Глава 11
**
**Королевский лазарет. Корё. Неделя спустя.**
Запах крови и гнили сменился вонью целебных трав и гноя. **Банчан** лежал на жесткой койке, тело – сплошная болевая точка. Разбитые кусачками сосуды, треснувшие ребра от ретроградного удара магии, душа – выжженная пустыня. Он предал Минхо. Выпустил Феликса. И заплатил. Стоило ему на секунду забыться, как боль возвращалась – острая, выворачивающая, напоминание о силе кумихо, который мог убить, но **выбрал оставить в живых.** Это было хуже смерти. Из щелевидного окна он видел кусочек неба – того же неба, под которым теперь жил Феликс. Свободный. *Его свет погас здесь, но горит там.* Мысль была единственным утешением в аду физической агонии и душевного разложения.
**Покои Минхо. Той же ночью.**
**Кэсс** сидела у окна, закутанная в шелк дороже ее веса в золоте. Лицо – кукла фарфоровая: большие глаза, пухлые губы, кожа без изъяна. И абсолютно пустое. Как ваза, которую поставили не туда. Минхо наблюдал за ней с другого конца комнаты, его лисьи глаза сужены в щелки отвращения.
«Спой,» – приказал он, голос – лезвие, обернутое бархатом.
Кэсс открыла рот. Зазвучал голос – чистый, высокий, технически безупречный. Как у обученной птицы. Без души. Без огня. Без страха.
«Довольно!» – Минхо вскипел. Он метнул нефритовую чашку в стену. Кэсс даже не вздрогнула. Просто замолчала, уставившись в пустоту.
«Ты – пустое место! – зашипел кумихо, подступая. – Красивая обертка на дерьме! Где твой страх? Где ненависть? Где хоть искра жизни?!» Он схватил ее за подбородок, впиваясь ногтями в кожу. Ни крика. Ни слез. Только послушное поднятие головы. Мертвые глаза.
Минхо отшвырнул ее. Отвращение поднялось комом в горле. *Феликс…* Даже в страхе тот горел. Дрожал. Был **живым.** Кэсс была красивым трупом. Его месть Банчану и Хёнджину превращалась в издевательство над самим собой. Его взгляд, полный ярости и разочарования, упал на **Джисона**, молча подбиравшего осколки чашки.
**Терраса над садом. Рассвет.**
Минхо стоял, впиваясь взглядом в туман, стелющийся по саду. Внутри бушевал ураган бессильной ярости. За спиной – легкий шорох. Джисон. Принес вино. Молча поставил на резной столик. Повернулся уйти.
«Останься.»
Команда прозвучала непривычно тихо. Джисон замер.
«Я… испортил все, Джисон, – голос Минхо был сломанным, чужим. Он не оборачивался. – Пытался заменить одно сокровище другим. Получил… это.» Он кивнул в сторону покоев Кэсс. «И потерял единственное, что имело значение.»
Джисон молчал. Его вечная маска не дрогнула. Но пальцы, сжатые за спиной, побелели.
«Почему ты остаешься? – Минхо обернулся. Его глаза, обычно пылающие аметистовым огнем, были тусклыми, человечески усталыми. – После всего, что я сделал? После… шрамов? После того, как я чуть не вырвал твою душу?»
Впервые за века Джисон поднял глаза. Встретил взгляд хозяина. В мертвой глубине что-то дрогнуло.
«Куда мне идти, господин? – его голос был тихим, как шелест высохшего листа. – Я – ваше творение. Ваша тень. Ваша… ошибка. Без вас я – ничто. Пустота.»
Минхо шагнул к нему. Быстро. Его пальцы впились в плечи Джисона не для боли, а словно ища опоры.
«Ты не ошибка, – прошептал он, его дыхание смешалось с дыханием слуги. – Ты… единственное постоянное. Единственное, что реально. Все эти века… а я ослеп.» Его губы дрогнули. Опустились. Не на губы Джисона. На шрамы у него на шее. Легкое, почти невесомое прикосновение. Покаяние? Жажда? Или начало чего-то нового, страшного и неизбежного? Джисон замер, глаза закрылись. Его тело, всегда готовое к боли, невольно потянулось к этому прикосновению – первому за сотни лет, что не несло в себе угрозы.
**Сеул. 2025 год. Кафе в районе Апкучжон.**
**Феликс** нервно мял бумажный стаканчик с остывшим американо. Неделя "свободы". Квартира. Работа. Чонин, который не верил его "провалу в прошлое", списав все на нервный срыв и переутомление. Но покоя не было. По ночам снились кошмары: ледяные глаза Хёнджина, хищная улыбка Минхо, невыносимая нежность Банчана… и сад. Всегда сад. И ощущение падения.
Он поднял взгляд – и сердце остановилось.
У стойки заказа стоял **Он.** Высокий. Плечистый. В дорогом, но строгом костюме. Волосы, коротко стриженные, не собранные в пучок. Лицо – то же самое. Сильное. С характерным носом. Но без шрамов жестокости. Без тени вековой усталости в глазах. Взгляд был умным, сосредоточенным, немного деловым. **Банчан.** Но не принц.
Феликс вскочил. Стакан упал, кофе растекся по полу. Он не заметил. Шагнул к стойке, как лунатик.
«Бан…» – имя застряло в горле.
Мужчина обернулся. Его глаза – темные, теплые, без ледяной глубины прошлого – встретились с Феликсом. И в них вспыхнуло… узнавание? Шок?
«Я… извините, – голос Феликса дрожал. – Вы… вы мне кого-то ужасно напоминаете.»
Мужчина улыбнулся. Улыбка была открытой, без тени боли или ревности.
«Чан Банчан, – представился он, протягивая руку. – И да, странно… вы мне тоже знакомы. Ужасно знакомы.» Его пальцы сомкнулись вокруг руки Феликса. Тепло. Живое. Реальное. «Последнюю неделю мне снится… сад. Замерзший пруд. И… вы. Сильно напуганный.»
Феликс почувствовал, как земля уходит из-под ног. Не метафорически.
**Офисный небоскреб. Час спустя.**
**Ли Хёнджин** откинулся в кресле руководителя отдела поглощений. На столе – доклад об очередной разоренной конкурентной фирме. Холодная эффективность. Но мысли были не о цифрах. О брате. Банчан звонил, взволнованный: *"Встретил парня… Как будто знал его сто лет. И сад… Хёнджин, мне снился сад! И ты там… но какой-то другой. Страшный."*
Хёнджин сжал переносицу. У него самого сны были – смутные, кровавые, с запахом железа и криками. И лицо… бледное, с глазами лесного ореха. Он тряхнул головой. Стресс. Переутомление. Не более.
**Темный лимузин у кафе.**
За тонированным стеклом сидели двое. **Минхо** – в безупречном черном костюме, его лисьи глаза безошибочно узнавали **Феликса** в окне кафе, разговаривающего с **Банчаном**. На губах кумихо играла тонкая улыбка. Нежная. Смертоносная. Его пальцы переплелись с пальцами **Джисона**, сидевшего рядом. Джисон был преображен: та же сдержанность, но в глазах – не пустота, а глубина. И холодное сияние кумихо, такое же, как у Минхо, но чуть приглушенное. Его дар. Его бессмертный партнер.
«Смотри, мой единственный, – Минхо шептал, его губы почти касались уха Джисона. – Наш беглец. Нашел свое прошлое… в будущем. Мило. И глупо.»
Джисон молча наблюдал. Его взгляд скользнул с Феликса на Банчана. Что-то похожее на жалость мелькнуло в его глазах.
«Он страдает, – тихо сказал Джисон. – Без памяти. Без понимания.»
«Страдание – приправа к жизни, – Минхо усмехнулся, пожимая руку Джисона. – И у нас теперь вечность, чтобы наблюдать за этим спектаклем. За всеми ними.» Его взгляд стал острым, как бритва. «Хёнджин тут… бизнес-акула. Сынмин – все тот же шакал, но в костюме политика. И наш дорогой Феликс… пытается убежать от нас в мире, где мы все еще существуем. Вечны.»
Он поднял руку Джисона к губам, поцеловал костяшки пальцев. Жест был одновременно нежным и властным.
«Никуда он не денется, мой созданный, – прошептал Минхо, глядя в глаза Джисона. – Никуда не денутся они все. Время – иллюзия для таких, как мы. И их маленькие трагедии… они будут вечно развлекать нас.»
Лимузин тронулся, растворяясь в потоке машин. В кафе Феликс смеялся над чем-то, что сказал Банчан, но в глазах его все еще жил ледяной ужас прошлого, а на запястье, под рукавом рубашки, мерцал шрам-спираль – немое напоминание о разорванных цепях и вечных тенях, настигающих даже в будущем. Игра только начиналась. Снова.