Глава 2
Переступив порог кухни, я тут же закатываю глаза от писклявых криков шерстяного клубка. У всех людей адекватные кошки, голоса которых невероятно милые, а моя отличается назойливость и отвратительным воплем. Складывается впечатление, что её разрезают на частицы, ибо звук отнюдь не из благоприятных.
Чтобы заглушить настырный крик, я беру пачку сухого корма с полки над раковиной и насыпаю его в блюдце. В следующее мгновение кошка прекращает напрягать свои голосовые связки и начинает надоедливо извиваться между моих ног.
Вернувшись в комнату, вытягиваю из-под кровати коврик для йоги и расстилаю его рядом с окном, справа от кровати. Переодеваюсь в спортивную одежду и,
собрав волосы в тугой хвост, приступаю к утренней зарядке.
В последнее время у меня не было достаточно много времени для того, чтобы начинать каждый день с зарядки и медитации, поэтому потихоньку стараюсь снова приучить себя к этому. Завершаю зарядку десятиминутной медитацией, принимаю душ и спускаюсь на первый этаж.
Постучав в дверь спальни, широко раскрываю её, но в комнате не оказывается ни мамы, ни Ивана. Набираю номер мамы, но ответа не поступает, поэтому оставляю сообщение с просьбой перезвонить мне.
Интересно, куда все с утра пораньше запропастились?
Вернувшись на кухню, приступаю к приготовлению завтрака. Как только включаю музыку и подключаю колонку к телефону, раздаётся чёткий щелчок в дверной скважине, после чего спустя несколько секунд на пороге кухни появляется мама с большими пакетами.
– О, доброе утро! Давно проснулась?
На кухню заходит мамин муж и целует меня в щёку.
– Доброе. Я тебе звонила, мам. Где вы были?
Мамин муж возвращается с машины с двумя огромными букетами цветов, завёрнутыми в бумагу, и проходит мимо кухни.
Я подрываюсь со стула и следую за ними в гостиную.
Мама ставит две серебристые вазы с блестящими завитушками на стеклянный стол, и Иван оценивает размер горлышка вазы и толщину букетов.
– Есть вазы побольше? В эти не поместятся, – говорит он, и мама, оглядываясь вокруг гостиной, задумчиво размышляет.
В её глазах вдруг вспыхивает огонёк, и она стремительно направляется в другой конец комнаты, открывает дверцу секции, в которой расположена её коллекция снежных шаров из разных уголков мира.
Что-то пробормотав, мама встала на цыпочки и потянулась вверх. Судя по тому, как напряглись её руки и на лице появились выемки от напряжения, то, за чем она потянулась, является чем-то большим и тяжёлым.
– Вот! – облегчённо вздохнула она, протягивая Ивану зелёную вазу, которая вдвое больше, чем моя голова.
Я следую за мамой обратно на кухню.
– Мы ездили за цветами и не хотели тебя будить. Как спалось? Ты уже позавтракала?
Я киваю подбородком в сторону плиты, указывая на то, что завтрак в процессе приготовления.
– Понятно. Кстати, кажется, я впервые за долгое время выспалась! – рассказываю я, помешивая овсянку деревянной ложкой.
Мама начинает раскладывать продукты в холодильник.
– Это хорошо. Кстати, я взяла тебе банановый смузи с черникой. Тебе в прошлый раз понравился, – говорит она, и я улыбаюсь ей в ответ.
– Да, спасибо!
***
В течение следующих двух часов я наблюдала за работой парикмахера в зеркале перед собой. Изначально я планировала просто завить волосы, но моя плойка сгорела двумя днями ранее, поэтому я решила, что будет лучше, если причёску мне сделают в салоне.
По возвращению домой второпях облачаюсь в шёлковое голубое платье по колено и дополняю образ ювелирными изделиями. После чего наношу немного макияжа и на пороге коридора застёгиваю тоненькие ремешки вокруг щиколоток на туфлях с невысоким каблуком.
Небрежно схватив сумочку, закрываю дверь на ключ и выхожу к машине, из которой уже на протяжении пяти минут доносится нетерпеливый сигнал. Что мама, что Иван не из самых терпеливых людей, но если бы мне нужно было сравнивать, то Иван определённо занял бы почётное место «Самый терпеливый человек семьи – Ильнюс».
Когда мы подъезжаем к моему колледжу, Иван высматривает парковочное место, куда можно поставить машину. Пять минут пытаясь вместиться между одной криво поставленной машиной и джипом, Иван успешно заглушает мотор, и мы двигаемся в здание моего колледжа.
Я размещаюсь с однокурсниками напротив сцены, на которой у нас происходил показ мод, и мы дружно ожидаем поздравительную речь директора школы.
– Добрый день, дорогие выпускники Колледжа Искусств и Медиа, – директриса приветствует нас, поворачиваясь лицом вправо, затем влево, где сидят все родственники, – ... и глубокоуважаемые родители и друзья!
Я любопытно вытягиваю шею и, сузив глаза, выискиваю маму, Ивана, бабушку и папу. Что касается отца – хоть я и пригласила его, сомневаюсь, что у него получилось прийти.
Завершив свою речь, директриса приглашает классную руководительницу моего курса. Шатенка с лучезарнейшей улыбкой и огромным животом неторопливо поднималась на сцену по нескольким ступенькам, останавливаясь во главе сцены. Коротко выдохнув, она проводит ладонью по беременному животу, и её улыбка растягивается от одного уха к другому, когда её взгляд настигает лица её «детей».
– Дорогие мои дети. Мне сложно описать словами, как я счастлива и одновременно огорчена, что сегодня ваш последний день здесь. Вы мой второй класс, в принципе, но стали самым любимым. Я никогда не забуду то, насколько же вы были дружелюбны, ответственны и... готовы помочь друг другу в самых разных заданиях. Мне с вами некогда было скучать, впрочем, как и остальным учителям...
Маргарет «воспитывала» наш курс, она обвела учителей, которые преподавали нам другие предметы ностальгическим взглядом, и по-доброму усмехнулась.
– Хоть иногда вы и перегибали планку, я всегда знала, что вы, в конце концов, сознательные ребята и ни в коем случае не пропадёте. С вами каждая пара была по-своему уникальна и... каждая экскурсия оборачивалась в целое приключение!
Слова Маргарет вызывают улыбку на лице и лёгкое чувство тоски. Тоски по тем самым временам, от которых останутся только воспоминания и... какие-то фотографии.
– Я никогда ещё не получала такого заряда энергии от кого-либо, как получала от вас, мои любимые!
Она упоминала самые яркие моменты с наших экскурсий, уроков, и я чувствую, как предательски соскальзывают слёзы, которые я так старательно пыталась сдержать, по моим щекам.
Сентиментальность во мне от мамы. Впрочем, с ней прилагается и крайняя эмоциональность, которая не всегда играет на руку.
– Я сейчас заплачу, – шепчет Яна, тыкая локтем меня в бок, – смотри, Софи уже вовсю разревелась.
Она кивает в сторону однокурсницы, и я, сухо усмехнувшись, втягиваю сопли.
– Когда будут показывать наше видео? – спрашивает Герман, сидящий рядом с Яной, и она пожимает плечами.
– Спроси у Джоди, – шепчет ему в ответ Патриция, и Герман склоняется к ряду перед собой, где сидит Джоди.
Когда классная руководительница делает поклон, весь наш курс начинает хлопать в ладоши и выкрикивать слова благодарности. Учительница посылает нам воздушные поцелуи в ответ и отбрасывает слёзы тыльной стороной ладони. Всегда любила её игривый настрой и некое легкомыслие в каком-то смысле. С ней всегда было очень легко и комфортно общаться, хоть иногда она и действовала на нервы всем своими необоснованными замашками и причудливыми заданиями. Задания, кстати, не имели никакой связи с предметами, которые она нам преподавала.
На большом экране всплывает видеоролик, и весь курс вдруг поглощает чувство предвкушения, которое вскоре возрастает и смешивается с волнением.
На протяжении нескольких дней перед выпускным мы выискивали разные видео и фотографии, которые были сняты за все четыре года совместного обучения здесь, и наши знакомые ребята смонтировали видео из всего, что нам удалось найти. Все самые смешные, позорные и глупые видео были собраны в единое: тайные снапы на уроках, нелепости во время учебных практик, смешные случаи вне учёбы, на экскурсиях и, конечно же, видеообращение в конце, где мы выразили благодарность учителям за то, что смогли пережить эти четыре года с нами и остаться при жизни и здоровом рассудке. Последнее, разумеется, ещё под вопросом, но в любом случае они молодцы, что смогли выжить.
Кто-то смеялся, кто-то плакал, а кто-то радовался, что всё позади. Среди тех, кто тонул в собственных слезах, была и я.
В чём я стопроцентно уверена, так это в том, что мне будет чертовски не хватать моего курса, и проведённое время с ними навсегда отпечатается в моей памяти. Я многому научилась и многое поняла, поэтому, возможно, мы и вправду стали той семьёй, о которой постоянно твердила Маргарет за эти годы, проведённые вместе.
После официальной части мы вышли на улицу, чтобы сфотографироваться.
Счастливые и гордые, с полными руками цветов, которые нам подарили родители, стоим в ожидании, когда наконец нам скажут, что фото сделано. Фотограф всё никак не может найти правильный ракурс, и мы всем курсом раздражаемся, ведь стоять на улице под палящим солнцем не самое благоприятное занятие.
После фотографирования мы прошли к праздничному столу в нашей мастерской. Там играла очень приятная музыка и все разговаривали, плакали и прощались друг с другом.
Неужели это конец? Четыре года назад я бы не могла и представить себе, что то время так быстро пролетит.
***
Сложно представить, что всё, к чему я так привыкла за всю жизнь, так и останется в Таллине, но уже без моего присутствия.
Мне предстоит влиться в совершенно другой график, новую обстановку в чужой стране. Совершенно другое учебное заведение, новые однокурсники, знакомства и новые возможности.
За день до отлёта я приступила к сборам чемоданов и еле-еле смогла уместить девятнадцать лет своей жизни в два чемодана и сумку.
В день отлёта мама была сама не своя.
Она обнимала и целовала меня каждые три секунды и лишь повторяла, как же будет скучать по мне.
Я ещё не улетела, а она уже скучает по мне.
– Доченька, я буду очень скучать по тебе. Будь осторожна.
Я киваю и с любовью смотрю на неё, после чего оборачиваюсь к бабушке. У неё блестят глаза от подступающих слёз.
– Как долетишь, обязательно дай мне знать!
– Конечно! – уверяю её я.
Слёзы ручьём текут по маминым щекам, и я затягиваю её в тёплые объятия. В последние объятия перед новым началом.
– Как я теперь без тебя? – всхлипывает она, и я шмыгаю носом.
Каждый раз, когда я куда-то уезжала, мама плакала, когда провожала меня. Я ни разу не проронила ни одной слезы, но, кажется, сегодняшний день станет жирным исключением в истории. Чувствую, что буду скучать по ней, ибо до Рождества ещё четыре месяца, а на такой долгий срок я ещё никогда не уезжала.
– Мам, спасибо тебе за всё. Я буду звонить, не переживай за меня! Всё будет хорошо, я справлюсь!
Отрываюсь от мамы и крепко обнимаю бабушку, которая уже вовсю плачет. Обычно она ведёт себя сдержанно, но сейчас её эмоции льются через край.
Должна признаться, она достойно держалась всё утро.
– Эрин, дорогая. Я тобой очень горжусь. Ты всегда была и будешь моей гордостью. Я знала, что ты добьёшься всего! Ты прошла этот сложный путь, но у тебя впереди ещё много испытаний... – говорит она дрожащим голоском.
– Бабу-у-уль.
– Будь осторожна. Усердно учись и не забывай звонить. Я всегда буду рада услышать твой голос. Я тебя очень люблю, зайчик.
Я уже не в силах остановить водопад горячих слёз.
– Спасибо, что поддерживала меня на протяжении всего этого пути... Я никогда не забуду твои наставления. От тебя я получила самые ценные слова, которые буду всегда носить с собой в сердце. Я не подведу тебя, обещаю! Я люблю тебя сильно-сильно.
На прощание я обнимаю Ивана и прошу его беречь маму, поддерживать её всегда и во всём. Я ему доверяю самое важное, что у меня есть – моего лучшего друга.
Он желает мне удачи и передаёт чемоданы.
И я с гордо поднятой головой открываю следующую дверь, за которой меня ждёт новый этап моей жизни.