Вчера я умру

Я буду здесь,

Когда ты будешь думать, что ты совсем один.

Просачиваясь через трещины,

Я - яд в костях твоих...

Моя любовь - твоя напасть...

И я не отпущу тебя,

Пока не сломлю тебя.

Digital Daggers — The Devil Within

***

Я распахиваю глаза и резко сажусь в кровати.

Это только сон. Всего лишь сон, он которого моё сердце начало пропускать удары, а дыхание сбилось. Самый обычный сон, но я уже знаю, что кричала – это повторяется каждую ночь. Каждую чёртову ночь мне снится один и тот же сон, каждую ночь я кричу, потом приходит Денис, и молча стоит в дверях пока я не усну. Так повторяется каждую ночь.

Я выравниваю дыхание и сворачиваюсь калачиком, позволяя монстрам в моей голове танцевать самбу на моем мозге. Сегодня Денис не приходит и, в какой-то степени, это даже хорошо, потому, что я всё ещё боюсь, что он может меня убить. Смешно, не правда ли?

Но он и отец много раз пытались убить меня, когда я была со Стасом и ребятами, так что мне приходится наступать на горло своему страху день за днём. Я просто-напросто не верю, что человек может просто взять и измениться в лучшую сторону всего за один месяц. Такого не может случиться, даже если сильно захотеть. Если ты садист, убийца, то, как бы ты не хотел стать лучше, за один месяц это не изменится. На то, чтобы убить свои старые привычки и закопать прошлое понадобятся годы.

- Мам. - У меня вырывается тихий жалобный шепот. Мне хотелось верить, что Ольга где-то здесь, наблюдает за мной, неодобрительно качает головой и хочет накричать, чтобы показать, как правильнее жить. Хочется верить, что она кричит на меня из-за того, что я приобщилась к «Гондоле». Она бы не одобрила бы этого. Ни в коем случае.

- Мамочка, забери меня. - Я открываю глаза и пристально вглядываюсь в темноту комнаты, надеясь увидеть ангела. Что за бред?.. Самоубийцы не становятся ангелами. Никогда. Это против правил.

Я попыталась привести свои мысли в порядок, и наконец-то разобраться в них, пока в меня не влили очередную порцию транквилизатора, делающего из меня зомби, но приятно облегчающего мои страдания.

Спать совершенно не хотелось – я больше не хотела слышать эту песню. Я больше не хотела слышать голос моей родной матери во снах. Её колыбельную. Просто-напросто мне было как и морально, так и физически больно это слышать.

«Мышка», - со дна памяти поднимается прозвище, данное мне Стасом. Я до боли закусываю губу, будто надеясь перекрыть доступ воспоминаний в мою голову. И вроде бы они отступают, и я готова глубоко вдохнуть от облегчения, но ненужные мысли, более тяжелые, снова и снова лезут в голову.

Руки Стаса на моих плечах, на щеках, - я буквально ощущала их на себе, и от этого по коже побежали мурашки. А ещё, как это ни глупо, я смутилась и вспыхнула. Оторвала голову от подушки и огляделась по сторонам, всматриваясь в темноту, чтобы убедиться, что здесь никого нет.

***

Я снова слышу мелодию.

Сначала мне хочется убежать, спрятаться, заткнуть уши, но потом я выбираюсь из темноты и помимо мелодии колыбельной слышу плеск воды. Море или океан. Я никогда не смогу спутать этот звук ни с чем другим.

Темнота рассеивается, и взгляд фокусируется на зелёно-голубой воде с белыми бликами – отражением солнца. Вода уходит далеко за горизонт, и от этого зрелища захватывает дух. Это прекрасно. Под ногами – мягкий, приятный песок, но ирония в том, что ног я не вижу, а только ощущаю – подол белоснежного платья закрывает ноги, расстилаясь вокруг меня на песке.

Первая мысль – «я умерла?».

Поднимаю глаза к небу, но яркое солнце ослепляет, и я, тут же закрыв глаза, опускаю голову.

«Мышка», - казалось, я слышу чей-то мягкий и ласковый шепот.

Стас.

Открываю глаза и оборачиваюсь назад, но там пустота. Только песок, так же простирающийся до горизонта. Ни деревьев, ни травы, ни кустов. Только вода и песок, песок и вода. А я на границе меж двух огней. И если выберу то, или иное – умру. Либо захлебнусь, либо иссохну. Выбирать нельзя.

Неожиданно я почувствовала на губах солёный привкус, словно напоминание о том, что вода в океане солёная. Мне жутко захотелось пить.

- Стас, - жалобно зову я.

Мой голос кажется мне совершенно чужим, отстранённым. Горло рефлексивно сжимаётся, когда шеи касается что-то грубое, но прикосновение получается на удивление нежным. Я вздрагиваю и подаюсь вперёд, порываясь убежать, но ноги будто приросли к земле. Я не могу сделать ни шага. Это касание пленило меня.

- Тс-с. - Мягкий шепот щекотал ухо. – Тише, я тут, и никуда не уйду. - Хоть я и не видела, а только чувствовала и слышала его, но могла поклясться, что он улыбался.

- Где ты? – обернулась, но за моей спиной никого не было. Только песок и вода вокруг меня. Вода и песок.

- Здесь. В твоём сердце, - мягко прошептал голос, и, казалось, растворился. Больше я не слышала ничего, кроме тихого мотива колыбельной и редких всплесков волн.

***

Вкус крови и слёз смешивается на моих губах. Я давлюсь кашлем и резко вскакиваю. Я уснула, но, увы, ничего хорошего это не принесло. Лишь очередной приступ. Горло дерёт и першит – наверное, сама того не замечая, я кричала.

Откуда не возьмись около моих губ появляется стакан с водой и я, обхватывая его двумя руками, жадно глотаю содержимое стакана. Вода приятно холодит горло, прохладным потоком разливаясь по глотке, и я улыбаюсь, сама не зная от чего.

Денис сидит на краю кровати в чёрных джинсах и футболке (интересно, он так и спит?) и обеспокоенный взгляд его льдисто-голубых глаз направлен на меня. Я окончательно выравниваю дыхание и отставляю стакан на тумбочку:

- Спасибо, - благодарю.

Он ничего не отвечает, лишь пристально вглядывается в меня, как будто надеясь найти во мне ответы на свои вопросы. Не видя своего отражения, я знаю, что выгляжу ужасно – впалые щёки, под глазами круги от недосыпа, а сами глаза красные-красные, будто белок был одним большим кровавым сгустком. Волосы стали соломой, секутся, как не знаю что. Денис, что Ника говорят, что это от недостатка витаминов.

- Что тебе снилось? – тихий бархатистый голос брата выводит меня из транса.

Я и не заметила, как темнота загипнотизировала меня. Она давно уже обладала сильной властью надо мной.

- Ты кричала, плакала, искусала все губы в кровь, - он покачал головой и слегка наклонил её на бок. За всё это время, которое я знала его как брата, я успела заметить, что он делал так, когда думал над чем-то, что требовало большей концентрации.

- Море, - немного подумав, я решила начать с самого безобидного в моём сне. – Простирается до горизонта. И песок, тоже до горизонта... Катринина колыбельная, которая снится мне уже много-много раз, а я до сих пор не могу понять, почему помню её.

Я внимательно наблюдала за братом. Он сдвинул брови на переносице, так, что между ними появилась складка. Это говорило о его сосредоточенности на моих словах.

- И Стас. Я не видела его, но слышала его голос и чувствовала. Он был там. - Я закрываю глаза и шумно втягиваю сырой воздух через нос. Мы под землёй, и ночью воздух на всех уровнях становится сырым, напоминая о том, что мир над нами. А в наземных уровнях, наоборот – там всегда затхло и жарко, независимо от времени года и времени суток.

- Бред какой-то. - Брат покачал головой из стороны в сторону, пытаясь найти объяснение моим словам. Но его просто-напросто не было. – Ещё что-нибудь? Хоть что-нибудь адекватное было? – Я отрицательно мотнула головой вместо ответа. Я психичка – это одно объяснение ко всему, что со мной сейчас происходит.

- Мы с отцом подумали, - начал Денис, и я мгновенно напряглась. Если он говорил «с отцом», то это было серьёзно, потому что Александр был постоянно занят внешними делами с Россией, так, что поручил командование «Гондолой» Денису, - и решили, что на следующей неделе ты вернёшься в школу. Тебе нужно общение с людьми, а не живыми зомби, в конце концов, ты ещё ребёнок, и...

Что?! Что он только что сказал?! Что я должна вернуться в школу? Во внешний мир?! Нет! Нет-нет-нет!

- Нет! – Остатки сна как будто вспыхивают, облитые бензином, и я отпрыгиваю к стене, прижимая к себе одеяло, и будто надеясь слиться с ним в одно, ранее неизвестное тело, надеясь, что так меня наконец-то оставят в покое. – Нет-нет-нет! Ни за что! Нет! Там ОН! Нет! – От одной только мысли о том, что придется ежедневно сталкиваться с ним, в голове просыпается рой пчёл, а что-то в животе стягивается в тугой узел.

- Не беспокойся о нём, Милана, - ободряюще улыбнулся Денис. Что-то в его улыбке было не так. По-другому. Но что конкретно – не понять. - Ты его больше не увидишь, обещаю.

- Почему? – Не смотря на непонятный страх перед Стасом, сама не знаю, откуда взявшийся, сейчас я испытывала странное чувство. Беспокойство, смешанное с радостью.

Находиться не под действием транквилизаторов уже стало для меня непривычным и, как бы глупо это не звучало, странным явлением. Когда долгое время находишься под действием успокоительных, забываешь настоящие чувства: они спрятаны в сундук, закрыты на ключ и засунуты в самый дальний, тёмный и пыльный уголок твоей души. Как будто ты в тёмных-тёмных солнечных очках, которые показывают тебе мир в серо-фиолетовых цветах. А потом кто-то снимает их с тебя и направляет твой взгляд прямиком на солнце. Вот это я сейчас чувствовала.

- Ну, - начал Денис. - Начнём с того, что этот возомнивший о себе чёрти-что придурок ежедневно убивал наших людей, Лизу грохнул, изрядно подпортил нам торговлю, спалил старый заброшенный завод на окраине, - перечислял брат, загибая пальцы. - А три дня назад устроил представление на главной улице, - усмехнулся он, поднимая глаза на меня, - в шесть утра. Напугал людей, псих обдолбанный, правда, я не знаю, чем это всё закончилось. – В ответ на мой непонимающий взгляд, он пояснил: - Вчера весь второй уровень взрывался смехом над этим идиотом, и мы с отцом были там. Ты, по-моему, уже спала. Диллеры такие сплетники, что порой хочется скормить их доберманам. - Я даже фыркнула. Доберманы такие милые... когда спят.

- Я всё равно не хочу возвращаться, - вспомнив, с чего начался разговор, я опустила глаза и отрицательно помотала головой. – Не смогу. Разучилась.

- Сможешь. Ты ведь прекрасно знаешь, что отец не поменяет своего решения. - Слово «отец» Денис произнёс с какой-то еле уловимой иронией, и на подсознательном уровне я отметила это.

Остаток ночи я просто ворочалась с боку на бок, пытаясь придумать весомую отговорку, которая повлияла бы на Дениса и отца, но в голову, как назло, лезли совершенно другие мысли. Мысли о том, что я скажу папе, когда переступлю порог квартиры, когда-то бывшей моей. Мысли о Стасе, о нынешней жизни которого Денис уже дал мне весомое представление. О Лёше и Еве, которые, сто процентов, будут смотреть на меня как на предателя, что, собственно, так и есть.

Я предатель.

***

Огромная система коридоров «Гондолы» в какой-то степени представляет собой маленький город. Тут есть всё, что может понадобиться для жизни и работы пяти сотням служащих. Моя работа – инъекция подопытных. Хоть мне и тяжело всё это осознавать, я свято продолжала верить, что поступала так во благо этих людей, хотя всё далеко наоборот. Я уничтожала их. Но сегодня ночью всё должно кончиться. И всё кончится. Непременно. Обязательно.

«Камера №174. Нижний уровень». - Голова забита только одной мыслью.

Сейчас я шла в сто семьдесят четвёртую камеру вовсе не с рабочей целью. Я шла, чтобы навестить человека, который не дал мне окончательно сойти с ума. Ника Майорова. Потерянная сестра Стаса вовсе не пропала и вовсе не умерла – она жива, она тут, но с ней делали ужасные вещи, и её тело застыло в возрасте четырнадцати лет, когда сейчас ей должно быть уже двадцать, и она должна быть красивой молодой девушкой с кучей поклонников. Но нет. Она подопытный крысёнок «Гондолы».

Я прохожу по коридору и непроизвольно заглядываю в стеклянные камеры, расположенные по обе сторону довольно-таки широкого коридора. В каждой камере – по одному человеку. Они слабые, полумёртвые, и глядят на тебя с неистовой ненавистью и болью во взгляде, тянут к тебе руки, надеясь, что ты выпустишь их, но ты просто проходишь мимо, сжимая руки в кулаки, чтобы не позволить жалости и слабости завладеть собой.

- Привет, - тихо говорю я, аккуратно закрывая за собой стеклянную дверь. Девушка ничуть не удивилась моему приходу, улыбнулась и, закатив рукав правой руки до локтя, сказала «Привет». – Нет-нет, я не буду делать инъекцию, - поспешила добавить я, наблюдая, как начала меркнуть улыбка на лице Ники.

- Почему? – поинтересовалась девушка. – Они придумали для меня что-то похуже, да?

- Нет-нет, - успокоила девушку я, садясь на пол рядом с ней. Перед Никой лежала пачка цветных карандашей и пачка белой бумаги, которые я принесла ей ещё месяц назад, но которые она старательно экономила. – По крайней мере, мне никто ничего не говорил о замене. Только сказали, что мне следует вернуться в школу, и что вернут меня туда, независимо от того, хочу ли я этого или нет. Типа я ещё ребёнок и так далее и тому подобное. - Я наклонилась, и взяла с пола тоненькую стопочку рисунков. Сверху лежал рисунок с изображенным на нём чёрным котом, свернувшимся в клубок в корзинке.

- Очень красиво, - как можно мягче улыбаюсь я, чтобы не напугать её, и переключаюсь на следующий рисунок. На нём огненно-оранжевым цветом изображен ястреб. Мои глаза расширяются от того, насколько это было великолепно и кропотливо – птица действительно будто была создана из огня. - А это просто прекрасно... - Мне кое-как удаётся проговорить это слова. Ника улыбается.

- Ястребы являются символом свободы, - произносит девушка. Её улыбка постепенно меркнет, и она добавляет: - А я хочу быть свободной. Ты даже не представляешь, насколько хочу.

***

Я прижимаю к груди огненного ястреба, подаренного Никой на память. Это то единственное, что я хочу забрать с собой из «Гондолы». Хочу оставить тут всю свою боль, все жалкие воспоминания, хочу забыть всё, происходящее тут. Ничего не брать, уйти налегке... лишь забрать с собой этого ястреба. Мой символ свободы. Мою алую путеводную нить, которая обязательно поможет мне выйти из этого кошмара. Я верю в это. Я хочу верить в это. Непременно. Так и будет.

- Ты готова?

Я вздрогнула от неожиданности, когда Денис подошел сзади и обнял меня за плечи. Он был выше меня на целую голову, как и Стас. Они были одного телосложения. Удивительно, что за все долгие месяцы я не забыла Стаса, каждую его черту – они все плотно отпечатались в моей памяти, наравне с тем днём, который я никогда не забуду. Наравне с днём, когда я впала в кому. Наравне с самым страшным днём в моей жизни.

- Эй, не пугай меня так, сестрёнка. - Блондин помахал ладонью у меня перед лицом, и я мгновенно вернулась в реальность. – Неужели ты и в самом деле не хочешь отсюда уезжать? Ещё два месяца назад ты была готова сбежать отсюда ценой собственной жизни, а сейчас цепляешься за всё, за что только можно, в попытках остаться. Ты уж определись, а то какая-то странная в последнее время, - усмехнулся он мне в ухо. От его холодного дыхания по коже прошли мурашки.

- Я просто запуталась, - я пожала плечами, выпутываясь из рук брата, и начала оглядываться в поисках куртки. Денис был уже в полной готовности – чёрные джинсы (как всегда!), тёмно-синяя рубашка, расстёгнутая сверху и чёрная кожаная куртка, - как и у всех «Гондоловцев» без исключения, включая и меня – тоже расстёгнутая.

- Ты хочешь остаться из-за меня, да? Хочешь заменить Стаса мною, да? – Раздалось над самим ухом, когда я открывала и закрывала дверцы шкафа, чтобы убедиться, что я ничего не забыла. Если я уйду – то не вернусь. Никогда. Не под каким предлогом.

От вопроса Дениса я подпрыгнула от неожиданности, а когда до меня дошел смысл его слов – буквально опешила.

- Нет! – воскликнула я, поворачиваясь. Что ему в голову ударило, чёрт возьми?!

- Да, сестрёнка, я вижу тебя насквозь, - он улыбнулся улыбкой, от которой по коже прошла волна мурашек, а со дна памяти поднялся тот Денис, которого я ненавидела. Который дал распоряжение выкачать из меня всю кровь, до последней капли. Тот, кто похитил меня, чтобы потрепать нервы Стасу. Тот, которого я боялась до смерти и которого презирала.

- Ты не можешь видеть меня насквозь! – возразила я, пытаясь выпутаться из цепких, как клешни, рук брата. Но он не отпускал. Денис был чертовски сильным.

Что происходит?! Куда делся тот парень, который минуту назад стоял рядом и интересовался, всё ли со мной в порядке. Куда?!

- Пусти меня! Мне больно! – завизжала я. Но он будто этого не слышал. Собственно, тут никто не услышит – на уровне общежития сейчас никого не было, а между уровнями отличная звукоизоляция. – Отпусти меня! Я не твоя собственность!

- Ошибаешься, сестричка, - по-акульи улыбнулся Денис. Страх стальной рукой сжал грудь изнутри, но я старалась прогнать его всеми возможными способами. – Ты – моя. Моя собственность. В нас одна и та же кровь, - парень перечислял всё это в те моменты, когда отрывал свои обветренные ледяные губы от моей шеи. Боже, так унизительно и противно! Как бы я не дергалась, не пыталась вырваться, его руки сжимали меня, словно тисками. - Ты моя, и никто не сможет этого изменить. Никто не отберёт у меня мою маленькую сестрёнку!

- Ты психопат! – выкрикнула я.

Он оторвался от своего занятия и внезапно отпустил меня, так, что я упала на пол и начала жадно хватать воздух ртом, будто до этого находилась в безвоздушном пространстве. Что-то в его голове переклинило, и он стал как прежде.

Ничего ни сказав и даже не удостоив «свою собственность» взглядом, он быстро развернулся и пулей вылетел из коморки, оставляя меня одну.

***

«Быстрее! Быстрее! Быстрее!», - уперевшись взглядом в подголовник водительского сиденья, мысленно тороплю я, до боли прикусывая нижнюю губу.

От одного только присутствия Дениса в машине мне вдруг стало не по себе, словно он словно может накинуться на меня, а потом вести себя так, будто ничего не произошло. С ним что-то происходит. Что-то странное и страшное, и я не хочу знать, что это – мне достаточно и того, что я стала свидетелем одного из таких выпадов брата.

Машина резко тормозит, и я немного наклоняюсь вперёд, а потом непроизвольно поворачиваю голову к окну. Всё осталось прежним, ничего, совершенно ничего не изменилось. Та же улица, тот же дом, но всё почему-то кажется чужим и отстранённым.

Неужели всё кончится вот так? Я снова вернусь в школу, буду выносить мозг папе разговорами о том, что он будет обязан прийти ко мне на выпускной, хотя это будет только в следующем году, оборву все связи с гондоловцами и Отступниками, став для них просто пустым местом? Начну новую жизнь, где не будет места всему ненормальному и опасному?..

Разве не об этом ты мечтала все эти месяцы, Милана? Об этом, только теперь уже не хочется. Когда заветное желание исполняется, ты уже не знаешь, ради чего нужно жить. Цель теряется. Мечта исполнена, чего, казалось бы, ещё надо?!

Не дожидаясь, пока кто-нибудь скажет мне о том, что мы уже приехали, я открываю дверцу машины и быстро выхожу на улицу, подставляя лицо мягким солнечным лучам и вдыхая свежий весенний воздух. Он пахнет новой жизнью.

Денис вышел следом.

Я, не дожидаясь его, направилась к дому и взлетела вверх по лестнице. Тут тоже ничего не изменилось, разве что под дверями нашей квартиры сейчас сидел серый персидский кот. Он смотрел на меня добрыми желто-зелёными глазами и я, улыбнувшись, присела и погладила кота по шелковистой мягкой шерсти, а он в ответ потёрся головой об мою ладонь и замурлыкал.

- По коту соскучилась? – Вопрос брата, поднимающегося по лестнице, заставил меня резко встать. Я, было, потянулась к дверному звонку, потому что ключей у меня не было, но он одёрнул мою руку и развернул лицом к себе. - Если бы я не был таким козлом, ты бы дала мне второй шанс? – Чего-чего, а этого вопроса я от него никак не ожидала. Он спрашивает о втором шансе?

Я снова потянулась к дверному звонку, но на этот раз он меня не остановил, и я спокойно позвонила два раза, попутно думая над его вопросом.

Дала бы я ему второй шанс, не будь он таким похотливым козлом, который пытался зажать собственную сестру?! Не знаю. Мне это больше напоминает философский вопрос о курице и яйце, на который ответить правильно невозможно. Даже если бы он не был такой дрянью – какой я считала его ещё несколько месяцев назад и такой, какой начала считать час назад – он бы всё равно рано или поздно бы стал таким, какой он есть. Нет, тут просто невозможно правильно ответить!

Наконец-то дверь открывается и я, делая шаг вперёд, неожиданно для себя поворачиваюсь и выпаливаю Денису прямо в лицо:

- Если бы ты не был таким козлом, это был бы другой разговор! – Слова получились жестче, чем хотелось бы, но мне уже всё равно – я дома, я с папой, всё хорошо.

Я захлопываю за собой дверь. Теперь всё будет хорошо.

- Привет, пап, - улыбаюсь я, глядя на пораженного мужчину, и к глазам подступают слёзы, а в горле образуется комок. – Я вернулась, пап. Я вернулась! – Как же мне хотелось поверить в эти два слова и раствориться в них. Навсегда.