Мы существуем

Таша приехала внезапно, без предупреждения и звонка. Кир готовился ко сну, когда чердак осветило светом фар, и машина, пыхтя, остановилась у ворот. Ташу привез отец. Разувшись и плюхнувшись за кухонный стол, он уверял, что дочь была сама не своя, ничего не объяснила, но требовала поехать в Камелево, а при отказе грозилась уехать самостоятельно.

— А как же школа? — возмутилась сонная Раиса Петровна, ставя чайник на плиту. — Что за глупости! Уехать она удумала!

— Да не бурчи ты, бабка, — отмахнулся дед Борис. — Дай Сережке поесть. Светка его, видать, совсем не кормит. Вон как исхудал.

— Кормит меня Света, просто не так вкусно. Да мы утром поедем в город, как раз успеем переодеться и к первому уроку, — оправдывался Ташин отец, уплетая один пирожок с капустой за другим.

Он был так же рыжеволос и светлокож, как дочь, но в остальном отличался от неё. Таша пошла в мать: тонкокостная, большеглазая, улыбчивая и наивная. Её отец был массивным, наглым, повидавшим жизнь мужчиной с прокуренным голосом. Кир побаивался дядю Сергея — тот сам предложил так себя называть, — но втайне мечтал вырасти похожим на него.

Таша во время разговора стояла в проходе, косясь на Кира как на прокаженного, и хмурилась. Меж бровей залегла морщинка, губы были поджаты. На вопросы родственников она отвечала коротким: «Ничего не случилось».

— Что не так? — на ухо поинтересовался Кир, пытаясь взять Ташу за руку.

— Всё не так! — Она дернулась как от удара.

Но после, когда они остались наедине, объяснилась. От волнения у неё дрожал голос, непослушная прядка волос выбилась из тугой косы.

— Почему ты не сказал?! — Таша ходила взад-вперед по чердаку, где Кир жил, сердитая, встрепанная. Сам он стоял у окна, рассматривая залитый лунным светом огород. На душе было тоскливо и пакостно. Ссориться с Ташей Кир не привык. После того раза, когда чуть не поругались насмерть, они ни разу не скандалили.

— А что бы ты сделала?

Нет, ну правда? Как пятнадцатилетняя девушка может помешать стройке? Привяжет себя к дереву, как в каком-нибудь американском фильме, и откажется уходить? Да строителям глубоко фиолетово на девчачьи выходки — они полицию вызовут, и дело с концом. Там, где бессильны хранители, от Таши и вовсе пользы не будет.

Ну на кой ляд Дима взялся ей жаловаться? Они вроде не общались с самого лета, так почему он позвонил ей, да ещё рассказал про стройку? Вот для чего? Чтобы теперь Таша срывалась на родных?

Кир понимал, что Дима начинает выводить его из себя.

— Что-нибудь придумала бы, — огрызнулась Таша. — Ты мог бы рассказать! Вообще-то парни делятся проблемами со своими девушками, тем более такими! Это же лес, Кир, наш лес!

— Ну, рассказал бы я тебе, и что? Таш, мы ничем не поможем.

— Поэтому я вообще не должна знать о базе отдыха, да? — окончательно разъярилась она. — Ну и ладно. — Таша мотнула головой, что-то для себя уяснив. — Спокойной ночи.

Хлопнула дверцей и спустилась в дом.

— Ба-а-абы, — протянул Лютый, до сих пор скрывавшийся на шкафу. — Что с них взять?

Кир молчал. Наверное, он не до конца стал человеком, потому что не понимал: зачем делиться чем-то, что может огорчить? Просто так? И почему, если не поделиться, то можно не только огорчить, но и разозлить? Ерунда какая-то.

Эмоции сложнее, непонятнее любой физики — по второй хотя бы пишут многостраничные учебники с объяснениями.

Спустя полчаса он случайно увидел тонкую фигурку в огромном пуховике — размеров на пять больше нужного, — бегущую по двору к калитке. Она всего на миг задержалась перед тем, как подойти к парню, который ожидал за забором. Подняла голову и кинула быстрый взгляд на оконце, из которого наблюдал Кир. Дернула плечиком и приветственно обняла парня. А после они куда-то ушли. Вдвоем.

Кир не уснул до рассвета. Пялился в потолок и слушал, как ветер завывает между стен. Вся муть, разлитая на душе, стекла к низу живота. Нечто черное, непроглядное ворочалось на сердце, скреблось острыми когтями по внутренностям.

Утром Таша постучала сама. Приоткрыла дверцу, нерешительно заглянула внутрь.

— Можно к тебе? — спросила, понурившись.

— Да, — ответил шепотом.

Таша помялась, а после подлетела к Киру и сжала его в крепких объятиях. Она не сказала ни слова, но он всё понял.

— Мне пора, — вздохнула так горестно, будто не в школу уезжала, а на другой край света. — Но я вечером постараюсь приехать.

— Таш... — Кир долго собирался с мыслями, но когда одна нога девушки ступила на лестницу, решился. — Куда ты уходила ночью?

Она потупилась, как будто где-то провинилась. Так нашкодившая собака опускает взор, если хозяин ругает её за растерзанный тапок.

— К Диме. Мы разговаривали про стройку. А что?..

— Ничего, — он изобразил равнодушие. — Просто переживал за тебя.

— А-а-а. Да не переживай по пустякам, всё хорошо. — Таша полезла вниз по лестнице и, уже прикрывая за собой дверцу, неуверенно спросила: — После уроков позвоню, да?

— Конечно.

Они попрощались как обычно, но почему-то на чердаке стало неуютно и зябко. Кир укутался в одеяло, взял карандаш и лист бумаги. Изображение рождалось штрихами. Вот появился невысокий забор и внутренний двор, сонный и вялый. Деревья без листвы, похожие на обугленные скелеты. А вот парень с той стороны забора, прижимающий к себе девушку. Он выше её на две головы, и в его очертаниях легко разглядеть Диму, друга детства. По ту сторону забора распускалась зелень и цвела весна.

Красивый рисунок. Наконец-то девушка получилась живой и настоящей.

Такой, какая она есть.