Глава вторая
Если меня попросят охарактеризовать детство, хорошее ли оно или плохое, я, пожалуй, уйду от ответа. Я сама не знаю, какое оно.
Мои родители, когда я была маленькой, много выпивали. Нет, они не были зависимыми от алкоголя, но мне было отвратительно видеть пустые бутылки на полу.
Как вы могли догадаться, родителям было всё равно на своё чадо. Посему большую часть времени я проводила одна, занимаясь своими детскими делами. В садике у меня было мало друзей, я просто не могла наладить контакт с детьми. Меня не научили общаться с ровесниками, не объяснили, как заводить друзей. И все дети бежали от меня, как от огня, потому что я казалась им странной.
После, когда родители завязали с алкоголем, они с головой ушли в работу. Занимаясь бизнесом, трудно уделять ребёнку время. Я это знала. Спустя некоторое время, родители поняли, что так воспитывать ребёнка нельзя. Они отдали меня на попеченье бабушке, которая любит меня, кажется, безмерно.
Я мало что помню из детства. Возможно, это реакция организма на плохие воспоминания. Ведь легче забыть всё, чем помнить и мучатся. Лишь некоторые воспоминания о деревне я помню поныне. Все они живописны. От пасмурных туч над нашим кирпичным домом, до огорода, который озаряется лучами дневного, палящего солнца. И, конечно, я помню одного друга.
Но время шло, и вскоре мне пришлось идти в школу. В деревне я почти не выходила из дома, только на речку. Поэтому связей с деревенскими детьми у меня были плохие.
В школе, как и в детском саду, вновь контактировать с ребятами у меня выходило дурно. Так как родителям было всё равно на меня, в том числе и на моё развитие, я читала хуже всех в школе. Дети сторонились меня. Училась я на тройки, в то время как другие девочки были отличницами. Их дёргали за косички, брали за руки, когда строились по парам для похода в столовую. А я ходила всегда в конце, одна, без пары. Сидела на задних партах. У меня не было друзей. Или они были, но я их не помню.
Я не жалею себя, ведь я тогда была маленькой, не в силах исправить положение в обществе. И я не виню никого за такое детство. Не злюсь на родителей, хотя, быть может, немножко. Огорчает учительница, которая не обратила внимания на одинокую девочку, не приняла каких-нибудь мер. Налаживать отношения в классе её работа. Если бы тогда она забила тревогу, моя сегодняшняя жизнь могла быть иной. Но что было, того не воротишь. Поэтому я пытаюсь относиться равнодушно к своим самым юным годам, часто избегаю этой темы.
У меня не было детских игр в классики, не было лучшей подруги. Моё детство не стоило того, чтобы его запоминать. Но во втором классе, к нам в школу перешёл неуклюжий, странный мальчик. Он слегка хромал, и дети пугались этого. Его власы были неестественно чёрными, но в детстве я не обратила на это внимание. Он был худым. Столь худым ребёнком, что бабушка поражалась, как его длинные и тощие ноги носят его. Глаза темнее ночи, большие и сверкающие, обычно смотрели с лёгкостью и нежностью. В минуты гнева, которые были очень редко, он сужал их, отчего казался пугающим. Бледная, мраморная кожа, контрастировала с волосами, от чего он казался нездорово бледным. Вздёрнутый, тонкий нос и острые скулы. Его румянец придавал ему милости, когда он смеялся или смущался. Я запомнила его таким. Но в детстве мне было всё равно на его внешность.
Дети избегали его, поэтому он стал замкнутым и неразговорчивым. Две души, которых боялись и сторонились все дети в школе, моя душа и его, подружились.
— Алёна,— позвал меня писклявый голос, обладатель которого забирался на яблоню,— не бойся, поднимайся.
Я стояла, вглядываясь на землю под ногами, стараясь не смотреть на вверх, ведь грязь с трясущегося дерева может попасть в глаза.
— Я не боюсь, просто мне бабушка говорит, что будет болеть живот, если кушать немытые яблоки,— честно ответила я.
Собеседник, внимательно прослушав мой аргумент, замолчал, а после я услышала, как дерево затряслось сильнее.
Прищурив глаза, я всё-таки подняла голову. Он тряс дерево, яблоки начали сыпаться подле меня, глухо ударяясь об землю.
— Миша! – закричала я, когда очередное яблоко ударилось о моё плечо.
В ответ я получила пронзительный смех.
Отскочив от дерева, держась за плечо, униженная и оскорблённая, я направилась в сторону дома. Отойдя подальше, я услышала, как дерево перестало трястись. Но оборачиваться мне не позволила гордыня. Вскоре сзади послышались шаги, Миша окрикнул меня:
— Алёна! Прости, — сказал он, едва поспевая за мной.
Остановившись, я резко обернулась, а после заговорила раздражённо:
— Я просила тебя так не делать!
Моя челюсть была сжата, а глаза расширены. Обычно так я показывала, что зла.Он посмотрел на меня с раскаяньем, а после молчаливой паузы начал искать что-то в кармане.
— Прости,— вновь извинился он, уверенный, что я до сих пор его не простила,— Смотри, что у меня есть.
Я округлила глаза, когда он достал из кармана перочинный нож.
— Откуда он у тебя? — спросила я, забыв об обиде.
Миша самодовольно улыбнулся. Схватив меня за руку, потащил к дереву.
— Когда мы были с дедушкой на рыбалке, он дал мне его, а потом забыл.
Я следовала за ним в недоумении, ожидая, пока он расскажет всё сам. Мы подошли к яблоне, и Миша вновь посмотрел на меня.
— И зачем он тебе?— спросила я, не выдержав молчания.
— Давай напишем тут наши имена,— он посмотрел на дерево, а после положил на него мою руку, — Я такое в фильмах видел.
Я думала над сказанным, а после посмотрела на Мишу:
— Дереву не будет больно? – наивно и встревожено спросила я.
Он задумчиво свел брови, а после постучал по древу.
— Думаю, что нет. В фильмах деревьям не больно. Но мы можем закапать под дерево конфеты или клад, и оно простит нас.
Я задумалась, с полной уверенностью, что он прав.
— Только давай точно закопаем клад? Я не хочу, что бы из-за нас дереву было больно,— сказала я с детской радостью.
— Хорошо,— ответил Миша, начиная выскребать на дереве буквы.
Я внимательно следила, как кора дерева отлетает в стороны, а Миша сосредоточенно работает над буквами.
— Не смотри,— останавливаясь, сказал Миша.
— Почему?— обиженно взмолилась я.
— Я хочу, чтобы это было сюрпризом, —ответ последовал.
Отвернулась, закрыв глаза ладонями, убеждая его, что не подсматриваю. Слушая шелест листьев, я ожидала, когда можно будет посмотреть.
Спустя время, сзади меня раздался довольный голос:
— Смотри!
Я обернулась, подбежав к дереву, готовая смотреть на законченную работу.
На дереве каллиграфическими буквами были выведены наши имена, и я внимательно рассматривала незамысловатую надпись: «Алёна и Миша».
Улыбнувшись, я вымолвила:
— Спасибо.
Миша, словно не слыша, сказал:
— Завтра нужно закопать под дерево клад.
Друзей, кроме Михаила, я не имела. Поэтому, большую часть времени мы проводили вдвоём. Нашли упоение друг в друге, потому что другим было не до нас. Но с нами захотели общаться спустя некоторое время. Одноклассники, видя нашу радость, пытались подружиться, но мы их игнорировали и не замечали.
После школы мы шли к нему домой, иногда ко мне, пили чай, а после быстро делали уроки. Учёба была пыткой, если мы знали, что вечером будет очень интересная прогулка.
Однажды мы переоделись в наряды моей бабушки. Вышли в деревню гулять, думая, что прохожие считают нас пожилыми женщинами. Бабушка очень ругалась, ведь мы марали её платья. Иногда она оставляла меня на домашний арест. Будучи маленькой, я очень злилась на неё. Хотя не думаю, что ей было приятно обнаружить свои платья, украшенные бисером и бахромой, на счастливых и грязных детях.
— Мама разрешила сегодня остаться с ночёвкой у тебя, потому что она уезжает по делам,— радостно произнёс Миша.
Он редко ночевал у меня, но если ночевал, то это был всегда праздник. Я уговаривала бабушку приютить Мишеля, с условием, что мы ляжем спать вовремя, не будем шуметь. Она соглашалась. Нехотя, но соглашалась. После сытного ужина, мы, укутавшись в плед на моей кровати, долго притворялись спящими, ожидая, когда бабушка уснёт. Притворяться было очень сложно, ведь хотелось спать, но нас мотивировала мысль о ночной прогулке.
— Она не проснётся,— успокаивал меня Миша, спускаясь с крыльца, когда я взволнованно думала, стоит ли идти гулять в четыре часа утра.
Наконец придумав, что сказать бабушке, в случае, если она обнаружит наш побег и устроит скандал, я тихо захлопнула входную дверь.
Деревня наполнялась слабым светом, было всё видно, но до рассвета и первых криков петухов оставалось много времени.
Наша деревня крупнее и богаче остальных типичных деревень. Кто-то может ошибочно принять её за город. В её центре живут люди богаче, которые украшают свои огромные дома гирляндами, от которых деревня становиться цветной в тёмное время суток. В центе живёт и Миша. А я живу на окраине, но мне всегда нравилось это. Во-первых, школа была далеко. Шанс встретить знакомого, неприятного одноклассника, был минимален. Во-вторых, рядом был лес, который я любила.
Выйдя с Мишей на большую дорогу, которая днём обычно заполнена машинами, я начала бегать по кругу. Это такое взволнованное и радостное чувство, когда деревня спит, а ты с другом, вдвоём, бегаешь по сонному асфальту.
— Алёна,— позвал меня он,— смотри!
Он замешкался, словно думал, стоит это делать или нет. А потом встал на руки, пытаясь найти равновесие, мотая ногами. Я улыбнулась от вида его красного лица и выпученных глаз, которые внимательно смотрели на асфальт.
— Миша, я пойду домой. Если хочешь, оставайся здесь,— заверила я, пытаясь сдержать смех, чтобы не обидеть такого забавного и неуклюжего мальчика.
Он резко опустился на ноги, едва не упав.
— Подожди, — попросил он, выравнивая дыхание.
Но я никуда не собиралась уходить.
— Нам с тобой купила это моя мама,— он подошёл ко мне, серьёзный и задумчивый.
Вытащив из кармана что-то, он протянул кулак, а после разжал тонкие и бледные пальцы. Моему взору открылись два круглых кулона, цепочки их запутались меж собой. Кулоны были из стекла, полностью одинаковые, внутри которых находились картинки. Подвески, которые держали стекла, были позолочены. Я рассматривала кулоны, картинка которых была мне неизвестна.
— Мама сказала, что это туманности в космосе,— словно прочитав мои мысли, произнёс он.
Мише, по-видимому, надоело молчать, он начал распутывать кулоны.
— Это тебе,— протянул он мне один из них.
Я, потупив взор, протянула руку. Он вложил мне кулон в ладонь.
— Спасибо,— робко, с благодарностью в голосе, ответила я.
Мне никто не дарил подарков до этого, кроме родных.
Кулон я ношу поныне, но золотая краска со временем исчезла.
Но однажды наше счастье прервали. Наш мир разрушился. Родители явились к нам с бабушкой. Обычно они приезжали на выходных, но была середина недели. Я обрадоваласьочередной возможности поделиться с мамой новостями, но мне объявили, что я переезжаю в город.
— Детка,— начала мама, взволнованно и радостно,— график работы стал свободнее, мы будем больше проводить времени вместе.
Услышав, что моя мама обратит на меня внимание больше, чем прежде, я обрадовалась. Моей детской радости не было предела. Уже к вечеру мои вещи были упакованы, мы поехали в городскую квартиру. Я не успела попрощаться с Мишей. Мне казалось, что я буду по-прежнему ездить в деревенскую школу.
Вскоре я узнала, что мама забрала мои документы из прошлой школы и перевела меня в новую. Родители объяснили, что деревня находиться далеко от нашей городской квартиры, и они не смогут меня возить к старой школе только ради Миши. Я тогда сильно расстроилась, ведь связаться с Мишей не могла. Но будучи ребёнком, не могла осознать потерю друга в полной мере.
Потом пришло время счастья и радости, где родители водили меня в парк аттракционов, где в новой школе у меня получилось завести много друзей. Я попала в мир, где меня любят. Я росла, менялись интересы, вкусы, друзья. И уже спустя многое время я забыла об этом мальчике, с которым когда-то гуляла по ночам.
Я забыла о деревне, и не просила меня отвозить туда. Бабушка приезжала к нам редко, но мне было этого достаточно. Бабушка не поднимала тему о Мише, а спрашивать о нём я стеснялась.
У меня появился парень. Верные и сильные подруги. Мне уже был не нужен тот мир, где я бегала с Мишей по лесу. Мне нужен был новый мир, где у меня школьная жизнь, отношения, где я люблю сплетничать с подружками о парнях. Новый мир, где я любила ходить гулять по вечерам, после школы, и обсуждать произошедшие события в классе.
Я забыла Мишеля.