Кулон из космоса

— Хорошо, хорошо, — смеялась я, удерживая телефон плечом, — Кирилл, давай уже, а то мы опоздаем в школу.

— Ладно, — смеясь, ответил он, — Жди выходных, приеду в субботу на целый день.

— Жду субботы только ради тебя, — более серьёзно заговорила я. Никогда не могла говорить о чувствах, шутя, — Удачи в школе.

— И тебе. Пока, — после его прощания последовали гудки.

Наконец выпрямив спину и отложив телефон на кровать, я положила в рюкзак упаковку новых успокоительных таблеток, которые купила вчера. Закинув синий рюкзак на плечо, я отворила дверь и в спешке спустилась по старой и скрипучей лестнице.

— Я в школу, — крикнула я бабушке, которая была занята на кухне.

— Хорошо, а мне скоро на работу. Буду вечером, — сказала она, когда я вышла из дома.

Погода нелётная, какой была и вчера, когда я пошла в аптеку за успокоительными таблетками. Сейчас я ощущала себя хорошо, не чувствовала волнения. Но я взяла таблетки в школу на случай, если опять занервничаю.

Идя по узким улочкам и обходя лужи, которые образовались во время ночного дождя, я смотрела под ноги и думала о предстоящем дне.

—Какой у нас первый урок? — шептала я, разворачивая мятую бумагу с расписанием.

Вглядываясь в текст, я посчитала, что сегодня два совместных урока первой и второй группы. «ВТОРНИК. 4 урок: ФИЗИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА. 7 урок: ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОЕ ИСКУССТВО (СОВМЕСТНЫЕ ЗАНЯТИЯ)» — я прочла текст на бумаге, тихим и монотонным голосом.

Теперь я была уверенна, что встречусь с Мишелем. Если вчера мне повезло, возможно, он не разглядел меня, то сегодня я встречусь с ним сразу на двух уроках. Вдруг он будет меня избегать? Или он уже начал, когда вчера я просто не встретила его? Он мог наблюдать за мной, и в классе, и на линейке.

— Я не знаю, куда идти, — обречённо заключила я, подойдя в раздевалке к Бо, Карине и паре мальчишек, которые вчера на линейке держали табличку.

— Ты же новенькая? — спросил парень. И мне пришлось поднять голову, чтобы посмотреть на его лицо, потому что он был крайне высок.

— Да, — ответила я и пожала ему руку.

— Как тебя звать? — спросил мальчик с невероятно большими глазами.

Я попыталась незаметно вытереть руку об свои штаны, потому что рука высокого парня была липкой и неприятной на ощупь.

— Алёна. Но первое время можешь называть меня «Эй, ты», — ответила я.

Карина, Бо и высокий парень весело хмыкнули, смотря на нас.

— Эй, ты, — весело ответил владелиц больших глаз, — ты во второй группе? Проводить?

— Да, во второй, — согласно закивала я.

— Карина, Денис, — начал прощаться он с высоким парнем, подходя ко мне спиной, — встретимся на физкультуре.

Бомани последовал за гордым носителем красивых глаз, улыбаясь мне. Мы поприветствовали друг друга лёгким рукопожатием. Карина и высокий парень, которого, как я узнала, зовут Денис, помахали нам руками, вместо словесного прощания. Выйдя из раздевалки, я осматривала школу, которая теперь была освещена.

— Меня зовут Алексей, — сказал мне парень, поднимаясь по лестнице, — ну, и почему ты во второй группе?

— А почему я должна быть в первой? — вопросом на вопрос ответила я.

— Ты не похожа на типичную прогульщицу, двоечницу, — выдал он.

— Моя внешность, — на выдохе улыбнулась я, — и мой внутренний мир никак не связаны меж собой.

Бомани шел сзади нас, наверное, думая о чем-то своём.

— Ты, например, Алексей, — ответила я, повторяя его имя, чтобы не забыть, — тоже не похож на двоечника.

— Уж спасибо, — улыбнувшись, смотря в пол, он одернул свою вязаную кофту, — но я во второй группе, потому что не могу поладить с ребятами из первой. Только с Денисом и Кариной общаюсь.

Мы прошли на четвёртый этаж и остановились у окна, ожидая, пока Бомани нагонит нас.

— Не ладишь? — переспросила я.

Он уставился в окно, быстро моргая, смотря на стекающие капли дождя.

— Да, — прошептал Алексей, — мне там не рады.

Я обернулась к окну, опуская руки на белый подоконник, от которого дурно пахло дешёвой краской.

— Разве в первой группе не отличники, которые заняты только учёбой? — пыталась вытащить из него информацию, которая была мне интересна.

— Заняты только учебой и унижением второй группы, — хмыкнул Алексей.

— Что за иерархия? — риторически спросила я, услышав шаги Бомани сзади.

Отойдя от окна, Алексей подошёл к Бо. Так мы последовали к нужному кабинету.

— Сядешь со мной, Алёна? — спросил Алексей, осматривая меня в ожидании ответа.

Я засунула руку в карман своих чёрных штанов, думая, что это предаёт моей походке больше уверенности. Хотя, по-моему, со стороны я выглядела нелепо.

— Конечно, — мой глас прозвучал жалко.

Бомани и Алексей громко разговаривали по пути на историю, а я шла тихо и медленно, думая о Кирилле. Раньше, в прежней городской школе, с ним сидела только я. Он давал мне списывать. Мы играли в разные игры на его телефоне, когда сидели на скучных уроках. А теперь Кирилл сядет за парту с какой-нибудь девушкой из моих бывших одноклассниц, будет развлекать её. Кирилл, наверное, уже в школе, придумывает объяснения для ребят, с которыми я раньше общалась. Кирилл скажет правду, мол, Алена уехала. А потом добавит, что теперь он свободный молодой человек.

— Я сижу здесь, — Алексей подошёл к последней парте, которая была изрисована разными ручками и маркерами.

Кинув тяжелый рюкзак подле парты, я отодвинула стул, чтобы сесть, и застыла.

— Возьми другой стул, — увидав моё удивление, сказал Алексей.

Я по-прежнему стояла у стула, рассматривая нарисованный замазкой нецензурный и похабный рисунок.

— И часто такое происходит? — спросила я, оторвавшись от созерцания творения.

Алексей заботливо поменял мне стул, а потом принялся доставать учебники и тетради из своего портфеля.

— Со второй группой — всегда. Поэтому я надеялся, что ты поступила к отличникам.

Ошеломлённо уставилась на Алексея, не в силах выдавить из себя слова. Мои глаза выражали всё то, что я хотела ему сказать. Страх, удивление, волнение. Я надеялась, что он почувствует это, только посмотрев мне в глаза. Но он всячески избегал моего взгляда, роясь в своём портфеле.

— Садитесь, садитесь, — приказала учительница, войдя со звонком в кабинет.

Усевшись, я принялась доставать из рюкзака тетради и пенал, потому что не успела подготовиться к уроку на перемене. Достав листок и чёрную ручку, я вложила оторванный лист в тетрадь для истории. Начала выводить корявыми буквами послание Алексею. Уверенна, что учительнице казалось, словно я пишу конспект. В городской школе мы с Кириллом обычно так общались, если преподавательница выгоняла или делала замечания за разговоры на уроке. Портить отношения с нынешней учительницей мне не хотелось, посему я решила, что записки помогут избежать мне конфликта.

«Почему первая группа так относиться ко второй?» — написала я, а после медленно и незаметно вложила вопрос в тетрадь к Алексею. Я смотрела на учительницу, которая бойко рассказывала о чьих-то реформах. Одев маску заинтересованности, я взглянула на её застиранное зелёное платье, пока она, захваченная учебным процессом, активно и забавно жестикулировала руками.

Ожидать ответа было мучительно долго, но Алексей, казалось, выводил аккуратно каждую букву. Я наблюдала за ним боковым зрением, думая, что же он так долго пишет. Вскоре, когда учительница отвернулась к доске, он быстро вернул мне лист.

«Не все из первой группы ведут войну со второй группой. Просто там есть компания, которая любит измываться надо мной, Бомани »— прочла я.

Схватив ручку, которая чуть не упала, я начала писать ответ, более разборчивыми буквами, чем прежде:

«Что это за компания? Учительница знает? Почему учителя бездействуют? ».

Вновь передав ему листок, я откинулась на жёсткую спинку школьного стула. Алексей снова начал выводить каждую букву, а я осматривала одноклассников. Все скучали, я не нашла ни одного заинтересованного взгляда. Многие, спрятав сотовый телефон под парту, незаметно для учительницы, играли.

Бомани сидел на первой парте нашего ряда и конспектировал каждое слово, пока я ожидала ответа от Алексея. Наконец, Алексей, подобно мне, откинулся на спинку стула. Выжидающе смотря на учительницу, ожидал момента, когда она отвернётся. Когда такой момент настал, он резко опустил лист на мою тетрадь.

«Учителя? Они, конечно, всё знают. Ты наивна, раз думаешь, что им есть до нас дело. Тебе не стоит общаться со мной, иначе тебя начнут унижать» — я впитывала каждое слово, написанное Алексеем.

Уже не боясь, что меня застукает учительница, я бросилась писать ответ:

«Я не перестану общаться с тобой, только из-за глупого страха, что какие-то ребята будут меня оскорблять. Кстати, ты так и не написал ответ, что это за ребята».

Вложив листок в его ладонь, я уставилась в свою новую тетрадь для истории, в которую не написала ни единого слова. Нужно записать в неё хоть что ни будь, хотя бы для приличия. Но Алексей снова отвлёк меня, возвратив послание:

«Миша у них главный, руководит стадом. Потом покажу тебе его на совместных уроках» — читала в ужасе.

«Миша у них главный. Мишаунихглавный. Миша. Главный.» — я перечитывала ответ Алексея вновь и вновь. Читая каждую букву то быстрее, то медленнее. Мои глаза становились всё шире, а сердце билось всё быстрее.

Опустив лист, я попыталась вытереть вспотевшие ладони о рукава своей белой рубашки, повторяя в мыслях одну фразу: Миша у них главный.

В этом классе может быть два человека с именем Миша? Если да, то я рада. Пусть это будет другой Миша, который руководит толпой обезумевших, пубертатных подростков, которые измываются над общительным чернокожим парнем Бомани и милым Алексеем. Шумно выдохнув, я опустила руку на плечо Алексея, в знак поддержки, что бы он не посчитал меня трусихой, которая сбежит от него, из-за толпы агрессивных подростков.

Не желая писать ответа, я скомкала бумагу и засунула в карман своих узких штанов. Остальной урок мы сидели в молчании, лишь изредка я вглядывалась в карие глаза Алексея, которые были устремлены на учительницу. Он был спокоен, в отличие от меня. Я уже подумывала об успокоительном лекарстве, которое немного выглядывало из моего рюкзака. Нужно попросить Карину объяснить, где в этой школе столовая, что бы выпить там таблетки. Не хочу, чтобы Карина узнала о лекарстве, а то сочтёт меня истеричкой, коей я, наверное, являюсь.

Алексей писал, что из второй группы, с ним общаются лишь Карина и Денис. То есть Карина не избегает его, в отличие от других ребят? Карине всё равно на гонения в сторону Алексея, она остаётся его подругой?

Когда я училась в прежней школе, у меня не возникало проблем с общением в классе. У нас с Кириллом был авторитет, ибо мы были влюблённой парой, на которую все ученики смотрели с восхищением. Помню, однажды, Кириллу в портфель положили анонимное письмо с признанием в любви, которое он разорвал на глазах у одноклассников, смеясь и глумясь над чувствами девушки, написавшей это письмо. Дома я уверяла его, что он мог сломать девушке психику, он мог стать причиной её депрессии. А Кирилл, улыбаясь, сказал, что она моя соперница, и я должна злорадствовать и радоваться, что он разорвал письмо, дав понять всем, что любит только меня. Конечно, я испытывала малое чувство ревности, но была уверенна в любви Кирилла, посему не волновалась. Было жаль лишь девушку.

Звонок на перемену вырвал меня от воспоминаний о прежней школе, и я поднялась со стула. Учительница пыталась перекрикивать класс, объясняя домашнее задание, но её никто не слушал. Застегнув молнию на рюкзаке, я наконец посмотрела на Алексея.

— Какой у нас следующий урок? — спросила я, закидывая рюкзак на плечи.

— Вроде бы биология, — ответил Алексей, и на его загорелом лице выступило волнение.

Заметив его перемену в настроении, я аккуратно спросила:

— Что-то не так?

Он, оторвав взгляд от портфеля, посмотрел встревожено на меня:

— Я не смогу тебя проводить до биологии, — раскаянно осведомил Алексей, держась за воротник кофты, — Дело в том, что мы с Бомани странно передвигаемся по школе. Вернее, Бомани прекратил так делать в прошлом году, а я нет.

Заметив, что ученики покинули класс, и Бомани тоже, я заволновалась, ведь теперь не знаю, в какой кабинет идти.

— В смысле? Объясни конкретнее, — потребовала я.

— Ну, — расплылся он в улыбке, — я избегаю встреч со второй группой, мне приходиться быть на переменах на крыше, в подсобках.

Я шумно выдохнула, не понимая, в чем проблема, и ответила:

— И? Я с тобой полезу. Пошли.

Обрадовалась, что теперь, благодаря Алексею, смогу отсрочить встречу с Мишелем.

— Ты уверенна в своей физической подготовке?— заинтриговано изрёк Алексей, подходя к выходу из кабинета, в котором были только мы.

— Да, — не задумавшись ответила я, следуя за ним.

— Беги за мной, — наконец согласился Алексей.

За дверью кабинета кипела жизнь, до нас доносились голоса, смех, разговоры. Ученики за дверью спешили на урок, спешили встретиться со своими школьными друзьями, а мы с Алексеем спешили пережить эту перемену без неприятных встреч.

— Ты готова? — сказал Алексей, приседая у закрытой двери кабинета.

Не знаю зачем, но я присела подобно Алексею.

— Подожди, — попросила я, доставая из кармана резинку, чтобы убрать волосы, которые лезли мне в глаза.

Алексей покорно ждал, пока я завяжу резинку. И когда неопрятная прическа была сделана, я ответила:

— Готова.

Алексей приоткрыл дверь, заглядывая в щель, возможно, высматривая вторую группу.

— У второй группы химия на этом этаже, — оправдывая свои странные действия, сказал Алексей.

Я кивнула, показывая, что понимаю ход его мыслей. Хотя это было далеко не так. И он резко открыл дверь, так сильно, что меня обдало потоком воздуха. Ученики, которым не посчастливилось идти в этот момент возле двери, остановились в ужасе. Алексей ловко выскочил из кабинета, а я, сидя в ступоре, глупо смотрела на сердито осматривающих меня детей.

Поняв, что пора бежать, я рванула за Алексеем. Мы бежали чуть согнувшись. Людей было много, я даже не пыталась смотреть, куда бегу. Лишь изредка отрывала взгляд от пола, чтобы проследить за Алексеем. Рюкзак на моих плечах мешал. И я слышала, как упаковка таблеток стучит об учебники.

— Смотри, куда прёшься! Больная, — сказал мне незнакомый парень, когда я случайно толкнула его.

Не обратив внимания на заслуженное оскорбление, я лишь ускорилась. Едва догоняя Алексея, я поняла, что сильно переоценила свою физическую подготовку. Так же поняла, что бежать, согнувшись, удобнее, когда в очередной раз попыталась выпрямиться. Рюкзак неприятно тянул вниз, бежать с ним было пыткой.

Добежав до большой и массивной двери, которая находилась в другом конце коридора от кабинета истории, я увидела Алексея, который покорно ждал меня. Выйдя на лестничную площадку к Алексею, я согнулась в три погибели, пытаясь отдышаться.

— Ты медленно бегаешь, — заключил он, высматривая что-то на потолке.

Дыхание было сбитым, пульс отдавал куда-то в шею, а во рту было неприятное ощущение, которое обычно бывает у меня после бега.

— Полезли, — после его слов мне стало ещё хуже.

— Куда? — не поняла я, выпрямилась.

Лестничная площадка была не освещена, я едва разбирала фигуру Алексея.

Он подошёл к настенной лестнице, и я замерла.

— На крышу, — ответил он, ловко вскарабкавшись.

Моё дыхание пришло в норму, но страх накатил новой волной.

— Нас могут заметить учителя.

Алексей улыбнулся, я не видела его лица, но слышала его смешок.

— А как же твоё «Я с тобой?», — издевательски спросил Алексей, я почувствовала себя предательницей.

На лестнице послышались голоса, кто бы это ни был, медлить нельзя. Это могут быть дежурные, учителя, вторая группа.

— Оно никуда не делось, — гордо и оскорблено ответила я, подойдя к лестнице, ведущей на крышу.

В кабинете, когда Алексей рассказывал о крыше, я думала, что его выражения были для того, чтобы напугать и отговорить меня. Теперь, поднимаясь, я боялась лишь голосов, которые доносились снизу. Дернув чердачную крышу, которая с грохотом отворилась и распугала голубей, Алексей ловко забрался на крышу. Мне потребовалось больше времени, чтобы выбраться. И когда забралась на мокрую от дождя крышу, стоя на коленях, я пыталась привести дыхание в норму. Алексей заботливо закрыл за мной дверь, возможно, подумав, что я, лежащая в предобморочном состоянии, не в силах этого сделать.

— Что, — я шептала каждое слово, перекатываясь на бок, — мы тут забыли?

Говорить было тяжело, но я хотела узнать от Алексея, почему мы на крыше.

— Хочешь воды? — Алексей склонился над моим лежащим телом.

— Ты словно прочёл мои мысли, — я театрально раскинула руки подле себя.

Алексей отошёл от меня, возможно, к месту, где оставил свой портфель. А я лишь щурила глаза, в жалких попытках заставить себя подняться. Мне понравилось бегать. Бегать вместе с Алексеем, пока все ученики смотрят на нас. Выброс адреналина в кровь от мысли, что нас могли заметить учителя, заставлял бежать меня быстрее. Возможно, для Алексея это не впервые, ощущения от пробежки у него менее впечатляющие, но для меня это прилив эмоций, которые я буду долго вспоминать.

Бутылка опустилась подле моего лица, я почувствовала это и открыла глаза. Привстав на локтях, я, с нахмуренным лицом, начала снимать с себя рюкзак.

— Переждём тут перемену, — заключил Алексей.

У меня не было сил спорить, даже если бы были, я не стала. Я принялась доставать из уже помятой коробки, успокоительное.

— У тебя проблемы со здоровьем? — спросил Алексей, смотря на таблетки в моей руке.

Я открывала бутылку трясущимися руками.

— С нервами, — ответила я, а потом отправила таблетку в рот.

— Я тоже иногда пью успокоительное, — хмыкнул он, наблюдая за пейзажем, до которого мне нет дела. Лёжа на крыше, едва дыша, с обилием эмоций, мне не было сейчас дела до вида с крыши.

Почувствовав таблетку на горячем языке, а после воду, которая стекала по моему горлу, я ощутила себя намного лучше.

— Спасибо, — громко выдохнула я, оторвавшись от бутылки.

Пред Алексеем мне не стыдно было признаться, что я не могу контролировать эмоции. Он открыл мне свой секрет, привёл меня в своё секретное место, а я открыла ему свой. Всё честно. Поставив бутылку подле себя, я поднялась в сидячее положение. Небо было затянуто тучами, которые не давали солнечному свету освещать деревню. Вдали от школы раскинулся смешанный лес, до которого в детстве мне не было дела. Но сейчас, сидя на крыше, я восхищалась его красотой. Пышные сосновые кроны бойко шатались от дующих ветров, пока мы с Алексеем наблюдали за ними.

— Красиво, — сказала я, развевая тишину.

Алексей молчал, стоя у края крыши, не боясь, что его заметят. Школа была четырёхэтажной, довольно большой для деревни.

— Присядь, — сказала ему, не довольная, что Алексей не боится быть замеченным.

Он, не оборачиваясь ко мне, сложил руки на груди:

— Не бойся, лучше ты встань.

Подумав, что крыша мокрая и пыльная, я решила встать. Поднимаясь, я почувствовала, что меня начал обдувать сильный ветер. Волосы в моём хвосте спутывались, а рубашка вжалась в моё горячее тело. Я почувствовала искренний прилив счастья и улыбнулась. Раскинув руки в стороны, как обычно делают в фильмах, я полностью отдалась потоку ветра. Глаза начали слезиться, я закрыла их.

Рядом шумел лес, пролетали птицы, казалось, что, когда мы вылезли с Алексеем на крышу, жизнь в школе остановилась. Я не раздумывала о том, что там, несколько этажами ниже, ходит злой и гадкий Мишель, который унижает моих новых знакомых. Я отдалась потоку ветра, который жёстко обдувал меня.

— Алёна, — позвал меня Алексей, — смотри.

Я подошла к краю крыши, схватившись за локоть Алексея. Словно он сможет что-то сделать, если я полечу вниз.

Фонари, школьная ограда, дома подле школы, машины — всё казалось таким маленьким и незначительным. Мелочным. Пешеходы и играющие на школьном дворе дети, не замечали нас.

— Впечатляюще, — прошептал Алексей.

Изумлённо глядя на эту картину, я вдруг вспомнила о реальной жизни. Мой восторженный взгляд исчез:

— Как мы узнаем, когда закончиться перемена?

Отойдя от Алексея, наконец-то отпустив его локоть, я ринулась отряхивать себя от пыли.

— Мы услышим. Я тут не первый раз, уверяю, звонок нашей школы слышно даже с улицы.

Шумно выдохнув, попыталась придать своей растрёпанной причёске аккуратный вид. Но после, уставшая от борьбы с ветром, сотворила из хвоста пучок. Сев на рюкзак, который обещала постирать на выходных, я поджала ноги и уставилась на Алексея.

— Можно, — позвала я Алексея, который созерцал небо, едва дыша, — я буду называть тебя Алексом. Или нет. Алексиус?— он расплылся в улыбке, обернувшись ко мне,— Алессио?

— Можно просто Алексей, Леша,— заключил он, подходя ко мне.

— Какое значение у твоего имени? — спросила я наивно.

Он нахмурился, посмотрел на волнующийся лес, словно ища у природы ответа:

— Помниться, на каком-то уроке говорили, что в переводе с древнегреческого языка, Алексей означает «защитник».

«Верно» — тихо прошептала я, глядя на гордое лицо Алексея, который вновь вернулся к созерцанию природной картины.

Алексей действительно защищает меня, сам того не зная. Сейчас мы на крыше, в укромном и прекрасном месте, где мне всё равно на парня по имени Мишель. Я не знаю, кем он стал. Не знаю, почему так боюсь его встретить. Но мне стоит оттягивать встречу. Хотя бы потому, что от него страдают такие прекрасные люди как Алексей. Алексей, который привёл меня в это чудесное место, где у меня сердце стучит сильнее. И не потому, что я боюсь, а от ветра, который яро обдувает каждую складку на моей одежде и спутывает мои волосы.

— Спасибо, что привёл меня на крышу.

Алексей посмотрел на меня с удивлением, а после развернулся и пошел к другому концу крыши вприпрыжку. Его движения были неаккуратны и забавны, он явно делал это для того, что бы развеселить меня. Я улыбнулась для приличия, хотя на душе была приятная тоска.

Перед походом в школу я думала, что стану общаться с Мишелем, пока не заведу себе друзей. Теперь, сидя на крыше, я осознаю свою наивность. Как было глупо строить планы на дружбу с человеком, о котором я слышала из уст бабушки. Вряд ли бабушка знает, что её «невероятной красоты парень» унижает моих новых знакомых, иначе бы не рассказывала мне о Мише.

Но я была даже благодарна бабушке, за то, что она напомнила о Михаиле. В худшем случае, я бы встретилась с ним вчера. Тогда Михаил мог унижать меня, начиная со вчерашнего дня. Предупреждён — значит вооружён.

А как я отреагирую, если встречу его на физкультуре? Он будет со мной мил и приветлив? Буду ли я общаться с парнем, который унижает Бомани за его цвет кожи? Вряд ли. Противный, навязчивый звук звонка потревожил наш мир. Мир, где хоть одну перемену, я была счастлива.

Взяв рюкзак, я направилась к чердаку, но голос Алексея, который бежал ко мне через всю крышу, остановил меня:

— Ты куда?

Его вопрос показался мне наиглупейшим. И со всей весёлостью, которая только доступна моему голосу, я изрекла:

— На урок.

Алексей всё ещё непонимающе смотрел на меня, а я застыла в руках с рюкзаком, глупо смотря на него.

— Ты, как я понял, хочешь пойти на урок через четвёртый этаж, где, возможно, вторая группа ждёт урока? Ты хочешь залезть в школу через чердак? А если у них задержалась учительница, они же ждут её в коридоре.

Почувствовав себя глупой, что хотела идти там, ответила, раскинув руки:

— У нас есть другой вариант? Я слушаю вас, Алексей.

Он, подойдя к портфелю, закинул его на плечи, а после пошёл в противоположенную сторону от чердака. Недоумевая от его действий, я могла лишь идти за ним, ожидая, что он расскажет всё сам. Дойдя до противоположенного края крыши, Алексей сделал то, что ввергло меня в шок. Невозмутимо сняв портфель, он решительно сбросил его с четвёртого этажа. Я, с безумным взглядом, кинулась смотреть на летящий портфель. Он шумно ударился о земь, упав в кусты.

— Что ты сделал? —ошеломлённо посмотрела на него, после того как оторвалась от созерцания лежащего портфеля.

Он молчал, закатывая рукава своей вязаной кофты.

— Ты хочешь прыгать? — спросила глупость, но после того, как он кинул свой портфель с крыши, вполне возможно, что он и кинется за ним.

Алексей прекратил мучения над кофтой и непонимающе посмотрел на меня, словно это я бросила свой портфель с четвертого этажа.

— Лестница, — коротко объяснил он.

Подойдя к краю, как это сделал Алексей, я заметила настенную пожарную лестницу. Она была старой и ржавой, страх начал тесниться в моей груди. Алексей первым ступил на лестницу, как делал это прежде.

— Но здесь высоко, — жалобно проскулила я, — нас могут заметить.

Алексей был настроен серьёзно, явно не собираясь меня успокаивать:

— Нас не заметят, тут мало, кто ходит. Но если ты боишься, я тебя не держу. Ты, надеюсь, помнишь, где выход.

Он начал активно и цепко спускаться. Его движения были ловкими и быстрыми. Алексей делает это не впервые, мне стоит довериться его опыту.

Побоявшись бросить свой новый синий рюкзак в грязные кусты, которые, возможно, являются местом жительства муравьёв, тараканов, я оставила его на плечах. Понимая, что он будет мне мешать.

Будучи не опытной в спуске по пожарной школьной лестнице, я делала несколько неудачных попыток начать спуск. Когда Алексей был на уровне третьего этажа, он посмотрел на меня, стоящую у края, и прошептал тихо, что бы учителя их открытых окон его не услышали:

— Не бойся, Алёна.

Вдруг я вспомнила детство, когда Мишель просил меня залезть на яблоню: « Алёна, не бойся, поднимайся».

Почувствовав прилив злости на себя за то, что вспоминаю этого Мишу, я резкими и смелыми движениями начала спуск по качающейся лестнице. Я не знаю, действовали ли успокоительные таблетки на меня, но я чувствовала агрессию, которая помогла мне подавить страх и начать спуск. Переставляя ноги и руки, я оказалась на третьем этаже, а Алексей уже ожидал меня, стоя на земле. Он отряхивал рюкзак свой от земли и сорняков.

Я пригляделась и заглянула в окно. Там шел урок, я не видела преподавательницу, только учащихся. Приглядевшись лучше, я заметила, что на меня смотрит мальчик. Тот самый мальчик, который вчера мне нагрубил у стенда. Он единственный из своего класса, кто заметил меня. Приложив палец к губам, я жестом попросила его молчать. Боялась, что он поднимет руку и скажет учительнице о моей скромной персоне. Что я объясню директору? «Простите, что спускаюсь по вашим отвратительно грязным пожарным лестницам, когда должна быть на биологии. Да, знаю, что сегодня первый день занятий. Просто я боюсь встретиться с мальчиком по имени Мишель. Видели его? А я нет. Но слышала ужасные сплетни. Не выгоняйте меня из школы» — сказала бы я ему.

Но вместо того, что бы нажаловаться, мальчик согласно кивнул. Я радостно улыбнулась, принялась спускаться дальше. Когда я спустилась на уровень второго этажа, заметила, что лестница кончается в двух или трех метрах от земли. Спустившись ещё ниже, что бы Алексей услышал меня, я взволнованно зашептала:

— Я боюсь, Алексей, я боюсь. Пожалуйста, сделай что-ни будь, — мой голос звучал жалобно, я шептала быстро, едва дыша, — мальчик на третьем этаже заметил меня, боюсь, что он расскажет о нас.

Алексей взволнованно подошёл. Ему пришлось высоко закидывать голову, что бы смотреть на меня:

— Прыгай. Скинь портфель. Я прыгнул. Тут всего пару метров, — пытался успокоить меня он.

Обречённо вздохнув, я медленно переставляла руки, снимая одну лямку, а затем вторую. Я отпустила портфель, который удерживала одной рукой. Алексей ловко поймал его, а затем вышел из кустов, освобождая мне место для прыжка. Спустившись настолько низко, насколько позволяла пожарная лестница, я оттолкнулась и отпустила руки. Размахивая в воздухе руками, словно ища за что зацепиться, я летела в объятия мирно спящих кустов. Я закусила губу, чтобы не закричать и не привлечь внимания. Время, казалось, растянулось. Вначале почувствовала, что ноги опускаются в кусты. Ветки царапали мои ноги даже сквозь штаны. А после я почувствовала ужасную боль. Боль, которая от копчика проходила по всему позвоночнику. Во время полёта я не подумала о приземлении, и теперь лежала на земле, не в силах подняться. Вместо того, что бы приземлиться на ноги, я упала на спину. Алексей не сразу понял, что произошло, поэтому подбежал ко мне спустя какое-то время.

— Упала на копчик,— прогудела я, опережая его вопрос.

Держась за спину, я присела.

— Вот так,— похвалил он меня, когда я встала на ноги.

Спина болела, но я отобрала свой рюкзак у Алексея, и мы пошли ко входу в школу. Едва заметно хромая, я шла, пытаясь не обращать внимания на свою боль, гордо неся рюкзак. Идя по дорожке, Алексей поддерживал меня, понимая и разделяя мою боль.

— На нас из окна четвёртого этажа смотрит Миша, о котором я тебе писал в записке. Говорил же, что учительница химии всё время задерживается. Он в коридоре, — гордо сказал Алексей, смотря куда-то вверх, возможно, на Мишеля.

Проглотив слюну, я выпучила глаза. Мне пришлось повторить в голове слова Алексея, что бы понять их суть:

На нас из окна четвёртого этажа смотрит Миша. На нас из окна смотрит Миша. На нас смотрит Миша.

Увидев моё волнение, Алексей шутя добавил:

— Не бойся, мы далеко от него.

Я боролась с диким желанием посмотреть на Мишеля, хотя бы через окно. Хотя бы тогда, когда он так далеко и не может меня достать. Пока он не может достать нас. Но я обуздала это желание, ответив:

— Мне всё равно на этого Мишу. У меня просто болит спина.

Алексей, поняв, что сейчас не лучшее время для обсуждения Мишеля, замолк.

Уставившись на асфальт, я опустила голову.

***

— Всё хорошо со спиной, — объясняла я Карине, перекрикивая шум в женской раздевалке, — я смогу заниматься физкультурой.

Карина встревожено смотрела на меня, словно я что-то скрываю. Да, Карина, я скрываю, что знаю вашего Мишу.

— Лёша, наверное, когда забирался на чердак, головой ударился. Как в здравом уме можно было заставлять тебя прыгать со второго этажа? — злилась она, роясь в своей сумке.

— Там всего пара метров, — оправдывала я Алексея, вспоминая его слова.

Я взяла свой рюкзак и отошла от Карины на соседнюю лавку, потому что при ней мне было стыдно переодеваться. Надев широкие штаны, которые всё время спадали с меня, я быстро накинула спортивную футболку. Готовая к занятиям физкультурой, я села у рюкзака, ожидала Карину.

Должно быть, успокоительное лекарство подействовало, потому что сейчас, сидя в душной раздевалке среди кричащих девиц, я была абсолютно спокойна. Могу даже заняться вышивкой. Пыталась не думать о Мишеле, которого встречу, войдя в спортивный зал. Мне оставалось ждать звонка здесь, в женской раздевалке, что бы только не встретить Мишеля раньше урока.

— Я переоделась, пошли в зал, — сказала Карина, поправляя свою косу.

— Ну,— я пыталась быстро придумать причину, что бы остаться в раздевалке,— у меня болит спина. Я посижу здесь.

— Мне остаться с тобой? — она начала отряхивать свои лосины.

— Нет, иди. Я скоро в зал тоже пойду, — ответила я, разглядывая грязь от земли на своих кроссовках.

Карина оторвалась от созерцания лосин, подошла к незнакомым мне девушкам. Вышла в их компании из раздевалки. Да и остальные ученицы покидали раздевалку по мере приближения урока.

До занятий оставалось пара минут. В раздевалке осталась лишь я и две маленьких девочки. Они беззаботно смеялись, обсуждали предстоящий осенний бал. Нужно спросить об осеннем бале Карину, но вряд ли я захочу пойти туда. Попрошу Кирилла сопроводить меня, если он согласиться, возможно, пойду. Надеюсь, его пустят туда, даже при условии, что он не является учеником этой школы.

Звонок. Вновь этот ужасный звонок, который своим звоном разрушает мой воображаемый мир. Поднявшись с лавки, я пошла к двери. Только сейчас почувствовала волнение и тревогу. Моя грудная клетка словно наполнилась свинцом, мне стало тяжело дышать. Позвоночник неприятно болел, напоминая, что сегодня на меня из окна смотрел Мишель. Вернее, наверное, он смотрел на Алексея.

Спустившись к спортивному залу, я стала медленнее идти. От спортивного зала меня отделяла белая пластиковая дверь, за которой, возможно, находиться Мишель. Мои ноги как будто стали каменными, не давая мне возможности идти быстрее. В руках почувствовала уже привычную дрожь, когда схватилась за ручку.

Когда я открыла дверь, коридор налился светом из спортивного зала. Я поморщилась, опуская взгляд в пол. Не желала встречаться с Мишелем, даже взглядом. Заметив Карину в окружении девиц, я шла к лавке, на которой они сидели. Я смотрела только на лавку, только на Карину. Даже в мыслях не было осмотреть спортивный зал. Карина вырвалась из омута подруг, увидав меня.

— Пошли на другую лавку. Там шумно, — подойдя ко мне, она пошла в противоположенную сторону.

Мы шли до старой лавки, которая находилась в углу спортивного зала. Увидав гимнастический мат, я подумала, что смогу соорудить из него укрытие. В зале было шумно, наверное, ученики играли в волейбол. Я ничего не видела, кроме лавки, к которой мы идём. Не знаю, есть ли тут Бомани или Алексей. Вряд ли. Возможно, они прячутся на крыше от Мишеля, прогуливая физкультуру. Алексей давно подошёл бы ко мне, спросил, не тревожит ли меня боль в спине. Он донимал меня все уроки, после того, как я упала. Карина опустилась на лавку.

— Что ты делаешь? — смеясь, спросила она, когда я закрывала нас гимнастическим матом.

За нашим укрытием кипела жизнь. Преподавателя физкультуры наверняка не было в зале, возможно, задерживается. И я отгородила нас от реального мира.

— Почему ты общаешься с Бомани и Алексеем, если люди, с которыми ты учишься, унижают их? Разве ты не должна поддерживать их? — с жёсткостью в голосе спросила я.

Улыбка исчезла с её чела. Стена, которая отгораживала нас от реального мира, отгораживала нас ещё и от света. В темноте я отлично разбирала черты её лица, которые исказились после моего резкого вопроса. То ли она озлобилась, то ли растерялась. Мне не было дела.

— Алексей, — резко начала Карина, — раньше учился в первой группе. Мы с ним хорошо общались. Но потом перевёлся. А Бомани интересный парень.

Она всё ещё строго и непонимающе смотрела на меня, а я удерживала гимнастический мат, о который пару раз, словно нарочно, ударился тяжелый мяч.

— Я не перестану общаться с интересными людьми только потому, что над ними издеваются идиоты и мажоры, — закончила она.

Напряжённо слушая её речь, я выдохнула. Мне захотелось подружиться с Кариной, я чувствовала, что она говорит правду.

— Прости, — выдохнула я,— боюсь, что и меня начнут унижать, а ты перестанешь со мной общаться.

Она сменила гнев на милость.
— С чего ты взяла, что тебя будут...? — она не успела договорить, я перебила её.

— Не важно. Я тоже считаю Алексея и Бомани интересными. И я тоже не перестану общаться с ними, — уверяла я Карину.

Она выдохнула, переводя взгляд с меня на пол. Минуту мы сидели в молчании. Я лишь смотрела на Карину, которая обречённо уставилась на свои кеды. Рука затекала, держать мат становилось пыткой.

— В строй! — крикнул хриплый мужской глас.

Карина, которая мгновение назад сидела осунувшись, вскочила:

— Пошли, — сказала она мне, — физрук пришёл.

Резко вскочив, я придерживала свои штаны, что б они не спали. Когда я отодвинула мат, моё сердце затрепетало. Я уставилась в пол, идя за Кариной. Когда я увидела, что она остановилась, я подняла глаза. Пред нами стоял мужчина средних лет, на нём была мятая фиолетовая спортивная форма, и от него ужасно пахло перегаром. Был он пьян или нет, не могу сказать. Но учитель физкультуры очень развеселил меня. В моей городской школе за такое могли уволить.

— Так, малокососы,— вежливо обратился к нам учитель физкультуры, когда вокруг него собрались ученики,— у меня сегодня, так скажем, праздник. Поэтому вы берёте мяч или другой инвентарь из тренерской, развлекаетесь без меня.

— Хорошо, Игорь Викторович, — сказала Карина, перетягивая внимание учителя на себя.

— О, — учитель забавно вскрикнул, заметив Карину,— мелкая, пригляди тут за всеми. Я пошёл к вашей учительнице по литературе,— он неуклюже развернулся, мотая руками в воздухе, ища равновесие.

Меня изрядно веселил учитель, я прикрывала улыбку ладонью. Он был маленького роста, с кривой осанкой и растрёпанной причёской, которая закрывала его лысину. Он был сложен не атлетически. И я бы не подумала, что он учитель физкультуры.

Когда он вышел за дверь, отовсюду послышался смех.

— Опять с училкой по литре бухать пошёл, — воскликнул сзади меня парень, едва удерживая смех.

Карина повернулась ко мне, а ребята во круг нас начали расходиться. Я пыталась концентрировать взгляд на Карине, чтобы не смотреть по сторонам. Получилось так, что, когда мы разговаривали с учителем, мы были одни из тех, кто занимал первые ряды. Остальные одноклассники теснились сзади меня. Получается, если Мишель сейчас в спортивном зале, он заметил меня.

— Как я поняла, урока не будет, поэтому я ухожу, — бросила я Карине, идя к двери.

Я боролась с желанием перейти на бег, но тогда Мишель мог понять, что я боюсь. Боюсь встречи с ним.

— Погоди, — взмолилась Карина, поспевая за мной, — останься. Познакомься с другими одноклассниками.

Но молча, резко и уверенно я направлялась к заветной двери. Карина молчала, возможно, подбирая нужные слова, что бы остановить меня. Слова, которые не достойны моего внимания. Слова, которые пройдут мимо моего сердца.

И не найдя нужных слов, Карина решила остановить меня иначе. Она выбежала вперёд, загораживая мне пути капитуляции. Отделила меня от спасательного круга.

— Ну, вот скажи, куда ты пойдешь? — спросила она, закидывая голову, чтобы посмотреть мне в глаза.

Я смотрела на неё, маленькую, активную, бойкую. Взгляд Карины, нежный и встревоженный, к сожалению, не мог тронуть моего сердца. Я стояла спиной к спортивному залу, сзади нас играли одноклассники. И я не видела их. Лишь дверь, от которой меня отделает Карина, сейчас объект моего внимания. Взирая на неё гордо и хладно, показывая всем видом, что не настроена на игры в волейбол, я ответила:

— Пойду на крышу. Или буду слоняться по школе в поисках Алексея или Бомани. Их же нет в зале?

Карина удивилась, возможно, моему вопросу. Или тому, что я, после инцидента на пожарной лестнице, вновь желаю взобраться на школьную крышу.

— Нет, но, — она всё ещё пыталась жалобно смотреть на меня, — неужели тебе нудно со мной?

Я задумалась, как жестко обращаюсь с чувствами Карины, и извиняющим тоном заговорила:

— Я не могу тут находиться, прости, — не успев закончить фразу, я завыла от боли.

В мою спину прилетело что-то тяжелое и жёсткое, что сбило меня с ног. Словно удар молотком. Маленькая Карина, увидав, что я падаю, отскочила в сторону. Моя спина горела ещё сильнее, чем при падении с лестницы. Подкошенные ноги ослабели, я грянулась о пыльный и холодный пол спортивного зала. Моя голова ударилась, заставляя завыть ещё сильнее. Упав на живот, я зажмурила глаза от пронизывающей моё тело боли. Сзади послышались смешки. Противный смех, который только раздражал. Я ничего не могла сделать, лишь лежать и выть от боли.

— Алёна! — склонилась над моим телом Карина, — У тебя же спина после удара болит, а тут ещё этот мяч.

Я схватилась рукой за спину, пытаясь перевернуться на бок. В глазах начало неприятно колоть, я сдерживалась, чтобы не заплакать. Чувствовала себя жалко и униженно, но сейчас мне не хотелось проглатывать свою боль, мне хотелось реветь навзрыд.

— Аккуратнее, — тихо повторяла Карина, усаживая меня, словно тряпичную куклу.

Гул, который стоял в зале, когда мы разговаривали с Кариной, исчез. Возможно, все жадно смотрят на меня. Собрались, подобно шакалам, на мои слёзы.

— Спина? Сильно болит? — спросил женский тихий голос, звучащих сверху нас.

Карина отпустила меня, когда я упёрлась руками в пол. Я всё ещё сидела зажмурившись. И не знала, что за девушка спрашивает обо мне.

— Олеся, посиди с Алёной, пока я разберусь, — попросила Карина.

— Без проблем, — ответила девушка.

Было столь тихо, что я слышала удаляющиеся шаги Карины. Тело гудело от боли. Я не могла ровно сидеть, боль в позвоночнике не давала мне этого сделать.

От боли, которая затуманила мне разум, я забыла о Мишеле и открыла глаза. Яркий свет обжигал, но потом моё зрение привыкло. Спортивный зал выкрашен синей краскою. Включённые лампы и большие окна создавали много света, отчего моя голова болела лишь сильнее. Когда зрение сфокусировалось, подле себя я увидела баскетбольный мяч, который, возможно, пару мгновений назад повалил меня с ног. Бросив рассматривать мяч, я увидала, что все одноклассники сидели на лавках или стояли, наблюдая за нашими действиями. Проследив, куда направлены их взгляды, я увидела Карину, которая направляется к толпе улыбающихся парней. И приглядевшись, я увидела того, от которого бежала. Я увидела Мишеля.

Оковы боли вмиг спали, а мои глаза округлились. Я не могла вымолвить и слова, не могла пошевелиться, но желала свернуть горы и начать кричать. Вместо жгучей боли по моему телу разлилась паника.

Мишель, стоя среди глумящихся парней, гордо и сердито смотрел на подходящую к компании Карину. Из всех стоящих парней он казался особенным. Его чёрная одежда выделяла его на фоне друзей. Большими глазами, наполненными холодом или злостью, он даже не моргал. Странно смотреть на сердитого парня, когда все его друзья улыбаются и смеются надо мной. Мной, сломленной баскетбольным мячом. Мишель, оказалось, вырос.

— Ты идиот, Иванов? — спросила Карина, и эхо разнеслось по всему залу. Она спросила это у кривоносого парня, который смеялся громче остальных.

Вопрос Карины рассмешил парней ещё больше. И я перевела взгляд на Мишу. Но он стоял всё так же неподвижно, не смеясь, смотря лишь на Карину пронзающим взглядом.

— Я случайно, — согнувшись, парень смеялся отвратительным смехом, который резал мне слух, — попал мячом в эту дуру, — он указал пальцем на меня, — кто знал, что она упадёт как селёдка.

Закончив свою остроумную фразу, парень с компанией засмеялись пуще.

— Я всё жду, когда тебя выгонят из школы, — рявкнула Карина.

Парень с фамилией Иванов вмиг стал серьёзным. Слова Карины задели его. Но не столь сильно, как мяч задел меня.

— А я всё жду, когда ты начнёшь отсасывать за оценки, — агрессивно ответил парень.

Карина замолкла, явно не в силах ответить на такое отвратительно пошлое оскорбление. Мои глаза округлились, а в груди окончательно сформировалась ярая злость. С большими усилиями я поднялась на ноги, шатаясь. Слушать подобное в адрес Карины я не намеренна.

— Они разберутся без тебя, — сказала девушка, которой Карина велела следить за мной.

Но я проигнорировала совет. Меня возмущал тот факт, что она, здоровая и не изнывающая от боли, бездействует, да ещё отговаривает меня идти на помощь Карине. Пройдя пару метров в направлении ребят, я заговорила хриплым и угрожающе громким гласом:

— Я не знаю, кто ты. Но, думаю, что лишь пустой и глупый человек.

Переставляя ноги, я пыталась отключить боль. Возможно, Карина посмотрела на меня с нежностью или удивлением, но мне не было дела до её чувств, как и в тот раз, когда она уговаривала меня остаться в спортивном зале. Я хотела защитить её честь.

Владелиц фамилии Иванов гордо взирал на меня, засунув руки в карманы своих грязных спортивных штанов.

— Я думал, что рыбы не умеют разговаривать, — изрёк он.

Одноклассники, сидящие на лавках, засмеялись. Но злость, которая томилась в моём сердце, задымляла мой разум. Посему мне стало всё равно на зрителей нашего отвратительного представления. Мне так же всё равно на Мишеля, который стоит среди этих глумящихся уродов. Человеку, который общается с подобными бездушными людьми, нужно иметь много сил, чтобы не уподобиться им. И вряд ли у Мишеля есть такие силы. Я убедилась, что Алексей мне не врал. Что Мишель стал отвратительнейшим человеком.

— Возможно, это самое остроумное, что ты сказал в своей жизни, — хрипло и слабо ответила я на грубость.

Лицо парня налилось краской от злости. Я увидала очертание сжатых кулаков, сквозь лёгкую ткань его спортивных штанов. Карина отступила в сторону, заметив, что парень направился ко мне. Он шел уверенной походкой, намереваясь меня унизить. Показать, что он здесь главный. Кинет пару оскорблений, которые учащиеся сочтут смешными. Гордо уйдёт. Я знаю таких. Таких бездушных. Потому что я сама встречаюсь с подобным тираном.

Кирилл всегда унижал слабых людей. Только сейчас, будучи жертвой, я понимаю, как это отвратительно и мерзко. Как я могла не замечать, что встречаюсь с подобным монстром?

Возле Кирилла, когда я видела, что он высмеивает очередного человека, я находила это забавным. Сейчас, когда я оказалась в шкуре этого очередного униженного человека, мне не смешно.

Кирилл высмеивал в нашем классе странного и умного мальчика, его имя Роман. Когда я спросила Кирилла, зачем он выкидывает пенал Романа в окно, он отвечал, что хочет повеселиться. Роман злился, когда заметил пропажу. Даже хотел выпрыгнуть со второго этажа за пеналом. Тогда мне казалось это забавной игрой. Игрой, где жертву не спрашивают, хочет ли она являться жертвой. Игрой, где более сильные игроки глумятся над слабыми.

— Ты здесь первый день, а уже меня бесишь, — сквозь зубы, тихо сказал он.

Иванов подошёл столь близко, что мне пришлось поднять голову, что б заглянуть в его лицо.

Я не чувствовала страха, я не чувствовала унижения. Я хотела, чтобы Карина ушла. А я вслед за ней. Мы бы покинули этот дурной сон. Придя домой, я бы отыскала мазь для спины и заварила чай. Укуталась бы в плед, сидя перед старым и пыльным камином в зале, написала сообщение Кириллу. Но нет, я вынуждена смотреть на этого парня.

— Следишь за мной? Я, например, только узнала о твоём существовании. А ты считаешь, сколько дней я учусьздесь, — говорила я с усмешкой, смотря на пыльное окно, об которое билась моль.

Я не видела лица парня с фамилией Иванов. Ждала, когда придёт учитель или прозвенит звонок. Но нет.

— Тупая, худая, дешёвая, — громко кричал мне Иванов, с красным от злости лицом, на котором отчётливо выступали вены, — дрянь.

Я усмехнулась, а после мои плечи затряслись от смеха. Больного смеха. Парень опешил, замолчал, уставившись на меня. Мой смех — защитная реакция организма. Смеюсь, чтобы отключить боль, которая прожигает мою грудную клетку и скручивает мой живот.

Кажется, все замолкли. Вся Вселенная остановилась, лишь бы услышать мой смех. Уловить вибрации моего голоса. Выдохнув, показывая всем смотрящим, что успокоилась, я вновь схватилась за спину.

— Отвали от неё. Эта девушка больна, — строгий и мощный голос нарушил тишину.

Я оторвалась от зрительной дуэли с Ивановым, чтобы посмотреть на говорящего.

— Забирай свою подругу, и уходите, — сказал Мишель Карине.

«— Так вот, он знает, что ты вернёшься,— говорила мне бабушка,— Я ему сказала. В отличие от тебя, он обрадовался». Да, бабушка, я вижу счастье в его глазах, от моего нахождения здесь. Нет, я лгу.

Мишель всё так же стоял в компании пубертатных парней, гордо сверля взглядом спину Иванова.Взгляд Мишеля был столь хладным и пронзительным, что я пошатнулась. Я лишь вглядывалась в его бледное и хладное лицо, которое я едва не забыла. Его тонкий, вздёрнутый нос, который он имел в детстве. Выразительные скулы и большие глаза с расширенными зрачками. Его лицо казалось мне таким родным и знакомым.

Я услышала, как Карина несмело направилась в мою сторону. Иванов отходил от меня, словно опасаясь, что я могу напасть на него. Но моим вниманием завладел лишь Мишель. Подойдя ко мне ближе, Карина схватила меня за локоть, а я всё так же смотрела на Мишеля. И вот, когда Иванов вернулся в строй своей компании, Миша повернулся к нам. Его неподвижный взгляд был прикован ко мне. Словно он хотел заглянуть в мои думы.

Карина потянула меня за собой. Опешив, я подвернула ногу. Мишель разорвал зрительный контакт, обратившись с ухмылкой к Иванову. Подумав, что мой ступор может вызвать подозрения, я повернулась и послушно последовала за Кариной. Она вела меня за руку до выхода из спортивного зала. Пока мы не скрылись, я чувствовала горячие взгляды одноклассников на своей больной спине.

***

Обходя старый мольберт, я держала в руках рюкзак, терпеть боль в спине невыносимо. Сейчас у нас урок изобразительных искусств. Совместный урок с первой группой.

Бомани, Алексей и я прогуляли урок химии, посему пришли на изобразительное искусство раньше всех учащихся. У нас договорённость. Мы должны оставить в классе портфели, а после ринуться прогуливать совместный урок. Под конец занятий придти, объясняя учительнице, что были у медсестры. Бомани уверил, что учительница добрая и не станет кричать, а уж тем более вызывать родителей.

Бомани и Алексей невероятно взволновались, узнав о произошедшем на физкультуре. А слова Карины о том, что Мишель остановил Иванова от драки, ввергли их в шок. Они восклицали, что Карина выдумывает. И мол будь на моём месте они, Мишель бы их первым избил. Я кивала и смеялась через боль и страх, который тлел в моей груди от мысли, что ребята могут спросить меня о Мишеле. Потом было единогласно принято решение о прогуле. Оправдание прогулу служили догадки, что Иванов возжелает продолжения нашего конфликта, оскорбит на меня вновь.

— Давай быстрее, если не хочешь в коридоре встретить Иванова, — возмущался Алексей, идя быстрым шагом по пустому коридору.

— Звонка не было, — Бомани шёл подле меня, словно боясь, что я упаду, — И Алёна не может идти быстрее, между прочим, из-за тебя.

— Так, — Алексей остановился у двери, ведущей на лестницу, — на крышу мы не отправимся, потому что Алёна повредила спину.

Я уже хотела перебить его, начать врать о том, что у меня ничего не болит. Но Алексей, увидав мой открытый рот, вытянул руку, показывая, что возражения не принимаются.

— Остаётся только лестница, — сказал Алексей, спустившись по ступенькам, открывая дверь чёрного выхода из школы.

Когда Алексей посветил телефоном, я увидала, что есть ещё одна дверь. Меж этими дверями маленькая комната, в которой мы будем проводить урок. Я пошатнулась, прижавшись к Бомани, обдумывая, что мы могли пойти в подвал. В сравнении с подвалом, эта маленькая комната кажется сказочной.

Спустившись по лестнице, мы прошли в нашу тайную комнату, закрыли деревянную и старую дверь, на которой написано о ключах, которые можно взять на вахте охранника.

Троим людям в нашей тайной комнате было тесно. Пока мы с Бомани усаживались на грязную и покрытую трещинами плитку, Алексей зачем-то бил ладонью по стене.

— Нашёл включатель! — вскликнул Алексей, свет наполнил комнату.

Наша тайная комната — это промежуток между двумя дверями. Выкрашена комната бежевой краской, которая столь иссохла, что при малейшем нажатии на стену она падает.

— Ладно, не грусти ты, — толкнул меня Алексей, усаживаясь подле меня.

— Я не грущу, — сказала, рассматривая паутину у лампочки, — устала.

Когда Алексей уселся, я смотрела на лампу, вслушиваясь в тишину.

— Давайте поиграем в секреты? — нарушил тишину Бомани.

Мы удивленно уставились, понимая, что сидеть без дела скучно.

— Правила таковы: мы выбираем тему для обсуждения, и каждый говорит секрет. Кто лжёт или не хочет отвечать, выполняет задание, — уверенно говорил Бомани, словно объяснял правила много раз.

Я посмотрела на Алексея, он был задумчив, словно боялся за каждую свою тайну.

— Начинай, — сказал Алексей, поправляя свитер.

Бомани заинтриговано взглянул на меня, ухмыляясь пухлыми губами.

— Первая любовь, — изрёк Бо.

Я выпрямила спину, когда оба парня посмотрели на меня. Мне стало неловко открываться людям, которых я знаю день. Но по непонятным причинам они казались родными и близкими, вызывали доверие, посему я начала неуверенно рассказывать:

— У меня не было первой любви. У меня есть парень, которого я не люблю и не знаю, как расстаться с ним. Он мне дорог, как родной человек. Но я не люблю его, как думала раньше. Я поняла это сегодня, когда Иванов хотел меня побить.

Бомани и Алексей сидели в ужасе, а я лишь рассматривала их забавные лица.

— Ты влюбилась в Иванова?! — закричал Алексей, вылупив глаза.

— У нас по одному секрету. В следующий раз спросите меня об этом, — заинтриговала я парней.

Алексей перестал рассматривать меня, вновь принял расслабленное положение.

— Ну, — начал он открывать нам своё секрет,— я любил девушку с первой группы. Или люблю. В отличие от Алёны.

Закончив речь, Алексей уставился на Бомани.

Бомани осунулся, опустив взгляд в пол:

— В прошлом году я любил учительницу по изобразительным искусствам.

После его слов Алексей и я засмеялись. Бомани рассержено уставился в пол, понимая, что зря рассказал нам это.

— Она же старая, — сквозь смех добивал Алексей, уткнувшись в ладони.

— Я был глуп, она казалась мне совершенством. Но сейчас я вырос, — оправдывал себя Бомани.

После его откровенных слов мы засмеялись пуще, Алексей уже был с красным лицом.

— Ладно, — выдохнул Алексей, пока я пыталась сесть удобнее, — моя очередь. Почему вы разлюбили этих людей? Заодно и узнаем, любит ли Алёна Иванова.

Мы посмотрели на Бомани, ведь был его черёд отвечать. Он помялся, смутившись, а после заговорил тихо:

— Я был глуп, говорил я уже это. Не хочу повторяться.

Прозвенел звонок, означающий перемену. Мы прислушались, вскоре послышались шаги, голоса, шум. Типичная шумная перемена. Алексей вмиг поднялся, протянул руку к выключателю, погасил свет в нашей тайной комнате.

— Боюсь, что сквозь щели двери виден свет, поэтому выключил, — объяснял он, усаживаясь обратно, пока мы с Бомани прибывали в недоумении.

— Ладно, — заговорила я хрипло в темноту, ведь я ничего не видела, — твой черёд, Алексей.

Алексей тяжело вздохнул, а после улыбнулся. Я не видела этого, но определила по его весёлому голосу:

— Я стал меньше общаться с этой девушкой, она счастлива без меня.

После недолгой паузы, я поняла, что Алексей закончил свой ответ.

Подумав, какой грязной сделалась моя белая рубашка от стен, на которые я облокачиваюсь, я заговорила:

— Нет, я не влюбилась в Иванова, — уверяла я ребят в темноте,— Но мой парень не отличается от Иванова и его друзей, понимаете?

После я замолчала, а ребята желали услышать продолжение.

— Мой парень измывался над слабыми в прошлой школе, я считала это нормальным, потому что не замечала этого. А когда сегодня я сама стала слабой, а Иванов был агрессором, я поняла, с кем встречалась столько лет.

Выдохнув, Алексей подвинулся ко мне, приговаривая:

— Теперь ты выбираешь тему.

Прозвенел звонок, означающий конец перемены. Мы выдохнули, радуясь, что остались незамеченными. Хотя, возможно, люди слышали грустные голоса под лестницей, но вряд ли обращали на них внимание. Алексей вновь включил свет.

Опустив взгляд на свои руки, я краем глаза заметила пятна на рубашке. Вглядевшись в неё, я увидала, что она грязна. Я встала, отряхивая обтягивающие брюки.

— Куда ты? — спросил Алексей, задрав голову, что б разглядеть моё лицо.

— Я хочу отмыть рубашку, пойду в туалет. Пойдёте со мной? — шёпотом спросила я, опасаясь быть замеченной, идя по школьным коридорам во время уроков.

Алексей улыбнулся, кинув взгляд на Бомани:

— Нет уж, либо жди перемены, либо иди одна.

Я выбрала второе, и ничего не ответив, вышла из нашей тайной комнаты.

Разглядывала серые пятна на рубашке, думая, как могла её испачкать. Коридоры опустели, все ученики сейчас погружены в темы урока, школьные сплетни, сидя за своими разрисованными партами. А я, усталая и сонная, думаю, что когда явлюсь домой, то обязательно выпью чашку горячего чая и разотру спину мазью.

Поднялась на третий этаж, самый безопасный, по-моему мнению. Глядела в окна, которые быстро мелькали, когда я мимо них проходила. Небо вновь было затянуто тучами, а свет отключили, возможно, подумав, что света от солнца будет достаточно. Из-за этого школа вновь была во мраке, который был мне уже по нраву. На улице было влажно и душно, казалось, духота просачивается сквозь щели в старой оконной раме.

Завернув к тому месту, где должен быть туалет, я впала в ступор. Остановившись, я посмотрела туда, откуда пришла. Подумала, что, если поверну назад и убегу, это будет выглядеть странным. Подле окна стоял Миша, на его руке была лента, которую обычно носят дежурные. Он стоял, упарившись руками в подоконник, гордо смотря на меня. Возле него находилась дверь, на которой была табличка, означающая женский туалет.

Я медленно прошла, пытаясь смотреть на дверь, а не на Мишеля. Схватившись за ручку, радуясь, что не убежала назад, я мечтала, что б он меня забыл. Запамятовал обо мне. Пройдя в туалет, я шумно выдохнула. Туалет был грязным, все его стены изрисованы, краска облупившаяся и выцветшая. Подойдя к ржавому крану, я открыла воду с трудом. Окунув ладони в холодную воду, я тёрла пятна на рубашке. Я желала, чтоб, когда я открыла дверь, Миша ушёл, исчез, и главное, не нажаловался педагогам, что какая-то ученица прогуливает уроки. Возможно, он забыл меня. Если нет, то он игнорирует. В любом случае, я не желаю гадать, что тревожит его ум.

Лишь некоторые пятна исчезли с ткани моей белой рубашки, остальные придётся отстирывать стиральным порошком. Рубашка сделалась мокрой, но меня мало заботило это. Лишь тревожил холод, который я чувствовала, когда рубашка прилипла к телу. Оттянув мокрую рубашку от себя, я прошла к выходу и открыла дверь.

Краем глаза увидала Мишеля, который по-прежнему стоял, смотря в стену. И я сделала несколько шагов, более уверенных, думая, что ему всё равно на меня.

— Вы в курсе, что сейчас урок? — томный и строгий голос остановил меня, заставив сгорбиться от волнения, — Вы можете повернуться и представиться? Мне нужно знать ваш класс и причину, по которой вы прогуливаете занятия,— продолжил он строго и раздражающе официально.

Я медленно повернулась, не смея выпрямить спину, смотря на Мишеля. Казалось, он даже не дышал. Держался уверенно, словно ничего не чувствовал, разговаривая со мной. Право, он забыл обо мне.

От испуга я опустила взгляд в пол, когда встретилась взглядом с его чёрными глазами. И ошеломлённо открыла рот, уставившись на его кроссовки. Это те самые кроссовки, на которые я наступила, когда пробиралась сквозь толпу, было первое сентября. Почувствовав уверенность, я подумала, что он был в классе, когда меня представляла Августина Викторовна. Он не мог забыть меня.

— Алёна,— ответила я не менее гордо и строго.

Я подошла ближе, Мишель лишь злобно оскалился, пытаясь пронзить меня взглядом. Засунув руки в карманы, он отошёл от подоконника, подходя ко мне.

— Алёна? Здравствуйте, — Мишель приблизился, я учуяла слабый аромат одеколона, — Алёна. Меня зовут Михаил.

— Знаю, — выпалила я, думая, что Мишель притворяется, словно забыл меня.

Миша поднял тёмную бровь, исказив бледное лицо в ухмылке.

— Веди меня к директору, напиши замечание в дневник, но не стой молча. Пожалуйста, прошу... — я помялась, думая, как к нему обращаться, — Михаил.

Ухмылка исчезла с его лица. За окнами был слышан крик ворон, возможно, они кружат в танце с ветром. Словно вся школа опустела, словно все звуки, кроме карканья воронов, исчезли.

— Вы отвратительно правильная. Любой другой ученик, попросил бы не рассказывать, — он обошел меня, встав сзади.

Я приблизилась к стене, желая отойти от Мишеля.

— Любая просьба имеет цену, не так ли? Я, Михаил, лучше послушаю нотацию, чем останусь у вас в долгу, — я говорила бесчувственно, ибо все силы мои были истощенны.

Я услышала, как он выдохнул сквозь стиснутые зубы. Он был ближе, чем я полагала ранее.

— А если цена будет ничтожной? — его голос приобрёл живость и звонкость.

— Возможно, я задумаюсь, — ответила я, сложив руки на груди.

Мишель отошел от меня, я почувствовала слабый сквозняк.

— Позволите сопроводить вас на осенний бал, — назвал Мишель цену.

После его слов мои внутренние органы возжелали вырваться наружу. Мне стало отвратительно на душе, неприятно. Он, пару минут назад, гордо обозвал меня больной, а сейчас это мерзкое «со мной на осенний бал». Мишель, это ты больной. Ты отравлен светским обществом. И я повернулась, проходя мимо Мишеля.

— Ну, куда вы идёте, Алёна? — он следовал за мной, а я всё ускоряла шаг,— бал ещё не начался.

— К директору. Твои расценки очень высоки, цена слишком высока, — честно и грубо выпалила я.

— Почему же высоки? Чего вам мешает? — Михаил перегородил мне путь, а в груди начало образовываться чувство злости.

— У меня есть парень, — ответила я, смотря на него.

Мишель вскинул голову, засмеявшись. Пока он тешился, я дерзко решила обойти его, проскользнуть к лестнице.

— Стойте, — он резко прекратил смеяться, схватив меня за запястье, когда я совершала свой план.

— И прости за кроссовки, — злобно ухмыльнулась я.

Мишель, поняв, что я знаю о его игре, тоже злобно улыбнулся. Возможно, дорогой друг, в этой игре мышь проворнее кота. Я пыталась отстраниться, выдёргивая руку. Но он держал меня слишком крепко.

— Да, ничего, — ответил Мишель, — но, быть может, вы подумаете?

Я закатила глаза так сильно, насколько позволяло строение глазных яблок.

— Отведи меня к директору! — громко вскликнула я.

Мне не нравилось, что он держал меня. Мне не нравилось чувствовать его холодныепальцы, которые впивались мне в кожу. Мне не нравился он, мне не нравилосьнаходиться возле него. Я хочу домой, а не играться с азартным котом в школьномкоридоре. Мой крик вразумил его, он выпрямился, лицо его стало более серьёзным,и он лишь сильнее вцепился в мою руку. Казалось, что она уже онемела.

Мишель зашагал по коридору, мне оставалось лишь поспевать за ним. Я радовалась,ибо при директоре он будет вести себя подобающе. Заодно я и расскажу опроисходящем в жизни класса, иерархии, обезумевших дежурных.

Моё дыхание стало сбивчивым, когда мы спускались по лестнице. Я пару разподвернула ногу, а моя мокрая рубашка заставляла меня дрожать от холода. НоМишель, не смотря на мои жалобные всхлипы, шёл гордо и уверенно.

Я запаниковала, когда Мишель направился к посту дежурных, который находился напервом этаже в фойе школы, ведь кабинет директора на втором.

— Куда ты меня ведёшь? — наивно спрашиваю я, словно он мне ответит.

Дежурные, увидав Мишеля, встали. Заметив меня, подростки непонимающеуставились.

— Кто это? — спросил парень, державший кружку с чаем в руке.

— Да, так, — отвечал Мишель, словно меня здесь вовсе нет, — я уйду не надолго.Если спросят, придумай отговорку.

Уйдёт? Куда? А я куда? Что он задумал?

— Почему она мокрая то? — спросил надоедливый дежурный, который видел во мневещь, а не личность.

— Я тут стою, я живая, я чувствую. Нет, конечно, может вы забыли. Может вселюди в этой школе забыли, что они личности. А не вещи, с которыми можноиграться. Но я не забыла это, — озлобившись, говорила я, пытаясь отстранитьМишеля.

— Ясно всё с ней,— опустившись на стул, заключил дежурный,— удачи.

Мишель кивнул и направился к выходу, а я следом за ним, ведь моя изнывающая отболи рука всё ещё была в его власти.

— Михаил, ты моральный урод! Решил поиграться со мной? — я кричала оскорбленияему в спину, — в этой отвратительной школе, которая прогнила в сплетнях ибескультурье, есть куча других людей, которые будут рады твоей компании.

Когда мы вышли из школы, моя паника лишь нарастала. Тучи сгущались, и улицыпогрузились во мрак. Ветер злобно игрался с моими волосами. Свободной рукой яобхватила себя, в жалких попытках согреться.

— Что ты задумал? Я не игрушка, я человек! — пыталась своим криком донести однупростую истину, но он не обращал на меня внимания.

— Можете кричать тише? Прошу,— наконец он выдавил из себя слова, моемувозмущению не было придела.

— Что?! Кричать тише?! Какой-то парень тащит меня через всю деревню, когда ядолжна быть на уроке. У меня, конечно, нет оснований кричать, — язвила я.

Проходящие мимо люди обращали на меня внимание. Смотрели с осуждением, ведь я громкокричала. Старухи злобно сверлили меня взглядом, а не на парня. Что с этимобществом не так? Когда оно успело так прогнить? Почему никто не подойдёт и неспросит, нужна ли мне помощь? Почему все равнодушно проходят, когда видят меня,мокрую, обессилившую.

Мы шли минут десять, я уже перестала кричать. Уже знала, что заболею, ветер ихолод способствовали этому. Мои боты покрылись пылью, я волочилась за Мишелем ине знала, что он хочет сделать. Все мои последние силы ушли на крик, посему силбороться у меня не осталось.

Я равнодушно смотрела на лес, к которому Мишель тащит меня. Мы обошли через всюдеревню, ради того, что бы он затащил меня в лес? Надеюсь, что его разум незатемнён. Надеюсь, что он не причинит мне вреда.

Под ботами хрустели шишки, а Мишель всё так же вёл меня в лес. Скорее волочилза собой. Его идеально ровная спина внушала мне, что он гораздо сильнее. Чтоесли я начну драку, то он непременно победит. Мои голосовые связки, казалось,исчезли. Я лишь шла и томно вздыхала, тоот холода, то от изнеможения.

— Ай! — вскрикнула я, когда боты начали соскальзывать с пригорка, на которыйМишель взбирался со мной.

Он держал мою руку сильнее прежнего, когда я начала падать. Я выставила передсобой свободную руку, падая на живот. Зажмурив глаза, я гордо ожидала удара оземлю. И боль растеклась в моём животе. Лицом я упала в землю. Вдохнув, япочувствовала запах сосен и древесной смолы.

— Вы даже не в силах забраться на горку,— скрывая ухмылку, сказал Мишель.

Вставая на ноги, я обратила внимание на рубашку, которая окончательноиспачкалась. К моему лицу прилип песок, который я пыталась стряхнуть.

— Это всё из-за тебя! Я просила тебя отвести меня к директору! Не знаю, что стобой сделает моя бабушка, когда узнает о произошедшем! — кричала ещё сильнее,чем ранее.

Мишель возобновил движение, ускорив шаг. Возможно, он оскорбился, потому чтодвижения его стали резкими и жёсткими. Теперь, волоча меня за собой, он нецеремонился, если я спотыкалась о корни деревьев или камни. Но в этой ситуациижертва я, мне и стоит обижаться.

Мы шли всё глубже в лес, я уже с трудом переставляла ноги и забыла дорогуназад. Мишель шёл гордо, уверенно. Он знает эти места. Возможно, он знает каждоедерево в этом лесу. И знает дорогу из леса, а я нет. Я заблужусь. А мой телефонв рюкзаке, и позвонить бабушке я не могу.

Осознавая весь ужас ситуации, я рухнула на землю. Мои колени болезненно гудели,чувствуя еловые иголки сквозь штаны. Свободной рукой я упёрлась в землю, держасвоё туловище.
Из моих уст вырвался нервный выдох, я опустила голову. Мишель остановился,наверное, гордо сверлит меня взглядом.

— Я... — тихо молвила, тяжело вздыхая,— не могу идти.

Громко дыша, я пыталась наполнить своё тело воздухом, которого мне так нехватало.
Зажмурив глаза, я ждала, когда Мишель отпустит мою руку, хотя бы из жалости. Ноэтого не происходило. Его хладная рука, по-прежнему обвивала моё запястье.

— За что ты так со мной? — спросила я, как только моё дыхание началовосстанавливаться.

— Откройте глаза,— его зловещий голос прозвучал столь громко, что, наверное,распугал всех жителей леса.

Медленно поднимая голову, я попыталась выполнить его просьбу. Глаза привыкали ксвету, пока я щурилась в жалких и убогих попытках сфокусировать зрение.Наконец, подняв голову к небу, я увидала пышные кроны сосен, которыепокачивались на ветру. Когда моё зрение вернулось в норму, я посмотрела наМишеля. Он глядел куда-то вдаль, держа меня за запястье. Я проследовала за еговзглядом и... обнаружила яблоню.

— Ты... — вырвалось у меня из уст.

Моё дыхание вовсе исчезло, глаза округлились. Я резко поднялась на ноги,медленно, с опаской, идя к яблоне. Мишель послушно пошёл за мной. Впервые еговеду я, а не он меня. Хотя он всё так же сильно держит меня за руку. На этойяблоне Мишель ножом вывел наши имена. Каллиграфические буквы почти исчезли, нонадпись можно было разобрать с лёгкостью.

— Ты не забыл меня,— заключила я, обводя надпись пальцем.

В моём организме разливалось чувство нежное и тёплое. Словно Мишель всегда ждалменя в этой деревне, словно он никогда не забывал меня.

— Не забыл,— повторил он, более мягко, чем прежде.

Я обернулась, смотря в его глаза. Та мягкость, с которой он смотрел на меня вдетстве, вновь наполнила его лицо. Попыталась ухмыльнуться, но сил не осталосьдаже на ухмылку.

Его плечи затряслись от смеха, мне показалось, что он так выражает своюрадость, но смех был страшным и озлобленным. Нахмурившись, я ждала, что онпредпримет дальше. Поняв, что он вновь играет, я занервничала, пытаясь вырватьруку.

— Я ненавижу тебя, — прошептал Мишель, подойдя ко мне очень близко.

Думаю, что он даже чувствовал моё дыхание. Я вновь испугалась, осознавая своюнаивность. Как я могла надеется на нежное отношение Мишеля ко мне? Наивнаямышь.

— За что?— надрывно спросила я, когда Мишель навис надо мной.

Его глаза пытались пронзить меня, а отводить свой взгляд в сторону у меня небыло желания и сил.

— Я отвечу тебе на этот вопрос позже,— тихо говорил он, рассматривая моё лицо,—иначе игра будет бессмысленной и скучной.

Я возмутилась, но была рада, что он признался в том, что ведёт игру.

— Что я могла тебе сделать? Я только недавно приехала,— непонимающе спросила я.

Он всё так же рассматривал меня, а я лишь ждала ответа. Я почувствовала, чтоМишель отпустил моё запястье. Он отошёл на пару шагов от меня, указывая рукой внаправлении, откуда мы пришли. Злобно ухмыляясь, Мишель показывал, что насегодня мышь свободна.
Почувствовав глоток долгожданной свободы, во мне открылось второе дыхание,прилив сил. Я пустилась в бега.