Когда ты рядом
Клэйн
3 года назад. (9 класс)...
Жизнь – полное дерьмо. Вы знали это?
Моя обычная, умиротворенная и спокойная жизнь внезапно рухнула. Трудно передать мое недовольство словами. Наша недавняя продажа ранчо в Орегоне вынудила нас переехать в Сиэтл, и как это произошло? Все произошло глупо и неожиданно!
Около шести лет назад мои родители приняли решение разойтись. В результате этого события мама, новорожденная Эмилия и я переехали из Детройта в штат Орегон, к моему дедушке со стороны матери. Честно говоря, мне не известен знак зодиака моего отца, и астрология не вызывает во мне особого интереса. Тем не менее, как иначе объяснить удачу этого человека? Весь этот период в течение шести лет он был полностью поглощен своим делом, и теперь является одной из самых влиятельных фигур в бизнесе. Человек страшный, безусловно. Он обладает несгибаемым умом и представляет опасность.
А мы все эти годы жили в идиллии на ферме, разводили крупный рогатый скот, лошадей, свиней, куриц и т.д. Мы жили в достатке. В Орегоне я чувствовал себя по–настоящему живым, даже несмотря на то, что я просыпался в шесть утра и до вечера пахал на поле с дедушкой. Но мне нравилась такая жизнь. Я никогда не просился в город или обратно в Детройт. Мне было там хорошо.
Год назад родители вновь начали тайно встречаться и поддерживать связь, несмотря на наше ранее раздельное существование. Смерть дедушки только усилила их общение, так как отец стал финансово поддерживать нас. Постепенно они приняли решение воссоединиться. Для меня, хоть и не было страданий из–за развода, новость о воссоединении была радостной. Однако эта радость быстро ушла, когда стало известно, что наша усадьба будет выставлена на продажу. Эта ферма была наследием деда, но отец настоял на продаже, как будто это сделает его кошелек еще богаче. Все произошло настолько неожиданно, что я даже не осознал, как оказался в роскошном особняке отца в Сиэтле.
Сейчас я стою рядом со своим шкафчиком в коридоре школы, и все это для меня по–настоящему странно, хотя я уже здесь больше месяца. Школа оказалась огромной и просторной, совсем не похожей на те, в которых я учился ранее. Даже в Детройте она была не такой (где я учился с 1 по 3 класс). Опыт жизни на ферме научил меня ценить активность в повседневной жизни, поэтому я решил заняться футболом и завести друзей. Некоторым девочкам я даже нравился, но мне было непривычно получать внимание противоположного пола, поэтому я чувствовал себя немного неловко, когда мне выражали свои чувства. В тот момент я даже не знал, как лучше поступить в подобных ситуациях, предпочитая избегать влюбленности. С любовью можно потерять голову, как это случилось с моей мамой.
В нашей школе училась довольно популярная личность, которая была редким явлением в учебном заведении. Луана Бэйкер – фигуристка, известная во всех пятидесяти штатах, занявшая множество наград, скоро станет мировой звездой. В следующем году состоятся олимпийские игры, в которых она будет представлять нашу страну. Еще я знаю, что она внучка Дэвиса Бэйкера, который является «ключевой фигурой» в мире бизнеса. Мой отец мечтает сотрудничать с ним, но, как говорят: «к нему не так просто подобраться». Но почему–то я был уверен, что этот везунчик добьется своего рано или поздно.
Бэйкер ходила в школу настолько редко, что я за эти полтора месяца ни разу не видел ее, хотя мой новый друг Джеймс с футбольной секции постоянно говорил о ней. Они оба знакомы с детства и, как он утверждал, являлись лучшими друзьями. Иногда мне казалось, что она воображаемая или вымышленная, потому что все про нее говорили, но не видели.
Моя мама была большой ее фанаткой. Мне кажется, она бы меня продала, чтобы просто дотронуться до нее. Может и поэтому меня запихнули сюда?
Я направился на уроки, хотя учеба меня особенно не привлекала. Я бы с удовольствием прогуливал, как это делал Джеймс, но у меня не было такой свободы. Мой отец был непосредственно связан с директором школы, и я ощущал некий контроль над моим поведением. Поэтому, честно говоря, я присутствовал на всех уроках, чуть ли не засыпая. Меня пугало отношение отца. Хоть он и не прибегал к физическому воздействию, но его аура просто заставляла меня трепетать от страха.
После уроков у меня был футбол. В команде я был не самым сильным, но зато выносливым. У многих уже была отдышка, когда я, можно сказать, на «одном дыхании» пробегал кругов пятнадцать. Это было довольно странно, потому что с недавних пор я начал курить.
В раздевалке звучали далеко не самые приятные разговоры. Забавно, что многим из них даже нет шестнадцати, но они ведут себя, как зрелые мужчины в свои сорок. Эти беседы вызывали у меня смешанные чувства – смех и отвращение одновременно. Поэтому я старался быстро переодеваться и первым выходить на поле. Возможно, моя антипатия к подобным диалогам была связана с тем, что у меня есть младшая сестренка. Мне не хотелось бы, чтобы с ней обращались так же. И я обещаю, что буду готов защитить Эмилию, если кто–то решит ее обидеть.
Вдруг солнечный луч на футбольном поле, словно прожектор в театре, озарил ее фигуру. Светлая кожа, темно–русые волосы, завязанные в тугой конский хвост, хамелеоновые глаза, которые, под воздействием солнца, приобретали недозеленый, недосерый или недоголубой оттенок, и длинные ресницы – все эти детали создавали впечатление невероятной красоты. В тот момент я понял, что что–то необычное происходит в моем сердце. Сначала я подумал, что девушка направляется ко мне, но оказалось, что она подбежала к Джеймсу Кларку, и крепко обняла его.
– Луа! – крикнул Джим, а у меня чуть челюсть не упала на землю. Когда мама смотрела телевизор, я видел ее, но в реальности она была такой... другой? На ТВ ее так сильно красили, что она была похожа на тетеньку. А сейчас она такая естественная и чертовски красивая. – Ты пришла!
– Да, до зимы у меня сильных тренировок не будет, – голос у нее не был мягким, но и не грубым. Немного хрипло и тихо говорила. – Я буду ходить в школу, – она говорила и не радостно, но и не грустно. Мне показалось, что она уже просто от всего так устала. Мешки под глазами только доказывали мое предположение. – Я многое пропустила по школьной программе. Мне придется все догонять...
– Догоним, не в первой же! – полный энтузиазмом ответил Джеймс. Да, теперь я знал, что Луана Бэйкер – это не вымысел. Она существует. – Кстати, это мой новый друг, – вдруг Джим подошел ко мне и начал знакомить меня с девушкой, – его зовут Клэйтон, но все его называют Клэйн. Он новенький, но уже достаточно популярен, – продолжал представлять меня Джим, а я просто смотрел на нее. В ее глазах я ничего не видел. Ей было, будто скучно. Хотя, может, и не будто. – А это моя подруга детства Луа. Она плоха во всем, кроме спорта.
Девушка легонько кулаком ударила парня в плечо. А что ей еще нужно? Она знаменитая фигуристка в штатах, в следующем году должна будет выйти на мировой уровень. Разве это ли не мечта для спортсмена?
Она была худенькой. Ее называли "перышком", потому что вес у нее был около сорока двух килограмм. Тем не менее, Луана не была плоской. Наоборот, очень аккуратные изгибы тела. Тонюсенькая талия.
Мы с девушкой не пожали руки, а просто сказали: «Приятно познакомиться» друг другу и все. Она пришла сюда, чтобы дать Джиму бутылку воды, да и просто поздороваться. Потом Луа уже ушла по своим делам. Оставив меня в такой легкой эйфории.
Сердце так сильно никогда не билось. Я не знал, что когда–то это чувство настигнет меня. Да и еще за доли секунд. Мне хватило просто посмотреть на нее, чтобы понять, что эта девушка точно не безразлична мне. Это было просто невероятно.
Через некоторый промежуток времени...
Я хорошо рисую. Маме нравятся мои картины, которые я ей дарю на праздники, как день матери, день рождение, рождество и т.д. По ее просьбе я еще записался на школьный художественный кружок, чтобы, как говорит женщина, «подкачать свои умения».
Не скажу, что мне нравилось по два–три часа сидеть на одном месте и работать над портретами, но это, в какой–то мере, успокаивало мою буйную, неконтролируемую душу. Энергии у меня хоть отбавляй.
Когда занятие закончилось, я складывал все свои принадлежности в портфель и уже собирался уходить, как в кабинет врывается Джим, а сзади него спокойно идущая Луа. Они не ожидали меня увидеть здесь. Пришли они сюда по своим причинам.
– О, Клэйн! – только увидел меня Джеймс и подбежал в мою сторону, чтобы обнять. Луа в знак приветствия кивнула головой. – А ты что здесь делаешь? Неужели рисуешь? Покажи!!!
Я тоже был экстравертом, но Джим иногда вел себя, как ребенок. Луана же ходила за ним, как его мамаша. По–другому сказать не мог.
– Вон, – указал я пальцем на картину, развешенную в кабинете возле двери. На стенах висели и другие творения ребят, но моя выделялась своим размером – форматом А2. На холсте изобразился коричневый кувшин, затерянный в лесу. Многие интересовались, почему я выбрал именно лес в качестве фона, в то время как у моих товарищей обычно были более обыденные фоны (на кухне, на столе и так далее). Однако смысл был действительно глубоким. – Это мое дебютное произведение здесь.
Эти двое подошли к стене, чтобы ближе рассмотреть мою работу. Мне никогда не было стыдно за то, что я делал. Это ведь мой труд. Какого черта я должен был его стыдиться?
– У тебя невероятный талант, Клэйн, – на этот раз спокойно, но с восхищением, сказал Джеймс, смотря на картину. – Все так детально проработано. Ты талантлив.
– Я знаю, – посмеялся я. Луа до сих пор смотрела на картину, не отрываясь – А вы что тут делаете?
–У меня следующая физика, а у нее математика. Этот кабинет часто пустует, поэтому мы здесь прогуливаем, – так вот где они пропадают в течение дня. Я знал, что Джеймс прогуливал (и довольно часто), но не знал, что в этом кабинете. – Я быстро в туалет сбегаю и вернусь, – обратился он к девушке, а та, «очнувшись», кивнула ему. Походу только кивать она умела.
Джим стартанул в уборную, сломя голову, не дав мне опомниться. Мне ведь пора на урок! Заболтался я с ними. Прогуливать мне, увы, нельзя. Только подойдя к двери, ко мне обратилась Луа:
– Ты хотел показать, что посудина не на своем месте? – ее вопрос заставил меня остановиться и слушать дальше. Она первая, кто сразу понял смысл моей картины. – Я чувствую себя также, как этот кувшин.
– Почему же? – я повернулся к ней лицом, но совсем не ожидал, что Луа тоже повернется ко мне и одарит меня своим взглядом. Мое сердце забилось так сильно, что я боялся, что она услышит его.
– На льду мне гораздо комфортнее, чем в школе, – девушка слегка улыбнулась, но в ее улыбке не было радости. Хотя и печали тоже не было. – Думаю, теперь я буду ассоциировать себя с твоим кувшином. У тебя и вправду талант, как сказал Джим.
– Думаю, каждый найдет себя в этой картине, – я уже опаздывал на урок, но я не мог упустить возможности поговорить с ней. Это была зависимость. – Даже неугомонный Джим.
– А ты? Это ведь твоя картина.
– Мне комфортнее было на ферме, чем в Сиэтле, – ответил я, а мурашки сами пошли по телу. – Но все–таки здесь мне начинает нравиться, – «потому что я встретил тебя». – В каждом месте есть свои плюсы. До скорой встречи.
Я спокойно вышел из кабинета, но вскоре побежал на свой урок. Я не знал от чего у меня так сильно билось сердце: от того, что я бежал или от того, что впервые заговорил с ней.
Через месяц...
Из–за слов Луа мне стало нравиться рисовать еще больше и больше. В подвале дома я сделал что–то вроде собственной студии, где рисовал и фотографировал. Правда, фотографировал я довольно плохо, но я старался.
Отец был не против моей просьбы, так как сам в молодости неплохо рисовал. Но, конечно, как человек бизнеса, сделал он это с условием, что мои оценки не будут ухудшаться. В принципе, все было справедливо, но при любом удобном случае он упрекал меня этой студией: «Как ты со мной разговариваешь? Я ведь сделал тебе эту студию!». Ну, я привык к этому. Ничего нового.
– Клэйн, а что ты рисуешь? – ко мне в студию зашла Эмилия.
Девочка с любопытством подошла ко мне, чтобы рассмотреть картину, но ничего не поняла, так как я только–только начал рисовать.
– Хочу нарисовать нашу ферму, – ответил я, ощущая что–то вроде ностальгии. – Она больше не наша, но рисовать же ее никто не запрещал. Хочу повесить ее в своей комнате, чтобы никогда не забывать, где было мое самое лучшее время.
– И ты помнишь ее? Я вот помню, но не смогла бы все нарисовать. У тебя что большой мозг? – сестренка была очень болтлива, но, как ни странно, только со мной. С другими она была самым стеснительным созданием.
– Хоть в три ночи разбуди меня, я отвечу, где стояла синяя лейка, – Эми призадумалась, так как не понимала о какой лейке вообще шла речь. – Мы ей редко пользовались, когда полевали огород, так как сбоку были дырки, из–за которых вода разливалась. Она находилась в самом конце сарая, где у дедушки была мастерская.
– Ты такой умный, Клэйн, – вздохнула сестренка, обняв меня. Нежиться она любила. Ничего не скажешь. С самого детства любила обниматься, всегда просилась на ручки и так далее. – А ты меня нарисуешь?
Я встал с места и подошел к комоду, который находился около студийного света. Взяв с первого ящика фолдер, я понес его к своей любопытной сестренке, которая внимательно наблюдала за мной. Сев обратно за мольберт, я положил файловую папку на свои колени и открыл ее.
Эта «книжица» была маминой. Она вкладывала сюда все мои рисунки с детского садика. Когда мы переезжали, я оперативно положил ее в свой чемодан, пока никто не видел. Там были разные кляксы, но мама их даже подписывала, например, «подарок на день матери от моего сыночка» или «рождественская открытка от Клэйна».
Вот я нашел страницу, которую хотел показать Эмилии.
– Это что я? – с восторженным голосом спросила Эми, отобрав фолдер из моих рук. – Мне тут сколько?
– Чуть больше года.
Этот рисунок мама подписала «Клэйн присматривает за спящей малышкой». Я помню, что дедушка и мама уехали за продуктами, а я остался один с Эмилией. Она никогда не была буйным, неспокойным ребенком. Почти сразу засыпала, редко капризничала и плакала. Это мой первый портрет.
Хоть Эми и понравился рисунок, она не просила его ей отдать. Может это из–за воспитания. А может подумала наперед, что потеряет его и лучше пусть он хранится у меня? Кто его знает. Я положил его обратно в комод и принялся к созданию «теплой» картины.
– Вот Вы где, мисс Дэлонг, – зашла няня Эмилии, Люси. – Вы такая юркая. Это хорошее качество, но нам пора с Вами делать уроки.
– Но я хочу еще немного побыть с братом!
– Поучишься и мы с тобой поиграем, – я погладил по голове Эмилию, отчего она успокоилась и послушно пошла за няней, оставив меня одного в студии.
Я пока делал только набросок, разумеется. Мне нравилось, что я обладал фотографической памятью, а руки легко выполняли мою задумку. Но теперь же я хочу начать фотографировать, чтобы еще детальнее написать картину, чем я могу запомнить. Повезло же родиться в такое время, когда в мире существуют технологии.
Моя картина стала постепенно «оживать», но над ней еще работать и работать. Вдруг я вижу смс–ку от старшеклассника, с которым мы на переменах иногда покуриваем: «Клэйн, здарова. Ты ж, надеюсь, не забыл о вечеринке у меня на хате?».
«Точно», – ответил я у себя в голове, но ему ответил, что не забыл.
Я и забыл, что сегодня пятница. В принципе, ничего не теряю. Сейчас мне просто обуться и все.
–Ты куда–то уходишь, милый? – остановила меня мама в прихожей. – Ты совсем из своей студии не выходишь. Я ведь так забуду, как мой старший сынуля выглядит!
Женщина поцеловала меня в лоб. Ей приходилось уже вставать на цыпочки, так как я за год нехило так вымахал. Мне никогда не было стыдно, что мама обращалась ко мне, как к маленькому ребенку. У нас с ней очень доверительные отношения.
– Я с друзьями гулять, – сказал я, вытащив из кармана ключи от машины.
– Мое сердце так боится, что ты когда–нибудь разобьешься. Все–таки спортивный автомобиль. Ты только недавно получил права. Я понимаю, что эта машина много значит для тебя, но может лучше на такси?
И вправду, наверное, лучше все–таки на такси. Вдруг я выпить захочу. Лучше не тревожить и так больное сердце мамы. Заказав такси через приложение на телефоне, я вышел на улицу и сел в нужную машину, которая должна отвезти меня до места назначения.
Я не понимал, почему я пользовался популярностью. Ведь я даже не старался создавать приятное впечатление. Люди всегда были привлечены ко мне, несмотря на мой часто неуправляемый характер. По идее, нормальным людям я должен не нравиться. Возможно, они видят во мне человека, стремящегося к вниманию, и считают меня выходцем из общества. Но, честно говоря, я никогда не просил у кого–то внимания, даже если оно мне и нравилось.
Когда я приехал, меня сразу приветливо встретила толпа людей и провела до гостиной, где был «очаг» всей веселухи. Пахло дешевым алкоголем и травкой. Любил этот запах.
– У нас новый товар, Клэйн, – подошел ко мне хозяин всей вечеринки, показывая на маленький пакетик с марихуаной. – Специально для тебя заказывал!
Этот человек был старше меня на два–три года, но он почему–то решил, что ниже меня статусом. Что ж. Воспользуюсь этим.
– И это все, что ты принес? – недовольно спросил я, с омерзением осмотрев товар. – Тебя на деньги кинули, братан, – я заметил, как он виновато смотрел на меня. Почему? Почему так происходит? – Ладно уж, пошли попробуем.
Я и еще несколько людей пошли в большую уборную, где мне чуть ли не на подносе предоставили косяк. Все ожидающе смотрели на то: понравится мне или нет. Затянув глубоко дым от сигары, я почувствовал, как моя голова получает кайф.
– Не плохо.
Хозяин вечеринки вздохнул от облегчения, и все принялись тоже пробовать запретное вещество. Пил я редко, можно сказать, что никогда. У каждого человека на этой планете есть грех, без которого он не может жить. Я недавно понял, что просто не могу без сигарет.
Выйдя из уборной, я просто бродил по дому. Вдруг я увидел Джеймса и подошел к нему. Он меня не раздражал, как многие люди в этом мире. Джим танцевал и по глазам было видно, что парень перепил. Я привык видеть рядом с ним Луа, но сейчас ее рядом не было.
– Мне т–т–так хор–рр–шо, Клэйн, – он еле стоял на ногах. – З–знаешь, я счастлив, что мы д–друзь–я.
– Что ты выпил?
Пока друг рассказывал о «миксе», который выпил за один час, я заметил Луа на террасе, который смотрел на задний дворик, где находился бассейн. А я, как настоящий разведчик, незаметно следовал за ней, оставив Джима дальше веселиться. Хотя, кажется, совсем скоро он будет сидеть в обнимку с унитазом.
Мне нравилось просто смотреть на Луа. Это было настоящее наслаждение. Может именно это чувство ощущают на себе девушки, которые признавались мне. Страх.
Я притворился, что вышел на улицу, чтобы покурить, хотя мог покурить и внутри дома. Нас с ней отделяли эти чертовы два–три метра. Она смотрела на звездное небо, как ребенок. Я незаметно подходил все ближе и ближе.
– О, я тебя помню, – девушка заметила меня и улыбнулась. – Только, увы, забыла имя. Не напомнишь?
Я испугался от того, что она первая заговорила со мной. К таким форс–мажорам я был точно не готов. Собрав всю волю в кулак, я ответил:
– У тебя что с памятью проблемы? – да, ничего не мог поделать со своей грубостью. Мы с ней говорили только единожды, она не обязана была запоминать мое имя. – Или притворяешься?
–Да, проблемы, – она ответила весьма просто и прямо. – У меня это с детства.
Твою ж мать, я облажался.
– Меня Клэйн зовут, – ответил я, хотя меня это обидело. Я постоянно думал о ней, а она все это время даже не знала, как меня зовут. – А как ты помнишь Джеймса и всех своих родных?
– Точно, Клэйн, – вспомнила она или же сделала вид, что вспомнила. – Они со мной каждый день, мой мозг запомнил их имена и нашу с ними совместную историю. Твое лицо мозг запомнил, но не смог запомнить имя. Теперь понятно? Через годик я и лица твоего не вспомню.
Девушка мне объяснила свою болезнь чуть ли не на пальцах. Я показался полным дурачком перед ней.
– И как называется твой недуг? Амнезия? Склероз?
– Гипомнезия.
Да, зря я хожу на уроки биологии, раз не знаю этого термина. Девушка не была общительной, как Джеймс, ее называли высокомерной. А, на самом деле, она просто не знала никого в школе. Возможно, Луа с кем–то и знакомилась, но не здоровалась с ними, так как не помнила.
– Джим напился, а я не переношу запах алкоголя и сигарет, – а я стоял и курил, когда девушке просто не нравилось находиться рядом со мной. Я даже как–то замешкался и Луа заметила это. – Не волнуйся, дым от сигарет летит в другую сторону. Хорошо, что сегодня немного ветрено.
Прошла небольшая форсированная пауза. Я оперативно завершил курение сигареты, тушанул ее и попросту выбросил в ближайший мусорный бак. Никто не знает, может быть, она заинтересована в вопросах глобальной проблематики и экологии. Я не хотел отталкивать ее, когда, наконец, приблизился.
– Вы с Джеймсом так близки. Между вами что–то есть? – я тысяча раз пожалел, что спросил это так сразу, но мое любопытство взяло контроль. – В буквальном смысле не отходите друг от друга.
– Мы знакомы с пеленок. Я не представляю свою жизнь без него. Наверное, никто и никогда из парней не сможет стать ближе мне, как Джим. Он дорог моему сердцу, – эти слова очень ранили меня, но я внимательно слушал, будто мазохист, готовый принимать боль. – Но я никогда не была влюблена в него, – а эти слова прозвучали у меня в голове очень положительно. Я ликовал. – Все наши знакомые думают, что мы сойдемся когда–нибудь, но Джим мне, как брат. Да и он младше меня. У меня свои загоны насчет этого.
Она родилась в декабре, почти в канун рождества. Джим родился в январе. Для нее так принципиален этот чертов месяц? Я родился десятого октября. Может у меня все–таки есть шансы понравиться ей? Лицо у девушки было очень грустным. Она смотрела на Джима, который просто... шиковал. Мне кажется, что наш диалог Луана даже не запомнит, потому что ей было так все равно. Она никого не видела, кроме Джима вокруг себя.
Я покинул помещение, и девушка даже не заметила, что я ушел от нее. Для нее я был абсолютно незаметным. Но если вспомнить, я был просто частью толпы, всегда оставаясь в тени Джеймса. Почему так произошло? Если она не заинтересована в отношениях с ним, то почему она так недоступна для других парней?
Другие девушки вызывали у меня рвотный рефлекс, когда они подходили ко мне. Поняв, что на этой вечеринке мне ловить нечего – я поехал домой.
Середина зимы...
Я уже не так много думал о Бэйкер, посчитав, что все мои усилия напрасны. Но все равно, когда она проходила мимо, мое сердце предательски начинало стучать. Наверное, я просто сдался. Я не птица ее полета. Она – будущая мировая звезда, а я – сын самого ущербного человека в мире, который раздражал меня все больше и больше.
Сыном я был очень послушным, потому что боялся его. Я не чувствовал защиты со стороны матери, потому что она совсем потеряла голову. Для нее такая жизнь – сказка. Совсем женщина забыла о существовании своих детей.
Уроки закончились, я пошел на тренировку. В раздевалке я увидел грустного Джеймса, который сидел на лавочке и не собирался переодеваться. Все парни уже ушли. Я специально опоздал, чтобы не слышать эти отвратительные разговоры.
– Почему не переодеваешься? – спросил я, уже на ходу снимая свою толстовку, чтобы надеть форму. – Все нормально?
Парень смотрел в одну точку и не сразу пришел в себя, чтобы ответить на мой вопрос. Выглядел он очень поникшим и не собранным.
– Луа отправили в Канаду для подготовки к олимпийским играм, и она знала об этом еще с осени, но ничего не рассказывала, – отголоски слов Джеймса раздавались в моей голове. Мурашки пробежали по моему телу, и воздух стал каким–то холодным и неприятным, словно я оказался на Северном полюсе. – Мы не смогли нормально попрощаться с ней. Она просто зашла ко мне вчера и вернула тот шарф, который я подарил ей пару лет назад. Просто сказала, что все это время забывала вернуть его, – Джеймс держал в руках именно тот синий вязанный шарф.
Я не подавал виду, потому что это было, как минимум, странно с моей стороны. Ведь я ничего не рассказывал другу о своих чувствах к Бэйкер. То, что творилось у меня внутри явно отличалось от того, что было снаружи: спокойный, невозмутимый взгляд. Я делал вид, что меня это совсем не волновало.
«Так вот почему на вечеринке она была такой грустной. Ей тогда было все известно».
Через год...
Я занимался уроками с Эмилией, в то время как мама увлеченно следила за олимпийскими играми. Мы находились в одной комнате, и я мельком бросал взгляд на трансляцию. Мама с нетерпением ожидала момента, когда на лед выйдет Луа.
– Мне рассказывали, что она все эти месяцы тренировалась в Канаде под руководством лучшего тренера, – мама произносила эти слова, будто обращаясь ко мне, хотя, возможно, она говорила их в пустоту. – Сильные соперницы, особенно фигуристки из Японии и России.
За этот год я начал лучше разбираться в фигурном катании. Луа участвовала в некоторых конкурсах и постоянно занимала гран–при, показывая изумительные умения катания на льду. Все ее начали называть «перышко», потому что девушка так легко исполняла короткие и произвольные программы, будто «летала» по льду.
И вот мама сразу встрепенулась, когда вышла Луана Бэйкер. Я заметил, что девушка крестилась. Позже мама сказала мне, что ее семья – люди верующие, католики. Луа была в фиолетовом эластичном коротком платье, на котором были черные узоры в виде полосок. Красили ее, конечно, сильно: красные губы, фиолетовые тени, длиннющие ресницы и румяна. Знали бы зрители, что без косметики девушка выглядела, как сошедшая с небес.
Выйдя на лед, Луа легонько сложила свои руки вверх, наклонив свое тело в левую сторону, ожидая композицию. Когда она началась, девушка превратилась в то самое «перышко». Зритель наблюдал, как девушка легко исполняла различные тулупы, флипы, лутцы и так далее. И вот момент истины, Луана готовилась делать аксель.
– Ее менеджер сказал, что она сделает четыре оборота, – можно сказать, с пеной во рту, говорила мама, ожидая этот «легендарный момент». – Это невероятно сложно. Еле как делают двойной аксель, самое большее было три с половиной.
И вот девушка «взлетела». Один оборот, два оборота, три. И четвертый! Весь зал поднялся со своих мест и заполнил всю площадку громкими овациями. Мама начала ликовать вместе с ними. В душе кто–то тоже ликовал.
Когда ей вручили золотую медаль, мама чуть с ума не сошла. Позже из–за криков в комнату отдыха зашел папа. Когда он увидел, что мама смотрела это на нашем большом плазменном телевизоре во всю стену, он все понял – фигурное катание.
– Милая, мы бы могли полететь в Италию, если ты хотела присутствовать на олимпийских играх, – отец обращался к маме, параллельно взяв Эмилию на руки. Эми, что не говори, он любил сильно. – Почему не сказала?
Мама до сих пор не привыкла к тому, что теперь ей достаточно высказать желание, и оно тут же исполняется. После шести лет на ферме мы научились быть самостоятельными и более земными. Она просто ответила отцу что–то вроде: "А, точно". В его присутствии она разговаривала тише, чем с другими.
– Клэйтон, – отец обратился ко мне, когда я уже собирался уходить, – я смотрел твои оценки. Они у тебя значительно ухудшились. Этому есть объяснение?
Мама взяла на себя успокоение отца, а Люси забрала Эмилию из комнаты. Меня раздражало, что он проявлял интерес только к моим оценкам. Он готовил меня стать наследником своей корпорации, но даже не интересовался, хочу ли я этого или нет.
– Я постараюсь их улучшить, – спокойно ответил я, чтобы не устраивать концерты, но отец явно был «в настроении».
– Я закрыл глаза на твои увлечения, – отец показал на картину водопада, которую я написал несколько месяцев назад на день рождения мамы. Ей она настолько понравилась, что она повесила ее в комнате отдыха, где мы и находились. – Я даже разрешил тебе сделать студию в подвале, куда ты водишь девушек в непристойном виде, – я знал, что в доме полно крыс, которые все докладывали отцу, но не знал, что кто–то видел, что именно я рисовал. – Я человек сам творческий ты знаешь. Но расставь приоритеты правильнее.
Писать картины мне нравилось все больше и больше с каждым днем. Но особенно мне нравилось писать их в стиле «ню». Фотографировать, кстати, тоже. Я предлагал девушкам позировать мне (короче говоря, предлагал им стать натурщицами).
Отец, кстати, по специальности архитектор. Он хорошо рисует, проектирует и так далее. Но больше всего ему нравилось одно – деньги. Мужчина не понимает, что искусство – это намного больше, чем просто бумажки.
Да, за то, что он разрешил сделать студию, я могу выразить ему только огромную благодарность. Но знал бы я, что отец будет очень часто упрекать меня в этом...
Отец не был со мной груб или яростен. Но его высокомерный, горделивый и властный тон пугал меня. Все свои слова в мой адрес он объяснял моей маме, что просто заботится обо мне.
– Я постараюсь улучшить свои оценки, – повторил я, надеясь, что от меня отстанут, но мужчина не хотел заканчивать наш диалог, хотя видел, что его сын хотел поскорее уйти.
– Присядь, – отец сел на диван, подзывая меня к себе. – Милая, мне нужно поговорить с Клэйтоном наедине.
Он всегда называл меня полным именем, говоря, что сокращенное «Клэйн» (которое, кстати, дала мне мама) было нелепым и детским. Мама недоверчиво вышла из комнаты, а мне пришлось выполнить приказ отца и сесть напротив него. Пришли посмотреть фигурное катание, называется.
– Твоя мама против этих диалог насчет твоего будущего, но ты уже оканчиваешь десятый класс, и я хочу сказать тебе, что уже выбрал тебе университет, – иногда я отключался от мира, когда со мной говорил отец, потому что он никогда не считался с моим мнением. Мне приходилось лишь кивать. Но сейчас я заострил свои уши. – Сестра Луаны Бэйкер, которую мама твоя смотрела по телевизору, учится в Йельском университете. Я решил, что ты тоже поступишь в Лигу плюща. У меня есть знакомые в Нью–Йорке. Считаю, что Колумбийский университет тебе подойдет, если не Йель, – отец легонько постучал по моему лбу. – Мозги вроде у тебя есть.
–Ты ведь прекрасно знаешь, что я не хочу учиться на маркетинге или экономике, – я сказал это осторожно. – Мы ведь говорили с тобой, что я хочу учиться на творческом факультете. Я даже согласен пойти на архитектора, как ты. Мне не интересны финансы.
Отец взял бокал со стола и налил виски. Почему я не мог помочь Эмилии с домашней работой у нее в комнате? Потянуло же меня сюда. Чертова Луана и ее фигурное катание.
– Я уважаю твои личные границы, Клэйтон, но не забывай, что делаю я это не просто так, – после этих слов отец глотнул содержимое бокала, разглядывая посудину. – Ты уже садишься на голову. Не забывай, что ты не сын обычного среднестатистического мужчины. Моя компания расцветает не по дням, а по часам. Я когда–нибудь доберусь и до самого Бэйкера. Но знаешь, кто будет стоять со мной рядом, когда я стану богаче него? Ты, – он пальцем показал на меня, а я не знал, как мне реагировать. Отец хотел, чтобы я прыгал от счастья? – Насчет архитектурного я обещаю тебе, что подумаю, но сильно не надейся.
В этом заключается его стиль. Мужчина уже распланировал мою жизнь по часам, но при этом все равно подавал надежду. Когда он не дает точного ответа, это означает: "Я уже все решил, но, чтобы ты не потерял надежду, я выскажусь так, как ты хочешь." Неважно, что говоришь, отец умел вести себя деликатно с людьми. Я уже не рассчитывал на что–то большее, просто ожидал момента, когда он отпустит меня.
Мужчина встал с дивана, а затем и я. Никому не было ясно, для чего мне нужен был этот поток нехорошей энергии. Видно, расслабился.
– Можешь идти, – сказал мне отец, а я, как собачка, принял приказ и пошел в свою комнату.
Через месяц...
Мой талант сразу заметил учитель по художественному кружку и остальные ребята. Многие мои картины висели на стенах коридоров школы. Мне нравилось, что люди делали комплименты моим работам, но только один комплимент держал меня в равновесии «у тебя и вправду талант».
Как она сейчас? Кто знает. Мы с Джимом хорошо сдружились за это время, но в его глазах была явная тоска по девушке. Из–за меня он начал курить. Хотя почему из–за меня? Вредные привычки могут появиться от другого человека? Они что ли передаются по воздуху? Заразны?
После разговора с отцом я понял, что я не властен над своей судьбой. Она была полностью в руках моего родителя. Я уже почти смирился, что мне придется следующие годы учить экономику. 3–4 года – это не вся жизнь. Я скорее больше жалел о будущих утерянных возможностях, которые мог достичь в искусстве. Мне казалось, что архитектурный – это средняя линия. То, что может одобрить мой отец, так как сам окончил этот факультет, и нравилось мне. Но отец еще «думает».
Несмотря на бурю мыслей в моей голове, в повседневной жизни я проявлял себя как веселый и энергичный человек. Возможно, таким образом я пытался убежать от своих собственных раздумий. Родители часто уезжали на встречи в различные страны, предоставляя мне возможность устраивать вечеринки дома. Возможно, отец надеялся, что я буду благодарен ему за это, но мне было все равно. Даже если бы он был против, я бы все равно устраивал вечеринки.
Луана была на каждом шагу... Нет, я не видел ее в каждой девушке. В прямом смысле. На каждом шагу! Ее плакаты повсюду! После выигрыша на олимпийских играх ей чуть ли не поклонялись. Вот это я понимаю – человек живет с кайфом. Она говорила, что ей комфортнее на льду, чем в школе. Луа определенно счастлива. На некоторых уроках мы даже смотрели ее выступления. Кстати, в школе вообще создалась чуть ли не фан–группа. Администрация гордилась, что именно в нашей школе училась всемирно известная звезда.
В моем расписание было окошко. Когда такие моменты случались, ученики обычно сидели в кафетерии или в библиотеке. Я сидел в кабинете художественного кружка, где, кстати, раньше часто прогуливали Луа и Джеймс. У нас с парнями не совпадали окна, поэтому обычно я сидел здесь и рисовал. Этот кабинет, будто был пропитан ею.
Я сначала рисовал в блокноте, а потом уже, смотря на набросок, создавал картину. Вчера фотографировал одну девушку, распечатав ее фотографию, я делал набросок. Возможно, кто–то, увидев это, подумал бы, что я полный извращенец, но я не считал это чем–то развратным. Женские тела сами по себе очень красивы. Они вдохновляли меня.
Девушка на монохромной фотографии отдыхала на белоснежном ложе, скрывая соски под ладонями. Ее голова повернута влево, подчеркивая изящную шею. Легкий укус нижней губы придавал фотографии эротическую атмосферу. Я всегда уважал частную жизнь и не снимал интимные моменты, если модели этого не желали. Обычно они прикрывали свои чувствительные части тела руками или другими предметами. Я осознавал, что в наше время преобладает недоверие, поэтому уделяли внимание интернет–гигиене в школе. Несмотря на то, что я оплачивал натурщицам за съемки, я не выкладывал свои работы в интернет, поскольку занимался этим для собственного удовлетворения, а не ради выгоды.
Мои ноги начали ощущаться онемелыми, заставив меня подняться с пуфика и прогуляться по кабинету. Оказалось, что я слишком долго сидел. Я проводил здесь почти каждый день, но никогда не обращал внимания на сам кабинет. Он был не слишком большим, но и не слишком маленьким, но точно необычным и, пожалуй, даже творческим. На стенах висели картины учеников, рядом стояли мольберты, диспенсер, шкаф с гуашью и кистями, пуфики, стулья и так далее.
Вдруг, подойдя к шкафу, чтобы взять тонкую кисточку, я заметил надпись: «Жизнь прекрасна» черным маркером.
–Она, действительно, прекрасна, – проговорил себе под нос я. – Но еще прекраснее, когда ты в Сиэтле, а не в Канаде.
Наверное, ее написал кто–то из детей из кружка, но я почему–то вспомнил Луану. Почему именно она? Прошло уже столько времени, а я не могу забыть ее. Как вообще это вышло? Мы с ней нормально разговаривали только единожды. Я не хотела считать, что влюбился в нее из–за внешности, ведь были девушки и намного красивее. Мне казалось, что Луа совершенно другая. Будто с другой планеты.
Взяв карандаш, я дописал: «, когда ты рядом». Это действие воодушевило меня, и я продолжил рисовать, представляя подтянутое тело девушки.
Я решил, что отныне должен забыть о ней, ведь ничего толком и не было. Просто узнавать новости о ней вошло в привычку. Пора прекращать эти бесполезные действия, которые заставляли меня пребывать в грустном расположении духа.
В 12 классе...
Вот и прошли два с половиной года, как в школе нет Луаны Бэйкер. Она выиграла золотую медаль в олимпийских играх, ее начали звать на телевидение. Девушка стала иконой: худая, красивая, скромная и с невероятно красивой улыбкой. Наша двенадцатая параллель относилась к этому весьма спокойно, что не скажешь о девочках с десятых классов и младше.
Джеймс был подавлен все это время, поэтому и нашел успокоение в алкоголе. Мы стали с ним, если так можно сказать, лучшими друзьями. Ну, я уже давно не делю друзей, но Джим стал для меня близким человеком. Хотя нашу дружбу не совсем одобрял мой отец, ведь парень был «не нашего статуса». Но еще не хватало, чтобы он выбирал с кем мне дружить.
Начало учебного года. Я, как всегда, опоздал. В школе была непонятная суматоха, но мне было фиолетово, пока ко мне не подбежал Брайс весь запыхавшийся.
–ЧУВАК, ПРИКИНЬ, ЛУАНА БЭЙКЕР ВЕРНУЛАСЬ!
Эти слова ударили льдом по моей голове. Знакомые мурашки вновь пошли по моему телу, а язык с разумом разучились говорить. Со стороны я выглядел спокойным, но внутри был шок.
Сейчас я почему–то вспомнил момент из Гарри Поттера, когда Дамблдор спросил у Снэйпа: «После стольких лет?», а Северус ответил: «Всегда».
–Круто, – безразлично ответил я, открыв свой шкафчик. Да, Клэйн, все знают, что тебе безразличны девушки. Заслуженно получил статус в школе «аромантик».
–Клэйн, ты гонишь? – Брайс был слишком впечатлительным. – Она ведь получила травму и вернулась в школу из–за этого. Все ее старания были напрасны. У нее, наверное, депрессия.
–У нее? – с раздражением спросил я. – Она внучка Дэвиса Бэйкера. В спорт то она и из–за него пробилась. Смотрел я ее выступления. Есть девушки и талантливее.
За эти годы девушка вызывала у меня противоречивые чувства. Я думал, что, если буду говорить о ней плохо, то мой мозг будет воспринимать ее, как омерзительного и плохого человека. По крайней мере, я читал это в интернете.
Брайс ничего не ответил мне, потому что, скорее всего, не понял мою резкую агрессию в сторону девушки, которая была ничем не обоснована.
– Где Джеймс? – спросил я, взяв свои учебники.
– Лучше не спрашивай, – к нам подошел Джон. – У него сейчас смешанные чувства.
Не у него одного...
Прозвенел звонок, мы пошли по своим урокам. У меня была алгебра. Не передать словами, как я терпеть ее не мог. Но она мне нужна была при поступлении, куда собрался отправлять меня мой отец.
Мне уже было, если честно, все равно, что он надумал. Это уже был какое–то пассивное подчинение текущим обстоятельствам. Я знал, что этот монстр все равно сделает все, что задумал: хочу я этого или нет. Бороться с ним – бесполезное дело.
Меня почти не звали к доске, потому что все домашние задания, контрольные, экзамены я сдаю на отлично. Еще бы... Лучших репетиторов нанял мой отец для меня.
После окончания урока мы с Брайсом и Джоном стояли в коридоре и разговаривали.
Внезапно к нам приблизился Джим, за ним следовала девушка. Позже я узнал, что это была Луана Бэйкер. Она немного изменилась с тех пор. Раньше у нее были длинные волосы, и она казалась мне повыше. Или же это я подрос? Джеймс подскочил к нам, начав здороваться и шутить. Сразу было видно, что у него поднялось настроение.
– Наверное, вы видели друг друга в девятом классе, но забыли, – сказал Джим, повернувшись к подруге. – Луа, это Джон, Брайс, – парень показал на друзей. – А Клэйна ты уже знаешь, – Джим показал на меня, когда я смотрел на Луану. Когда она повернулась ко мне, я походу спалился, что пристально смотрел на девушку. – Я вас знакомил в девятом классе.
Луана пыталась показаться вежливой и кивнула, но было видно, что девушка забыла. Гипомнезия.
– Я рада со всеми познакомиться.