МАРС

Утро наступило странно легко. Ни грохота мыслей в голове, ни привычной тяжести в груди. Я лежал в кровати, уставившись в потолок, будто впервые почувствовав — да, жить можно. Даже с долгами, прошлым, незажившими шрамами... если рядом есть кто-то, ради кого хочется вставать.

Вчерашний вечер оставил во мне тихое послевкусие. Не было ни страсти, ни признаний, ни глупых порывов. Только сиденье рядом. Только взгляд. Только рука в руке. Это было больше, чем любое прикосновение.

Но всё-таки... я боялся.

Я кто? Наркоман, бывший самоубийца, случайный студент.
А она? Дочь уважаемого хирурга. Девушка с ясным будущим.

Мы — как две параллельные улицы. Идём рядом, но не встречаемся. Пока не свернём.

Стук в дверь вывел меня из мыслей. Я не ждал никого.

— Марс, это я, Аарон!

Я встал, приоткрыл дверь и впустил его внутрь. Он держал два кофе и буррито, как будто знал, что я забыл позавтракать.

— Приятно видеть, что ты снова стал человеком, — сказал он, ставя пакет на стол. — Даже у тебя сегодня взгляд не как у зомби.

Я усмехнулся.

— Дельфин?

— Дельфин, — подтвердил я, вздыхая. — Ты же знаешь, я не умею ни в отношения, ни в чувства.

— Ага, ты не умеешь жить, но вот ведь — живой, — хмыкнул он и отпил кофе. — Так что научишься. Или она научит.

Я молчал. Аарон наблюдал за мной внимательно, потом сел и сказал вдруг:

— Слушай... Я, кажется, принял решение. Я тоже хочу что-то менять. Подал заявление. Медицинская школа — вечерний курс. Психология. Хочу помогать таким, как ты.

Я застыл, уставившись на него.

— Ты... серьёзно?

— Более чем. Если уж ты полез на хирурга, с долгами по уши, с разбитым сердцем и прошлым, значит, и у меня есть шанс хоть что-то исправить. Пока не поздно.

Я вдруг рассмеялся. Горько, но искренне.

— Ну что, док, ты будешь лечить мои травмы, а я — принимать роды. Гениальный дуэт.

— Чисто Netflix-сериал. Или, как ты любишь — жопа и сердце, первая серия.

Мы оба рассмеялись.
Но смех был настоящим. И впервые за долгое время — не из боли, а потому что жизнь действительно продолжалась.

Мы ещё долго сидели, обсуждая планы, университет, как будто стараясь держаться за это хрупкое чувство стабильности. Но, как всегда, за разговорами о будущем всплывает то, что болит глубже всего.

— Кстати, — сказал я, откинувшись на спинку стула, — ты всё ещё думаешь насчёт пересадки? Глаза?

Аарон улыбнулся криво. Он опустил взгляд, сцепил руки на коленях.

— Знаешь... раньше думал, что это цель. Что всё, что мне нужно — просто накопить, дождаться донора, пройти эту чёртову операцию. А потом понял... мне не нужно два глаза, чтобы видеть. Видеть жизнь. Людей. Себя.

Я внимательно смотрел на него. Эти слова были сказаны без пафоса, без жалости. Он действительно смирился.

— Ты серьёзно?

— Серьёзно. Я потратил слишком много времени, ненавидя зеркало. Но ты знаешь что, Марс? Я всё равно вижу достаточно. Я видел, как ты терял себя. И видел, как ты возвращаешься. Так что... я останусь таким. Это не делает меня неполноценным. Просто — другим.

Я не знал, что сказать. Только кивнул. Уважительно. С благодарностью.

— Ты стал мудрым, старик, — пробормотал я, пряча улыбку.

— Это потому что я слежу за идиотами вроде тебя. Иначе бы сам давно слетел с катушек.

Мы рассмеялись. Но внутри у меня всё-таки что-то колыхнулось. Восхищение? Чувство вины? Или всё вместе.

И тут... он задал неожиданный вопрос:

— Слушай, а ты когда-нибудь хотел найти своего... настоящего отца?

Мир будто остановился на секунду.

Я отвёл взгляд.

— Знаешь, я... недавно кое-что узнал. И это не даёт мне покоя.

Аарон прищурился.

— Это о Джейкобе Риде?

Я медленно кивнул.

— Он был отцом Айзека... и моим тоже. И знаешь что самое ублюдское? Он бросил нас обоих. Ни разу не пришёл в больницу. Ни одной весточки. Ни сожаления. Я бы всё понял — страх, стыд, даже трусость. Но полное безразличие? Это...

Я замолчал, сжав кулаки.

— Я долго пытался забыть. Простить. Но после смерти Айзека... всё, что осталось — это злость. Холодная. Тихая. Она не орёт. Она гложет.

Аарон не перебивал. Он знал — мне надо это выговорить.

— Я не знаю, что именно я собираюсь делать, — продолжил я, — но я найду его. И он посмотрит мне в глаза. Он узнает, кого бросил. Кого предал. Я не хочу мести. Я хочу, чтобы он почувствовал хоть часть той боли, которую мы пережили.

Наступила долгая тишина.

Аарон кивнул.

— Делай, что считаешь нужным. Только не потеряй себя снова, брат. Не дай злости сжечь то, что ты только начал строить.

Я кивнул в ответ. Глубоко. С благодарностью.

Мы сидели, пили остывший кофе. Всё только начиналось — и у меня, и у него. И у той ненависти, что внутри меня тлела. Я ещё не знал, к чему она приведёт.

Но знал точно: Айзек заслуживает, чтобы правда вышла наружу. И Джейкоб Рид — услышит моё имя.