Глава 5
Каменные стены впитывали холод и отчаяние. **Ян** стояла у узкого окна, зарешеченного кованым железом. Цепи сняли, но невидимые оковы страха сжимали горло. Ее тело, еще помнящее грубые руки стражников, дрожало, но не от холода. От ненависти. Яркой, как раскаленный клинок. Дверь скрипнула. Она не обернулась. Знала, кто пришел.
Запах предшествовал ему – дорогой сандал, холодная сталь и власть. **Хёнджин** вошел без стука. Его шаги по каменному полу были мертвенно тихи. Он сбросил тяжелый плащ с волчьим мехом на спинку единственного стула. В руке – серебряный кубок с вином. Он отхлебнул, глаза, как ледяные озера, изучали ее спину, тонкую шею под собранными в узел темными волосами.
«Ненависть – хорошее топливо, Ян, – его голос разлился по камере, низкий, спокойный, режущий нервы. – Оно согревает. Но оно же и сжигает изнутри.»
Она сжала кулаки, ногти впились в ладони. «Ты пришел насладиться видом своей добычи, палач? Или уже решил, какую казнь придумать?»
Хёнджин усмехнулся. Звук был сухим, как треск ломающихся костей. Он подошел вплотную. Она почувствовала тепло его тела, запах вина и чего-то опасного, звериного. Его пальцы, в черной кожаной перчатке, коснулись ее плеча. Она вздрогнула, как от удара током, но не отстранилась. Гордость не позволяла.
«Какая казнь? – Он обвел пальцем контур ее ключицы. – Ты – драгоценность, Ян. Дикая, неограненная. Твоя ненависть… она ценнее золота. Я хочу ее вложить в своего наследника. Сделать его сильным. Беспощадным. Как я.»
«Я скорее вырву себе матку ножом, чем рожу тебе ублюдка!» – выплюнула она, обернувшись. Ее глаза пылали.
Хёнджин поймал ее взгляд. Не рассердился. Напротив, в его глазах вспыхнул азарт охотника, загнавшего зверя в угол. «Очень хорошо. Очень… честно.» Он отпил из кубка, его взгляд скользнул вниз, по ее телу, скрытому простым серым ханбоком. Оценивающе. Как гурман смотрит на редкое блюдо. «Но что, если я предложу сделку?»
Она молчала, стиснув зубы.
«Одну ночь, – сказал он тихо, наклоняясь так близко, что его губы почти касались ее уха. Его дыхание обожгло кожу. – Ты отдаешься мне. Не как рабыня. Как… партнер в гневе. А потом… я отпускаю тебя.»
Ян замерла. Сердце бешено колотилось. «Ложь. Ты никогда не отпустишь меня.»
«Клянусь кровью на моем мече и черепами на моем троне, – его голос стал жестким, как сталь. – Одну ночь. Твой гнев. Твоя ненависть. Твое тело. Без цепей. Без принуждения. Ты приходишь ко мне сама. А на рассвете… ты свободна. Ворота откроются. Конь будет ждать.»
Он отступил на шаг, его ледяные глаза впивались в нее, выискивая слабину, колебание. «Выбирай, Ян. Свобода… или вечная ненависть в каменном мешке этой башни. Или в моей постели.»
Ее ноги подкосились. Она схватилась за каменный выступ окна. Свобода. Шанс бежать. Шанс собрать силы и вернуться с мечом. Но цена… Она посмотрела на него. На его бесстрастное, прекрасное лицо убийцы. На губы, которые только что предложили кощунственную сделку. Ненависть клокотала в ней лавой. Но и желание жить, мстить…
«Хорошо, – прошептала она, голос сорвался. – Одну ночь. Но если ты солжешь… я найду способ убить тебя. Даже из могилы.»
Хёнджин улыбнулся. Широко. Победно. «Обещаю, мой дикий огонь. Завтра ночью… я жду. Придешь сама. Или… готовься гнить здесь вечно.» Он развернулся и вышел, оставив за собой запах власти и невыносимый выбор. Ян рухнула на колени, ее тело трясло от рыданий ярости и унижения.
---
**Покои Банчана. День.**
Солнечный луч пробивался сквозь тяжелую штору, освещая пылинки, танцующие в воздухе. Феликс сидел на циновке, скрестив ноги, пытаясь читать свиток с грубыми рисунками растений – подарок Банчана, чтобы «отвлечься». Но иероглифы были чужими, а мысли возвращались к холодному ожерелью Минхо, к ледяному взгляду Хёнджина.
Дверь открылась. **Банчан.** На нем был простой стеганый халат, но за плечами висел меч. Он выглядел усталым, раздраженным. Глаза были темны от гнева.
«Слышал? – Банчан швырнул кожаные перчатки на стол. – Этот безумец! Эта… сделка с Ян! Он играет с огнем, как ребенок с зажигательной смесью!»
Феликс вздрогнул. «Ян? Та… в цепях?»
«Да! – Банчан начал шагать по комнате. – Он предложил ей… свободу. В обмен на ночь в его постели. Без принуждения, клянется! – Он грубо рассмеялся. – Какое там «без принуждения»! Она в его власти! В его крепости! Это издевательство! Унижение! Он превращает королевский дворец в публичный дом!»
Его ярость была почти осязаемой. Феликс видел, как сжимаются кулаки принца, как напряжены мышцы шеи. Банчан остановился перед ним, его дыхание сбилось.
«Почему? – прошептал Феликс. – Зачем ему это?»
«Власть! – выдохнул Банчан. – Чувство, что он может сломать даже самую сильную волю. Что даже ненависть можно купить. Или вынудить продаться. Он… – Банчан провел рукой по лицу, внезапно уставший. – Он теряет берега. Клан Пак на пороге, шпионы повсюду, а он развлекается такими… извращениями.»
Его взгляд упал на Феликса. На его бледное лицо, на синяки под глазами, на красную полосу на шее, оставленную ожерельем Минхо. Ярость в глазах Банчана сменилась чем-то другим. Чем-то теплым и щемящим. Он опустился на колени перед Феликсом, их глаза оказались на одном уровне.
«Прости, – тихо сказал Банчан. Его голос потерял металл, стал глубже, мягче. – Ты не должен видеть это. Слышать это. Этот дворец… он пропитан ядом.» Его рука, большая, шершавая от оружия, медленно, осторожно поднялась. Пальцы дрогнули, прежде чем коснуться щеки Феликса. Прикосновение было удивительно нежным. «Ты… как луч солнца в этой вечной грозе. Чистый. Из другого мира. И я…»
Он запнулся. Глаза Банчана, обычно такие твердые и расчетливые, были полны смятения, уязвимости. Он смотрел на Феликса, как на чудо, как на что-то хрупкое и бесконечно драгоценное. Его большой палец осторожно провел по синяку под глазом Феликса – следу усталости и страха.
«Я не могу смотреть, как они ломают тебя, – прошептал Банчан. Его дыхание смешалось с дыханием Феликса. – Минхо со своими играми… Хёнджин с угрозами… Я хочу…» Он замолчал, словно боясь произнести слова вслух. Но в его глазах все было сказано. Глубокая, безнадежная нежность. Желание защитить. Прижать к себе и спрятать от всего этого ада. «Я хочу, чтобы ты знал… здесь есть место не только страху. Хотя бы здесь, в моих покоях.»
Его рука скользнула к затылку Феликса, пальцы запутались в светлых прядях. Он медленно приблизил лицо. Феликс замер, не в силах пошевелиться, захлебываясь в противоречиях – страх перед последствиями, гнетущая благодарность за эту нежность в мире жестокости, и странное, трепещущее чувство, разгоравшееся в груди. Губы Банчана были близко…
Внезапно громко распахнулась дверь.
---
**Покои Минхо. Вечер.**
Воздух был густым от благовоний – дикой гвоздики, сандала и чего-то пьянящего, экзотического. **Минхо** стоял у лакового столика, на котором лежал предмет невероятной красоты. Это был браслет. Но не золотой и не серебряный. Казалось, он был сплетен из лунного света и теней. Основа – гибкий, прохладный на вид металл цвета темного серебра с синеватым отливом. По нему вились тончайшие нити чистого золота, образуя ажурные узоры, напоминающие защитные руны или сплетение корней древних деревьев. В центре сиял камень – не бриллиант, а что-то глубокое, мерцающее внутренним светом, как капля застывшей ночи.
Феликс не мог оторвать глаз. В его мире 2025 года таких технологий не существовало. Это было чистое волшебство.
«Нравится? – Минхо улыбнулся, подбирая браслет. Его пальцы скользнули по холодному металлу. – Лунная сталь, оправленная в золото Пустоты. Камень – слеза горного духа, пойманная в момент падения. Ничего подобного в твоем… будущем… не найти, да?»
Он подошел. Феликс инстинктивно отпрянул, но Минхо был быстрее. Его свободная рука схватила Феликса за запястье. Хватка – стальная.
«Старое ожерелье… оно выполнило свою задачу, – шепот Минхо был горячим и опасным. – Оно привязало тебя ко мне. Но оно… грубое. Как я вчера.» Его пальцы нашли замок ожерелья на шее Феликса. Щелчок. Холодный металл с клыком и рубином упал на циновку. На шее осталась тонкая красная полоса. «А это…»
Минхо поднес новый браслет к запястью Феликса. Прикосновение металла было не ледяным, а прохладным, успокаивающим. Браслет сомкнулся сам, без видимого замка, облегая запястье идеально, как вторая кожа. Золотые нити замерцали слабым светом.
«…это защита, – закончил Минхо. Его глаза горели лиловым отблеском камня. – От темных духов, бродящих по ночам. От злых чар. От… назойливых взглядов некоторых принцев.» Он провел пальцем по браслету, затем по коже Феликса выше него. «Он не позволит нечисти коснуться тебя. Но меня… – Минхо наклонился так близко, что его губы почти касались губ Феликса, – …он не остановит. Никогда.»
Феликс попытался вырваться, но Минхо притянул его сильнее. Одна рука кумихо обвила его талию, прижимая к себе. Феликс почувствовал нечеловеческую силу, скрытую под шелком, и невероятный жар, исходящий от тела Минхо.
«Моя диковинка, – прошептал Минхо, его дыхание смешалось с дыханием Феликса. В глазах кумихо плясали искры опасного вожделения и бесконечного любопытства. – Моя защищенная, драгоценная игрушка. Ты теперь в безопасности от всех… кроме меня.»
Его губы накрыли губы Феликса.
Это не был поцелуй. Это было завоевание. Губы Минхо были горячими, настойчивыми, требовательными. Он не просил – он брал. Один его язык властно вторгся в рот Феликса, исследуя, пометчая, заявляя права. Вкус был диким – гвоздика, мед и что-то невыразимо древнее и хищное. Феликс задыхался. Он пытался оттолкнуть, но руки Минхо держали его как в тисках. Браслет на запястье был холодным контрастом пожирающему жару поцелуя. Страх и что-то иное, темное и запретное, заставили его тело ответить – слабо, предательски.
Минхо почувствовал это. Он издал низкий, похожий на рычание звук удовлетворения и впился в губы Феликса еще сильнее, глубже. Его рука скользнула под рубаху Феликса, горячие пальцы впились в кожу спины, прижимая его так близко, что между ними не осталось места для воздуха. Поцелуй стал глубже, медленнее, но не менее властным. Он душил, опьянял, лишал воли. Феликс захлебывался в этом море ощущений – жар, холод браслета, нечеловеческая сила и вкус опасности, сладкий и губительный.
Когда Минхо наконец отпустил его губы, Феликс рухнул бы, если бы кумихо не держал его. Он задыхался, губы горели и пульсировали, на них выступила капелька крови – то ли от его зубов, то ли от зубов Минхо.
«Помни этот вкус, диковинка, – прошептал Минхо, его губы были влажными, глаза горели как угли в полутьме. Он слизнул каплю крови с уголка рта Феликса. – Вкус моего желания. И знай… это только начало. Теперь, когда ты под моей защитой… я могу играть с тобой… гораздо дольше. И гораздо… интереснее.»
Он отпустил Феликса. Тот едва устоял на ногах, опираясь на стену, сердце бешено колотилось, а на запястье мерцал браслет – дар и новая цепь в одном. Минхо улыбнулся, красивый и смертоносный, и растворился в дыму благовоний, оставив Феликса одного с губами, опаленными поцелуем-захватом, и телом, дрожащим от страха и невыносимого, предательского возбуждения. За окном сгущались сумерки. Ночь в Корё была временем духов, интриг и исполнения кровавых обещаний.