Глава 27. Конец зачастую бывает началом
«Через трещины в нас проникает свет. Но если трещин слишком много — значит, ты сломан. Не надо романтизировать». Не терпи, когда тебе больно, ведь своими несчастиями лучше поделиться, чем хранить их глубоко в себе. Даже когда ты одинок, что-то подвластно спасти тебе жизнь.
* * *
— Ник, а когда мы вырастем, что будет? — чумазая девчушка, поедая яблоко, свесила ножки с потрёпанных, старых качелей.
— В смысле «что будет»? Вырастем, вот, что будет. Логично же, — зализывая свои ссадины на руке, весело прощебетал паренёк.
— Глупый! Я же не про это! Мы будем с тобой вместе, как сейчас?.. — спросила девочка со светло-зелёными глазками.
— Глупая что ли?.. Конечно будем. Как будто я смогу отвязаться от такой прилипалы, как ты, — он широко улыбнулся, совсем позабыв о недавнем провале.
* * *
Парень проснулся от шума, доносящегося с кухни. Гремела посуда, падая на плитку и явно получая боевые царапины. А что-то и вовсе разбилось.
Юноша перевернулся со спины на живот и стал прислушиваться, ожидая чего-то интересного и волнительного.
Размеренный ритм сердца, лёгкое дуновение ветра и гремучая посуда успокаивали его, напоминая времена далёкого детства, когда бабушка готовила вкусные домашние блинчики с любимым абрикосовым джемом, а сковородки то и дело падали из морщинистых и заботливых рук старушки. Да, именно эти руки вырастили и накормили, защищали и заботились, мазали плохо-пахнущую мазь на ссадины, оставленные после драки с местными мальчишками, которые всей своей гнилой натурой хотели вытеснить и оттолкнуть паренька из своего поля зрения.
Но воспоминания о детстве заглушили более важные моменты настоящего.
«Почему нельзя оставить всё, как есть сейчас? Жить вот так — плохо? Просто наслаждаться, не требуя ничего взамен, оставаться вместе всегда и везде. Это глупо? Или как-то неправильно?» — размышлял Ник, уткнувшись носом в подушку и иногда поворачивая голову вбок, дабы захватить каплю воздуха. «А если, когда мы начнём, у нас ничего не выйдет, и что дальше? Всё, конец? Как после такого смотреть друг другу в глаза?»
Несмотря на палящее солнце за окном и щебетание птиц, устраивающих гнёзда на деревьях, что иногда стучат своими ветками в стекло, юноше вновь захотелось провалиться в мир мечтаний и досмотреть свой первый за долгое время сон. Только вот жестокая реальность решила обставить всё по-другому.
Девушка неожиданно постучалась в массивную дверь, отчего юноша вздрогнул и подскочил с кровати. В комнату зашла молодая особа, держа в руке лишь маленький клочок белой бумаги, чем-то напоминающий аккуратно сложенное письмо. Без марки, без красивой обёртки.
«Прощальное...»
Подростки не смотрели друг на друга. Первая чувствовала сожаление и беспомощность, а второй обиду и разочарование.
— У меня самолёт через четыре часа. Такси уже ждёт, проводишь? — с надеждой засияли зелёные глаза, а тоненькие пальчики рук тихонечко мяли край бумажки, то загибая, то разгибая его.
«Давай же, скажи, что я тебе нужна. Как тогда, покажи свои чувства. Хоть раз в жизни, не убегай...»
— Маленькая? Сама дойдёшь. Я позже дверь за тобой закрою, — с издёвкой отчеканил черноволосый, прожигая глазами конверт. Любопытство сжирало его изнутри, не давая покоя. «Прошли уже эти жалкие три недели... Скажу остаться — останется. Я себя за это не прощу. Хоть где-то убежать — это правильно».
Этот безжалостный, но в то же время спасительный ответ убил всё, что теплилось где-то там, в самых закоулках сердечка, на дне иллюзий и детских фантазий.
«Если бы попросил остаться, то я и правда бы осталась. Спасибо, что ли».
На вполне ожидаемую реакцию девушка неловко поправила выбившуюся прядь из высокого хвоста, одёрнула лёгкую юбку, достающую до колен, и положила письмо на стол.
После этих действий последовали искренняя улыбка, влюблённый отблеск изумрудных глаз, уже наполненных драгоценными каплями, и противный, душераздирающий скрежет закрывающейся двери.
Девушка встала спиной к порогу, поправила нежную кремовую сумочку через плечо, попутно проверяя, всё ли она туда положила, и окинула пространство безмолвным плачем.
«Он не придёт проводить. Всё, иди».
Ник, стоя напротив стола и рассматривая бумажку, не решался притронуться к ней. Он гипнотизировал её, заставляя само собой раскрыться по его велению. Почему? Потому что парень не хотел трогать этот лист, носящий в себе, как считал юноша, миллион извинений, сопливых фраз и обещаний. Возможно и оскорблений...
Он не хотел почувствовать дрожь во всём теле, укол в левую часть грудной клетки, обжигающие слёзы, что несвойственны, чужды взрослому Нику. Он убегал, точно также, как в детстве, подгоняемый задирами. Но что его сейчас гонит? Ответ настолько очевиден, прост, понятен и бессмыслен.
«Я и гоню самого себя».
Парень разобрал звонкий щелчок, доносящийся откуда-то извне. Он прислушался, но после минутного шума связки ключей в квартире вновь воцарилась тишина, которая уже ничем не была перебита: ни вскипятившимся чайником, ни хлопком сломанного окна, ни телевизором, который постоянно работал, показывая что-то нелепое, неинтересное.
Этот тишина означала лишь одно — конец. Или всё-таки начало?
Парень подорвался с места, выглядывая в окно, выходящее прямиком на парадный вход с улицы.
«Почему именно туда? Почему нельзя учиться тут? Почему он, а не я?» — размышлял юноша, наблюдая за прибывшей жёлтой машиной. «У тебя было столько разнообразных вариантов, дорог. Так почему ты выбрала самый сложный из всех? Кто тебе подсказал его? Неужели и правда твои безумные черти? Вот ведь глупая...»
Девушка, отдав чемодан водителю, повернулась лицом к окнам. Она посмотрела прямиком в цель, на брюнета, который опёрся на некогда чистое и не заляпанное стекло рукой, сжатой в кулак. Оливия хотела улыбнуться ему, но настырный водитель отвлёк её:
— Девушка, долго вы ещё смотреть будете? Как будто в последний раз!
— Сейчас, секунду! — она вновь повернула голову в сторону окна, но там уже никого не было.
Парень отошёл от стёкол. Он не хотел вот этой нежной улыбки, не хотел такого молниеносного прощания, этой грусти.
Девушка в последний раз кинула внимательный, долгий и тяжёлый взгляд в сторону здания.
— Поехали.
Жёлтая колымага медленно тронулась с места, оставляя позади самое ценное.
Оливия хотела уйти без сожалений.
Ник хотел лишь отпустить всё это, перестать убегать. Остановиться и разобраться. И вот сейчас тот самый момент, когда он может это сделать. Может стать взрослым, вылезти из детских оков, в которые сам себя и загнал.
Спустя каких-то жалких двадцать минут лёгким взмахом тяжёлой руки бережно написанное письмо полетело в урну, медленно, будто бы нехотя, паря над другим мусором.
«Хотел ли я, чтобы всё закончилось так? Нет. Нет ведь».
Юноша с какой-то животной скоростью оделся, прикрывая оголённый торс.
«Я дурак! Дурак, дурак, дурак! Я только и знаю, что её рейс через четыре часа».
А четыре ли?
«Знаю, что она летит с тем улыбающимся лицемером! И всё, ничего не спросил, не выслушал... Проигнорировал. Но он должен знать».
Он схватил телефон, набирая номер, выученный для экстренных случаев наизусть.
— Алло, Питер.
* * *
Парень бежал по натёртому до блеска полу, стараясь огибать все препятствия, выраженные людьми и чемоданами. Пот потоками струился по лицу, попадая в рот. Сердце сбилось со счёта ударов, которые оно забыло пропустить, а дыхание и вовсе покинуло это бренное тело, иногда напоминая о себе в форме одышки и неприятного жжения горла.
Юноша, остановившись напротив парящего табло, вытер мокрый лоб рукавом кофты и замер. Как статуя.
«Алекс... Вон он! А Лив? Отошла?»
Ник не хотел останавливать девушку на пути к своей мечте, нет. Зачем он примчался сюда? Чтобы сказать то, что он не мог выговорить на протяжение многих лет, чтобы попрощаться, но не отпустить. Он просто понял, что не собирается убегать, что вот он, здесь, рядом. Харрисон желал заглянуть в любимые глаза и шепнуть на ушко то, от чего девушка залилась бы багровым румянцем и прикрыла горячие щёчки маленькими ручками.
Парень начал стремительно набирать обороты, подходя к намеченной цели. Буквально в метре от другого парня, расположившегося на неудобных железных скамейках.
Саша сидел раскрепощённо, нога на ногу, а небольшой багаж покоился по левую руку. Увидев Ника, он оторвался от экрана мобильного и пустил беглый взгляд.
«Какого чёрта он здесь? Проводить решил? Меня? Навряд ли», — подумал блондин и положил сотовый в карман сложенной куртки.
Парни обменялись недоброжелательным взглядом, после чего не стали терять времени зазря.
— Честь имею встретить именно тебя в день отлёта. Чем могу быть полезен? — усмехнувшись, пролепетал Кошкин. Он откинулся на металлическую спинку, о чём сразу же пожалел.
— Лив. Где она?
Алекс приоткрыл рот от удивления. Но смеяться не стал или что-нибудь говорить тоже. Он только сочувствующе посмотрел на Ника.
— Ну?
Шум, характерный столь многолюдному месту, не прекращался. Он только усиливался, давая надежду головной боли. Но два молодых человека не замечали ничего вокруг, они были поглощены собственными проблемами и их решениями. Во всяком случае, один из них так точно.
«Чего он молчит? Не подкалывает, не стебётся... Странно это», — прикинул Ник, не отводя взгляда от противоположно сидящего.
Тут из громкоговорителей, живущих в каждом углу здания, послышался механический, безэмоциональный голос женщины, которая объявляла открытие посадки на тот или иной рейс.
Алекс как-то зашевелился, закинув сумку на плечо и поравнявшись с Ником.
— Не знаю, практикуешь ли ты новый метод издевательств, — начал сероглазый, — но той, кого ты ищешь, здесь просто быть не может.
От такого громкого, чёткого и предельно ясного объяснения Харрисон округлил свои тёмные глаза, а брови невольно приподнялись.
«Наверное, это впервые в жизни, когда я верю кому-то на все сто, без доказательств. Нутром чую. Но как это может быть правдой? О'кей, значит, кто-то из них мне соврал. И кто?»
— Ты о чём? Лив же сегодня с тобой улетает.
«У него галлюцинации или что? Откуда ей тут взяться?» — Кошкин в изумлении оглядел своего собеседника, но буквально несколько секунд спустя последний пазл встал на своё место. Его лицо украсила нахальная усмешка, полная соболезнования и грусти. Алекс не хотел спорить, препираться, он просто ответил то, что посчитал нужным:
— Она в другом аэропорту. На пути совершенно в другую страну. И её самолёт уже как час парит в небе над облаками.
— Что?
— Говорю, что Оливия отказалась со мной лететь. А тебе, друг мой, — он положил руку на плечо брюнета, — советую перестать убегать. Остановись, а?..
* * *
— Почему ты так ему сказал? Почему?! — не унималась рыжая, колотя парня маленькими кулачками по крепкой грудной клетке.
В коридоре было шумно: студенты сновали в разные стороны, профессора бегали с разными бумажками и печатями, а уборщица кричала на ребят из-за грязи.
— Я ответил то, что меня попросила ответить Оливия, — беря хрупкие руки в свои, проговорил парень с уложенными волосами. — Он спросил про аэропорт Алекса, а не Кошер. Ни я, ни ты не виноваты в том, что Ник даже не знал, что она решила. Что девушка отказалась от предложения Алекса, что она приняла другой исход событий. Ну, ещё что Оливия была в другом аэропорте.
— Это уже твоя вина, — надула губки Мэдисон.
Миллер сложил руки на груди, а во рту почувствовал горький привкус лжи и предательства.