогнала тебя в мглу и депрессию еще больше, но теперь ты хотя бы понимаешь почему всё это с тобой произошло. 

Сейчас, в таком состоянии я не мог судить ни о чем здраво. Я не видел границ у добра и зла. Всё стерлось в моей голове вместе с понятиями о морали и какой-либо здоровой позицией, которой я старался придерживаться. «Убивать – это плохо». Или не плохо…? «Можно ли убивать убийц?»… «Важно ли знать правду, если она угрожает навредить психике?»… Я перестал понимать. Перестал понимать всё. Что плохо, а что хорошо? Этому мне нужно было учиться заново. И, вероятно, не один год.

-Ты приходишься мне двоюродным племянником, Нико. Но я навсегда останусь для тебя убийцей человека, который растил тебя с пеленок. Поэтому нам обоим будет удобно, если мы забудем о существовании друг друга. И мой тебе совет… уезжай отсюда. Очень далеко уезжай. Так тебе будет легче начать всё заново. Ведь в Лланелли тебе отныне жизни нет.

Я понял, что буду обдумывать ее слова еще многие годы. Поэтому нет никакого смысла делать это сейчас, с каждой мыслью всё больше и больше загонять себя в угол. 

Я предполагал, что Мэй может сказать что-то, что приведет меня в шок, из-за чего есть вероятность, что я не запомню всё, что она скажет. Поэтому я еще вчера раздобыл шпионский микро-диктофон, который крепится к нижнему белью. Ведь я знал, что телефон у меня отнимут еще перед входом. Я сохраню запись и прослушаю ее, когда буду готов. 

-Что ж… - прохрипел я, после чего сразу же закашлялся, прочищая горло. – Я не был в твоей шкуре, а потому не смею судить… Я не знал и не узнаю о твоих чувствах или чувствах моего псевдо-отца, поэтому не могу злиться ни на одного из вас. Это было бы неправильно, нечестно с моей стороны... На счет переезда ты права. Я подумал об этом заранее. Завтра у меня рейс в Италию… Всё, что я могу сказать перед прощанием с тобой – это… Наверное, спасибо… За правду. Ты сделала это от чистого сердца, у тебя не было выгоды… Поэтому спасибо тебе, Мэй.

Её лицо было и оставалось спокойным и непоколебимым до последних секунд. Она ни разу не улыбнулась и не нахмурилась, ни разу ее взгляд не выдал каких-либо эмоций. Она была бесстрастной и хладнокровной.

-Удачи тебе. Счастья. Всех благ. – сухо ответила Мэй.

Мы кивнули друг другу. И ее увели. 

*** 

Я сидел в кофейне, ожидая прихода Лии. Я вчера позаботился о встрече и с ней. И она согласилась. Ведь я, как уже говорил, хотел всё сделать правильно.

Она появилась с пятиминутный опозданием. Под руку с Дэффидом. Но это не напрягло меня. Я пришел сюда поговорить о других, более важных вещах. Никак не о любовном треугольнике. По правде говоря, это сейчас не имело никакого веса. После всего, что произошло со мной, я подумал о том, что Лиа не любила меня и встречалась со мной по просьбе Мэй, может, раза два, не больше. Это волновало меня меньше всего. Это было меньшей из моих бед.

Они подошли к моему столу и сели на диванчик напротив. Оба смотрели на меня нейтрально, я не смог распознать их настрой.

-Привет, - первая заговорила Лиа, - прости, что не предупредила, что приду с Дэффидом. Но я не намерена более от него что-либо скрывать…

-Всё в порядке, -отмахнулся я. 

-Итак, - слегка резко изрек Кимберли, - о чем ты там хотел поговорить? Излагай, не стесняйся.   

Дэффид держал ее за руку, находился близко. Он смотрел на нее с заботой, любою, а на меня – хладнокровно. Теперь я даже мог различить частицу презрения в его взгляде. Но он, как мне показалось, старался не демонстрировать этого, а наоборот, силился смотреть на меня так же нейтрально, как Лиа.

 -Я переезжаю. – первым делом объявил я. – Вы меня больше не увидите.

Оба изумились. Но я был убежден, что за этим изумлением скрывалось чистое облегчение. Они были рады, что я не стану мозолить им глаза в этом городе. 

Так к чему же я пришел…? Старался поступать всегда правильно, а в итоге, как и мой ненастоящий отец, превратился в того, чье исчезновение станет для кого-то успокоением. Осознание этого повлекло за собой одно из самых отвратительных чувств, которое я когда-либо испытывал.

-Правда…? – тихо спросила Лиа.

-Правда. – еле заметно кивнул я. – И я хочу закончить здесь все свои дела. Закончить всё правильно. Сегодня я поговорил с Мэй и узнал всю правду о... Саймоне. Мы с ней нормально попрощались. То же самое хочу сделать и с вами. 

-Попрощаться? 

-Да. Но сначала поговорить. Лиа, прежде чем я скажу тебе, о чем планировал сказать, я попрошу тебя ответить на один вопрос. Ты же не против?

-Не против. – нахмурилась блондинка.

-Отлично… За что ты ненавидишь меня, Лиа?

Девушка не удивилась этому вопросу, лишь устало выдохнула, будто перед ней предстала серьезная дилемма. А Дэффид не встревал, понимая, что этот разговор предназначен только для нас двоих.

-У меня было время подумать об этом. И я пришла к определённому выводу... За все время ты только один раз причинил мне вред. Я говорю о той ситуации с поцелуем в твоем доме… Но я поняла, что тогда тебя очень хорошо обработала Мишель. Да и в этом была и моя вина, ведь я поддалась. Я тогда запуталась в себе. Это был тот момент, когда я осознала, что влюбилась в Дэффида. Но до этого много лет я внушала себе, что ты мне нравишься, Нико. Внушала себе это, потому что мне было удобно любить кого-то.

-Серьезно? – удивился я. – То есть, даже раньше это все было не правдой?

-Да. Я обманывала саму себя. – призналась Лиа. – После того случая в твоей квартире я всё обдумала и поняла, что ты стал игрушкой в руках Мишель, поэтому я решила не держать на тебя зла. Но всё же не хотела тебя видеть. Я просто… не хотела больше контактировать с тобой. Ты мне просто... не был нужен. И не нужен сейчас. Прости, если это звучит грубо. Я просто говорю правду…

-Нет, я все понимаю. – тихо ответил я.

-Но затем приехала Мэй. Я решила ей помочь, а потому бросила Дэффида. И всю злость от того, что не могу быть с любимым, я выпускала на тебе, мысленно ненавидя. Да и ты оказался сыном убийцы родных Мэй... Даже моих родных. Это играет роль, Нико, ты же понимаешь?

Я кивнул, поджав губы, и словил себя на мысли, что Лиа не знает, что я не сын Саймона. Видимо, Мэй не посчитала нужным рассказать ей. 

-Но когда Мэй посадили… Когда я освободилась от договора… Моя злость ушла. Мои проблемы ушли. Поэтому я пришла к выводу, что не ненавижу тебя. Просто тебе нет места в моей жизни.

Я узнал в этой блондинке прежнюю Лию. С близкими людьми – добрая, милая, заботливая, а с чужими – резкая и порой даже жестокая. Но я успел полюбить эту девушку. Поэтому болезненно воспринимал ее слова. Но обиду я старался удержать внутри, не выдать этого ей. Это никому не нужно.

-Я рад. – выдохнул я. – Что ж, моя очередь… 

-Если не долго. – пробубнил Дэфф, отчего Лиа легонько пнула его.

-В общем… Я хотел снова извиниться за тот поцелуй. Просто тогда Мишель рассказала мне о вашем с ней споре, она преподнесла всё это в очень… грубой форме. Поэтому я решил поступить так. Но потом понял, что ты не хотела мне зла. Поэтому прости. И прости за все остальные неудобства, которые я тебе доставил. 

-Всё нормально, - возразила мне девушка, - ты и тогда извинился передо мной. Так что я не держу зла.

-Вот и прекрасно, - улыбнулся я, - ребята, я желаю вам счастья, правда… Любите, наслаждайтесь молодостью. Вы оба начисто созданы друг для друга. Это видно невооруженным глазом. 

Лиа улыбнулась мне в ответ, её будто согрели мои слова, и она заметно расслабилась. Да и Дэффид, по-видимому, сменил гнев на милость. Уголок его губы дрогнул в удивленной усмешке, а глаза блеснули мягкостью и кротостью. Мне показалось, что моя искренность и дружелюбие заставили парня перестать видеть во мне угрозу.

-И мы тебе тоже желаем успехов и счастья. И… Нико, я должна попросить прощение за то, что начала с тобой эти отношения, за свою ложь. Я, правда, не знала, что Мэй собирается убить твоего отца… Я не хотела, чтобы ты испытал всю эту боль… Прости меня, пожалуйста. – искренне прошептала Лиа, а Дэффид успокаивающе переплел их пальцы. 

-Не волнуйся, я не таю на тебя злобу за это. – честно ответил я. – Я понимаю твои мотивы. Но всё же, спасибо за эти слова, Анэли. 

Мы втроем встали со своих мест. Я поочередно обнял и блондинку, и Кимберли. Я не испытывал к ним ни злости, ни радости. Лишь облегчение.

Я покинул кофейню в спокойных чувствах. Направился к дому бабушки. Я намеревался провести с ней этот последний вечер, а утром, как и планировал, улететь навсегда. И я не стану говорить ей ничего, не стану устраивать сцены и разборки из-за того, что она не моя бабушка, что она, вероятно, знала и лгала мне всю мою жизнь…

Ведь я понял важную вещь.

У всего, что делают люди, есть своя причина. И никто не может судить, правильна ли она, оправдывает ли цель средство. Каждый в этом мире сам устанавливает свои границы этой хвалёной правильности. Кто-то сочтет расправу Мэй над собственным братом дикостью и кощунством, а другой полностью её поддержит. И это абсолютно нормально.

_______________________________________

Да, я решила выпустить бонусную главу! На днях ждите эпилог.

С любовью, Анна ❤️