Глава 6.
***
Ирина заявилась ко мне час назад. С сумкой «Adidas» на плече и чемоданом на колёсиках. На её щеке краснел отпечаток ладони отчима, лицо было в потеках размазанной туши, но она улыбалась. Стоило мне открыть дверь, она расхохоталась, и тут же, не спрашивая, вваливаясь квартиру со всем своим добром. Объяснять не надо было. Я и без объяснений знала, что её двинутый отчим очень любит выпивать, а когда выпьет – поднимает руку на Ирину, потому что она не приходилась ему дочерью, в отличие от Коли и Жени – двух детей её матери, тёти Люды, от этого психопата.
- Он пообещал всыпать мне больше утром, - бесцветным голосом произнесла подруга, хозяйничая на кухне, словно у себя дома.
Она поставила чайник, нарезала хлеб, колбасу и сыр. Залезла в холодильник и выгребла оттуда остатки позавчерашнего ужина – котлеты и немного спагетти. Минуты две мы молча поглощали то, что нашла в кухне Ира. Она, забравшись с ногами на стул, попивала чай из кружки со «Смешариками». Подруга не поднимала глаза, только иногда поправляла волосы, падающие в кружку.
- Уже поздно, - вдруг сказала она и поставила кружку на стол. – А где тётя Оля? Она же обычно в шесть приходит.
Я почувствовала, как переменилась в лице, болезненно поморщилась, и до боли прикусила губу. Закрыла и открыла глаза. Зря она напомнила мне о матери. Тем самым открыла кран, который вот-вот позволит излиться потокам слёз.
Вдох. Выдох.
Вдох. Выдох.
Вдох. Выдох.
Глубокий вдох. Выдох.
- У неё случился очередной приступ, - наконец сказала я, не поднимая глаз от стола.– Вчера вечером. Сейчас она в больнице, и... - и осталось сказать Ирине о самом больном, – и ей осталось жить совсем немного. Сердце выдержит ещё один-два приступа, а потом остановится.
- Милана... Господи, у меня талант появляться не вовремя! Прости, я не знала. Я...
- Не должна оправдываться, - отрезала я и, резко встав, развернулась, направилась в свою комнату. Подруга не отставала, следуя шаг в шаг за мною. – Ты наоборот пришла вовремя. - Я упала на кровать и взяла подругу за руку. Но она, неожиданно вырвав её, посмотрела на мою руку так, будто от неё осталась только голая кость, а я об этом даже не знала.
***
- Что с твоей рукой, чёрт возьми!? – с криком переспрашивала Ирина уже в который раз.
Я совсем забыла о том, что даже не утрудилась обработать ранки от ногтей на ладонях, но, как нестранно, сейчас на них был свежий пластырь и бинт, который я заметила несколько минут назад. Кто и как обработал мне руку – было неясно. Ещё одна деталь моего провала в памяти.
- Я не помню, - ответила я, и поджала губы.
Я не хотела об этом говорить, потому, если говорить о каждом моём шраме, рана от которого образовалась в плохой, ужасный момент, то можно сойти с ума. Их много. Непомерно много. И в каждом из них заточена боль от одного события, к которому я ни за что в жизни не хотела бы возвращаться. Шрам за ухом, который достался мне от Алины. На шее, от неё же. Уродливый шрам, идущий от правой груди до таза, оставшийся у меня после падения с моста. Шрам на лбу. Ноги, впереди покрытые едва заметными белыми шрамиками – упала на стекло в детстве, когда училась кататься на велосипеде.
- Я хочу, чтобы ты вспомнила, и сказала это вслух! – потребовала девушка, хотя по комнате туда-сюда и держась за голову. - Нет, Милана, твои шрамы и родственные связи с неприятностями меня пугают! Определённо! Не дай бог, с тобой что-нибудь случиться...
- Успокойся, Ир, всё в порядке.
- Ничего не в порядке, - отрезала она, и рывком оторвала пластырь.
Четыре красно-коричневые «полумесяца» на ладони неприятно саднили. Ирина открыла пузырёк зелёнки, который предварительно притащила из ванной и смазала каждую ранку, а потом, налепив свежий пластырь, полюбовалась своей работой.
- Так лучше. Я делаю тебе одолжение. Потому, что если бы я была врачом, я не стала бы обрабатывать твою рану, я бы отрезала тебе руку до плеча, чтобы ты больше нечего себе не покалечила, - со строгостью сказала подруга. – Даже случайно, - добавила она.
В глубине души я всегда считала Ирину своей родной сестрой-двойняшкой, отделённой от меня при рождении. Знала, что это полнейший бред, собственно, поэтому даже с ней не делилась этой мыслью... просто, внутренне мы с ней очень похожи. Мы могли понять друг друга даже без слов, без жестов, без каких-либо внешних факторов, служащих подсказками.
Ирина – мой близнец наоборот. У неё кудрявые и короткие, чуть ниже плеч светлые волосы, зелёные глаза и идеальная фигура. Я же на её фоне казалась неказистой сломанной куклой, которую забыли выбросить. Каштановые волосы, которые, ни в какую не хотят быть кудрями или локонами, карие глаза, хомячьи щёки, мёртвенно-бледная кожа, и совершенно нет фигуры. В детстве у меня была кукла, точь-в-точь похожая на нынешнюю меня, и когда мы с соседскими девчонками собирались играть в куклы, все смеялись над ней и не хотели играть. Так она и пролежала всё моё детство в стороне, а потом попала в мусорный бак. По-моему, я называла её Машей...
- Да ну, брось. Ты никогда не отрезала бы руку своей лучшей подруге. Той, с которой вы срослись руками, - усмехнулась я.
- Срослись руками? – переспросила блондинка. - Да. Думаю, ты права. Я бы отрезала тебе правую руку, а себе левую, и мы бы идеально дополняли друг друга в этом мире, - Ирина улыбнулась улыбкой Чеширского кота. - Жаль, что наркоманов не берут в медики. Их вообще никуда не берут. Я была бы хорошим врачом, - тоскливо проговорила девушка, и её улыбка начала сходить на «нет».
- Так что тебе мешает бросить всё это?
Выпрямившись, я посмотрела ей прямо в глаза. Возможно, мои слова звучали как-то безумно, потому, что в моём понимании бросить вредную привычку не составляло большого труда. Возможно, мне так только казалось.
- Бросить? Ты шутишь? Моя жизнь отстой, даже когда я лишь наполовину это осознаю. А если я брошу это и увижу, какая она на самом деле, я, наверное, сойду с ума и умру, спрыгнув с крыши.
- Не говори так, - серьёзно сказала я. - Ты должна создать свое «долго и счастливо», но ты сможешь найти его только тогда, когда будешь смотреть на жизнь трезво. А не под кайфом, Ирина. - Теперь моя очередь отчитывать её за нездоровое пристрастие.
- Я уже сказала. Я не смогу выдержать напора этой жизни. Как бы мне не было стыдно, я скажу тебе: я боюсь. А ты? В твоей жизни, вот именно, всё более-менее сносно. Единственной ложкой дегтя являются лишь твои вечно собачащиеся родители. И всё. А я? Я сама по себе ужасна, меня ненавидит отчим, выперли из школы, друзей не осталось, только ты.
Как бы я хотела, чтобы Ирина была права. Если бы только единственной моей проблемой были вечно ругающиеся родители. Но она ведь даже не знала, что они удочерили меня, не говоря уже о другом. Не говоря уже об истории со всем дерьмом, в которое я умудрилась мастерски влезть. А ещё мама... ох, чёрт.
- Они приёмные, - упершись взглядом в пол, сообщила я. Ей пора была узнать обо мне хоть чуть-чуть из того, что я ей не говорила. – Родители. Они приёмные.
- Как? – спросила ошарашенная Ирина.
- Молча, чёрт возьми, - огрызнулась я, в упор смотря на неё. - Несколько дней назад я вернулась домой, и увидела Ольгу с каким-то мужиком, которого, судя по её виду, она боялась до чёртиков. Оказалось, это мой биологический отец, и её брательник. Мне удавиться хотелось от этой новости! – Я хлопнула здоровой ладонью по столу, и вскочила с кресла. - Знаешь, - я вдохнула и выдохнула, - я не хочу об этом говорить.
***
Они уходят. Все уходят. Рассыпаются, как пустынные миражи. Как песок в песочных часах, постепенно просачиваются куда-то, в недосягаемое моим сознанием место. Исчезают.
Разбиваются, стоит мне только протянуть руку к ним.
Огромный вращающийся круг, в центре которого как-то оказалась я, и дорогие мне люди, как призраки, мелькающие вокруг меня, дразнят, тянут руки. Но стоит мне только протянуть руку в ответ, как они исчезают, и на их месте появляются другие. Так происходит с каждым. Раз за разом. Они просто испаряются. Папа. Мама. Ирина. Стас. Ева. Лёша. Все, кто когда-либо был дорог мне. Их нет...
***
Распахнула глаза и резко села в постели. Глазам потребовалась пара секунд, чтобы привыкнуть к темноте, и за это время я поняла, что ничего не произошло. Это был обыкновенный кошмар на нервной почве. Ничего более.
Прислушалась к ровному и тихому дыханию Ирины, спящей на другой половине кровати. Слава богу, она не проснулась. Всё в порядке, Милана. Всё в порядке.
Подняв взгляд на потолок, смотрю на нарисованные, на нём флуоресцентной краской звёзды. Их сто семьдесят четыре. Я уже знаю их количество и расположение каждой наизусть. Каждую ночь, что я провела здесь, ворочаясь без сна, я смотрела в потолок, раз за разом считая и пересчитывая звёзды.
Когда мы были маленькими, мы считали их волшебными. Меня всю жизнь мучили кошмары, и в одну из ночей, когда мне было лет десять, мама, пришедшая на мой плач, посоветовала мне считать звёзды, чтобы кошмар ушел. Так я и поступила. Теперь каждую ночь, когда меня мучают кошмары или когда мне плохо, я представляю звёзды.
Звёзды стали моим спасением.
***
- Ты ведь не думаешь прогулять школу, да? – Ирина ударила меня подушкой. Я, бормоча что-то непонятное, перевернулась на другой бок и накрываюсь одеялом с головой. – Вставай, соня, ты ведь сейчас школу проспишь! – Никакой реакции. Нашла чем меня напугать. Сказать честно, мне плевать на школу, особенно сейчас. Это стало последним делом.
- Ну, раз это не помогает, - судя по тому, что я еле слышала её голос, Ирина была на другом конце комнаты, - поможет твой телефон. Так-с, кем ты у нас в последний раз говорила?
Я мгновенно вскочила с кровати и вырвала телефон из рук подруги. Она не должна знать ни его имени, ни номера телефона, ни разговаривать с ним. Не повторять моих ошибок.
- Оп-па! Мысль о ком мигом разбудила нашу Спящую красавицу? Нет, Милана, ты определённо втюрилась по уши. Кто он? Кто этот счастливчик? – Я молча покачала головой из стороны в сторону. - Ну, Милана, блин, удовлетвори любопытство своей лучшей подруги. Кто он? – уже более настойчиво повторила Ирина. Я коварно ухмыльнулась, и снова покачала головой.
- Поверь, Ирина, ты не хочешь этого знать, - вздохнула я. – И нет, боже правый, я не влюбилась! - и поплелась в ванную, убеждённая, что этот день будет таким же дерьмовым, как и его начало.
***
Если честно, после своего «отпуска» я сходила в школу только пару раз. Все остальные дни я нагло прогуляла, бесцельно шатаясь по закоулкам и подворотням нашего городишки. Бывало, я сидела в лесу под стремительно желтеющей берёзой, и самостоятельно изучала материал. Учёба давалась мне просто – кроме нескольких предметов, первым среди которых была физкультура – если бы я этого хотела, то без особых усилий могла бы стать отличницей, но, увы, я этого не хочу.
Дело в том, что до падения, я и не подумала бы прогуливать школу, но сейчас я стала опасаться людей. Я боялась, что люди смотрят на меня как на оживший труп, что одни отвернуться от меня, будут смеяться и тыкать пальцами, а вторые просто будут жалеть меня. Мне не нужна была их жалость.
А ещё я избегала людных мест, так как больше всего боялась встретить в толпе тех ублюдков, которые скинули меня с моста, чтобы посмотреть, как я полечу. Их лица я запомнила на всю жизнь. Их было четверо. И я ужасно их боюсь. Страх высек их портреты у меня на внутренней стороне век и, когда я вспоминала тот злополучный день, меня пробирал страх. Я всегда буду это помнить. Это как уродливый шрам на пол-лица, который ты никак не уберёшь. Оно с тобой навсегда.
- Молчанова! Неужели решила заявиться?! Двадцать минут урока уже прошло! А ну-ка марш в класс, быстро. Подойдёшь ко мне в кабинет после уроков, и только попробуй улизнуть! – Нет, ну надо же! Стоило мне открыть школьную дверь, как я врезалась прямо в социального педагога, низкого, коренастого мужчину с лысеющей головой – Василия Степановича. Я не в первый раз попадалась за опоздания, и что-то мне подсказывало, что в этот раз я не отделаюсь простым визитом к директору или звонком родителям.
- Хорошо, Василий Степанович, - послушно кивнула я и, повесив куртку в раздевалке, бегом поднялась на третий этаж, в кабинет геометрии. Резко открыв дверь, я врезалась прямо в Серёгу, несущего в учительскую журнал 5 «А» класса. Нет! У меня определённо синдром хронической неудачи!
- Извините, пожалуйста, - я обхватила себя здоровой рукой. - Серёга, ты это, тоже прости. Можно войти, пожалуйста? – я умоляюще посмотрела на Светлану Анатольевну. Она оглядела меня с ног до головы, и её взгляд задержался на забинтованной руке, которую я поспешно спрятала за спину.
- Проходи, - вымученно кивнула женщина. Мне, как я уже говорила, не впервой опаздывать, и по большей части я опаздывала на её уроки.
Быстро прошмыгнув за своё место рядом с Ксеней, девчонкой, которая была единственной из всей школы, не жалеющей и заступающейся за меня, я быстро достала тетрадь и ручку. Корявым почерком написала число и тему. Хорошо, что я не проколола обе руки, а то мне пришлось бы писать носом.
- Что у тебя с рукой? Она так на неё посмотрела, будто ты самоубийца какая-то, - наклонившись, прошептала мне на ухо соседка. Её шевельнувшаяся ярко-рыжая кудрявая грива привлекла внимание учителя, и Ксеня, заметив это, мгновенно вернулась к работе.
- Пустяки. С кем не бывает, - шепнув, я пожала плечами, сделав вид, что не заметила её кричаще-сверлящего взгляда: «Пустяки? Точно? Как. Так. Можно. Порезаться. Что. Полруки. Забинтовано?». Но я пропустила это мимо, будто не заметила, и лишь невинно улыбнулась.
***
- Молчанова, Боже упаси, сколько можно опаздывать?! – в кабинете соц. педагога собрались и директор, и психолог, и, собственно, сам социальный педагог.
- Милана, что происходит? Ты или пропускаешь школу, или опаздываешь. Ты очень изменилась, а когда-то ведь была такой хорошей девочкой, что аж смотреть боязно было, чтоб не сглазить, - щебетала Людмила Валентиновна, школьный психолог, которая работала со мной после выписки.
А я молчала. Вот так. Я просто не знала, что сказать, стояла, и сверлила взглядом пол. Меня жутко бесил тот факт, что они сравнивали тогдашнюю и нынешнюю меня. Это два совершенно разных человека, две совершенно разные личности с разными проблемами. Если у тогдашней меня была одна проблема – какое платье надеть на прогулку с Ириной, то у нынешней меня сотни и сотни проблем, для которых у меня пока что не нашлось решения.
- Ну что, и дальше будем в молчанку играть? Хватит, Милана, ты уже не маленький ребёнок. Ты взрослый человек. Сама отвечаешь за свои поступки! В этот раз мы, так уж и быть, замнём дело, под тем предлогом, что ты не оправилась от событий в начале июня, но если такое повториться ещё раз, всплывут все твои косяки. Только это будем уже не мы. Тобой уже заинтересовалось РОВД. Поняла нас? – спросил Василий Степанович. Я просто кивнула в ответ, потому, что на большее была неспособна. – Вот и хорошо. А теперь Камилла Валентиновна хочет поговорить с тобой наедине.
Директор и соц. педагог вышли, закрыв за собой дверь и, Камилла Валентиновна, сев в кресло, пригласила сесть и меня. Я аккуратно, будто боясь, что стул сейчас кто-то отодвинет, присела на краешек, но так же продолжала сверлить взглядом пол, не поднимая глаз на женщину.
- Милана, что с тобой происходит? Ты совсем замкнулась в себе, почти ни с кем не общаешься, прогуливаешь школу, грубишь учителям. Ты совсем изменилась, после несчастного случая.
Несчастного случая? Так они это называют? Это не несчастный случай, это была пытка. Это было издевательство. Травля. Сначала они хотели, чтобы я спрыгнула сама, потом, когда я отказалась, загнали меня в угол перил, и начали пинать ногами, осыпать ругательствами, хотя, по сути, я им ничего не сделала. Я видела их впервые. Когда я совсем обессилила, они подняли меня и скинули, чтобы посмотреть, как я буду лететь. И это они называют несчастным случаем? Так? Самое противное, что этих ублюдков даже не нашли, хотя я подробно их описала.
Мне простительно замкнуться. Неужели они ожидают, что сейчас я просто так встану, и начну танцевать вприсядку, улыбаясь до ушей? Неужели они наедятся, что я просто так возьму и забуду это? Серьёзно?
- Я уже говорила вам, - подала голос я. - Это не было несчастным случаем. Они убивали меня. И вы хотите, чтобы я просто так взяла и оправилась? У многих, чтобы оправиться после такого, уходят годы, а в моём случае прошло полтора месяца с того момента, как я пришла в сознание. В коме я не могла размышлять, - огрызнулась я.
- Да, я всё понимаю... - начала женщина.
- Да ни черта вы не понимаете! С вами никогда такое не делали, и вам не понять меня, - обрезала я и вскочила на ноги.
Дверь кабинета громко хлопнула за мной, а по пустым коридорам долго шло эхо от моих шагов. Ненавижу школу!
***
- Где ты была так долго?
Стоило мне открыть дверь, как подскочила Ирина. Её почти не волновало то, что её выперли из школы, когда кто-то сдал учителям, что она наркоманка. Она закончила девять классов, и числится в ПТУ на курсе... автомехаников. Вот такая она.
- Да нигде, - отмахнулась я, развязывая шнурки на ботинках. – Евгеньев и Шуба поймали, начали говорить, как они меня понимают, о моей психологической травме и всё такое, но нужно как-то с этим поскорей справляться. Пошли они к чёрту. Они называют это «несчастным случаем», - негодующе фыркнула я, и кинула рюкзак на пол.
- Идиоты, - поддакнула Ирина, потом вздохнула и сказала: - Когда в тот день мне позвонил твой папа, я сразу же приехала в больницу. И если честно, ты выглядела не очень. Тебе повезло, что ты не видела своего отражения тогда. Синяки и ссадины по всему телу, из раны на лбу кровища лилась... чудом было, что ты выжила, - я непроизвольно дотронулась до своего лба, на котором красовался уродливый шрам размером с полмизинца. Маленький, но уродливый.
- Ты знаешь, как всё было до того, как я отключилась. Единственная, кому я выложила всё, это ты. Даже матери я ответила, что совершенно не помню, как это было... и эти... и они говорят, что понимают меня. Да ни черта, - фыркнула я, скорее машинально, потому что вовсе не хотела издавать каких-либо звуков.
- Кстати, я тут забыла тебе сказать... - вспомнила Ирина, но я уже поняла, о чем конкретно, она как бы невзначай забыла сказать. Как?! Как, мать его за ногу, он посмел переступить порог этого дома?!
- Какого чёрта?! – взвизгнула я.
1-v6exq'O