Попаданки

Эвелин внезапно пробудилась в глубинах раннего утра, когда небесная палитра только начала обещать новый день, раскрашивая горизонт в мягкие оттенки розового и голубого. Это было необычное явление для нее, поскольку обычно она была глубоко погружена в сон, пока ее не разбудит упорная Мейлин или, если даже это не помогает, Себастьян, применяющий свои строгие методы. Но сегодня она открыла глаза без чьей-либо помощи.

Она аккуратно перевернулась в своей постели, ощущая прохладу от свободного места рядом. Ее ноги осторожно коснулись холодного пола, и, покидая теплое ложе, Эвелин начала надевать свою чистую форменную униформу. Она двигалась как призрак, стараясь не потревожить сон других обитателей поместья, и тихонько проскользнула в сторону кухни.

Приближаясь к кухне, Эвелин открыла окно, пропуская в помещение прохладный утренний воздух, насыщенный ароматами лета, цветов и свежести. Она сделала глубокий вдох, ощущая, как ее тело наполняется энергией, а беспокойство отступает. Этот мимолетный момент принес ей наслаждение и внутреннее спокойствие, подарив прекрасное начало дня.

Из неясных воспоминаний, полученных от подруги, когда-то работавшей поваром, Эвелин внезапно почувствовала стремление приготовить тирамису — нежный итальянский десерт. Откуда взялось это желание, она не знала.

Ее руки, как будто подчиняясь инструкции внутреннего кулинарного гуру, начали готовить. Мысли сосредоточились на процессе, создавая этот восхитительный десерт. На мгновение показалось, что она уже готовила этот рецепт много раз. Благодаря этому, Эвелин быстро справилась с готовкой и уборкой, чтобы избежать упреков Себастьяна. Она покинула кухню лишь через полтора часа после начала своего раннего утреннего приключения.

В коридорах поместья было тихо, настолько, что казалось, ритм сердца мог нарушить эту идиллию сильнее, чем дыхание. Эвелин было прекрасно известно, что даже слуги в это время еще видят сны, поэтому, шанс, что кто-то, кроме демона, может заметить ее, просто ничтожно минимальные.

Время тянулось бесконечно долго, Эвелин понимала, что сон давно бежал. Идея походить по поместью сразу же оттаяла, как только она вспомнила разговор Сиэля, про ее ночные приключения. Конечно, было понятно, что если бы граф об этом узнал, то выговор Себастьяна показался бы цветочком, учитывая способности его хозяина. От подобной мысли, брюнетка ощутила холодок по спине, все же не хотела она переходить грань позволенного, и познавать ярость Сиэля за непослушание.

Солнце постепенно поднималось выше, бросая первые, летние лучи на британские земли. Как раз в это время просыпалось все вокруг от ночного, глубокого сна. И Эвелин, не долго думая, поспешила в комнату Ники. Ей все еще было непонятно, почему они находятся в разных сторонах крыла, но ответ на вопрос Эвелин как-нибудь найдет позже, как будет подходящий момент и время.

Блондинка мирно сопела в кровати, зажимая одеяло в руках. Ее вид был спокойным, губы немного приоткрыты. Светлые волосы раскинулись по белым простыням, создавая прекрасный вид спящей красавицы, словно из сказки. Однако, Эвелин такие вещи совсем не трогали. Она слишком хорошо знала Нику. Ее униформа зашуршала, когда она подошла ближе к кровати, и, хватаясь за одеяло, девушка резко потянула на себя.

— Проснись и пой! — с коварной улыбкой на лице, воскликнула Эвелин, наблюдая за тем, как Ника сжалась в комочек, пытаясь согреться. — Себастьян все равно бы тебе не дал выспаться.

Ника лениво открыла глаза, хмурясь от солнечных лучей, которые заполняли ее комнату. Она бросила возмутительный взгляд на подругу, и что-то пробормотала себе под нос.

— У меня было полчаса, — с нотками укора произнесла блондинка, смотря на Эвелин убийственным взглядом, которая делала вид невинного ангелочка. — А ведь мне такой прекрасный сон снился…

— Себастьян с кошачьим хвостом и ушами? — с насмешкой и юмором спросила брюнетка, бросая одеяло на Нику. — Я тебя жду в привычном нашем месте.

Себастьян с утра был как обычно…холоден. Его проницательный взгляд скользил по слугам, словно выискивал причину, чтобы вынести выговор. Но когда он подошел к Нике, его губы выдали едва заметную усмешку, в глазах играл непонятный огонек. Эта картина, вызвала у Эвелин куда больше вопросов, чем ответов. Демон, даже в каноне вызывал у брюнетки противоречивые чувства, хотя, скорее отрицательные. Его действия ради достижения цели в некоторых моментах были непонятны, особенно, когда дело доходило до пикантных моментов. И сейчас, когда Себастьян, как чеширский кот, крадется к невинной, чистой душе подруги, внутри Эвелин вспыхивало чувство тревоги и злости. Он определенно не тот кандидат, с которым нужно связывать свою жизнь.

— Мистер Михаэлис, — с притворной учтивостью, Эвелин продолжила: — Вы должны дать слугам понять, какие обязанности их ждут сегодня. — ее голос был полон раздражения, которое лишь становилось сильнее.

— Конечно, мисс Эвелин, — Себастьян медленно повернулся в ее сторону. Теперь, вместо этой усмешки, которая была секунду назад, к нему вернулась строгость, не терпящая ни единой осечки в его указаниях. — Сегодня именно вы займетесь пробуждением господина, раз вам так не терпится начать этот день. — в конце предложения, Эвелин почуяла насмешливые нотки. Он развлекался, словно демонстрировал, что бывает, когда ему начинают указывать, что делать.

— А Ника? — невольно вырвалось из уст брюнетки, бросая на подругу обеспокоенный вид.

— У нее уже есть свое задание, можете приступать прямо сейчас. — Себастьян развернулся к остальным слугам, дав понять, что их разговор на этом окончен.

Эвелин подчинилась указанию дворецкого, и нехотя, с неимоверной борьбой с собой, поспешила в покои Сиэля. Она злилась, в первую очередь на себя. Себастьян прекрасно знал про ее с господином отношения, и все равно направил к нему. Он явно решил, что это один из верных способов поглумиться над Эвелин, причем так тонко, подобно ювелирной работы по восстановлению сосудов и артерий во время операции.

— Подъем, — раздался звук распахнутых дверей. Эвелин подошла к окну, и отдернула тяжелые шторы, запуская утренний свет в покои. В ее голосе искрилась решительность вперемешку с раздражением, но в лице оставалась такой же невозмутимой.

Сонный Сиэль, привыкший к утренней компании Себастьяна, резко поднялся с постели. Сначала, он подумал, что ему померещилось, что им все еще овладевает сон, но нет. Его выражение лица сменилось мгновенно, показывая недовольство и укор.

— Что ты тут делаешь? — Сиэль, не смотря на свой сонный вид, выглядел серьезным, однако… Эвелин, в момент, когда их взгляд встретился, замерла.

Его торс был словно высечен из мрамора — каждая мышца была четко определена, играя под светом, как холст живописца. Обнаженная грудь вздымалась и опускалась в размеренном ритме, напоминая о жизни, бурлящей внутри. Мускулистые плечи были широкими, подчеркивая мужественность фигуры Сиэля. Но это была не только красота его тела, которая привлекала Эвелин. Это было выражение его лица. Недовольная гримаса, искажающая его черты, добавляла ему загадочности.

— И как долго ты собираешься стоять здесь? — вдруг раздался голос Сиэля, который оказался на слишком близком расстоянии. Его дыхание обдавало теплом тонкую кожу ее щеки, и Эвелин поспешно отступила, стремясь незаметно восстановить дыхание, но ее лицо мгновенно выдало ее смятение.

— Себастьян попросил вас разбудить, — проговорила она, стараясь не смотреть на его торс, — Раз вы уже проснулись, я пойду.

Словно испуганная лиса, она резко развернулась, но в тот же миг сильная хватка Сиэля остановила ее. Движение не причиняло боли, но чувствовалась скрытая сила и абсолютная уверенность. Он потянул ее кисть на себя, не грубо, но достаточно, чтобы их взгляды встретились. Глаза Сиэля сузились, словно он пытался выявить какой-то обман. Эвелин, задохнувшись, не ожидала такого поворота. Ее взгляд снова утонул в этих бездонных омутах, и она вновь потеряла связь с реальностью, забывая обо всем.

— Разве я разрешил тебе уходить? — прозвучал его бархатистый, сонный голос. Он явно хотел развлечься, наблюдая за ее явным смущением, от которого она замерла, словно истукан. — Тебе свойственно дерзить, но, видимо, кто-то должен научить тебя хорошим манерам.

— Отпусти! — прошипела она, пытаясь вырвать свою руку из его крепкой хватки, которая лишь усилилась, от чего Эвелин нахмурилась.

Его вторая рука скользнула к ее талии, поглаживая ее, словно стремясь запомнить каждый изгиб, даже через ткань одежды. Он прижал ее ближе к себе, усмехнувшись.

— Похоже, я нашел действенное средство против твоей дерзости и непокорности, — прошептал он, его губы прикоснулись к ее уху. Эвелин чувствовала обжигающее дыхание на своей коже, и все ее тело охватило странное, неизвестное ей чувство. Почему она не сопротивляется? Почему не пытается оттолкнуть его? Ее ноги, казалось, наполнились ватой, и ей хотелось провалиться сквозь землю прямо сейчас.

— Запомни, — его рука, ласкавшая талию, переместилась к ее подбородку, словно стремясь удержать ее взгляд, — Я многое терплю, но твои выходки способны разбудить во мне зверя, — промурлыкал он, и по ее телу пробежали мурашки. Щеки горели, а в глазах вспыхнули искорки стыда и негодования. Эвелин вылетела из покоев графа, словно вихрь, едва не сбив Мейлин, которая как раз несла графин с водой.

Только спустя несколько мгновений, Эвелин попыталась взять себя в руки. В ее голове творилась каша, мысли о том, что Сиэль нарочно это сделал, все больше разжигали внутренний пожар ярости. Он сделал для своей потехи. Внезапно, она остановилась, ее взор зацепился за сад поместья, который благоухал редкими видами растений.

— «Скорее всего он хочет расположить ближе к себе, чтобы заполучить сведения про грядущие события» — промелькнувшая мысль, как ток, дала понять девушке, что Сиэль поступает именно с этими намерениями. Они с Никой, были выгодной партией в его шахматной игре.

Только спустя два с половиной месяца, когда за окном стоял июньский день, солнце играло на ветвях деревьев, превращая их в золотые кроны, Эвелин начала осознавать масштабы положения. Расследование дела Джека-Потрошителя, перемещение во времени — все это вышло за рамки понимания. Она все еще боролась с идеей, что это просто кошмар, из которого когда-нибудь проснется.

Мир, в котором жил Сиэль, был для Эвелин как болотистая местность — красив, но непостижим и опасен. Она была как странник, который пришел из другой вселенной. Ее душа, как отрешенная наблюдательница, наблюдала за этим миром с изумлением и тревогой. Каждый день, она исследовала каждый уголок поместья, словно пытаясь найти ответы на свои вопросы. Искала в каждом шорохе, в каждом движении, в каждом лице, проверяла, нет ли где-то убийцы, хотя и понимала, что это было бессмысленно. Ведь здесь был Себастьян, демон-дворецкий, который был надежной защитой. Его обаяние было усилено в тысячи раз по сравнению с обычными людьми. Он не допустил бы, чтобы кто-то причинил вред своему хозяину.

Но все равно, Эвелин не могла избавиться от этого ощущения страха. Этот мир был полон тайн и опасностей, и она чувствовала себя как маленькая девочка, заблудившаяся в большом городе. Она не знала, на что надеяться, куда идти, кому доверять. Все, что могла сделать, это приспосабливаться и учиться выживать. Иногда Эвелин смотрела на Сиэля и задумывалась, как он смог адаптироваться к этому миру. Его глаза, его уверенность, его спокойствие — все говорило о том, что он принадлежит этому миру. Но она знала, что у него тоже есть свои тайны, страхи, сомнения. Знала, что он тоже ведет борьбу, просто делает это тише. Иногда она чувствовала себя одинокой, но потом вспоминала о Нике, которая, как и она, стали жертвами катастрофических обстоятельств. И так, каждый день, Эвелин просыпалась, готовая к новому дню в этом необычном мире. Ей пришлось научиться принимать его, каким он есть, и находить в нем красоту, даже среди хаоса и опасности.

— «И правда, остается лишь смириться с происходящим. Терпеливо ждать конец всего кошмара» — подумала Эвелин, уходя к Себастьяну, который, наверняка уже ждал ее, дабы дать другое поручение.

В столовой, где тишина прерывалась лишь изящным звоном столовых приборов, Сиэль, словно зажигательный фитиль, бросил вызов тишине, попросив Себастьяна освободить Эвелин от ее утренних обязанностей, дабы она могла разделить трапезу с ним. Это предложение, словно искра, превратилось в пламя в глазах Эвелин, однако внешний вид девушки оставался спокойным.

— Я не кукла для развлечений, — произнесла Эвелин, укладывая блестящие столовые приборы в кухонный шкаф.

Себастьян усмехнулся, его глаза сверкали, готовые к предстоящему противостоянию. Он напомнил Эвелин о ее положении и положении Ники, зная, что ради безопасности подруги, Эвелин не сможет отказаться от приказа Сиэля.

— Ваше послушание порадует моего господина, — промурлыкал он, отступая и освобождая проход из кухни. — Платье уже ждет вас в комнате. Оденьте его, пожалуйста.

С каждым словом дворецкого, Эвелин чувствовала, как ее гнев нарастает. Граф решил превратить ее в свою личную игрушку! Сжав губы в натянутую улыбку, она покинула кухню.

В столовой, где Сиэль наслаждался трапезой, женский голос нарушил тишину. Он поднял глаза и увидел Эвелин, одетую в темно-синее платье, которое подчеркивало ее непокорные глаза.

— Не думал, что темно-синий цвет будет тебе так к лицу, — произнес Сиэль, оценивающе оглядывая ее. Эвелин, сжимая подол платья в руках, села напротив него.

— Так что это, маскарад? — спросила она, изгибая бровь. — Хочешь напомнить мне, что в этом мире я — ничто?

Сиэль поднял глаза от газеты, которую читал, и посмотрел на нее. Его усмешка исчезла, оставив лишь след удовлетворения на лице.

— Просто хотел сделать тебе подарок, — ответил он. — Не думал, что тебе будет неприятно трапезничать со мной.

— Какая честь, граф, — сказала Эвелин с притворной вежливостью, приступая к еде.

Остаток трапезы прошел в тишине. Сиэль бросал на Эвелин косые взгляды, замечая ее напряжение. Несмотря на дерзость, она выглядела встревоженной. Может быть, она просто устала от своей новой роли в этом странном мире?

— «Как бы то не было, она должна понимать свое место. Мне вообще должно быть все равно на нее» — размышлял Сиэль, погружаясь в светские новости.

Эвелин хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не оставаться больше ни секунды в обществе Сиэля. Ее совершенно не заботили будущие упреки и язвительные замечания графа. Внутри все кричало о побеге — бежать прочь из этого поместья, стереть из памяти образ Сиэля, который до попадания в этот мир казался ей героем, а на деле оказался совсем другим. Но куда бежать? И как оставить Нику одну, зная, как ловко Себастьян опутывает ее доверием, словно паук свою жертву? Нет, нельзя поддаваться импульсу. Нужно остаться ради Ники.

— «Надеюсь, этот самовлюбленный индюк получил достаточно удовольствия от представления,» — промелькнуло в голове Эвелин, и губы невольно скривились при мысли о довольном лице Сиэля.

Погруженная в свои раздумья, Эвелин шла по коридору в сторону своей комнаты, не замечая Нику, которая шла навстречу с корзиной белья в сопровождении Мейлин.

Ника, занятая разговором, не сразу обратила внимание на девушку в роскошном темно-синем платье, скользящую по коридору. На мгновение она подумала, что это гостья или какая-то важная знакомая графа Фантомхайва. Но когда они приблизились, Ника замерла, потеряв дар речи. Разум отказывался принимать увиденное. Эвелин остановилась, заметив подругу, которая смотрела на нее, словно на диковинную птицу, выпорхнувшую из клетки.

— Эви… да ты неузнаваема! — воскликнула Ника, все еще не веря своим глазам. Она окинула взглядом Эвелин, одетую с непривычной для нее роскошью. — Неужели этот граф…

— Только не упоминай его! — резко оборвала Эвелин, в ее голосе прозвучало раздражение, которое Ника не поняла. Блондинка же, напротив, была в восторге от перемен в подруге.

— Да тебя можно поздравить! Ты ему приглянулась! — захихикала Ника, разглядывая изысканное платье Эвелин. Настроение брюнетки моментально упало. «Приглянулась… как дорогая игрушка, ” — чуть не сорвалось у нее с языка, но она сдержалась.

— Слушай, ты какая-то не в духе сегодня. Все в порядке? — спросила Ника, в ее голосе проскользнуло беспокойство. — Или это все из-за платья? Неужели оно тебя так расстроило? — Эвелин устало вздохнула, массируя виски.

— Если бы ты хоть на минуту оказалась на моем месте… вряд ли бы радовалась.

— Да дело не в этом! — вдруг перебила блондинка, ее тон стал серьезным, а взгляд сузился, выражая недоверие. — Ты ходишь хмурая с самого утра, я же тебя знаю, как облупленную. Если хочешь выговориться, то…

— Да все нормально! Просто устала… — попыталась отмахнуться Эвелин, но Ника, не дав ей закончить, обрушила на нее поток аргументов, которые лишь усилили раздражение брюнетки. Эвелин бросила на подругу непроницаемый взгляд, от которого по спине Ники пробежали мурашки.

Казалось, еще секунда — и между ними разразится настоящая буря. Ника осеклась, уставившись на подругу. Она почувствовала, как воздух между ними загустел, предвещая ссору. Нервно поправив челку, она тяжело вздохнула, не выдержав этого сверлящего взгляда.

— Ладно, как знаешь! Делай, что хочешь! — выпалила Ника, делая шаг вперед, но тут же остановилась, не решившись до конца высказать все, что вертелось на языке. Она резко развернулась, чувствуя обиду и разочарование. — Я всего лишь хотела помочь, а ты, как всегда, уперлась. Ну и пожалуйста! Твое упрямство я еще переживу, но знай… — ее голос дрогнул и стих, — однажды ты потеряешь не только его, но и меня. — с этими словами Ника ушла, оставив Эвелин в полном замешательстве.

В груди Эвелин разлилось неприятное чувство вины. Она не хотела обижать Нику, и подруга была права насчет ее упрямства, чертовски права. Но что-то внутри нее не позволяло ей поступить иначе, и она чувствовала себя в ловушке собственных противоречий.

Вернувшись в свою комнату, Эвелин почувствовала, как знакомые стены словно обнимают ее, даря ощущение покоя и укрытия от всего этого нарастающего хаоса. С трудом расстегнув многочисленные крючки и шнуровки, она сбросила ненавистное платье, проклиная создателя корсета. Чем дольше она возилась с неудобной одеждой, тем сильнее росла ее неприязнь к Сиэлю, который, по сути, заставил ее надеть это вычурное платье. Освободившись наконец от стесняющих одежд, Эвелин попыталась успокоиться и сосредоточиться. В голове постепенно прояснялось, и она вспомнила о том, что по-настоящему важно для нее — о книгах и знаниях, о ее истинном призвании, которое даже обстоятельства, в которых она оказалась, не могли у нее отнять. «Ради библиотеки можно и потерпеть, ” — подумала Эвелин, надевая привычный костюм горничной. Другой подходящей одежды у нее просто не было, а появляться на людях в одной лишь тонкой футболке не хотелось, зная, как Себастьян отчитает ее за нарушение правил.

Тяжелая дубовая дверь столовой со скрипом отворилась, ее знакомый стон разорвал тягучую тишину, повисшую после ухода Эвелин. Сиэль, все еще сидя за огромным столом, даже не поднял головы. Он был доволен, наслаждаясь уединением и смакуя в памяти выражение лица девушки. Признаться, она была по-своему забавна. В памяти всплыла ее дерзость, ее вспыльчивость, и контраст с ее нынешним состоянием вызвал легкую ухмылку на губах графа. Его мысли бежали лениво, оторванные от реальности, когда он вдруг ощутил перемену в атмосфере комнаты. Чье-то присутствие рядом, неуловимое, но отчетливое. Он наконец повернулся, взгляд его стал острым и изучающим, и увидел Эвелин, стоящую возле его кресла. Она переоделась, сменив вызывающий наряд на простое рабочее платье. Ее лицо было бесстрастной маской, лишенное привычной искры непокорности, игривой усмешки, даже вспышек гнева, к которым он так привык. Оно было пугающе пустым. Холодный укол подозрения, неприятный и леденящий, пробежал по его спине.

— Граф, — начала она, ее голос ровный, почти официальный. — Я пришла, чтобы попросить разрешения на использование вашей библиотеки. — в ее тоне не было ни тени дерзости, ни намека на вызов, только сухая, почти пугающая решимость. Сиэль, так привыкший к ее колким словам и бунтарскому духу, на мгновение потерял равновесие. Это спокойствие, почтительное поведение, казалось скорее продуманным маневром, чем искренним почтением. Он помедлил, тишина натянулась, словно струна, прежде чем его привычная ледяная маска вернулась на место.

— Библиотеку? — эхом отозвался он, его голос холодный и отрывистый, не выдавая внутреннего смятения. Зачем ей библиотека? Мысль пронеслась в его голове, отметая поверхностные объяснения. Эвелин не была любительницей легкого чтения, особенно сентиментальных романов. Неожиданно, неприятная мысль пронзила его сознание: не планирует ли она что-то в уединенной библиотеке?

— Какую цель преследуешь? — спросил он, не сводя с нее глаз, пытаясь уловить хоть малейшую подсказку в ее выражении. Он почти ожидал, что она попросит какой-нибудь редкий том о ядах или, может быть, планы поместья.

— Вы осведомлены о моем… медицинском образовании, — ответила она, встречая его взгляд, ее собственный оставался непоколебимым. — Я хочу продолжить обучение. Мои знания требуют поддержания, и если вы рассчитываете на мою эффективность, то препятствовать моим интеллектуальным занятиям было бы контрпродуктивно.

Ультиматум, произнесенный с леденящей вежливостью. Осознание пронзило Сиэля. Это была не просьба, а условие. И, как же бесило, она была права. Ему действительно нужны были ее навыки и острый ум. Подавлять интеллектуальный рост было бы глупо, даже вредно. Он понимал логику, необходимость, и все же… эта просьба, поданная с таким холодным отчуждением, казалась очередным скрытым маневром. Тем не менее, он не мог отрицать практичность.

— Разрешаю, — уступил он, слова прозвучали отрывисто и безжизненно. Уступка давалась с трудом, казалось, даже для его собственных ушей. Его взгляд сузился. — Однако, — добавил Сиэль, стальная нотка прорезалась в его голосе, — использование библиотеки будет ограничено дневным временем, и ты будешь уведомлять Себастьяна о предполагаемой литературе.

Едва заметный кивок был ее единственным ответом. Затем произошло нечто совершенно неожиданное.

— Благодарю вас, — произнесла она слова, четкие и ясные, без намека на сарказм или насмешку.

''Благодарю вас? ’’ Сиэль едва не отшатнулся. Эта простая фраза, лишенная ее обычной язвительности, была более тревожной, чем любой акт неповиновения. Она была до жути, до костей вежлива. Это было, в своем роде, пугающе. Она повернулась и покинула столовую с той же тихой решительностью, с которой вошла, оставив Сиэля снова в одиночестве. Но на этот раз тишина ощущалась иначе. Это было не мирное уединение, а тяжелое, давящее, почти удушливое молчание.

На протяжении дня в воздухе между подругами витало напряжение, которое, кажется заметили все. Если раньше они могли болтать о странных и невозможных вещах, которые не были изобретены в эту эпоху, то сейчас они словно чужие друг для друга.

Библиотека была для Эвелин пристанищем, где она могла отвлечься. Ей безусловно тяжело было сосредоточиться на прочтении одной книги, которую взяла наугад. Внутри бушевало слишком много эмоций, которые она не могла подавить. Перед глазами буквы бегали и расплывались, это раздражало еще больше. В голове словно пластинка, заел эпизод ссоры с Никой. Это было впервые в жизни, когда они так крупно поссорились. И теперь Эвелин даже не знала, как поступить в этой бредовой ситуации.

***

Запах чернил, старого пергамента и легкой пыли витал в кабинете графа Фантомхайв, словно неотъемлемая часть его рабочей атмосферы. На массивном столе царил привычный, почти родной хаос — раскрытые фолианты соседствовали с ворохами отчетов и рассыпавшимися гусиными перьями. Сиэль, сдвинув брови к переносице, впился взглядом в очередной документ, исписанный каллиграфическим почерком. Отчеты сотрудников «Фантом» пестрели цифрами и сухими фактами, но за ними граф видел лишь упущенные возможности и медленное, но верное утекание доходов. С каждым прочитанным словом губы его сжимались в тонкую линию, а сапфировый глаз темнел от растущего раздражения. Резкий стук в дверь, словно вырвавший его из пучины мрачных мыслей, раздался в тишине кабинета.

— Войдите, — сухо бросил Сиэль, не отрывая взгляда от пергамента. Дверь бесшумно отворилась, и на пороге, словно сотканный из теней и света, возник Себастьян. В руках безупречного дворецкого, облаченного в строгий черный фрак, красовался серебряный поднос. На нем покоилась изящная фарфоровая чашка, наполненная дымящимся бергамотовым чаем.

— Господин, — произнес Себастьян с неизменной учтивостью. — Я принес вам чай. Вы работаете не покладая рук, и, полагаю, небольшой перерыв будет весьма кстати. — это было скорее констатацией факта, чем предложением, и Сиэль, тяжело вздохнув, отложил отчет в сторону.

— Ничего не поделаешь, Себастьян, — отозвался граф, его голос звучал устало и резко, с оттенком привычного раздражения. — Наследство рода Фантомхайв не ждет. Я единственный, кто должен нести это бремя. Дворецкий бесшумно поставил чашку с чаем на край стола, рядом с разбросанными документами, и, склонив голову, приготовился удалиться, как вдруг Сиэль окликнул его, не поворачиваясь.

— Себастьян, ты заметил? — вопрос, произнесенный вполголоса, не удивил демона-дворецкого ни на секунду. Он прекрасно понимал, о ком идет речь — о двух гостьях, внезапно появившихся в поместье из другого мира. О двух девушках, чье присутствие внесло легкое, едва уловимое волнение в размеренную жизнь поместья.

— Безусловно, господин, — отозвался Себастьян, его взгляд, обычно лучистый и доброжелательный, сейчас был исполнен профессиональной отстраненности. — Кажется, между мисс Эвелин и мисс Никой, возникло некоторое недоразумение утром. Если позволите доложить, Мейлин, занимаясь уборкой в гостевых комнатах, случайно стала свидетельницей их… несколько повышенного тона разговора. — легкая усмешка скользнула по губам дворецкого, но тут же исчезла, уступив место безупречной серьезности.

На мгновение Сиэль погрузился в раздумья, задумчиво постукивая пальцами по столешнице. Непривычная вежливость Эвелин, ее внезапное увлечение библиотекой… Что, если все это было лишь маневром, попыткой уединиться, избежать неприятного конфликта? Библиотека, как удобный предлог для временного отступления. Это звучало вполне логично, особенно учитывая, что сам Сиэль прекрасно знал, что в фамильной библиотеке вряд ли найдутся редкие манускрипты, необходимые для серьезных исследований, о которых упоминала Эвелин.

— И где сейчас леди Эвелин? — спросил граф, откинувшись на спинку кресла и прикрыв на мгновение единственный видимый глаз. В голосе прозвучал нескрываемый интерес, несколько выбивающийся из привычного холодного тона.

— В своей комнате, господин, — доложил Себастьян, сохраняя невозмутимое выражение лица. — Если верить слугам, она удалилась к себе сразу после ужина, сославшись на усталость.

Неожиданно для самого себя, Сиэль резко поднялся со стула. Неясное беспокойство шевельнулось внутри, подстегиваемое любопытством и каким-то необъяснимым порывом.

— Я навещу ее, — произнес он с неожиданной решимостью, направляясь к двери.

Себастьян слегка удивился, но ни единым мускулом не выдал своего изумления. Такая неожиданная заинтересованность графа в судьбе гостьи была чем-то новым, необычным, и совершенно не соответствовала привычному образу хладнокровного и отстраненного аристократа, каким был Сиэль Фантомхайв. Однако демон остался невозмутим, лишь слегка склонил голову, пропуская хозяина к выходу, и безмолвно последовал за ним, готовый в любой момент исполнить любое его желание, даже самое неожиданное.

Тишина коридоров поместья, обычно умиротворяющая и привычная, сегодня давила на Сиэля с непривычной силой. Каждый шаг отдавался гулким эхом, усиливая внутреннее напряжение, словно коридоры сами не одобряли его внезапный порыв. Зачем он вообще идет к ней? Этот вопрос сверлил сознание, не находя ответа. Первобытный инстинкт — инстинкт самосохранения, рациональности — буквально кричал, требуя развернуться на месте, вернуться в безопасный хаос кабинета, где бумажная рутина отчетов могла утопить непонятное, тревожащее влечение.

А что он скажет, когда она откроет дверь? «Добрый вечер, Эвелин, как спится?» Глупо. До нелепости глупо! Граф Фантомхайв, мастер интриг и расчетов, оказался безоружным перед простым вопросом приветствия. Ситуация не поддавалась привычному анализу, не складывалась в четкую последовательность действий и последствий. Здесь было несколько возможных исходов, и ни один из них не предсказывался с холодной логикой с первого взгляда. И эта неопределенность раздражала Сиэля больше любого прямого неповиновения.

Уже стоя перед дверью в комнату Эвелин, Сиэль замедлил шаг, колеблясь. Рука поднялась, словно ведомая невидимой нитью, чтобы постучать, но замерла в нерешительности, повиснув в воздухе. Стоит ли вообще беспокоить ее сейчас? Эвелин — девушка с характером, не из тех покорных кукол, которых можно дергать за ниточки. Возможно, лучше оставить ее в покое, дать ей время прийти в себя после дневной стычки.

— Нет, так нельзя, — пробормотал Сиэль себе под нос, словно уговаривая самого себя. — Я должен уважать личное пространство. — это звучало как жалкое оправдание, но рациональный разум цеплялся за любую возможность отступить, избежать неловкости и неопределенности. Словно борясь с каким-то невидимым противником, Сиэль отступил от двери, опуская руку. Нет, сегодня он не будет ее беспокоить.

В трезвом расчете графа победил привычный прагматизм. Свои обязанности Эвелин выполняла, хоть и не без мелких оплошностей — но кто без греха? Да и что собственно он собирался сказать? Выразить сочувствие по поводу ссоры? Слишком лично. Спросить, как она себя чувствует? Слишком неуместно. А если он поднимет тему утреннего конфликта, эта незнакомая брюнетка наверняка пойдет в контрнаступление. И это, признавал Сиэль в глубине души, будет совершенно справедливо с ее стороны. Нет, сегодня лучше оставить все как есть. Завтра — новый день, и возможно, завтра ответы найдутся сами собой. А пока — обратно к отчетам, в привычный хаос кабинета, где все было понятно и предсказуемо. Или почти все.