Глава 5
Неудачник - тот, кто боится рискнуть,
а не тот, от кого удача отвернулась сегодня.
Сегодня специально просыпаюсь раньше, на закате. Альв еще тихо сопит, а мне пора собираться. Извилин, чтобы быть осмотрительной, у меня хватает, фейри попусту и слишком сильно меня опекает. Я просто немного прогуляюсь, ничего криминального. Одна прогулка. Вдруг шанса больше не представится.
Быстренько вскакиваю с постели, аккуратно заправляя ее красивым мягким пледом с розами. Наспех умываюсь, зачесываю деревянным гребнем волосы в хвост, накидываю первые попавшиеся вещи – рубаху Альва синего цвета и простого кроя, надеюсь, фейри не будет ворчать слишком долго, и сапоги.
«Сегодня я устрою себе день открытий, и ничто меня не остановит», – воодушевленно киваю и по пути заскакиваю на кухню, хватая одно из больших и совершенно магически не блестящих зеленых яблок, так полюбившихся мне. Они были абсолютно безобидны, как сказал Альв в первый день моего пребывания здесь.
Бесшумно распахиваю массивную дверь, миную порог. Набираю побольше вечернего воздуха в легкие. Цветы. Много цветочных нот в аромате поляны, окружающей скромное жилище Альва.
Бутоны закрываются, прощаясь с последними лучиками сегодняшнего дня. «А ведь у кого-то он только начнется...», – шагаю, куда глаза глядят. Полянку обрамляет густой высокий лес, решаю затеряться в нем, попутно цепляясь глазами за любые детали. Нужно же будет вернуться. Карты у меня, конечно, нет. Бреду интуитивно – туда, где красиво. Вот лесок уже сомкнулся за спиной, будто преграждая обратный путь. Деревья–великаны густо обнимают друг друга тяжелыми ветвями, образуя купол – зеленое небо, скрывая закат. Здесь гораздо темнее.
Огромная гладь, непоколебимая бушующими ветрами суши и простирающаяся слишком далеко. Чистое зеркало, в которое я бы не осмелилась взглянуть, боясь утонуть в увиденном. Небесные воды накладываются на лазурь, все глубже уходя и все мрачнее становясь.
Неподвижно стою на берегу, страшась коснуться носками сапог каемки воды. Крупная галька меркнет на фоне соседа, теряет все краски. Серые камни, обточенные временем, теснятся, глухо звякая под ногами. Мох, влекомый сыростью, уже начинает пожирать их, плавно соединяя полосу леса с берегом. Мертвая тишина. Ни единой птицы. Ничего. Словно воды не желают гостей. Отталкивают всех, ничего при этом не делая.
Воздух пропитан свежестью, все еще чувствую дикие цветы и ягоды – дары леса. Облака тяжело давят, грозя свалиться на землю. Дождь. Пахнет дождем.
Мне так спокойно здесь. Прекрасно. Хочу подойти ближе, надеясь на благосклонность необозримого зеркала. Медлю, будто ожидая разрешения. Шаг. И еще. И снова. Ну, вот мы совсем рядом. Осмеливаюсь скользнуть глазами по темной глади и не нахожу отражения.
Я не вижу себя. Казалось, стоя на безопасном расстоянии, взору моему являлось небо с медленно плетущимися тучами, но сейчас все пропало. Секунда – поверхность мутнеет, колеблется, будто улавливая мое сбивчивое осторожное дыхание. Теперь передо мной молодая девушка со струящимися шелковыми волосами. Она тоже смотрит в водную гладь и лучезарно улыбается, заправляя прядку волос за ухо. Переливающееся платье из тончайшей ткани цвета василька обвивает худое тело.
«Мама...» Это моя мама. Совсем молодая и еще более прекрасная, чем я ее застала. Она что-то говорит, улавливаю по быстрому движению пухлых губ. Рядом – мужчина. Чуть старше и облачен в черное. Волосы коротко острижены и торчат в разные стороны, полностью соответствуя оттенку одеяния. Черты лица суровы, но, кажется, что присутствие девушки явно смягчает их. А вот и кончики губ приподнимаются, напоминая улыбку. Похоже, они друзья. Я не знаю этого мужчину и уверена, что мама никогда не упоминала о нем.
Очередной вопрос, на который от нее я уже никогда не получу ответа. Рано или поздно все станет понятно, все станет на свои места и выстроится в единую красивую схему, как кружево. Станет понятно, зачем все было нужно, потому что все будет правильно.
Рано или поздно. Нужно лишь немного времени, чтобы собрать пазл. Пусть сейчас все кажется несусветным бредом и чепухой, но это не значит, что оно таковым и является в действительности.
Ведь когда ты берешь в руки канву и делаешь первые крестики цветной нитью, совсем не ясно, что за рисунок задуман. Верно? Но это тебя не останавливает, ты терпеливо и не торопясь продолжаешь вышивать, уточняя детали и очертания. И теперь узор и картина проясняются, наполняются смыслом. Если ты все-таки дошел до конца, можно подобрать красивую рамку и повесить картину на стену, завершая работу. Теперь можно рассмотреть все с любого ракурса, подойти ближе, вглядываясь в каждую ниточку.
Слишком много воспоминаний в моей голове в последнее время. Они переплетаются с фактами, порождая загадки и тайны. Маленькие секретики, всплывающие наружу именно сейчас. Все скелеты терпеливо ждали моего пятнадцатилетия? И теперь, дождавшись, решили бестактно вывалиться из своих шкафов?
Интересно, Вив сталкивалась с чем-нибудь подобным? Мы никогда не были близки, поэтому я частенько задаюсь такими вопросами. А что бы сделала Вив? А встречалась ли она с чем-нибудь подобным? Как она пережила смерть родителей и как много помнит? Бывала ли она когда-нибудь здесь? Наверное, нам правда стоит поговорить. Поговорить обо всем, чтобы все расставить по полочкам. В конце концов, она – самый близкий мне человек, и стоит хотя бы попытаться узнать ее.
Прохладно. Осенняя слякоть медленно питает одежду, подбираясь к тонкой коже. Подергиваю плечами, пытаясь прогнать озноб. Наверное, стоит возвращаться, но я не могу оторвать глаз от красивой картинки. Мне не хватает ее, мне так не хватает ее любви... а сейчас я могу вновь увидеть такие родные мягкие черты, такие позабытые зеницы, горящие жизнью и полные счастья.
Но... вдруг ударяет в голову. Она была здесь, тоже вглядывалась в глубокое синее озеро? Поэтому вода запомнила ее лицо. Или... должно быть другое объяснение. Обязано. Тщетно пытаюсь придумать более приемлемый вариант, устраивающий меня и абсолютно не связанный с волшебным миром. Наверное, я просто схожу с ума, слишком скучаю, не могу отпустить. Альв расскажет мне, что здесь творится, пусть даже придется уговаривать его вечность. Терпеливо выслушаю тысячу наставлений и упреков за мое «преглупейшее» поведение, но узнаю правду. Всю.
Отвлеченные мысли будто пробуждают ото сна. Оглядываюсь – губы тонут в ледяной воде. Мокрые одежды кандалами тянут вниз, тело немеет.
Что за черт? Лица исчезают. Оно хотело утопить меня? Жадно глотаю влажный воздух. Стоило лишь потерять контроль, позволить желанному завладеть разумом, и вот ты уже навсегда остаешься в плену грез. Толкаюсь ногами, начинаю плыть, разрезая руками ровную поверхность. И все же тут великолепно. Далекие горные вершины, теряющиеся в мрачном тумане, таком же мрачном, как и все вокруг. Кажется, что пытаешься пробраться сквозь рыхлый, поломанный лед, чувствуешь, как хрупкие стеклышки скользят по коже, оставляя кровавые отметины. Стараюсь игнорировать болезненные прикосновения, восстанавливаю дыхание.
Довольно грез и мечтаний, пора и о реальности подумать. Берег все ближе, а двигаться все тяжелее. Почти не чувствую ног, руки еле справляются с нагрузкой. Мышцы безжалостно забиваются, скулят о пощаде. Больно. Цепляюсь за жизнь, одержимая желанием во всем разобраться. Хочу знать каждую тайну, влипшую в мою жизнь, каждую тайну, скрытую от меня на многие годы.
Что-то хватает ногу, когда решаю идти по дну, миновав глубину. Какая-то подводная коряга намертво ухватила сапог, словно неказисто поднимаясь выше. Бороться с суком бесполезно – сил не хватает. После пары неудачных попыток выбраться, дрожащими окоченевшими пальцами, которые едва не двигаются, наконец резким движением скидываю сапог. На последнем дыхании ползу к серым камням. Пара метров. Зубы начинают отбивать ломаный ритм, не могу контролировать, а невидимые ледышки воды теперь неумолимо режут ноги. Конечности щиплет как от соли.
– Мне казалось, мы подружимся! – кричу, что есть мочи, обернувшись к дурманящему зеркалу, когда до безопасного берега остаются долгожданные секунды. Останавливаюсь, как будто жду ответа, но гробовая тишина нерушима. Опускаю взгляд, осматривая босые пальцы, синеющие от холода.
Вода отступает. Уходит дальше от гальки, огибая ноги. Не теряя времени, наконец ступаю на гладкие мокрые камешки. Тяжелый выдох вырывается из груди. Ребра сдавливают легкие. Боюсь, что темные воды передумают и решат забрать свою благосклонность. Одумавшись, все-таки отхожу туда, где уже безопасно.
Лишь на берегу разрешаю себе расслабиться и сесть, растирая ноги и руки грубыми движениями, пытаясь согреться.
– Похоже, ты не такой уж ужасный друг, – шепотом, с усердием размыкая губы.
Скольжу по телу взглядом – мгновенно проступают невидимые ранее порезы, стоило лишь покинуть озеро, они точно по волшебству раскрашивают каждый сантиметр кожи, что был погружен в холодные объятия. Кровь тонкими капельками покрывает потерявшие чувствительность конечности. Уже почти не больно. Ветер холодит раны, как будто дует, чтобы не болело, но делает только хуже.
«Быть может, однажды кто-то увидит здесь и мое лицо, потеряв свою жизнь», – думаю, неохотно и медленно поднимая продрогшее и с каждой секундой все более деревенеющее тело. Мне хочется остаться, дыша этим воздухом, сливаясь с туманными горами и едва уловимым ароматом свежести. Хочется сидеть здесь вечно. Какое-то странное чувство чего-то родного увлекает. Зачаровывает. Но я не готова умереть за него.
Нужно идти, Эбигейл. Толкаю себя здравым рассудком, вновь и вновь повторяя эту фразу. Идти хоть как-нибудь, волоча холодные ноги, что согреть так и не удалось. Шаг. И еще. Каждый камушек впечатывается в ступню, мох щекочет пальцы. Лес. Продолжаю растирать руки, шмыгаю мокрым носом. Сегодня тепло для осенних деньков, но сейчас готова поспорить, что это вздор, что середина зимы будет жарче.
Обратная дорога не сулит неприятностей. Опознавательные знаки, что я с усердием запоминала по пути, не подводят – огромная яблоня, массивный булыжник, не понятно, как тут оказавшийся, вытоптанная тропинка.
Движение, даже такое медленное, постепенно разгоняет застоявшуюся густую кровь, дарит фантомное, но тепло. С рубахи все еще капает вода и ткань неприятно облепливает тело, чувствую себя ногой. Вернув конечностям малую чувствительность, начинаю ощущать порезы в полной мере – неприятные и тянущие, как от бумаги.
Хоть бы табличку ставили в таких опасных местах. У нас на всяких обрывах с маленькими заброшенными озерцами внизу всегда ставят знаки, мол, опасно, не прыгай, а то ноги переломаешь или, того хуже, насадишься на какую-нибудь ржавую трубу, попавшую туда бог знает как.
Не скажу, что предупреждение останавливает всех, но оно хотя бы имеется. Или здешним обитателям с самого детства объясняют, куда свой маленький любопытный нос совать не нужно? Наверное, так и есть. Если, конечно, родителей Мертвых земель заботит жизнь собственных детей.
Не знаю, как тут с этим обстоят дела, в тонкости быта и существования фейри и всяких гоблинов меня никто не посвящал, а книга дала не так много знаний, как хотелось бы. Верно, автор все-таки не решился раскрыть все карты, сокрыв множество деталей от людских глаз. Быть может, гнев изгнанного быстро угас, оставляя лишь скорбь и горе, и несчастный остановился на самом старте, не позволяя своей руке выдать остальные секреты бывшего дома.
Рассуждая о всяких мелочах, совсем упускаю счет времени. Часов у меня нет, но в лесу совсем мрак. Стало быть, сейчас глубокая ночь. Альв точно проснулся и, проведя по обыкновению несколько часов за чтением и чаепитием при свечах, уже точно заметил мое отсутствие.
Ускоряю шаг. Босая нога постоянно натыкается на камни и острые сучки, ногти собирают, кажется, всю землю округи. Придется хорошенько постараться, чтобы отмыться.
Совсем темно, приходится постоянно щуриться, дабы хоть на вытянутую руку что-то разглядеть. Смотрю вниз, на вытоптанную дорожку, петляющую меж высоченных деревьев. Ямка. Большая коряга. Улитка. Главное – не словить стекляшку в ногу. От этой мысли передергивает. С детства панически боюсь заноз и битого стекла.
Однажды, гуляя рядом с нашим домом, я весело щеголяла босиком по свежей травке, только-только пробивающейся из рыхлой почвы. Кто глядит под ноги? Кто угодно, но не маленькая Эбигейл ван Расселл! Черта с два. Мои белые коленки вечно покрывали синяки и непонятно откуда взявшиеся ссадины. Эдакое живописное сине-фиолетовое месиво, пейзаж морской. Ну и в процессе исследования и так прекрасно известных мне территорий я на полном ходу обнаружила разбитую стеклянную бутылку из-под пива.
Как эта гадость попала на наш ухоженный участок? Без понятия. Какой-нибудь шальной гуляка не захотел тратить свое драгоценное время на поиски какой-то там мусорки и выбросил мусор на ближайшей полянке. А тот самый мусор, по-видимому, раскололся о камень или сам по себе.
Исход понятен. Боль. Кровь. И мама, суетливо бегающая по дому в поисках запрятанной аптечки. Папа тогда сидел со мной, иногда вспоминая виновника парой ласковых и временами поглядывая на мою ногу. Кусок зеленого стекла уголком торчал из пятки, поблескивая в дневном свете.
Я сжимала раненную конечность своими маленькими ручками изо всех сил, будто пытаясь перекрыть боль, как кран на кухне или в ванной. Да, колющее ощущение – не самое приятное, но вот извлечение инородного объекта – вот это да. Наученная жизнью и тонной заноз я прекрасно знала, что будет больно. Быть может, дело в отсутствии достаточной виртуозности рук мамы или в чем-то еще, но факт остается фактом. В очередной раз я умоляла оставить эту штуку в моей ноге.
– Я буду жить с ней. Мы подружимся, и к боли я привыкну, – шепчу, скорчив самую жалобную мордашку, на которую только была способна, когда мама наконец находит бинты с пинцетом и идет в сторону кресла, на котором я сидела все это время.
– Эби, ты сильная девочка. Будет совсем не больно. Потерпи.
После этих слов и хныкать было стыдно, поэтому, сжав все вопли и слезы, прикусив губу до боли и сдавив ногу еще сильнее, я терпеливо ждала своего приговора. Стекляшку извлекли, ранку обработали и забинтовали, да и ручки мои от крови, смешавшейся с капельками пота, помыли. Но признаю, было очень больно. И теперь то самое ощущение и нежелание испытать его вновь заставляет поглядывать на дорогу, гуляя босиком.
Вспоминая былое, уже подхожу к входной арке леса – великанам, склонившимся навстречу друг другу – врата. Выхожу на лужок и уже ожидаю мучительный допрос.
– Во имя светлой королевы Ангель, Эбигейл! – крик раздается раньше, чем фигура бегущего ко мне Альва. Его милое лицо искажено страхом.
Поднимаю руку, демонстрируя, что все в порядке, а потом спотыкаюсь.
– Что б тебя тролль побрал, непослушная! – бережно берет под ребра мокрое холодное тело, не переставая ворчать ни на минуту.
– Что за чертово озеро у вас там? – тычу пальцем в чащу, стараясь оградиться от нападок Альва.
– Проклятое оно, – сухо отвечает фейри. Яснее от его слов не становится.
– Я в порядке, прекрати суетиться, - сдержанно прошу я, не дождавшись больше никаких пояснений
– Да ты вечно в порядке! – неожиданно вскрикивает Альв своим тонким голоском. – Только вот в последний раз я тоже тащил полумертвую смертную на себе.
– Отпусти, – теперь уже вспылила я. – Тебя никто не просил о помощи. Дойду сама. Благодарна за то, что ты сделал, но завтра же ноги моей здесь не будет.
Мне не нужна помощь, за оказание которой нужно будет слушать упреки. Мне не нужна помощь, которая окажется долгом, что нужно выплатить.
– Эбигейл..., – но продолжения нет. Верно, ему не нужен груз, отягощающий жизнь. Мы оба это понимаем. Поэтому я и должна уйти. В этот раз у мальчишки не получится меня остановить.
Фейри послушно убирает руки, убедившись, что я стою. Не смотрю в сторону своего знакомого.Боюсь увидеть жалость, смешанную с беспокойством. Я не раненая куропатка,которая обречена на погибель, чтобы принимать жалостливые взгляды.