Глава 10.
***
В тот день мне исполнялось десять.
Я долго ждала этого дня, загадывала, что мне подарят родители... И вот это свершилось. Для ребёнка десять лет – это великая дата. Ты чувствуешь себя взрослым, полным сил и энергии, умным, полноправным гражданином своей страны. Ты знаешь, что через пару лет тебе выдадут паспорт, и чувствуешь себя всемогущим... но, увы, со мной всё было по-другому.
Давайте, я начну рассказ с начала?
Вечером, перед моим днём рождения папа пришел пьяный, молча сунул мне шоколадного зайца, и пошел в свой кабинет. Мама пошла за ним, но ничего от него не добилась, так как он просто не стал обращать на неё внимание и даже не вышел к ужину. Тогда вечером в нашей квартире никто не издал ни звука, и для меня как для ребёнка стало травмой то, что родители поссорились накануне моего дня рождения.
С самого утра следующего дня они вели себя, как ни в чем не бывало: натягивали улыбки, дарили подарки, а потом папа вдруг «вспомнил», что ему нужно на работу, хотя это было воскресенье, и быстро убежал из дома.
Мама же целый день хлопотала на кухне, прибирала дом, ходила в магазин и встречала гостей. Мою же помощь, как бы я не предлагала помочь, она отклоняла, говоря, что я именинница. И мне оставалось только отвечать на звонки родственников, не сумевших выбраться в нашу глушь, принимать подарки и веселить приходящих гостей. Я пела детские песенки из мультиков, какие только вспоминала, и даже пыталась спародировать Аллу Пугачёву и Софию Ротару, и у меня получалось. Я завывала так же как они, и гости смеялись до коликов.
Сейчас я понимала, что просто отвлекалась от хода времени и ждала папу. Но сколько бы я не смешила гостей, папа всё не приходил. Мои шутки становились всё тухлее и тухлее, и я уже готова была плакать, но я не хотела расстраивать мамочку. Она ведь так старалась, готовя для своей маленькой Миланочки этот день.
Весь оставшийся день я сидела молча, только кивала или мотала головой, когда мне что-либо предлагали. Просто сидела тихо, как мышка и, в то время это слово точно характеризовало меня, потому что у меня был писклявый голос и мышиного цвета волосы.
Вечером, когда гости разошлись, а папа всё-таки пришел, но пьяный, я просто закрылась в своей комнате и плакала. До меня доносились крики, звуки скандала, как мама плакала в соседней комнате. И я тоже плакала...
Из-за этого инцидента я возненавидела свой день рождения, и последующие несколько лет со слезами и истерикой упрашивала родителей не отмечать его. Не дарить мне ничего. Забыть этот день.
В мой десятый день рождения в, казалось бы, идеальных отношениях моих родителей прошла первая трещинка, которая ровно через пять с половиной лет развалила их брак к чертям, а я даже не могла помочь им, не могла помирить их, я не могла ничего, потому что одним своим присутствием делала только хуже. Теперь мои родители стали злейшими врагами, готовыми при любом удобном случае порвать друг другу глотки.
- Милана, - кто-то зовёт меня, вырывая из моего уютного и теплого мирка. Голос знакомый, но я не могу вспомнить, кто это.
- Милана! – мой мир начинает трескаться на кусочки. Рассыпается. Исчезает, как пустынный мираж. Нет! Я не хочу! Я не хочу уходить! Не надо, пожалуйста, оставьте меня, не зовите! Когда я захочу, я смогу вернуться, честно! Только не забирайте меня у моего мира! Пожалуйста!..
- Миланка, гляди, что покажу! – завороженная чем-то в своих ладошках, Ира аккуратно выходит из зарослей прибрежного камыша. Я подхожу к подруге и отшатываюсь.
- Фу-у! – сморщила носик я и отошла подальше. – Ира, он же мёртвый! Выкини ты эту гадость!
- Он спящий, а не мёртвый. И никакая это не гадость. Ничего ты не понимаешь в живой природе, Милана.
Ира покачала головой, и её внимание вновь переключилось на спящего в её ладошках мышонка. Она всегда была неравнодушна к маленьким животным, и тащила домой чуть ли не каждого котёнка или щенка, который попадался ей. Её мать, конечно, ругала её за это, но ничего не могла сделать. Это же Ирина. Неисправимая, упрямая девчонка.
- Доктор, с ней всё будет хорошо? – поинтересовалась Ирина у мужчины с рыжими волосами и в очках.
Он видел, что у девушки довольно серьёзные проблемы со здоровьем, но не решился спросить какие конкретно, потому что, как-никак он был лечащим врачом её подруги и не более.
- Ирина Сергеевна, не переживайте вы так за свою подругу, с ней все будет в порядке. Она девушка сильная, справится, - обнадёживающе улыбнулся мужчина девушке. Она явно не замечала исходящей от него симпатии, а была зациклена лишь на состоянии её подруги.
После того, как Лёша и Стас привезли девушку в больницу, второй не отходил от Миланы ни на шаг, не находя себе места, пока ей вытаскивали осколки пулю и зашивали рану.
- Я за неё головой отвечаю, - девушка прочитала имя-отчество врача на бейдже, прикреплённом к белому халату, - Геннадий Дмитриевич! Так что если с ней...если бы я только знала, что так выйдет! Бедная моя девочка, - проскулила Ирина, шмыгая носом.
- Не корите себя так, - мужчина положил руку на её плечо в утешающем жесте, и девушка посмотрела на него. – Вы не могли знать, что так выйдет. Ваша подруга очень сильная, она сможет это пережить. У неё есть вы, и тот мужчина, который не отходит от неё... она обязательно скоро очнётся, и вы понадобитесь ей, Ирина Сергеевна. Вы уже нужны ей.
- Эй, красотка, не окажешь услугу? – компания парней, кое-как поднимающихся по мосту прямо ко мне, засмеялась.
- Отвалите.
Я посмотрела на них, давая понять, что я не в настроении оказывать им никакие услуги. Их было четверо. Парни, двое из которых точно старше меня, наступали ближе. У одного из них был зелёный ирокез, а слева и справа на голове был какой-то замороченный узор, то ли в виде цепей, то ли в виде змей – я не смогла разглядеть. Второй был обыкновенный брюнет, с раскосыми пьяными глазами. Он был на голову выше каждого из них, и на три головы выше меня. У третьего были русые волосы и густо подведённые глаза, как и у четвёртого, который, скорее всего, был моим ровесником.
«Геи» - подумала я.
Два пьяных гея, неформал и раскосый жираф. Что может быть страшнее для шестнадцатилетней девушки? Только то, что они начнут до неё допытываться.
- Ой, какие мы злые! – поддразнил татуированный, и его друзья заржали. - А ну-ка, иди сюда, киска, - слащаво позвал он, подходя ближе ко мне, и против моей воли положил руку мне на талию и принялся обслюнявливать мою шею. Его дружки продолжали ржать, наблюдая, как я пытаюсь выпутаться из железной хватки горе-ухажёра.
- Отвали! Я неясно выразилась?! Отстаньте от меня! – заорала я, укусив этого придурка за руку. Он дёрнулся, но хватки своей не ослабил, а я получила звонкую пощечину.
- За продолжение окажешь услугу? – продолжал допытываться татуированный, отлепившись от меня.
- Я ясно дала понять – нет!
Я разозлилась. Но злость сменилась страхом, едва вся компания сделала несколько шагов, тем самым зажав меня в угол. Я беспомощно смотрела по сторонам, ища спасения, с мольбой смотрела на людей, проходивших сзади этих ублюдков, но они лишь пожимали плечами, с жалостью смотрели на меня, мол «я сожалею, но ничем не могу помочь», и проходили мимо.
Первый удар обрушился на меня неожиданно – кто-то из них ударил меня в живот. Меня скрутил спазм, и на несколько секунд я забыла, как дышать. Мне подставили подножку, и я упала, но потом быстро сжалась, подобрав колени к груди. Меня всё осыпали и осыпали ударами, я закрыла лицо руками, как можно плотнее прижавшись к коленям, придвинутым к груди. По моим щекам ручьём текли слёзы, а теперь добавилось что-то ещё на виске, густое и липкое. Кровь. Я старалась не кричать, но в итоге не выдержала:
- Прекратите! Пожалуйста, не надо! Пожалуйста, прекратите! – захлёбывалась в рыданиях я, глотая кровь и слёзы. Пьяная компания лишь засмеялась ещё громче. – Пожалуйста! – скулила я, теряя остатки сил.
- Думаю, с неё достаточно, - сказал один из них, и я обрадовалась, что на этом мои мучения закончатся, но не подозревала, что им может прийти в голову что-то ещё более жестокое. – А теперь она исполнит нашу просьбу, - эти придурки подняли меня, не понимающую, что происходит, в полусознательном состоянии, и перебросили через перила.
«Что? Что происходит?!»
Когда я увидела, что лечу лицом прямо в груду кирпичей, уже полгода лежащих на этом месте, я пронзительно закричала. Но было слишком поздно.
- Геннадий Дмитриевич, - из палаты вышла молодая девушка-медсестра. – Пациентка приходит в себя.
- Ну, пойдёмте, посмотрим, как она, - Кивнув в сторону палаты, доктор, пропустив Ирину вперёд, пошел следом за ней.
Милана лежала на больничной койке под капельницей, в которой находилось обезболивающее, и Ирину замутило, потому что она поняла, какое именно.
Яркий свет проникал в моё сознание через тонкую кожу век. Я резко открыла глаза, быстро и прерывисто дыша, как будто пережила тот день ещё раз. И ещё раз... Будто я проживала его вечно, раз за разом.
Я часто заморгала от невыносимо яркого света флуоресцентной лампы, которую какой-то идиот повесил прямо над кроватью.
Передо мной на стуле сидел Стас, а у прохода стояла Ирина. Я сразу почувствовала теплоту ладоней Стаса на моей руке и посмотрела на свое залатанное тело. Правое предплечье забинтовано, кисти рук тоже, место под нижним левым ребром, в которое попала пуля, неприятно жгло, но не болело, потому что, скорее всего я ещё находилась под воздействием морфия.
- Доброе утро, что ли?! – слабо улыбнулась я, внимательно оглядев присутствующих, которые облегченно выдохнули.
- Вот видите, Ирина Сергеевна, она в порядке, - улыбнулся Ирине рыжий мужчина, который, судя по всему, был моим врачом.
- Сколько я была в отключке? – спрашиваю я Стаса, внимательно изучающего меня. Мое покалеченное тело. Меня, если честно, это немного смутило.
- Несколько часов, - ответил брюнет. Голос его был хриплым, как будто он долго молчал. Возможно, так оно и было. – Восемь часов назад в тебя выстрелила какая-то странная девчонка – и вот ты в больнице. Надеюсь, твою память не отшибло.
- Нет, - я попыталась усмехнуться, но вышло лишь слабое фырканье. - Я всё прекрасно помню. Просто меня как будто поставили на паузу...
мой взгляд упал на левую руку, к которой была прикреплена трубка, поставляющая в мою кровь что-то из капельницы. Я поморщилась. Ирина вместе с доктором вышла из палаты, поняв, что сейчас я в состоянии говорить только с одним человеком. И этот человек – Стас.
- Прости, - сказала я.
- За что? – изумился парень.
- За то, что терпел мою тормознутость вчера. За то, что спас мне жизнь. За то, что сейчас ты здесь. Перечислять можно много. - Я сжала его руку, держащую мою. Быть честной, я не заметила, как за столь короткое время меня начало ужасно тянуть к этому человеку. Как магнитом. – Спасибо.
Вместо ответа он сделал то, что я никак от него не ожидала. Он поднял мою перевязанную руку. Моя ладонь под бинтами пульсировала от въевшегося в неё несколько часов назад стекла. Стас поцеловал каждый палец, не торопясь и не отрывая глаз от меня. Сердце неуверенно стукнуло в груди, а я на пару мгновений забыла, что такое дышать.
- Мне сказали, что моя дочка проснулась, - в палату заглянул папа со слабой улыбкой на губах. – Привет, принцесса, - мужчина подошёл к кровати и наклонился, чтобы поцеловать меня в лоб, но я увернулась.
- Папочка! – просияла я, как только смогла. - Кто тебе сообщил? – озадаченно спросила я. Стас свободной рукой провёл по лицу сверху вниз. – Ясно... Майоров, ты? – Я серьёзно посмотрела на брюнета, вставшего со стула. Он вырвал отца с работы, и скорее всего, тот сейчас потребует объяснений.
- Я, пожалуй, выйду, - Стас с наигранной серьёзностью вышел, а потом снова показалась его голова. На лице парня проступила дурашливость, которую он старательно прятал, когда выходил. - Но я вернусь. Как только, так сразу.
Я не могла воздержаться от слабой улыбки. Всё-таки я была ещё очень и очень слаба.
Папа сел на стул, на котором ещё минуту назад сидел Стас и наклонившись ко мне, спросил:
- Твой? – на лице папы появилась ухмылка. – Тогда у себя дома я принял это за... случайность. А теперь думаю обзаводиться вторым пистолетом для того, чтобы в случае чего его застелить.
- Господи Иисусе, пап! Я же говорила тебе! Ничего не поменялось.
- Сделаю вид, что поверил. - Папа выставил руку ладонью вперёд и задал очередной вопрос: - А сколько ему... ну ты поняла.
Стоило ли говорить ему правду? Да, хоть и не очень хотелось. Потому что слишком много лжи.
- Я сегодня добрый, ничего твоему мальчику не будет, - закатил глаза папа. Сегодня он веселый. Таким я помнила его до их развода с Ольгой. И, господи, как же мне хотелось, чтобы папа всегда оставался таким.
- Двадцать три, - вздохнула я. Вздох отдался болью в районе ребёр.
- О-о, - потянул отец, чуть не поперхнувшись словами. Челюсть его грозила отвалиться, но ему удалось её удержать. – Я, конечно, ожидал чего-то подобного, но не... ох, Милана, Милана.
- Что, пап?
- Я до сих пор принимаю тебя за ребёнка, хотя давно уже пора перестать делать это. Ты совсем выросла, а я даже и не заметил, - вздохнул отец.
От души отлегло от того, что он не стал кричать, читать лекции, но на глаза из-за чего-то из глаз грозились хлынуть нежданные слёзы.
Папа не успел раскрыть рта, чтобы сказать что-то ещё, как вошла медсестра, оповестившая, что время посещений закончилась.
- Я тогда это... завтра приду, - папа собирался уже выйти из палаты, но замялся перед дверями. – Отдыхай. Я люблю тебя, принцесса.
- Я тоже, пап, - слабо улыбнулась я.
Стоило папе выйти, как через пару минут в дверях показалась голова Стаса. Парень улыбнулся:
- Привет. Остыла?
- Что ты здесь делаешь? Посещения же вроде закончились? – Я сдвинула брови и посмотрела на парня внимательным, сосредоточенным взглядом.
- Я дежурю здесь вообще-то, - сказал он, сложив руки на груди, и бегло осмотрел палату. Кроме меня тут никого не было, лишь ещё две пустые кровати и тумбочки возле них.
Стас сел на стул, и мы молча смотрели друг на друга несколько минут. Не знаю, сколько точно, возможно это были секунды, растянувшиеся в вечность. Я не знаю.
- Иди сюда, - тихо сказала я. Сначала он не понял моей просьбы, а когда понял, то растерялся, но всё-таки встал и наклонился надо мной, оперевшись руками о кровать по обе стороны от моей головы. Правой, более-менее здоровой рукой, я притянула его ближе, посмотрела ему в глаза, и через долю секунды впилась в его губы своими.
***
Она уснула. Было уже за полночь, но она только-только закрыла глаза от усталости. Милана была как ребёнок. Как маленький ребёнок, который сладко спит у матери на руках. Девушка мило улыбалась во сне, и он мог смотреть на это вечно, так же, как можно вечно смотреть на горящий огонь или на текущую воду.
Стас не представлял, каково сейчас ей, и он хотел быть рядом с ней, чтобы помочь. И он будет. Да-да, непременно, чтобы она была в безопасности, чтобы она не боялась этого мира, чтобы не замыкалась в себе и чтобы была счастлива.
Он удивлялся тому, что вся пережитая ею боль не изменила её. Что она, не смотря на всё это, оставалась милым и улыбчивым человеком. И он проклинал тех ублюдков, которые сделали с ней самую страшную вещь в её жизни. В тот день, когда Милана рассказала ему об этом случае, и перед девушкой, и перед самим собой он поклялся найти этих людей и заставить страдать. И он найдёт. Непременно.
w Rdr!,