Часть 14
Логан
Я возвращался после вечерней тренировки — выжатый до предела. В мышцах — микротравмы, в голове — десятки вариантов, как поступить правильно. Две недели онемевшего сна, пропущенных смс, пустоты, словно меня вытеснили из её жизни. Я сам вытеснял себя из ее жизни — и в груди зияла рана.
Я думал:
Каждый шаг дальше — как новый шрам. Но я не могу отпустить. Не могу просто забыть и жить дальше.
Я искал пути, варианты: как помочь ей, не затягивая её в мой опасный мир.
Когда я подошёл к двери своей квартиры, сердце замерло. Взгляд остановился там: Агата— у моей двери. Сидит на холодном полу, спиной плотно прижалась к стене, на ногах — кроссовки, болтающиеся в такт музыке, что она слушала. Наушники надеты неровно.
Её глаза закрыты. Казалось, она ждёт что-то. Или прячется. Я замер.
Что она здесь делает? Почему здесь, а не дома?
Сделал шаг. Магия этих двух недель рухнула. Вдруг всё стало ужасно ясно и страшно.
— Агата? — тихо, почти шёпотом.
Она не двигалась. Я медленно сел рядом, на корточки.
Наклонился вперёд — снял с нее наушники.
Её глаза открылись — и я увидел в них всё: обиду, злость, ощущение предательства. Это не было вдребезги, но их глубина царапала.
— Почему ты? — прошептала она, прерываясь и глотая воздух. — Почему ты исчез?
Сердце защемило. Я протянул руку и помог ей встать. Она не сопротивлялась, внимательно наблюдая за тем, как я открываю дверь и пропускаю ее в квартиру. Когда деревянное полотно захлопнулось за нами, я обхватил ее за талию и притянул к себе. Вдохнул аромат её волос — ваниль, шампунь, одна нотка хвои. И ощутил: это именно то место, где мне спокойно.
— Я никогда не хотел исчезнуть, — начал я, слыша, как голос дрожит. — Я думал, так будет лучше.
Она дернулась.
— Лучше? Ты не появлялся две недели. А теперь ты говоришь, что это «было лучше»?
Сдирая остатки сдержанности, я схватил её за руки.
— Я пытался защитить тебя. От моего мира. Ты не знаешь, через что мне приходится пройти. Что я делаю, за что рискую. Я не хотел втянуть тебя в это. Не хотел, чтобы ты страдала из-за того, что тянется за мной.
Она взорвалась:
— А ты не думал, что я буду страдать, когда ты вот так исчезнешь? Хочешь уберечь? Тогда почему не рассказал? Почему даже не спросил — могу ли я это вынести?
Её голос дрожал. Я понял: мы на грани. И я должен был выбор сделать сейчас. Принять её или снова уйти.
Она сжалась от боли и обиды, но глаза оставались открыты, жгли меня:
— Ты исчез. Нельзя просто исчезнуть и ждать, что я это переживу, как будто ничего и не было.
И в глазах — отказ, где раньше были пятна света.
Я ничего не сказал. Только прижал её к себе сильнее, накрывая ее губы нежным поцелуем — медленно, с чувством, с извинением, с отчаянием:
Не покину. Не уйду. Не спрячусь. Только дай мне шанс всё объяснить.
Её руки обвили меня за шею. Она отвечала жестко, прочно — но не отталкивала.
И когда поцелуй замолк, я просто прошептал:
— Дай мне шанс всё исправить, — прошептал я, заглядывая в её глаза. — Я не хочу терять тебя.
Она кивнула. Без слов. Но в этом кивке — было всё прощение, которое я боялся просить.
Я поднял её на руки — легко, как будто она весила не больше облака, в котором я утопал две последние недели. Агата обвила меня ногами за торс, создавая себе опору, без слов, но в этом касании было всё: и тоска, и прощение, и зов. Я держал её крепко, ладонями ощущая её упругие ягодицы, сквозь тонкую хлопковую ткань шорт. Вдохнул её запах — пряный, немного сладкий, уже до боли знакомый, родной.
Наши губы нашли друг друга — и в этот раз в поцелуе не было сдержанности. Только жажда. Глубокая, затянувшая. Мы жадно впивались друг в друга, словно оба наконец-то могли дышать.
Я двигался к спальне на автопилоте, не отрываясь от её губ. Дверь, приглушённый свет, шелест наших шагов — всё это стало фоном, неважным. Всё исчезло, кроме нее.
Мы рухнули на кровать, она осталась сверху, прижимаясь ко мне всем телом. Её холодные пальцы проникли под мою футболку, изучая, исследуя, скользя по животу и груди, будто снова хотела убедиться — я настоящий. Я застонал в её губы, тихо, почти сдержанно, но в этом звуке было всё напряжение этих недель.
Я чувствовал, как становится тесно в джинсах и это сводило с ума. Но всё равно, я остановился.
— Нам нужно остановиться, — выдохнул я.
Не потому что не хотел. А потому что хотел слишком сильно.
Она замерла. Подняла на меня глаза — глубокие, искренние, настойчивые. И в следующее мгновение сбросила куртку, затем тянущим движением — бесформенную толстовку.
Передо мной открылась картина, от которой перехватило дыхание: обнажённая грудь, лёгкий румянец на скулах, колебание в её взгляде и одновременно твёрдость выбора.
Моё сердце пропустило удар.
Я потерял способность дышать.
— Агата, — голос сорвался. — Ты уверена?
Она не ответила. Только притянула меня ближе, наклонилась и поцеловала — требовательно, властно, будто этим одним поцелуем пыталась развеять все мои сомнения.
Моя рука сама собой скользнула вверх по её животу, ощущая под ладонью нежность её кожи. Я провёл пальцами по изгибам талии, дотронулся до груди — и почувствовал, как она выгнулась мне навстречу, словно её тело уже давно ждало этого прикосновения.
Мои ладони медленно скользили по её спине, ощущая под пальцами тонкую кожу, едва заметные выступы позвонков, дрожащие от прикосновений мышцы. Она выгибалась навстречу, будто искала моё тепло, мой вес, моё прикосновение.
Пальцы невольно зарывались в её волосы, пряди которых струились, как шёлк, через мои ладони. Я сжал их у основания затылка — не резко, а так, чтобы она приоткрыла шею, словно невольно отдала мне власть над собой. И я тут же поддался на встречу к ней, проводя губами по этой беззащитной линии — от ключицы до изгиба плеча. Каждый поцелуй был медленным, влажным, тёплым. Я оставлял на ней дорожку из дыхания и желания.
Когда я прижался губами к её груди, чувствительно втянул в себя нежную плоть и прикусил, она тихо вскрикнула, сдавленно, будто этот звук вырвался сам по себе, без её воли. Я почувствовал, как сердце её бьётся чаще, и это опьяняло.
Резким, но нежным движением я сменил наши позиции, уложив её под себя. Мы смотрели друг на друга — в её взгляде было что-то большее, чем просто страсть. Там была вера. Принятие. Смелость. И я знал: это не просто момент.
Я стянул с неё шорты, не спеша, почти бережно. Она осталась передо мной — обнажённая, светлая, хрупкая и невероятно сильная. Я не мог отвести глаз. Просто дышал, глядя на неё, как на чудо, которое позволено увидеть только раз в жизни.
Я снял с себя футболку и спортивные штаны, вернулся к ней — и снова целую: плечи, живот, изгиб бёдер. Вкус её кожи сводил с ума, напоминал о том, как легко быть настоящим рядом с ней.
Возвращаюсь к пухлым губам, чувствуя, как ее руки гладили мою спину, медленно, чувственно. Я чувствовал, как её дыхание сбивается, как она сжимается, как дрожит. Мои пальцы скользнули ниже, изучая её плавно, с уважением, с желанием подарить ей удовольствие, а не забрать. Я игриво улыбаюсь, решая немного подразнить свою малышку. Когда она тихо прошептала моё имя, я замер — это было как молитва, как разрешение, как просьба одновременно.
Я чувствую пальцами ее влагу, она возбуждена до предела, но продолжаю играться с ее клитором, аккуратно вводя палец во влагалище. Она сдавлено стонет, подавая бедрами мне на встречу. И я не могу оторваться от этого вида. От того, насколько она красива, насколько у меня затуманивается разум, рядом с ней. Я начинаю вводить палец быстрее, наращивая темп, чувствуя, как она находится на пределе, одновременно массируя ее клитор. Через мгновенье стенки ее влагалища сжимаются вокруг моего пальца. Она закончила, просто от моих прикосновений. От моих ласк. Черт. Как же это заводит.
Я направляю свой член в ее щелку, даже не давая ей отдышаться. Входу в неё осторожно, медленно, будто каждое движение — это не просто действие, а шаг в неизведанное, в её доверие, в её чистоту. Её пальцы крепко сжали мои плечи, тело напряглось, дыхание участилось.
Она зажмурилась, и я замер, давая ей время привыкнуть. Мы дышали вместе — глубоко, осторожно, в ритме, который подсказывало сердце.
Я чувствовал, как между нами нарастает невидимое напряжение — словно сама комната стала тесной для той энергии, что бушевала внутри нас. Её тело, тёплое и дрожащее, тянулось ко мне, как к чему-то давно знакомому, как будто мы не встречались, а снова находили друг друга.
Я наклонился ближе, наши взгляды встретились — в её глазах блестела тревога, ожидание, доверие. Я нежно коснулся её лица, пальцами провёл по щеке, по линии подбородка, задержался у губ.
— Всё хорошо? — прошептал я, всматриваясь в её глаза.
Она кивнула — медленно, сжато, будто одно только движение отдавало всю суть момента. Потом снова, чуть увереннее, прикусив губу. И я почувствовал: она готова.
— Скажи, если что-то не так.э, — снова прошептал я, прижимаясь губами к её щеке.
— Я в порядке, — шепнула она, почти неслышно, двигаясь мне навстречу. В её движении была сила, в голосе — принятие. И это опьяняло.
Я начал двигаться — мягко, без спешки. Каждый толчок — будто удар сердца. Она смотрела на меня, широко раскрытыми глазами, в которых читалась смесь боли, наслаждения, удивления.
Потом она застонала — не громко, но этот стон пронзил меня до самых костей. Я наклонился, целуя её губы, грудь, шею, как будто хотел успокоить и одновременно раствориться в ней.
Когда её движения стали отчаяннее, я подхватил её ноги, перекинул через плечи, изменяя угол, входя глубже, становясь жестче, чувствуя, как мы становимся единым целым. Наше сбившееся дыхание и ее громкие стоны наполняю комнату. Мои руки по-хозяйски сжимают ее ягодницы, удерживая в одной позе. В её теле была пульсирующая, обволакивающая теплая нежность, и каждый мой вздох превращался в желание быть с ней, только с ней.
Она вскрикнула, выгибаясь, сжимаясь вокруг меня, вокруг моего члена — волна удовольствия захлестнула её, и я почувствовал это всем своим телом. И лишь когда её дыхание сбилось окончательно, а пальцы вцепились в мои руки, я сделал еще несколько толчков и вышел из нее, извергая свое семя на ее животик.