Глава 24. Нервы и красная нить
— Саша, вот скажи, ну что ты забыл в этой Америке? — всё не унимался парень, поглядывая на расслабленное лицо друга.
Блондин сидел на обшарпанной лавочке, на которой по вечерам частенько любили сплетничать местные старушки. Парень высоко поднял голову, при том закрыв глаза. Его лицо обдувал едва уловимый ветерок, а губы расплылись в блаженной улыбке, не свойственной персоне его характера. Юноша чем-то наслаждался. Но чем — загадка.
— Кошкин, твою за ногу! — кричал на него друг. Парень с ядрёно-рыжими волосами стоял напротив своего товарища и только и делал, что дёргал веснушчатым носом. Меж бровей образовалась складка, оповещающая о возмущении.
— Миша, — обречённо вздохнув, наконец подал голос Алекс, — я всё для себя решил. Я поеду туда и посмотрю на то, как он жил, с кем общался. Что он нашёл там такого, чего нет здесь?
«Упёртый баран с братским комплексом!» — думал Михаил, поражаясь упрямству друга. Но в глубине души он знал, что Саша именно такой — необузданный лицемер, который не каждому откроет свою гнилую душонку. Но почему-то именно этому любимцу солнца посчастливилось узнать истинную натуру человека, что сейчас ведёт дискуссию со своим внутренним я, со своими чертями. Эта персона решает всё сам. В одиночку. А окружающим глупо улыбается.
Со стороны стоящего парня послышался томный вздох. Он прикрыл лицо рукой и тихо-тихо заговорил:
— Угораздило же узнать мальчика-улыбашку поближе и в полной мере разочароваться в нём.
Из обветшалого подъезда, который не видел ремонта с конца перестройки, вышла завсегдатая старушка — глава здешних сплетниц. Она перекинула тяжёлую сумку в другую руку, резко повернула голову в сторону мальцов и, приметив золотой отлив, тут же улыбнулась обладателю роскошного личика.
Саша инстинктивно улыбнулся, попутно встав и предложив свою помощь.
«Эх, надеюсь, у тебя всё там будет в порядке, идиот ты редкостный...»
* * *
Оливия Кошер
Что чувствуют художники, когда им приходится дни и ночи напролёт просиживать за белоснежным холстом в поиске вдохновения? Они чувствуют муки, агонию, которая так и норовит задушить их своими тёплыми и такими страстными объятиями.
Но они остаются, нет, они должны оставаться непреклонными. Иначе пути назад не будет. Человек сломается, а в будущем и карандаш взять в руку не сможет.
— На, — Ник аккуратно поставил чашку с кофе на низкую тумбочку, рядом с красками. Я даже не заметила этого пренебрежительного тона, который так и норовил вывести меня из транса, в коем я пребывала без малого три дня.
Я сделала то, к чему стремилась. Нет, не выиграла. Пока.
Объятия самой художественной смерти обошли меня стороной, и я закончила своё творение лишь за месяц.
Именно «лишь».
В некогда чистой и опрятной комнате царил настоящий хаос: стойкий и такой резкий запах масла, не перебиваемый даже духами и ароматизированными свечками; порванные и изрезанные холсты с моими едва заметными потугами; любимый ковёр принял на себя удар не одной так порции красок, что уже успели навсегда въесться в этот мягкий ворс.
Мне даже страшно идти в ванную. Нет, не из-за паучка, всё ещё незаконно живущего у нас, а из-за огромного зеркала, что, наверняка, откроет вид на неухоженную и растрёпанную девушку. Огромные мешки под глазами будут сопровождаться синяками; впалые щёки и сухая, грубая кожа от обезвоживания будет неприятно щипать из-за сточной воды, а лёгкий румянец покажется лишь иллюзией, которая когда-то, возможно, и была правдой.
— Лив, ты похожа на зомби, — заметил Ник, сев на корточки рядом. Но меня это не смутило. Даже учитывая относительно недавнее событие с его приколом. Я осталась неподвижной перед своим детищем.
Со стороны смотреть — я просто сидела и нелепо улыбалась. Да, я была неимоверно рада, что успела закончить.
— Я так понимаю, справа, что с белыми волосами и рожками, — Алекс, а слева, с чёрными локонами и нимбом, — я? — брюнет усмехнулся своим догадкам, на которые ответ ждать себя не заставил:
— Да. Это вы.
Харрисон округлил глаза, ещё внимательнее и пристальнее всматриваясь в картину.
Обилием красок она не отличалась, но этого здесь и не требовалось. Это — минимализм, совмещающий в себе тёмное добро, светлое зло и глубокий смысл. Это обилие оттенков золота и густого тумана, жжёной карамели и чёрного агата. Нотки алого нитью воедино сцепляли две противоположности, как бы держа их в узде.
Из ряда облегчения и радости, непонимания и недовольства нас вырвал звонок в дверь.
Пора.
— Ник, иди открывай, я приведу себя в человеческий вид! — буквально вытолкнув засидевшегося парня из комнаты, я принялась метаться из стороны в сторону, стараясь не наступить на весь хлам и ненароком не сломать что-нибудь.
Из коридора послышались глухие смешки и знакомые вопли друзей.
Засаленные волосы еле поддались расчёске с острыми зубчиками, а синяки под глазами косметике. Интересно, все участники будут выглядеть также, как я, или остальные более рационально используют своё время и не сидят перед готовым холстом часами?..
Я схватила мольберт, долгое время покоившийся под кроватью, аккуратно положила холст в специальную сумку, посмотрела за окно и невольно улыбнулась хорошей погоде. Мне импонирует сама природа? Хорошее начало.
Друзья сидели на кухне. Парни обсуждали недавние новости с упадком доллара, а Мэдисон по обыкновению не выпускала телефон из рук.
— Что за?.. Дорогуша, ты в этом не пойдёшь! — тут же заявила подруга, увидев меня в кухонном проёме. — Волосы грязные, рубашка испачканная, а шорты так вообще домашние!
Я потупила взглядом. И правда, видок тот ещё.
Алекс усмехнулся, оторвав себя от столь увлечённой беседы. Он осмотрел меня с ног до головы и, приторно-сладко стрельнув очами, выдал:
— Оливия, у тебя ещё есть время на помыться и переодеться. Мы ждём.
Все одобрительно закивали головами. Ну и предатели же! Заботливые мои...
* * *
— М-дам... Нашли место для проведения конкурса. Спортивный зал? Шик и блеск! — всплеснула руками Тейлор, недовольно морща нос.
Наверняка, она видела лишь замученных студентов, взрослых с пафосными лицами и непонятные её восприятию каракули. Но для меня было всё иначе.
Помещение, обычно пропитанное потом и сальным запахом, наполнилось ароматами масла, акварели, чернил и еле уловимых ноток только что заточенного грифеля. Обычные не поймут, не почувствуют всю эту атмосферу, витавшую среди мертвецки-спокойных выражениях лиц. Но так ли это было на самом деле? Нет.
Мне всегда досаждало, что в нашем зале не было трибун. Приходилось доставать раскладной стульчик или подниматься по лестнице на веранду. Но сейчас отсутствие этого вполне ненужного построения облегчало мне душу. Есть где встать, а главное — упасть в обморок, если что.
— Какой у тебя номер? — спросил Ник, раскладывая ножки мольберта. Он выглядел озадаченным и вполне взволнованным.
— Семнадцатый, — прерывисто дыша, будто бы недавно пробежала марафон, ответила я.
Номер нужен для оглашения результатов. В конце конкурса жюри вывесит список номеров, чьи работы достойны внимания.
Сердце вражески тарабанило жёсткий ритм, ладошки тотчас становились влажными, а по позвонку, перепрыгивая каждый, бегали мурашки. Глаза накрыла пелена, свойственная слезам, но в то же время они оставались сухими. Ненормально сухими.
Харрисон неожиданно взял меня за руку. Его не смутили вопросительные и ошеломлённые взгляды друзей. Он просто крепко-крепко сжимал мою ладошку в своей, как бы успокаивая.
— Как они будут проверять работы? — окинув взглядом помещение, неожиданно выговорил Питер. Его глаза сновали по разным углам, а голова крутилась во все направления.
— Как я поняла, жюри несколько. Они будут ходить меж работ и делать заметки в своих... блокнотиках. А результаты, как уточнила девушка, записавшая меня, будут спустя час-два. Довольно-таки быстро.
Больше никто ничего не говорил. Мы стояли напротив картины, что была занавешена белой тканью. Сколько мы уже так стоим? Я потеряла счёт времени, наблюдая за искусными работами студентов. Не только с художественного направления, нет. Были и такие смельчаки, как я, решившие проявить себя.
Всё время ожидания брюнет крепко сжимал мою руку. Но меня это не смущало. Почему? Не до этого мне: в голове мерцали и горели неистовым пламенем все вариации дальнейших событий. И хорошие и плохие. Но стоило мне перевести взгляд на друзей, как все эти никчёмные гадания прекращались: Питер прильнул к Мэдисон и обнимал её сзади, скрестив с ней руки в замок и положив подбородок на её рыжую макушку; Алекс стоял неподвижно, разглядывая только натёртый до блеска пол и изредка прерываясь от внутренних рассуждений, чтобы проверить, не подошёл ли кто.
— Номер семнадцать? — сухо сказал толстый мужчина с сединой на висках. Он поморщил нос, имевший небольшую горбинку, и вплотную подошёл к мольберту.
Его руки были скрещены за спиной, упитанное тело облачено в строгий чёрный костюм, а тусклые глаза исследовали поверхность белой ткани.
На грубый и столь холодный вопрос я утвердительно кивнула и лёгким движением руки стянула ткань. А чего я ожидала? Радужную атмосферу и почтительное отношение?
Мужчина внимательно оглядел холст. Казалось, будто он и вовсе смотрел лишь в одну точку.
— Вы с менеджмента? — косо посмотрев на меня, вопросил старик.
И опять я промолчала, дав ответ молча. Кивком.
Жюри усмехнулся и, резко развернувшись в мою сторону, чётко продиктовал:
— Почему же не поступили на художественный факультет? Странная нынче молодёжь пошла, — на этих словах, кряхтя и пыхтя, он удалился. Вглядываясь в его отдалившийся силуэт, что остановился рядом с другим конкурсантом, я приметила хромоту на правую ногу. Интересно, из-за чего?..
* * *
— Милая, сядь ты уже. У меня нервный тик из-за тебя сейчас будет! — рыжая уткнулась миниатюрным носом в плечо рядом сидящего парня.
— Оливия, правда, присядь. Результаты вот-вот вывесят, — нежно улыбнувшись, сказал и Алекс. Он вальяжно расположился на стуле и почитывал что-то из местной классики.
— Чёрт, Лив, сажай свою ненаглядную на этот стул и смирно жди! — недовольно пробурчал Ник, закатив глаза и положив локти на читательский стол. Его нога барабанила по полу, отдаваясь гулким соло в этой звенящей умиротворённости.
Места в коридоре практически не осталось, поэтому пришлось ковылять до библиотеки, что тоже неплохой вариант. Просторно, успокаивающе и хорошо слышно, что происходит в коридоре.
Пока ребята сидели на излюбленных местах, я ходила из стороны в сторону, то ускоряя шаг, то, наоборот, замедляя его. Думала, размышляла и пыталась всячески себя успокоить.
Здраво всё обдумав, я поняла, что шанс попасть в число, хотя бы, призёров у меня есть. Участвовали около шестидесяти учащихся, отберут половину. Это на самом деле довольно-таки неплохой шанс покончить со всеми моими мучениями и обрести покой в мире красок и безумства великих художников, таких как Вангог, Шишкин, Да Винчи и другие...
«А если не пройду? Значит, права мама, и это конец?» — пронеслось в голове. Нет. Что за мысли? Надо думать о хорошем. Если суждено — значит алая нить и меня обовьёт с истинным предназначением. А не суждено — значит...
Дыши, Оливия. Дыши. Потерпи ещё чуть-чуть.
Я положила трясущуюся руку на сердце, дабы успокоить его или, на крайний случай, поймать, если ненароком выскочит. Горло неприятно зажгло, а зелёные глаза наполнились слезами.
Но ни одна слезинка не упала на белоснежную кожу. Они будто бы ждали подходящего момента, который, волею судьбы, мог как настать, так и нет.
Из коридора послышались визги радости и истерика печали. Значит, результаты вывесили.
Я, не дожидаясь друзей, пустилась в гущу, стоявшую напротив небольшой доски, что вот-вот так и норовила слететь с неустойчивых петелек. Студенты наперебой пытались подойти ближе, но чрезмерное нетерпение некоторым стоило разбитого носа.
Я решила умерить пыл и дождаться друзей, которые в стороне не остались, а уже миновали большую часть на пути ко мне. Да, идут так размеренно, а я бежала, совсем не щадя лёгкие.
Разочаровавшиеся студенты, всхлипывая, отходили, а я, приметив лазейку, пробралась ближе. Глаза стали искать заветное число «семнадцать», а сердце замерло, не желая тревожить свою хозяйку лишними движениями.
Пройдя взглядом три, а то и четыре раза по небольшому листу, я отошла. Руки разжали кулаки, мурашки спрятались по домам, а губы разомкнулись.
— Ну и? Что? — в один голос спросили ребята, повернув меня к себе.
Я начала тихо-тихо нашёптывать заветный ответ. Но так мне лишь казалось. На деле же я просто открывала и закрывала рот.
— Ну?! — не вытерпел кареглазый.
— Меня... взяли... — кое-как выдавила я, давясь уже слезами, коих я сразу не заметила.
— Дорогуша, чего? — округлила глаза Мэдисон. Я аккуратно подняла взгляд с мраморного пола на друзей и расплылась в какой-то ненормальной, даже для самой себя, улыбке. Краешки губ были приподняты, а глаза открыли кран с солёной водой.
— Меня не взяли.