Люби меня, Мира | 16+ |

Я вышла на улицу, словно вынырнув из душного аквариума, в котором провела последние часы. Воздух был свежим, даже слишком — пахло мокрой листвой, далеким дымом и чем-то прохладным, прозрачным. Праздник закончился, день рождения Виолетты растворился в шуме голосов, обрывках поздравлений, смятом торте и непротёртых каплях сока на столах. Но внутри меня всё было неубрано. Ни одной мысли невозможно было привести в порядок. Только белый шум — как радио, настроенное на пустоту. Ни гнева, ни паники. Просто тишина, гулкая и слепая, в которой всплывало одно и то же: её лицо. Ви, сидящая в той тесной кабинке, сломанная, застывшая, с заплаканными глазами и пустыми руками. Она так и не вернулась. Не появилась в комнате, не написала. Будто исчезла. И это было похоже не на обиду — на беду.

Я стояла, обняв себя руками, не слыша ни шагов за спиной, ни голосов, зовущих по имени. Только когда кто-то коснулся моего плеча, я вздрогнула и резко обернулась. Передо мной стоял Ривен. Его пальцы ещё ощущались на моей куртке — тёплые, уверенные, немного волнительные. Он смотрел на меня с тем же спокойствием, с каким всегда слушал музыку в наушниках, с тем же вниманием, каким переворачивал страницы на переменах. И всё же, в его взгляде была забота, чуть неуверенная, но настоящая.

— Слушай... ты не хочешь немного прогуляться? — спросил он, приподняв брови и чуть поправив очки, как делал это почти всегда, когда нервничал или хотел казаться спокойным. Лёгкое движение — но я его уже знала. Уже умела читать его жесты, почти как интонации.

Мой ответ не заставил себя ждать. Мне хотелось уйти от мыслей, от собственной беспомощности, от горечи, от плитки туалета, от запаха хлорки, въевшегося в воспоминание.

— Когда и во сколько? — спросила я, глядя в его глаза, пытаясь зацепиться за что-то простое, стабильное.

— Сегодня вечером. В восемь. Я заеду на байке. Надень что-нибудь тёплое, — произнёс он, чуть склонив голову, как будто прислушиваясь к моему дыханию.

Я кивнула и улыбнулась. Улыбка вышла не той, какой хотелось — не светлой, не лёгкой. Она была почти машинальной, но в ней всё равно было согласие. Мне нужно было выйти из себя, вырваться хоть на миг. Но...

Как только он ушёл, растворившись в вечернем свете, я достала телефон. Мысли не давали покоя. Сцена в туалете всплывала в сознании раз за разом — как заевший фильм. Я чувствовала, как сжимается сердце каждый раз, когда перед глазами возникал её взгляд. И больше не могла молчать. Я открыла чат с Ви и, набрав медленно, слово за словом, отправила сообщение:

«Ви, ты в порядке? Я не должна была тебя заставлять. Тем более, не имела права кричать. Мне очень стыдно. Напиши мне, когда сможешь, пожалуйста. Это правда важно для меня. Очень важно.»

И, когда сообщение улетело, я осталась с телефоном в руке и дрожью в груди. Молча смотрела на экран, надеясь, что там, в той стороне, она всё-таки откроет глаза, увидит это — и поймёт, что я рядом. Даже если она сейчас не хочет, чтобы кто-то был рядом.

Я сунула телефон обратно в карман и, немного на автомате, села в машину, которая уже ждала у подъезда. Водитель не задал ни одного вопроса — молча кивнул, включил радиотишину и повёз меня по знакомому маршруту. В окно текли одинаковые улицы, люди с одинаковыми лицами и вывески, которые давно перестали бросаться в глаза. Всё это ощущалось словно в замедлении, как будто я ехала не домой, а в рамки какого-то старого, стёртого воспоминания.

Дом встретил меня своей обычной, выхолощенной тишиной — той, в которой слышно, как капает вода из крана на кухне, как по коридору проходят уборщики, как хлопают чужие двери. Холодные стены. Холодный мрамор. Холодный порядок. Дом, в котором всё было будто идеально... но не для жизни. Те же коридоры, те же стены, что воспитывали строгость и сдержанность, как будто говорили: не чувствуй, не чувствуй. Я шла сквозь них, не глядя по сторонам, словно тень самого себя. Внутри только одно ощущение: как же хочется выбраться отсюда.

В комнате, привычно убранной до совершенства, я утонула в рутине — сделала домашние задания, прошлась по дополнительным упражнениям, быстро сверилась с заметками для репетитора, повторила пару тем по языкам, переслала файлы. Всё шло по чёткому, выученному шаблону. Как будто этот день ничем не отличался от всех предыдущих. Только странная дрожь в пальцах, предвкушение чего-то другого, чуть-чуть выворачивало всё изнутри. Ближе к вечеру я встала, задержав взгляд на зеркале. Сегодня мне предстояло выйти в мир. Не как ученица. Не как дочь. Не как та, что сидит в библиотеке и выполняет расписание. А просто как... девушка.

Я открыла шкаф и, не перебирая, достала чёрную кофточку без плеч — простую, но с лёгкой дерзостью. Она чуть обнажала ключицы, делая силуэт тонким, почти невесомым. Под неё — мешковатые джинсы с низкой посадкой, нарочито расслабленные, как будто я вовсе не собиралась никому нравиться. Крупные серьги-кольца блеснули в тусклом свете комнаты, и я поймала в зеркале своё отражение — немного незнакомое, немного новое. Серебристая сумочка дополнила образ, будто точка в конце фразы. На губы — ягодный бальзам, лёгкий румянец на щёки, немного туши. И духи. Лёгкий след чего-то сладкого, с оттенком прохлады и ночного воздуха. Я вдыхала свой собственный запах и будто отрывалась от всего привычного.

Как раз в этот момент на экране телефона вспыхнуло сообщение:

— Выходи, жду там же, где высадил.

Сердце чуть сжалось — не от страха, а от предвкушения. Я захлопнула телефон, бросила последний взгляд на комнату, выключила свет и, как по отработанному сценарию, выползла через самый дальний коридор, тот, которым никто не ходит, кроме меня. Он вёл через узкий боковой выход, откуда, минуя камеры и формальности, можно было срезать путь к свободе.

Травяной покров под ногами был сырой, капельки росы цеплялись за подошвы. Я шла аккуратно, стараясь не увязнуть каблуком в мягкой почве. Сумочка постукивала по бедру, волосы касались щёк, и каждый шаг был как пробуждение. Где-то впереди, в темноте улицы, меня уже ждал байк. И — он.

За высоким кованым забором, в стороне от дома, послышался знакомый гул — раскатистый рев мотора, будто дикий зверь проснулся в темноте. Затем — скрежет обуви по асфальту, хруст песка под подошвами, тихий шелест деревьев, в которых путался лёгкий вечерний ветер. Я замерла на секунду, различая в этом шуме его приближение. Через несколько мгновений, выбираясь из тесной зелени и не особо заботясь о том, как спускаюсь с бордюра, я вышла на простор. Там он и был.

Мы встретились взглядами — по крайней мере, мне так показалось. Свет фар освещал половину его лица, делая черты резче, а глаза — почти непроницаемыми. Ривен молча кивнул и, слегка наклонившись, жестом указал мне садиться. Всё было просто. Лаконично. Без лишних слов, как всегда. Я села за ним, ловя странное ощущение: будто я не просто иду за ним, а сбрасываю с себя весь день, всю усталость, все мысли. Только движение вперёд.

Его спина была надёжной. Под пальцами — плотная ткань тёмной толстовки, чуть шероховатая, но под ней угадывалось тепло. Настоящее, живое. Я крепко обхватила его за торс, прижалась лбом к его лопатке. Мы не говорили. Молчание между нами не было пустым — оно было насыщенным, как будто в нём всё уже сказано.

Мотоцикл дёрнулся, издав мягкий рокот, и медленно тронулся с места, словно давая нам время привыкнуть к ночи. Скорость постепенно нарастала, город остался позади, а впереди мелькали силуэты деревьев, уличных фонарей и редких машин. В эту ночь деревья казались особенно живыми — их кроны дрожали от ветра, а листья отбрасывали тени, похожие на качающиеся фигуры. Мир казался чужим, но в этом чужом было хорошо. Свободно.

На мне был шлем, и потому я не сразу поняла, откуда раздался его голос. Он звучал внутри — глухой, немного приглушённый, но узнаваемый.

— Я же просил одеться теплее, — тихо произнёс он, с привычной хрипотцой, в которой сквозила легкая упрёка и забота. Его слова были немного грубоваты, но совсем не отстранённые. Скорее... настоящие.

— Не замёрзну, — пробормотала я, почти машинально. Только потом осознала: в шлеме встроен микрофон. Мы были связаны, даже когда молчали. Даже когда ветер стягивал дыхание с губ.

— А куда мы едем? — вырвалось у меня, и голос вышел тише, чем я хотела. Но вопрос был искренний, настоящий. Я действительно хотела знать.

— Увидишь. Тебе понравится, — коротко ответил он, не оборачиваясь. Спокойно, уверенно.

Мы снова замолчали. Мотор гудел под нами, дорога выгибалась плавными дугами. Мы не свернули в сторону города, как я ожидала. Напротив — выехали за пределы освещённой зоны, туда, где начиналась темнота, где лес сгустился и мир стал тише. Страшнее. Честнее.

Я почувствовала, как сердце забилось чуть быстрее. Тьма сгущалась, дорога шла всё дальше в глушь. Я сжала его толстовку, будто проверяя — на месте ли он, живой ли. Мысли завихрились.

— Ты... не собираешься меня украсть? Или убить? Или... ну, ещё что-нибудь в этом духе? — проговорила я неловко, натянуто, как будто в шутку, но в голосе прозвенел тонкий нерв. Чуть сдавленный смех, немного дрожи.

Он усмехнулся. Я даже почувствовала эту усмешку по движению его плеч.

— Нет, — ответил он после паузы. — Я бы сделал это раньше.

Смешно. Странно. Страшно. Но в этой фразе было то, что заставило меня выдохнуть. Он мог быть жёстким. Молчаливым. Непредсказуемым. Но почему-то именно ему хотелось верить. Несмотря на всё.

Мы остановились на какой-то площадке, в стороне от дороги. Я подняла глаза — передо мной возвышался холм. Очень высокий, почти отрезающий небо. Он тянулся вверх, как гигантская тень, поросшая травой. Ступеней не было. Только крутой склон. С моими туфлями и каблуками — добраться до вершины казалось просто невозможным.

Я опустила взгляд. Рука сжала ремешок сумочки. Едва заметная дрожь пробежала по пальцам.

— Я не дойду, — пробормотала я, неуверенно озираясь по сторонам. Ноги уже начинали увязать в мягкой траве, а сам холм вырисовывался передо мной как нечто запредельное — высокий, тёмный, будто нарочно выросший здесь, чтобы испытывать чужую решимость. — Мы ведь... туда?

— Угу, — коротко кивнул Ривен, не отводя взгляда.

Звук его шагов послышался сбоку — лёгкое шуршание ткани, приглушённый хруст травинок. Он отошёл чуть в сторону, чтобы загнать мотоцикл в тень деревьев, туда, где его точно не увидят. Лес поглотил машину без остатка. А потом... он вновь оказался рядом. Я только повернулась, как он вдруг подхватил меня на руки — без предупреждения, но как-то по-своему деликатно. Легко, будто я ничего не весила. Как будто так и должно быть.

— Не против? — спросил он уже после того, как сделал это. Его голос прозвучал спокойно, даже буднично. Но в этом была какая-то скрытая мягкость, почти — забота.

Я кивнула. Что ещё оставалось? Он решил — и я не сопротивлялась. Не потому что не могла, а потому что... хотелось. Хотелось, чтобы именно он нёс меня сквозь темноту.

Он шёл уверенно, мягко ступая по траве, которая казалась бархатной на фоне ночного холода. Его дыхание было размеренным, а я старалась не двигаться, не говорить, не встречаться взглядом. Молчание между нами было наполнено электричеством. Оно не давило — наоборот, согревало. Словно между нами уже всё было понятно, но никто не решался произнести ни одного слова вслух.

Он поставил меня на землю только тогда, когда мы добрались до самой вершины. Каблуки тут же вонзились в рыхлый склон, как гвозди, будто желая утащить меня обратно вниз. Я пошатнулась. И в тот момент, когда потеряла равновесие, почти инстинктивно вцепилась в его руку — резко, резко, будто от этого зависело моё дыхание.

Он посмотрел на меня. Не удивлённо, не насмешливо — просто молча, с едва заметной тенью эмоции в глазах. Но ничего не сказал. Только позволил мне устоять и, когда почувствовал, что я выровнялась, аккуратно выдернул свою ладонь из моей, как человек, умеющий держать дистанцию.

Он пошёл вперёд, к одинокой скамейке, скрытой под ветвями старого дерева, и я последовала за ним. Молча. Немного запоздало. Чуть тише, чем хотелось бы.

А потом передо мной открылся город.

Множество огней, ритмично мигающих внизу. Розоватые окна, мерцающие вывески, красно-жёлтые огоньки фар. Машины, застрявшие в вечернем потоке, выглядели как части одного живого организма. Вся эта суета снизу была почти сюрреалистична — как сон, который снится один раз в жизни, но оставляет след навсегда. Город дышал эмоциями. Я чувствовала их — сотни, тысячи, каждый миг разные. Ссоры и примирения. Звон посуды и тиканье часов. Чужие встречи. Чужие прощания. Всё это текло под нами, как огромная, пульсирующая река жизни.

Ривен стоял рядом, глядя туда же. Его лицо частично скрывал капюшон, под которым пряталась тень. И всё равно... я смотрела на него. В полутьме, он казался почти нереальным. Красивым не тем, как часто говорят — не лощёной картинкой, а красивым по-своему: сдержанным, упрямым, уязвимым. Эстетичным в своей немногословности. Он как будто сам принадлежал этой ночи — живой её частью.

И вдруг, неожиданно, он подцепил мой локон. Тонкая прядь волос завилась в его пальцах, мягко обвивая их. Он слегка потянулся ко мне — я затаила дыхание, подумав, что он хочет коснуться моего лица. Но он лишь приблизился к волосам.

Его грубоватые пальцы легко зарылись в мои кудри, перебирая их с тем чувством, с каким перебирают струны. Он наклонился чуть ближе, вдохнул — медленно, как будто стараясь разгадать запах. Глаза его на секунду прикрылись. Словно в этом мгновении было что-то важное. Или... слишком личное.

И в этой тишине, между запахом травы и светом города, между нами что-то застыло. Нечто невысказанное. Но очень близкое к настоящему.