23 страница30 января 2017, 04:25

Глава двадцать третья


Я помню, как Мишель объяснял врачам из скорой помощи, что я ещё жива. Комедия. Они даже достали мешок для покойников, а он буквально молил измерить мне пульс. Врачи отвечали, что я уже не дышу, даже не притронувшись ко мне. Так же помню, как меня укладывали на носилки. Как машина скорой помощи тряслась, причиняя мне боль. Мишель был пьян, но держал меня за руку. Вся одежда его была в моей крови. Испуганные глаза, мягкий голос. Как бы он не старался, я не понимала смысла его успокаивающих речей.

Очнулась в больнице. Вернее меня разбудила боль. Я пыталась вдохнуть, но в моих лёгких словно тысяча иголок. Столь отвратно было это чувство, что я резко открыла глаза.

Всё плыло. И потолок, и окна, и моя кровать – всё смешалось. Спустя пару минут, я наконец-то смогла взглянуть без тумана перед глазами. Я оказалась в белой, обшарпанной палате. Окно старое, краска на нём облупилась. Дождь стекал по стеклу.

Ночь. В палате я была одна. Возле кровати стояла капельница. Я попыталась пошевелить руками, вышло только правой. Запустив её под одеяло, я обнаружила, что грудная клетка перевязана бинтами. Екатерина попала в грудь, хотя целилась в голову.

Мне хотелось позвать людей, узнать, где я. Сил не было. Мне ничего не оставалось, как уснуть. И сон, казалось, был десятиминутным. Однако открыв глаза, я увидала яркий свет. Мне меняли капельницу.

— Алёна очнулась, которая из двадцать третьей палаты. Сообщите родственникам,— прокричала девушка в коридоре.

Я лежала десять минут, смотря в потолок. Головная боль не давала мне возможности думать. Но узнать, что со мной, всё-таки хотелось. Было слышно, как медицинские работники обсуждают меня. Видимо, все уже мысленно распрощались со мной. Хотя не мне их судить. Я первая выкопала себе могилу, когда пошла стреляться. Я первая помахала себе рукой.

— Деточка, что ж вы натворили?— сказал седовласый мужчина, заходя в мою палату.

Я резко повернула голову в сторону окна, принялась следить за каплями, которые медленно и лениво скатывались по стеклу. Мне не хватало слушать нотации. Я ни о чём не жалею, я сама согласилась. Я отстояла свою честь.

— Вам не стоит говорить, это будет причинять вам боль,— он взял мою руку, что бы измерить давление.

Каждый заглянул в мою палату. Меня это раздражало, я могла ответить лишь злобным взглядом. Когда входили, я с надеждой хотела увидеть знакомую душу. Но вместо этого получала очередную удивлённую, красную морду.

— У вас сквозное ранение. Потеряли очень много крови. Переливания не сделали, потому что найти вашу группу в нашей больнице очень сложно,— врач оставил мою вялую руку,— почти у сердца прошла пуля. Понимаете? Вы здесь словно воскресли.

Он встал, начал мерить шагами маленькую, пропитанную смертями палату.

— Ваши рёбра, они просто раздроблены. Вы чудом дышите, не говоря о способности мыслить. Вы бредили двое суток, — не унимался врач.

Хотелось, что бы он перестал считать меня диковинной игрушкой и ушёл. Ничего нового, кроме заявления о двух сутках, он мне не сказал. Поэтому я закрыла глаза, пытаясь уснуть.

И снова, казалось, прошло лишь десять минут. Хотя это вовсе не так. После того, как врач ушел, меня лихорадило. Я чувствовала, как из раны течёт гнойная жидкость. Проливной пот. Мучительный кашель не оставлял меня. Очень высокая температура. Врачи толпились в моих покоях, словно им мёдом намазано. Но предпринять что-либо никто не решался. Я извивалась меж мокрых и горячих подушек. Лишь когда начала кашлять кровью, мне вкололи обезболивающее.

В моей палате снова стоял мрак. Я медленно открыла глаза и испугалась. Даже дёрнулась. Напротив моей кровати сидел Мишель. Злой. Я почувствовала это сквозь темноту. Вот теперь я и наговорюсь.

— Как жизнь?— спросила я, улыбаясь.

Он молчал, сложив руки на груди. Я буквально слышала, как скрипят его зубы.

— А у меня не очень,— после этих слов я вновь закашляла.

Мишель смягчился, увидав мои мучения. Подошел ко мне, включил лампу. Подвинул стул к моей кровати, сел.

— Ты ничего не изменила,— начал он, когда мой кашель отступил,— Екатерина живёт обычной жизнью, вернулась в школу. А ты лежишь, мучаешься.

— Я ничего не хотела менять. Да и ты бы меня не остановил,— хрипела я, на глазах выступали слёзы от боли.

— Знаю.

Он замолчал, дотронулся пальцами до моей ладони. Я бы хотела почувствовать прикосновение, но левая рука не слушала меня.

— Ты же знаешь, что мне не выйти из этой больницы живой?— проскулила я, закрыв глаза.

Тишина. Я боялась. Боялась, что он очередная галлюцинация.

— Лежишь здесь три дня. Ещё не умерла,— холодно отозвался он.

Я расплылась в улыбке. Ненавижу. Отвернула голову к окну, вслушивалась в звуки дождя.

— Знаю,— ответил он, чем убил во мне любое желание бороться за жизнь.

— Последняя встреча,— улыбалась я,— получается.

Мы молчали, потому что сказать было нечего. Всё понятно без слов. Миша измотал себя. Синяки под глазами. Бледная кожа сделалась жёлтой. Рубашка мята. Он не спал пару дней.

—Раз ты умрёшь, то и от меня проку нет,— сказал Мишель.

— Не говори такое,— злобно прошептала, кинув серьезный взгляд.

— Могу и оду написать, суть не измениться.

Он встал, прошел к пиджаку, который валялся на полу. Достал из кармана коробку с моими таблетками. А после снова кинул пиджак на пол, словно ему там самое место.

— Причину твоего настроения вычислить не сложно,— начал он, рассматривая измятую коробку,— твоя бабушка дала мне лишь пару минут нахождения в твоей комнате.

— И как бабушка?— спросила я.

— Про таблетки я ей не сказал. Она в недоумении от происходящего. Но, кажется мне, не тронуло её известие о твоём ранении. Да и в больнице она была всего раз, врачи настояли,— сказал Миша тихо.

— Сколько раз ты здесь был?— никогда не видела Мишеля таким растерянным и унылым.

— Почти не ухожу от тебя. Пару раз врачи отправили домой, потому что я был очень пьян.

Я посмеялась, словно забыла о боли.

— Возьми,— он положил коробку с таблетками в правую руку, значит заметил, что не могу шевелить левой.

Мишель вложил в мою ладонь не только коробку с таблетками, но и безболезненную смерть. Я взглянула на него удивлённо, мы оба поняли, что делать.

— Серьёзно?— спросила я, едва не плача.

Он кивнул. Это очень благородно. Мои боли действительно мучительны.

— Спасибо,— я моргнула, по щекам потекли слёзы.

Он поднялся, поцеловал меня в лоб.

— Встретимся на том свете,— прошептал он, отстраняясь.

— Надеюсь, что нет. Мне хватило тебя,— серьезно и угрюмо сказала я.

Мишель выключил лампу, отошёл от койки, поднял пиджак.

— Я больше не приду,— он засунул руки в карманы брюк.

— Знаю,— прощалась я с ним, таким холодным и гордым,— жаль, что всё вышло именно так. Если бы нам дали шанс повторить, ты бы забыл о гордости?

— Я бы забыл обо всём.

Слова обжигали. Слёзы текли по щекам, я хотела вытереть их с глаз, ведь пелена не давала мне возможность видеть его лица.

— Всегда, когда я отстранял тебя своими выходками, я хотел, что б ты не пострадала от Екатерины. Я ломал тебя, мучил. Лишь бы ты не повелась со мной. У меня ничего не вышло. Я бы поменял всё, Алёна.

— Хватит быть эгоцентриком. Я лежу здесь не из-за тебя,— я вздохнула,— просто заткнись и прощай, Мишель.

— Прощай,— сказал в последний раз он.

Он скрылся за дверью, обмолвился словом с дежурным врачом. А после всё стихло. Голос его звучал в моей голове. Казалось, словно он сейчас вернётся. Но этому уже никогда не бывать.

Медленно шевелясь, я пыталась открыть коробку стаблетками одной рукой. Когда у меня получилось, я заглянула внутрь. Там былазаписка от Мишеля, которую я вынула и прочла: «Я слишком люблю тебя».
Записка меня вовсе не тронула, я скомкала и бросила её на пол. Вновьзаинтересовавшись коробкой, я оставила любые мысли. Блистерная упаковка сиялаво мраке моей больничной палаты. Я вынула одну упаковку от таблеток. Пусто. Подумала,что просто выпила их. Посему достала вторую упаковку, она оказалась тожепустой. Потом я попросту порвала коробку от таблеток, и все упаковки оказалисьпусты. Я впала в безумие. Начала истошно кричать. Бросила капельницу на пол,она разбилась. На шум и крики прибежали доктора, которые просто не моглипонять, что произошло. Сошлись на том, что эмоции спровоцировали новый приступбреда.
Истерика, крик, всеобъемлющая боль. Изо рта по капле текла кровь, грудь пылала.Врачи говорили, что у меня высокая температура, мне просто необходим сон. Номеня колотило в судорогах. Грудь вздымалась и опускалась, причиняя мне боль.Огненная лихорадка.    

23 страница30 января 2017, 04:25

Комментарии