Янтарный Пепел

Запах прогретой солнцем пшеницы щекотал нос, и мне все никак не удавалось чихнуть. Плащ волочился по полу, собирая всю грязь, но едва ли это заботило меня. За сутки бабушке удалось уничтожить одно из самых приятных воспоминаний. Она ворвалась в мир, что я возводила внутри годами, и принялась крушить стены, устилая землю обломками зданий, что составляли меня. Я кричала, отбивалась, но сражение было заведомо проиграно. Шаткий фундамент расползся, позволяя карточному домику разлететься с первыми порывами ветра.

Я медленно продвигалась коридором Академии, тщетно пытаясь спрятаться за плащом от заинтересованных взглядов. Экая наивность. Как я могла утаить свое присутствие, притащив подмышкой пшеничное поле и полыхая огнем? Ученики перешептывались, сливаясь с полутьмой, окутавшей здание. Редкий туман неторопливо плыл за окном, скрывая полуденное солнце от глаз.

Как было бы здорово, растворись я в нем.

Эвон куда-то пропала после Суда, и, сколько бы я ни пыталась докричаться до нее, подруга игнорировала мое присутствие. Она отправилась в путешествие по местам, куда мне не было места. Далеко душа уйти не могла, будучи привязанной ко мне, но все же становилось как-то не по себе.

— Айви! — радостный визг, доносящийся, казалось бы, отовсюду, принес с собой улыбку, расползающуюся на моем лице.

Тут же из толпы показалось сияющее лицо Софии, что бросилась в мои объятья. Следом за ней семенил Натсуме, слепо наталкиваясь на учеников. На его лбу полегла крошечная морщинка, что появлялась каждый раз, стоило парню о чем-то серьезно задуматься.

— Натсу, чего ты там копаешься? — подруга оторвалась от меня и одарила друга недовольным взглядом.

Натсуме подошел к нам и поднял на меня пустой взгляд. Белая радужка за год стала еще светлее. На удивление, это не пугало меня, как остальных. Морты шарахались от него временами. Звание Главного Фрика определенно выиграла я, но и его судьба не обделила внешними странностями. Пусть это и было немного жестоко, рядом с ним я чувствовала себя уютнее, чем в любом другом месте на острове. Ведь нас объединило общее несчастье — участь отшельников.

— Как думаешь, моя мама спала с человеком? — в голосе Натсуме проскользнула нотка вины.

Я уставилась на друга, пытаясь переварить сказанное. С чего вдруг подобные мысли гнездились в его голове?

— Ты что, принял слова этой идиотки Бласки всерьез? — София отвесила парню подзатыльник. Выглядело это порядком забавно, ведь девушка на целую голову была ниже. — Она же рождена, чтобы унижать людей. Сколько раз повторять? Все, что говорят Гюнтер и Бласка — вранье, и не считается.

Я не выдержала и рассмеялась. Вдруг стало так легко и уютно. Будто я, наконец, вернулась домой после длительного путешествия. Я сгребла неугомонную парочку в свои объятья, и слезы, копившееся внутри долгое время, брызнули из глаз. Окружающий мир сжался до размеров рисового семечка. Существовала лишь наша троица нелепых чудиков.

— Как же я по вам соскучилась...

Обреченная на вечное скитание в одиночестве четыре года обучения в Академии, мне посчастливилось повстречать этих двоих, что, как и я, не вписывались ни в одну компанию. Натсуме предавали его белесые глаза. Сей феномен прозвали Ярув, что переводилось как «Взгляд Близнецов». Хибики, сестра парня, имела такой же цвет глаз и предпочитала одиночество. Рожденная с даром Эновисон, как и я, девушка полностью погрузилась в мир душ, отгородившись от реального. Но даже это не стало причиной для меня бросить попытки поладить с Хибики, ведь она нравилась мне в своей ненормальности. София же была просто безумна сама по себе. Неугомонная девчонка без царя в голове, отрицающая любые тормоза и запреты, без труда завоевала мое сердце и расположилась в одной из самых просторных комнат.

— Хибики просила передать, что без тебя на занятиях ей скучно, — Натсуме неловко похлопал меня по спине и отстранился. — Она ждет, когда ты вернешься.

— Я успела пропустить что-то интересное?

София пожала плечами.

— Если выпендреж Бласки можно считать событием года, тогда ты определенно отстаешь от всей Академии. А в целом, ничего такого. У нас были вводные занятия с преподавателями. Этот год обещает быть не таким уж и трудным. Больше уклона в историю и культуру, чем в практику. А еще, вроде как, будет производиться распределение на следующий год в различные точки мира на выпускной экзамен, но уже под конец семестра.

Вдруг живот скрутило, а сердце переполнилось животным страхом. Знакомые ледяные руки схватили меня за затылок, а цепкие пальцы вцепились в мозг, выпуская едкий дым, застилающий взгляд. Катастрофически не хватало воздуха, но чужое присутствие в голове не позволяло сделать вдох.

— Тише, крольчишка, это всего лишь я, — насмешливый голос взорвался внутри, разнося мою сущность ошметками по всему черепу. — Я ведь предупреждал тебя.

— Айви, что с тобой?

Обеспокоенное лицо Софии застилала дымка, созданная Гюнтером в моей голове. Его мерзкие руки перебирали только расставленные по местам мысли, устраивая кавардак, сметая с полок воспоминания и давя их ногами.

— Что ты делаешь? — истерически вопила я. — Прекрати, пожалуйста. Это ведь моя жизнь!

— Думаешь, мне есть до этого дело? — прошептал парень мне на ухо.

Тело порывалось отшатнуться, броситься бегом, спрятаться, но я стояла, пригвожденная к полу, в ожидании дальнейших действий врага.

— Вот тебе и сюрприз! — в голосе, раздавшемся неподалеку, сквозили надменные нотки. Это не стало неожиданностью. Гюнтер редко оставался один в стенах Академии. — Кто это у нас здесь? Излюбленная принцесса Сената. Как поживаешь, Ривэрто?

— Бласка... — прошипела София, отступая на шаг назад.

Словенка не заставила себя ждать. Обойдя меня, девушка подошла вплотную к моим друзьям, ищущим поддержки друг у друга. Некогда прекрасные длинные волосы короткими обрубками свисали чуть ниже ушей, что предавало лицу Бласки некой остроты. Она была красива в своей угрожающей манере, а дружба с Гюнтером сделала эту красоту жестокой. Юноша буквально вложил ей в голову мысль, что мы несем угрозу чистому роду мортов, взрастил в ней ненависть к нашей троице, а далее девушка двинулась уже собственным умом, нежась в лучах покровительства немца.

Бесспорно, нам перепадало больше всех, но и другие ученики не оставались без внимания. Слабость, непокорство, неуважение жестоко карались этой парочкой, самопровозглашенными Королем и Королевой Академии, что принялись вершить «правосудие». В большинстве случаев, Гюнтер оставался в стороне, лениво наблюдая за тем, как развлекалась его подружка, но я определенно была исключением из правил. Ко мне у парня было особое отношение, ведь я не вписывалась в правильную парадигму мира, которую тот сам для себя создал.

— София, — нараспев протянула Бласка. — И слепой выродок. Смотрю, вы по дороге подобрали огненную принцессу.

Отпусти меня! Отпусти!

Гюнтер возвышался за моей спиной, а мое тело била дрожь. Рывком парень скинул капюшон с моей головы и коснулся холодной рукой шеи. Он запихнул меня в самую дальнюю комнату в голове и запер там. Я вопила, выла от безысходности, колотила руками о дверь, сбивая костяшки в кровь, но тщетно. Тело передало бразды правления врагу, объявило капитуляцию.

— Почему же ты не убегаешь, крольчишка? — шептал Гюнтер, щекоча дыханием кожу. — Почему ослабила бдительность? Маленькие зверьки должны находиться в бесконечном ожидании нападения, — он прикусил мочку моего уха, заставив поежиться. — Какой ты неправильный кролик, не думаешь?

Мне было мерзко от одного его присутствия. Тошнота подступила к горлу, а внутри закипала злость. Я продолжала бороться, молотя дверь без остановки, выкрикивая ругательства в адрес парня, который только бесконечно смеялся у меня в голове, продолжая издеваться. Рука, покоившаяся на шее, поднялась чуть выше. Рывком схватив меня за волосы, Гюнтер потянул на себя, жадно впитывая вскрик боли, слетевший с моих губ.

— Отпусти ее, — Натсуме было дернулся в мою сторону, но Бласка преградила ему путь.

— Но-но, герой-спаситель, никого ты сегодня не утащишь из рук дракона, — девушка рассмеялась. — Твою принцессу уже пережевывают. Вскоре от нее останутся косточки да тлеющие угли.

— Спой для меня, крольчишка, — Гюнтер вновь дернул меня за волосы.

Я завыла, свернувшись калачиком около запертой двери. Злость угасла, и я молила его прекратить. Пальцы непроизвольно сжались, ногти впились в ладони, пытаясь заглушить одну боль другой.

Коридоры опустели. Едва завидев Гюнтера с Блаской, ученики предпочитали скрыться, оставив жертву наедине с мучителями. Негде было искать спасения, ждать помощи. Нам никогда никто не помогал. Одни дни были лучше других, когда те двое просто не обращали на нас внимания или выбирали менее очевидную жертву для насмешек, но случались и другие, когда нам доставалось, стоило просто попасться на глаза.

Пальцы, сжимающие мои волосы, разжались. Я тщетно понадеялась, что спектакль окончился, и марионеток выпустят на волю.

Все только начиналось.

— Снимай плащ, — требовательно приказал Гюнтер.

— Нет! — обреченно завопила София. — Что же ты делаешь, чудовище?

Пальцы вцепились в шнурочки, затянутые около шеи. Потянув за один из них, я развязала узел и стянула с себя плащ. Ткань плавно осела на пол. По телу прошелся озноб. Я не чувствовала холода, царившего на острове. Леденело все внутри меня.

— А теперь обувь. Давай, пошевеливайся. И не пытайся сопротивляться — не выйдет.

Я наклонилась и расстегнула молнии на ботинках. Постепенно стянула один за другим. Ноги начали замерзать.

Только бы это скорее закончилось. Только бы закончилось...

Гюнтер сорвал кулон с моей шеи, подобрал обувь и плащ с земли. В его взгляде плясали безумные искры. Дым в моей голове становился плотнее, клубился и заволакивал мысли. Парень смотрел мне в глаза, скалясь, а во мне что-то медленно умирало.

— А теперь слушай меня, глупая Ривэрто. Либо выметайся из Академии и беги в свой ничтожный мир, либо прячься по всем углам, как только где-то вдалеке завидишь меня. Бойся, скрывайся, будь начеку каждое мгновение, потому что я найду тебя, освежую и растопчу твой мир.

Голос немца в моей голове заглушал все иные звуки, поэтому, когда в следующее мгновение мимо моего лица пронесся кулак и врезался в скулу Гюнтера, я от удивления рот раскрыла. Дым растворился, будто он никогда и не владел мною, и я ощутила, как вернулся контроль над телом. Обернувшись, я увидела, что София вжимала Бласку в пол. Словенка барахталась, размахивала руками и ругалась, пытаясь выбраться из-под подруги.

— Это тебе за все издевательства, стерва. Твой дар на острове бесполезен!

Натсуме отобрал у Гюнтера кулон и бережно вложил в мою ладонь, накрыв ее своей. Немец лениво стер кровь, выступившую на губе, и закатил глаза.

— Мне не составит труда подавить ваш крошечный бунт, — парень снисходительно ухмыльнулся. — Но в этот раз я позволю вам насладиться иллюзией победы. Игра стала слишком уж скучной.

Юноша брезгливо бросил на пол ботинки, перекинул плащ через плечо и постепенно направился прочь.

— Бласка, не отставай...

Девушка, кое-как выбравшись из-под Софии, прошмыгнула мимо меня и, нагнав Гюнтера, на мгновение обернулась, чтобы бросить на нас злобный взгляд. В отличие от немца, она жутко ненавидела проигрывать.

— Ты в порядке? — Натсуме приобнял меня.

Я отогнала остатки оцепенения и прижалась к другу. Злость клокотала внутри, но я пыталась усмирить ее, затолкать как можно дальше, похоронить до правильного момента. Когда-нибудь наступит день, и я сумею противостоять дыму. Тогда придет конец издевательствам Гюнтера. Раз и навсегда.

Отпустив парня, я надела ботинки, давая ногам согреться. София накинула мне на плечи свой плащ. Ее губа была разбита, но я видела в глазах плескающийся океан счастья, ведь она смогла дать отпор, отвоевать маленькую свободу.

— Спасибо вам, — я улыбнулась и застегнула застежку на серебряной цепочке, возвращая кулон на привычное место.

•*'¨'*•.¸¸.•*'¨'*•.¸¸.•*'¨'*•.¸¸.•*

Вечером, сидя на подоконнике в гостиной со стаканом молока, я смотрела на клубящийся туман за окном и думала. Происшествие в Академии затмила новость о том, что некоторые занятия будут проводиться вне острова в различных точках мира. Я тут же переключилась на позитивный настрой и ожидание повидать страны, о которых читала в книгах.

Одним из обязательных условий ношения формы было то, что ее запрещалось использовать в повседневной жизни до окончания обучения в Академии. Я была единственной из семьи, кто, кроме Штатов и острова, не видел ни одного места на земле вживую. Передвижения с той скоростью, которая позволяла в считанные минуты оказаться на острове, разрешалась лишь чтобы добраться до Мортема и после вернуться домой.

София разделила мою радость, ведь Украина была, по ее словам, не очень-то интересной страной. Только вот мне так не казалось. Рассказы о Львове, где подруга жила, заставляли меня затаить дыхание и слушать. Иногда посмеиваться, когда она не могла найти подходящего слова на английском, что был универсальным для всех мортов, и заменяла его своим родным, украинским словом. Я полюбила чужой язык, не понимая ни слова, что временами слетали с губ подруги, и желала воочию убедиться в правдивости ее рассказов.

А еще меня порадовало то, что нам предстояло изучить легенды мортов, углубляясь в историю. С развитием технологий и ростом мира наш язык постепенно перестали употреблять, заменив его английским и оставив некоторые слова, что имели лишь приблизительный перевод. Мертвый, как и латынь, морит интересовал меня не меньше, чем путешествия. Внутри жила надежда, что удастся отыскать что-нибудь про себя и мою особенность.

— Моржи едят котят на завтрак, — послышался уставший голос Эвон.

Я резко обернулась. Душа сидела на столе и покачивала ногой, всматриваясь в окно отсутствующим взглядом. Она выглядела порядком измученной и расстроенной. Едва заметное свечение, исходящее от нее, имело бледновато-серый оттенок, чего ранее никогда не случалось.

— Что за бред ты несешь? — я сделала глоток молока.

Эвон резко дернула головой в мою сторону. Свет стал ярче, приобретая привычный голубой цвет.

— Ты видишь меня? — требовательно спросила подруга.

— Ты с ума сошла? Пропала куда-то, не показываясь, а теперь лезешь с глупыми вопросами.

Душа осела на пол и рассмеялась. В ней было нечто безумное.

— Я была рядом с тобой все это время. Никуда я не девалась. Это ты не видела меня. Та старуха промыла тебе мозги, определенно.

Я уставилась на Эвон, пытаясь переварить ее слова. Кусочки постепенно складывались в единое целое. Я ни разу за день не увидела ни единой души, даже Клэр и Патрик куда-то подевались. Они не попадались мне на глаза до отъезда родителей, но не придала этому значения. Первым, что сказала Хибики, увидев меня, было «Ты утратила его». Тогда я не поняла смысла ее слов, а она говорила о моем даре. Он исчез более, чем на сутки, и я просто не заметила этого.

— Как я вообще могла не обратить на это внимания? — в панике я подорвалась с подоконника, зацепив стакан, и тот полетел на пол, разлетаясь осколками стекла и брызгами молока во все стороны.

— Задаюсь тем же вопросом, — язвительно отозвалась Эвон.

Ни разу еще не случалось, чтобы зрение подводило меня. Но я была так переполнена стрессом и скоплением новостей, что упустила неисправность системы, списав все на дурной характер души.

— Кстати, тот парень, что нес тебя домой после Суда, очень даже ничего. Присмотрись к нему, — резко сменила тему подруга.

— Ему не нравятся сумасшедшие, — отмахнулась я.

Словно действительно допускала мысль, что могла привлечь его внимание к себе. Разве что как пациентка псих-диспансера. После встречи с Древними я напоминала душевнобольную больше, чем обычного привлекательного морта.

— Почему мой дар исчез?

— Мне-то почем знать? Слишком мертвая, чтобы поднять книгу, помнишь? — Эвон приподняла руки в примирительном жесте.

Я хихикнула. За пару дней я успела соскучиться по ее язвительности и своеобразному юмору.

— Думаю, это нужно добавить в список того, о чем стоит поискать в старых запыленных книженциях, пока будешь изучать свои легенды, — подруга направилась к выходу из комнаты. — А я пойду, развеюсь, воздухом подышу.

Не успела я кивнуть, как девушка уже растворилась за дверью.

А еще туда стоит прибавить причину бледно-серого света...

•*'¨'*•.¸¸.•*'¨'*•.¸¸.•*'¨'*•.¸¸.•*

Во внезапно наступивший выходной я понятия не имела, куда себя девать. Родители уехали еще в день конфликта с Гюнтером, удостоверившись, что я в порядке и протяну три месяца без них. София с самого утра собралась заняться готовкой, а Натсуме помогал Хибики с какими-то ее проблемами, так что я вдруг осталась предоставлена самой себе в единственный свободный день недели.

Но мою тоску развеяла подоспевшая Эвон, выдвинув предложение провести день в библиотеке в поисках информации о странных багах в моем мозгу после погрома, устроенным Тесефи.

— Или ты думаешь, решение само найдется, пока ты будешь попивать кофе, смотря за парой детективов, раскрывающих раз за разом убийства?

— Тебе никогда не говорили, что ты совсем не умеешь расслабляться? — спросила я, натягивая белый свитер.

Остров славился своими холодами круглый год. Я уже давно успела позабыть, каково нежиться в купальнике на солнышке. Времени на подобную роскошь у меня не оставалось по возвращению в школу. Я любила прохладу, но начинала скучать по теплым денькам.

В выходной разрешалось носить обычную одежду на острове, и я оставила плащ в шкафу, выходя из дома. Что с ним, что без него — я все так же привлекала внимание окружающих.

Подарок бабушки так ко мне и не вернулся, и я солгала бы, сказав, что не рада этому. Где-то глубоко я злорадствовала, ведь избавилась от груза без чувства вины. А старый, привычный плащ все так же примерно служил мне, как и прежде, так что я не горевала об утрате. Пусть Гюнтер наслаждается обновкой.

Поймав на себе пару удивленных взглядов, я практически без проблем добралась до библиотеки при Академии. При входе меня встретил Франц, душа, охраняющая это место.

— Доброго утра, мисс Блумфилд.

— Утречка, Франц. Как там Лавиния?

— Сегодня она в хорошем расположении духа. Думаю, даже разрешит заглянуть в Архивы. Но советую захватить с собой двойной эспрессо, — он подмигнул мне.

Прежде, чем отправится к Лавинии, я взяла кофе в автомате, следуя совету Франца.

— Здравствуй, Айви, — девушка улыбнулась мне, принимая стаканчик. Сделав глоток, она блаженно улыбнулась. — Как же мне не хватало этого. Спасибо, дорогая. Чем тебе помочь?

— Я бы хотела посмотреть всю имеющуюся информацию про Эновисон, — я натянула на замерзающие пальцы рукава свитера.

— Иди в зал, я принесу книги.

Девушка тепло улыбнулась и ушла выполнять мой запрос. Я же направилась в читательский зал. Вокруг возвышались стеллажи, заваленные книгами на любой вкус. Здесь имелись различные первые издания классиков, книги, написанные самими мортами, самоучители, летописи, сборники легенд и сказаний, и многое другое.

Усевшись в темном уголке около окна между стеллажами, я огляделась. В библиотеке практически никого не было. Не найдя знакомых лиц, я заметно расслабилась.

— Да чего ты так нервничаешь? — Эвон опустилась рядом со мной на стул. — Ты не делаешь ничего запретного. Если спросят, это для доклада на занятия. Или чтобы лучше узнать саму себя. Тебе ли не знать?

Я поморщилась.

— Не люблю врать.

— А кто любит? Это необходимо, сладенькая.

Из ниоткуда рядом выросла Лавиния со стопкой книг и выгрузила их все на стол. В воздух поднялось небольшое облачко пыли.

— Вот все, что позволит прочесть твой уровень допуска к информации. Их нужно вернуть до восьми, не забудь.

Дождавшись ответного кивка, девушка ушла. Я натянула рукава сильнее на руки и потянулась за первой книгой.

•*'¨'*•.¸¸.•*'¨'*•.¸¸.•*'¨'*•.¸¸.•*

— Здесь совершенно ничего полезного, — я раздраженно отшвырнула книгу в сторону, развалившись на стуле.

Последние несколько часов, проведенных в библиотеке за изучением дара Эновисон, не принесли никакого результата. Все сведения были столь скупы и известны мне даже без книг. Я собирала знания о душах по крупицам одиннадцать лет, наблюдая за их сущностью, привычками и поведением, и некоторые особенности даже не упоминались. Все, на что хватило летописцев, — пара страниц в каждой из книг.

— Разве дар Тесефи или Унфа важнее, чем мой собственный? О них тут целые поэмы накатали... — не глядя, я выхватила книгу из стопки и открыла на случайной странице. — Ты только послушай, Эвон. «В зависимости от эмоций, испытываемых Ривэрто, дар Унфа может иметь различное влияние. Если Ривэрто находится в приподнятом настроении, умиротворен и расслаблен, Унфа без особых затруднений вкладывают им правильную мысль, выдавая за их собственную, или подменяют реальность, искажая восприятие. Если же Ривэрто возбужден, ослеплен сильными негативными эмоциями, как гнев, ревность, зависть, уныние, печаль, находится в депрессивном состоянии или имеет некие психические расстройства, убедить его становится труднее. Мозг сопротивляется чужеродной информации, неспособный справиться со своей собственной, и результат вмешательства может быть непредсказуем. Сильные положительные эмоции благоприятно влияют на восприятие внушения, но имеет некоторые побочные эффекты. На время Унфа вбирают в себя часть чужих чувств, что приводит к эмоциональному конфликту и отторжению, отражаясь на носителе. В зависимости от силы эмоций результат варьируется от потери сознания до нестабильности эмоционального фона Унфа, что влечет за собой принудительное вмешательство Тесефи, дабы те стерли переизбыток эмоций, возвращая баланс», — я захлопнула книгу и уставилась на Эвон, сидящую на столе. — Нет, серьезно? Они даже такое задокументировали. И ни слова о том, почему мой дар вдруг помахал мне ручкой и отправился загорать на Мальдивы.

— Вообще-то, это важная информация, позволяющая совладать со своим даром.

Мои ладони моментально вспотели, и я тут же забыла о холоде в библиотеке. К щекам прилила кровь, и они горели огнем стыда. Закусив губу, я перевела взгляд на говорившего и смущенно улыбнулась. В паре метров от меня стоял парень, рассматривая корешки книг на полках. Длинные черные волосы, собранные в хвост и переброшенные через плечо, приятно блестели в свете ламп. На кончике носа покоились очки в серебренной оправе. Серый вязаный свитер чем-то напоминал мой белый, только сделан слегка небрежнее, но сидящий на нем идеально. Незнакомец умело совмещал в себе невероятную красоту и домашний уют.

— Извините. Я не думала, что здесь кто-то есть, — пробормотала себе под нос я, опуская голову, пытаясь скрыть лицо за волосами.

Только вот толку с этого? Природный рыжий цвет выдавал меня с потрохами.

— Ты та, кого недавно допрашивал Сенат?

Я обреченно кивнула. Его низкий голос с легкой хрипотцой звучал как-то знакомо, бередя далекие воспоминания, за которые никак не удавалось ухватиться.

Парень пересек расстояние между нами и расположился на стуле напротив, упершись локтями в столешницу. Натянув рукава на ладони, как часто делала и я, он быстрым движением поправил очки и посмотрел на меня. В его глазах будто взорвалась маленькая звезда, что еще не погасла, и они светились некой несвойственной мортам теплотой, причины которой я не понимала. Вряд ли она была направлена на меня.

— Вам никогда не говорили, что у вас странные глаза? — почему-то сорвалось с губ.

Эвон расхохоталась.

— Да ты просто мастер флирта, сладкая...

— Глен. И на «ты». Мне всего двадцать семь, — парень улыбнулся.

Я заметно расслабилась. Смущение прошло, и я с интересом смотрела на нового знакомого.

— Да, несколько раз говорили, что для Тени мои глаза слишком теплые, но они такие от природы. Даже когда во мне кипит злость, взгляд предает своей добротой. Ничего не могу с этим поделать, — он пожал плечами.

Тень. Слово дрожью отозвалось в теле. Я отвела взгляд, пытаясь спрятать мысли за барьером, что не укрылось от внимания собеседника.

— Не стоит делать такое лицо, — его голос приобрел ободряющий оттенок. — Я не собираюсь копаться в твоей голове, если ты этого боишься. Что-то подсказывает мне, что в последние дни подобного было в избытке.

Пусть Глен и пытался вселить в меня чувство безопасности, я не верила ему. Единожды присягнув на верность Сенату, дороги назад нет. Страшнее Древних были лишь Тени, стражники правосудия и исполнители приговоров. Жестокие, лишенные сочувствия и сожаления, машины для убийств, они отличались от других Тесефи. Они влезали под кожу, выворачивали наизнанку, причиняли невыносимую боль, даже не касаясь. Рождали ее в голове смертника.

— Эй, солнечная девочка, я даже экзамен еще не сдал. Если ты в чем и виновна, мне путь в твою голову закрыт, — парень развел руками в примирительном жесте.

Искорки в его взгляде заставили меня улыбнуться. В растянутом свитере, с забавными очками на кончике носа и каким-то уютом, исходящем от него, не верилось в чудовище, живущее под маской. Едва уловимый аромат дождя заполнил пространство, растопив мое сердце, и на этот вечер я позволила себе верить Глену, даже если это меня и погубит. Бесконечный побег утомил, и я устроила привал, подняв белый флаг.

— Что именно тебя интересует? Я много часов провел в библиотеке, и, предполагаю, мой уровень доступа немного выше твоего. Могу рассказать, что знаю.

— Понимаю тебя, он действительно очень горяч, и все такое, — прошептала на ухо Эвон. — Мне тоже хочется верить ему, но ты уверена, что это хорошая идея?

Я проигнорировала ее слова. Ничего на острове не могло считаться хорошей идеей, ведь я даже друзьям довериться не могла, натолкнувшись на непонимание. А крошечный шанс узнать что-то о себе, сидящий передо мной и добровольно предлагающий помощь, оказался слишком соблазнительным, чтобы не воспользоваться.

— После Суда мой дар пропал на некоторое время. Я не обратила внимания, так как потребности в нем ощущала, но не думаю, что это нечто хорошее. Может, у меня в голове что-то пошло не так. Какие-то важные микросхемы перегорели, или...

Глен прервал мой поток мыслей смехом. Звонкий, заразный хохот эхом отдавался в ушах, вибрациями отзываясь в клетках, и я застыла с приоткрытым ртом, таращась на собеседника.

— Ничего у тебя в голове не перегорело, как ты выразилась. У каждого дара есть, так званые, побочные эффекты. К примеру, про Унфа ты уже прочла в книге. Дэйреко очень чувствительны к головной боли. В такие дни им трудно отгородиться от человеческих мыслей, и они льются потоком, усиливая мигрень. Тесефи же отбирают на время дар. Чем дольше было вмешательство в сознание морта, тем сильнее будет ощущаться отсутствие дара. В твоей голове копошились часами, вот ты и утратила возможность видеть души на столь долгий срок.

— А какой же брак достался Эновисон?

— Это вовсе не брак. Каждый дар не может быть безупречным. И тебе повезло, наверное, больше остальных, ведь со своим побочным эффектом Эновисон живут с самого рождения. Хотя именно это и делает вас странными.

Я закатила глаза.

— Тебе обязательно говорить загадками?

— Мне казалось, ты и сама должна была бы это заметить. Даже я вижу отличия, а я знаком с тобой от силы полчаса, — парень усмехнулся.

Что такого было во мне, чего я недоставало остальным? Слова казались бессмысленным, глупой шарадой без решения, что я сдалась, даже не попытавшись найти ответ.

— Эмоции. Они такие же, как человеческие. В точности. Они ярче, живее. Вот почему вас так трудно спутать с простыми людьми, ведь Эновисон умеют чувствовать, как Ривэрто. Умеют сочувствовать, переживать, привязываться, жалеть. Вы думаете, ставите под сомнения то, что все остальные принимают за чистую монету, сопереживаете, защищаете то, что вам дорого. Заложенное с рождения каждому морту чувство долга и преданности меркнет с годами в Эновисон, и вас труднее контролировать, ведь вы больше походите на людей, чем на мортов. И именно поэтому этот дар столь редкий.

Я заворожено ловила каждое слово, переносясь в воспоминания о мамином раздражении, когда я все никак не могла проявить себя, сделать то, чего она так ожидала. Со дня моего шестилетия она то и дело пыталась выдавить из меня намеки на умение манипулировать человеческим сознанием, умоляла запустить свой дым в ее голову, изменяя реальность, а мне оставалось обреченно смотреть в пол, пряча стыдливый взгляд, и сдерживать слезы беспомощности. Как она могла не заметить мою особенность, пытаясь приписать мне иной дар? Что стало с моей семьей, что они стали такими чужими друг другу?

Перед глазами все поплыло, белая пелена из слез размыла черты Глена. Я закрыла руками лицо, пытаясь спрятать внезапно нахлынувшие эмоции, что, словно волна, снесли с ног и утащили за собой в бескрайний океан чувств. Я разбивалась о скалы безразличия окружающих сотни раз, но едва ли придавала этому значения. И вот она, правда, красиво упакованная и перевязанная подарочным бантом, перед самым моим носом. То, что я пыталась понять многие годы, изматывая себя до изнеможения занятиями и тренировками в тщетной надежде заслужить признательность матери. А женщина просто не могла полюбить меня, не была способна принять кого-то, так кардинально отличающегося от ее привычного мира.

Неуместная усмешка искривила губы. Вот отчего меня так тянуло в Гринвилл, к людям. В сердце всегда оставалось место для ярких красок, громких фейерверков, взрывающихся в моей голове вспышками. Вдруг открылась причина удивления Логана, когда я умоляла его снять трясущегося от страха котенка с дерева, размолвок с Хизер, вертящихся вокруг моей тяги к чему-то новому. Все было так до тошноты просто. Души подарили мне частичку себя, приблизив к своей сущности.

Не так уж Гюнтер и ошибался.

Растерев слезы по лицу, я вздохнула и подняла взгляд. Место напротив пустовало. Глен оставил меня наедине с реальностью, свалившейся на плечи, и ворохом воспоминаний, которые еще предстояло вновь упорядочить и разложить по полочкам.

— Почему мне хочется, чтобы этот мальчик никогда не превратился в дракона? — я едва разобрала шепот Эвон.

Понятия не имею, но мне хочется того же самого.

•*'¨'*•.¸¸.•*'¨'*•.¸¸.•*'¨'*•.¸¸.•*

Наутро, помятая и сонная, я едва тащилась на занятия в Академию. По дороге меня перехватила София и о чем-то задорно трещала, но мыслями я была слишком далека от ее болтовни.

Вязкий туман размеренно окутывал нас, пряча от посторонних глаз. Едва удавалось разглядеть что-либо на расстоянии пяти метров, и в душе я радовалась ухудшению погоды. Темные и без того улицы стали еще тусклее. Блеклый серый мир въелся пеплом под ребра, и я никак не могла отодрать его, сколько бы ни стирала кожу до красноты. Изобилие черно-белых декораций нагоняло тоску. Маленькие домики, словно сошедшие со страниц журнала о европейской глубинке, что раньше так нравились мне, стали вдруг какими-то слишком вычурными для острова. Морты словно пытались подогнать все вокруг под мрачный готический стиль и сохранить аристократическую элегантность одновременно. Весь остров был усеян местами, что никак не сочетались одно с другим, и лишь теперь я обратила внимание на некую нелепость всего.

Древние чем-то напомнили мне сорок, что тащили к себе в гнездо любую безделушку, которая ярко блестела в свете солнечных лучей. Они соорудили свой мир на острове, где обитали, и заставили всех принять его и даже полюбить. Но меня тянуло сбежать от тусклой вселенной в трех тонах. В яркий, шумный Гринвилл, насыщенный жизнью и чрезмерной суетой. Я тосковала за ртутным небом, что готово разразиться грозой, за запахом свежескошенной нефритовой травы, что щекочет ноздри, за фисташковым мороженным в магазинчике через два квартала от школы, за теплым, плавящимся под солнцем асфальтом, за пропахшим потом и сигаретным дымом желтеньким школьным автобусом, за мятным пирогом миссис Хоггарт, за ярмаркой раз в полгода с дешевой бижутерией и женщинами в пестрых юбках, за крышей одной из высоток, куда мы с Лидией забрались однажды и торжественно объявили нашим местом. Все это составляло мою крошечную жизнь, что была роднее всего происходящего на острове.

— Айви, куда ты там уплыла? — София оживленно замахала рукой перед моим лицом. Казалось, ладонь оторвется от запястья от той скорости, с которой подруга мотыляла конечностью, и это заставило меня невольно прыснуть. — Уран вызывает Меркурий, прием-прием.

— Меркурий вне зоны действия сети. Перезвоните, пожалуйста, после того, как он получит должную дозу кофеина.

София схватила меня за руку. Ее взгляд внезапно обрел толику безумства и нескрываемой паники.

— Что с тобой происходит в последнее время? — улыбка слетела с лица подруги, и та была до неузнаваемости серьезна. — Что происходит в твоей голове, Айви? Ты ничем не делишься, закрылась от нас, и я боюсь, что случилось нечто страшное, а я пропустила это.

Я прикусила губу. Ничего такого, что я могла бы рассказать ей, не случилось. Да и я начала отходить от присутствия Древних в моей голове. Жизнь налаживалась. Я планировала полностью погрузиться в учебу, не засоряя мысли глупостями.

— Все нормально, не переживай. Если что-то случится, я обязательно расскажу тебе.

— И Натсуме, — настойчиво прибавила подруга.

— Конечно, и Натсуме тоже, — покорно согласилась я.

Только вот я не планировала сдерживать обещание. В моей жизни существовали вещи, о которых друзьям знать не следовало. Важнее было защитить их, а не втянуть в водоворот моих проблем.

Лицо Софии смягчилось и вновь засветилось улыбкой.

— Тогда все хорошо. Идем, тебя еще нужно отпоить кофе. А то глядишь, заснешь еще посреди урока.

Она унеслась куда-то вперед. На мгновение меня пригвоздило к месту чувство чужого присутствия. В панике я огляделась, но никого не рассмотрела в тумане, что стал еще гуще, хоть ложкой черпай.

— Ты тоже это чувствуешь? — растерянно спросила Эвон.

— Определенно. Кто-то следит, — едва различимым шепотом ответила я. — Стоит быть осторожнее с мыслями.

В паре метров от меня мелькнула тень, и тут же исчезла. Я было бросилась за ней, но вдруг чужая рука сомкнулась на моем запястье.

— Слушай, плохая ночь, все понимаю, — София недовольно оглядела меня. — Но спать на ходу — это уже перебор.

— Я кого-то видела, — от возбуждения слова скомкались в неразборчивый поток, в котором даже мне с трудом удавалось различить смысл.

Подруга поморщилась, пытаясь разобрать, что я пробормотала. Но мгновение было утеряно. Незнакомец, кем бы он ни был, скрылся в тумане, оставив меня в неведении.

— А, ладно, забудь, — я махнула рукой. — Идем, Натсуме уже, наверное, заждался.

Подруга потащила меня за собой, держа за руку, а я прислушивалась к каждому шагу в надежде, что тень вновь даст о себе знать. Но она исчезла в тумане, как и ощущение чьего-то присутствия.