Часть 3. Ася
Всё-таки зима обещала быть затяжной и суровой. Рябины склонились под тяжестью ягодных гроздьев. Ягод было так много, что они осыпались от любого дуновения ветерка, а это — первый признак холодов. Лесные духи и ягоды, и грибы собирали, укладывали под корнями, присыпая веточками, чтобы зимой животные не погибли от голода. Хранители залечивали деревья, иначе те могли иссохнуть и поломаться в морозы. Русалки расчищали водоемы от ила и камней.
Лесавки отправились к людям за припасами. Звали с собой Асю, но та отказалась. Вообще-то ей нравилось гулять по магазинам, где продавалось всё-всё-всё. Когда она держала в руках деньги, то не понимала, что в них такого особенного, что на них готовы променять любую драгоценность. Обычные хрусткие бумажки, от которых, по слухам, теряют рассудок. Пропитаны они ядом каким-то, что ль?..
В любом случае, нежелание встречаться с людьми было сильнее любопытства.
Под щебет черных дроздов — те готовились к отлету на юг — Ася сплетала из осоки ленты и подвязывала ими тонкие кустики. Ползала от одного к другому, ловко перехватывая веточки. Старалась отвлечься от мыслей, которые не давали покоя. Непонятные такие мысли и цепкие как репейник.
— Ася, объяснись. — Голос Кира заставил её отвлечься.
Ой-ой-ой! Ногу отсидела, и теперь в голени кололо. Ася поднялась с колен, шипя от боли, и ответила, почти что рявкнула:
— Ну чего тебе опять надо?!
Некогда лучший друг стоял чуть поодаль, опершись плечом о сосну. Глаза его были недобро сощурены.
— Тебе знаком парень по имени Дима? Волосы темно-каштановые, примерно моего роста.
— Нет, — легко соврала Ася с самым честным видом.
— То есть ты его из болота не тащила так, что зубами куртку продрала? — уточнил Кир. — Не ври, пожалуйста. По лицу вижу: знаком.
— А-а-а, так его Димой зовут? — изобразила удивление. — Он не представлялся. А тащила ли... Ну, тащила, допустим. Так это когда было, на той неделе. — Она развела руками. — Ты бы ещё через три года припомнил. Чего теперь обмусоливать? Я уже забыла...
На самом деле, предыдущие дни Ася думала исключительно о случайном знакомом. То корила себя за слабость, то радовалась, что не поддалась эмоциям и не убила человека за просто так. А иногда — стыдно признаться — вспоминала его внешность. Какого же цвета были глаза? Зеленые или карие?..
Да только какое дело Киру, что и с кем она делала? Откуда ему вообще известно про ту оплошность, которая чуть не стала для Аси роковой?
— Если бы я мог прийти раньше — раньше бы и поговорил. — Кир почесал переносицу. — Ася, что произошло?
— Он тонул, — нашлась она, теребя ленточку из осоки. — Ну а мне стало жалко, вот и...
— Но почему не в облике человека? — допытывался неугомонный Кир. — Ты же понимаешь, как опасно показываться и вытворять что-то, что противоречит людскому пониманию. Знаешь, что Дима теперь днюет и ночует в лесу? Небось лису-спасительницу ищет. Нельзя быть такой неосмотрительной.
Знала. Слышала. Потому специально обходила стороной места, где он ошивался. Не показывалась. Не давала повода себя заподозрить, хотя до одури хотела ещё разок глянуть на того, кого чуть не сгубила.
— Кир, отстань, — устало попросила Ася, отворачиваясь к кустам. — Раньше бы я тебя, может, и послушала, но не забывай, чего натворил ты сам. Хранители твоего предательства так и не простили, потому не тебе меня чему-то учить. Сама справлюсь.
После чего, не дожидаясь ответа, обратилась в лисицу и рванула подальше. Заживающая лапа ныла. Осенние ароматы вплетались в шерсть: горький запах скорого дождя и терпкий — увядающих трав.
Ася бежала, пока не выдохлась, и во рту не пересохло. Пока весь её лисий дух не попросил о передышке. Она неслась прочь от раздражающего Кира и от человека, которого должна была утопить, чтобы доказать всем и каждому: она другая. Она убегала от мира, полного людей, и скорой зимы, но не могла убежать от самой себя.
— Кар! Кар-кар-кар! — вороньим многоголосьем разнеслось повсюду, когда Ася только-только отдышалась.
В тот же миг птицы взмыли ввысь, всполошенные и напуганные. Разлетелись кто куда. Лес умолк в предчувствии опасности.
Что такое?
Лисица взяла след.
К озеру на лесной опушке съезжались грузовики. Ася видела машины и раньше, но маленькие автомобили, а эти были большие, громоздкие, внушающие панический страх. С крупными колесами и железными ковшами. Из машин поменьше — микроавтобусов — вылезали мужчины в рабочей форме. Они гомонили, переругивались. Кто-то потягивался, зевая во весь рот. Другие осматривались.
Ася прыгнула в канаву, где затаилась под палыми листьями. Прижалась к земле, вытянула морду и внимательно изучала происходящее.
— Нам конец, — всхлипнула юная лесавка, подглядывающая из той же канавы. — Это строители, я права? Наверняка, строители... Они вырубят деревья, истребят животных и убьют нас всех.
— С чего ты взяла? — Ася обратилась в человека и поежилась от холода.
— Так уже было. — Лесавка указала пальцем на север. — По ту сторону реки. Там, где теперь шоссе.
Ася, сдерживая крик, зажала рот ладонью. По ту сторону реки всё уничтожили. Люди вначале вырубили деревья, оголив кусок территории. Выкорчевали пни с корнями, принося боль лесу. А затем закатали некогда живую землю под мертвый камень, зовущийся асфальтом. И всё. Смерть долго витала в воздухе. Духи оплакивали утрату, а поделать ничего не могли. Против людской жестокости бессильны любые чудеса.
Давно это было, ещё до тех времен, когда появилась Ася.
Лесавка балаболила о чем-то ещё, стеная и ахая, но Ася не слышала её причитаний. В ушах гудело, и во рту стало кисло от неминуемого.
***
К середине октября рабочие уложили временную грунтовую дорогу, огородили участок высоченным забором. На въезде появилась табличка: «Осторожно! Ведутся строительные работы». Постоянно туда-сюда сновали мужчины, недовольные и грубые. Везде было грязно от мусора и пыльно так, что воздух посерел.
Духи встревожились. Нет, не так. Духи были в тихом ужасе от происходящего. Даже о ненастной осени и скорой зиме позабыли, потому как тут — прямо под носом — творилось нечто пугающее. Что замыслили люди? Как заставить их убраться восвояси?
Ситуация осложнялась ещё и тем, что территория у озера была ничейной. А значит, хранители толком не могли помочь тем землям. Духи, конечно, пакостничали по мелочам — выбивали табличку, заляпывали грязью машины, наводили туманы и ливни на стройку, — но рабочие упрямо продолжали крушить и ломать всё, чего касались. А восемнадцатого октября стало известно: сегодня начнется сруб деревьев.
Завизжали цепные электропилы, и первая береза, тонкая, ни в чем неповинная, рухнула с хрустом на песок. Её ветки ещё не подозревали, что ствол спилен, и листья скоро почернеют и опадут; они тянулись к солнцу, которого лишились, цеплялись за ноги рабочих.
Ася рыдала, видя уничтожение того, что было ей дорого. Сколько денег нужно этим строителям, чтобы они убрались восвояси? Ведь у людей всё измеряется в деньгах, даже — по слухам — отношения. Так где эти деньги взять?!
Рабочие перекрикивались исключительно бранно и под оглушительный рев пил убивали дерево за деревом. Молоденький дуб и старая осина, береза, ещё береза...
А потом среди изученных до мелочей рабочих — одинаково несимпатичных — Ася разглядела кого-то нового. Человек в темных джинсах и черной куртке, худощавый, высокий. Голову его прикрывал широкий капюшон, и лица было не разглядеть, но Ася долго всматривались в незнакомца. Почему-то он казался ей знакомым. Походка или разворот плеч — не разобрать, что именно, но было в нём что-то особенное.
Человек о чем-то беседовал с главным среди рабочих — у того был специальный ярко-зеленый жилет, хотя остальные носили оранжевые, а больше ничем не выделялся, — и второй неодобрительно качал головой.
Порыв ветра скинул капюшон с головы человека, и Ася выдохнула так громко, что забеспокоилась: как бы люди не услышали шума её дыхания.
Неужели он?!
Все-таки надо было утопить этого Диму! Неужели он тоже возьмется рушить лес?
А ведь она столько дней думала о нем, размышляла, слушала сплетни и, признаться, хотела увидеть его. Ну, просто посмотреть, чтобы убедиться, что этот дурень не вляпался ни во что плохое и никто другой не попытался угробить его.
Слышать бы, о чем они разговаривают.
Разговор, впрочем, был коротким. Главный равнодушно пожал плечами, сделал жест рукой — мол, затихни — и с усмешкой начал долгий монолог. Обличительно тыкал пальцем Диме в грудь. С каждым новым словом случайный Асин знакомый мрачнел всё сильнее.
— Да мне плевать, что ты скажешь отцу! — вдруг рявкнул Дима так громко, что расслышала даже Ася.
Развернулся на пятках и поспешил по дороге из леса. Ася посмотрела вначале на погибшие деревья, затем — на худощавого парня, уходящего прочь. Он показался ей рассерженным или огорченным. Каким-то не таким, каким должен быть человек. И Ася решила пойти за ним. Она ещё не понимала, зачем — но уже двинулась следом.
Но не лисицей же и не девушкой преследовать его. Она очень не любила принимать новые формы — после тошнило и раскалывалась голова, — но представила кошку. Рыжую, тощую, с пушистым хвостом и желтыми глазищами. Кошки часто гуляли и по лесу, и по деревням — к ним все привыкли, а потому не обращали внимания.
Кошка семенила за парнем, а тот шел, не оглядываясь. Вывернул на шоссе. Ася на секунду затормозила. Страшно. Вдруг что пойдет не так. В деревню Ася частенько ходила вместе с лесавками, а в одиночку — никогда.
Пронеслась машина, и кошка отпрянула, рухнув в канаву. Дима продолжал идти, не заметив позорной оплошности.
Он миновал асфальтированную дорогу, где изредка сновали яркими пятнами автомобили, а затем вошел в деревню. Нутро Аси съеживалось всякий раз, когда вблизи оказывались люди. Вдруг прочуют, что в образе кошки по улицам разгуливает дух, да ещё и в гордом одиночестве.
Звуки отличились от лесных. Нет ни привычного спокойствия, ни шелестов, ни шорохов — всё иное. Что-то громыхало, вопило на разные лады. Откуда-то доносилась музыка, но какая-то несуразная. Крикливая торговка — Ася покупала у неё семена и подкормку — ругалась по мобильному телефону. Фырчали механизмы, скрипели двери. Проехал, безостановочно тарахтя, ржавый трактор. Деревня пребывала в постоянном движении.
Дима свернул налево, под указатель «Заречная улица», и направо.
— Киса! Иди сюда, кисонька!
Ася увильнула от мальчугана в джинсовом комбинезоне и мохеровом свитере, тянущего к ней свои ручонки. Пухлые пальцы были измазаны в земле. Кошка саданула когтистой лапой наугад и попала. Брызнула кровь. Пусть мальчуган и был ребенком, а потому казался безобидным, но доверия не внушал. Человек и есть человек. Она зашипела на него, а мальчуган зачерпнул горсть мелких камешков с дороги и метнул их в Асю. Промахнулся.
— Тупая киса! — ныл он, баюкая расцарапанную руку.
Топнул ногой, шуганув и без того перепуганную Асю. Та подскочила, хвост вздыбился.
Да ну этого Диму к водяному! Надо скорее убираться обратно!
Ну уж нет, подумала она, собираясь с духом. Как противостоять рабочим с молотками и пилами, если дрожишь от крошечного чиха? Пусть это будет приключением. Другие лесавки и по домам лазали, и в магазинах еду воровали, одна Ася отсиживалась в лесу и носа оттуда не казала.
Дима показался вдалеке. Встал возле высоченного — с него ростом — забора из листов железа, щелкнул щеколдой и распахнул калитку. Та скрипнула, а при закрытии и вовсе заела. Дима исчез во внутреннем дворе. Забор выглядел неприступно — под ним не было даже лаза. Ася не хотела через него пробираться в мир, принадлежащий людям, и почти развернулась, чтобы дать деру, но заставила себя остановиться.
Секунда, и тощая кошка оказалась на заборе. Вторая, и она грациозно спрыгнула во двор. Третья, и шмыгнула за парнем по имени Дима в щель, пока не закрылась входная дверь. На четвертую Ася запряталась под табурет, наблюдая, как Дима расшнуровывает кроссовки.
В доме несло людьми и бытовой химией. Так отчетливо, что свербело в кошачьем носу. Обернув вокруг себя хвост, Ася изучала новый мир. Она знала название многих предметов — ведь читала книги и слушала рассказы домашних духов, — но видела их впервые. Тикали настенные часы. На подоконнике сохли апельсиновые корки, и их запах был отвратительно резким. В вазе распустилась алые цветы с крупными листьями, но почему-то не источающие запаха. Дима тем временем скинул куртку, по коридору прошел в комнату. Наверное, в свою. Дверь прикрыл, оставив крошечную щель — в неё-то Ася и протиснулась, предварительно куснув алый цветок за бутон. На вкус – бумага.
Она бегло осмотрелась и забралась под кровать, в кромешную темноту. Грязно-то как! На хвост налип клок пыли размером с ежа. Этот человек вообще прибирается в своем жилище?
Наверное, Ася топала слишком громко, потому что матрац промялся — Дима залез на кровать, — а через секунду в дыре между основанием кровати и полом появилось лицо.
— Кошка? — удивился Дима. — Ты чего тут забыла?
Он попытался взять Асю в руки, но та напряглась всем телом и забилась в угол. Лишь глаза сверкали безумно и яростно.
— О, придумал! — сказал Дима и скатился с кровати, после чего куда-то утопал.
Ася только хотела высунуться, как перед кроватью появилось блюдце с молоком. И надо признать, молоко пахло ну очень аппетитно! Кошка сделала мелкий шажок по направлению к блюдцу, второй, третий. Полакала сладкое-сладкое молоко, вымочив нос и усы.
— Смешная такая, рыжая, — фыркнул Дима, который сидел, скрестив ноги, на полу и наблюдал за Асей.
Мальчишеская рука приблизилась и застыла, позволяя кошке принюхаться. Дима пах по-доброму. У всего есть свой запах, даже у чувств. Ненависть, к примеру, воняет так остро и резко, что хочется выдрать этот запашок из ноздрей. А Дима...
Может, он не был плохим?
Асе не нравилась эта мысль. Конечно, он плохой, а как иначе?! Он ошивался на стройке, общался с главным, пусть и ушел, сказав напоследок какую-то грубость. Он шастал там, где не следует, и высматривал духов, тем самым угрожая их тайне.
Рука коснулась шерсти на загривке. Ася застыла, готовая вцепиться в лицо всеми четырьмя лапами. Пальцы зарылись в шерсти, провели по позвоночнику, почесали за ухом. Они были шершавые, эти пальцы, теплые. Осенью Асе особенно не хватало тепла. Не людского, конечно, но всё лучше, чем стылая нора и шкура, которая не согревает, потому что с наступлением холодов лесавки слабеют и истощаются.
Кошка посмотрела в глаза человеку, отыскивая в них то самое зло, которое перечеркнуло бы тепло рук и вкус молока. Но глаза были самые обычные — шоколадно-карие, — а на тонких губах заиграла улыбка.
— Мать прибьет, если узнает, что я опять притащил домой кошку, — сказал Дима сам себе. — Ладно, сиди пока, что-нибудь придумаю.
Он плюхнулся обратно на кровать, а Ася осталась на полу. Сердце её билось часто-часто, и колкий страх осел на языке.
Дима уставился в пластмассовый прямоугольник — она видела похожий у Кира и назывался он «планшетом», — совершенно забыв про пришлую кошку. Как будто в его комнате ей было самое место.
Ася почти задремала, разморенная уютом и сытостью, когда в доме появились другие люди. Они говорили, тихо, но кошачий слух улавливал малейшую вибрацию голоса. Мужчина и женщина подошли к дверям комнаты Димы и постучались.
— Ну? — грубо отозвался Дима.
— Ты поговорил с Петром Ивановичем? — вопросил раскатистый бас.
— Поговорил, — резко ответил Дима, не отрываясь от планшета.
— И? Почему он позвонил мне и пожаловался, что ты ему нахамил? Я ведь поручился за тебя!
— Дима! — Второй голос принадлежал женщине. — Что происходит? Это такая возможность подзаработать, опять же — практика! Петр Иванович бы тебя после в бригаду взял, а там совсем другие деньги. Ну что за наплевательское...
— Да потому что ему глубоко начхать на все наши старания, — перебил её мужской бас. — Мы ради него в лепешку разбиваемся, мопед купили на последние сбережения, а он пары прогуливает и бригадиров в задницу посылает.
Дима вскочил с кровати и открыл дверь нараспашку. Он весь дышал гневом.
— Да поймите вы, что я не собираюсь работать на вырубке ни за какие деньги! Они хотят построить какую-то базу отдыха. На кой нам тут база отдыха? Чтобы приезжали всякие уроды и нажирались на природе, а мы им прислуживали? Спасибо, пусть строят без меня!
— Ты учишься в лесопромышленном колледже, не забыл? — снисходительно уточнил мужчина, одетый в серый джемпер и черные джинсы.
Он был светловолос и пухлолиц, с выдающимся животом, торчащим из-под пояса. Этот человека нисколько не походил на Диму. А вот смоляные кудри у женщины в бежевом пальто отчасти напоминали взъерошенные волосы Димы, да и в голосе её слышались Димины интонации, в чертах лица прослеживались его черты. Хотя, наверное, наоборот. Дима был ей сыном, а потому это он набрал материнских черт. Ася подалась чуть вперед. Зря.
— Он ещё и кошку завел! — простонала женщина, тыча пальцем в сторону Аси. — Я же просила: никаких животных в доме!
— Так, Ксения, посиди-ка на кухне, дай нам по-мужски поговорить. — Мужчина отпихнул женщину плечом и, войдя в спальню, прикрыл дверь. — Дмитрий, послушай меня. Я понимаю, у тебя переходный возраст, сам таким же был. Но мать-то пожалей. Ты её угробить хочешь своими выкрутасами?
— Андрей Вадимович, отвалите, пожалуйста, — небрежно бросил Дима. — Вы мне не отец, чтобы я ваши нравоучения выслушивал.
— Я твой отчим, почти отец. Пока я тебя кормлю и пою, имей ко мне хоть какое-то уважение. Вот начнешь деньги зарабатывать — тогда обсудим, кто и куда отвалит. Мать то на огороде, то с животиной горбится, я пашу как проклятый. Не стыдно? Чтобы завтра же сходил к Петру Ивановичу, извинился перед ним и взялся за работу.
Дима сжал кулаки. Глубоко вдохнул и резко выдохнул перед тем, как ответить:
— Нет. Я не собираюсь вырубать лес. Любую другую работу — пожалуйста. Но за эту не возьмусь.
— А другой работы тебе никто не предлагает, — криво ухмыльнулся Андрей Вадимович.
— Ну и ладно, — фыркнул Дима. — Сам разберусь.
Мужчина покачал головой и посмотрел на Диму внимательно, долго, чуть сузив глаза.
— Кошку выброси.
— Без проблем. — Дима подхватил Асю под живот (она даже вырваться не успела от неожиданности) и понес в коридор, а там на веранду. Не выпуская её из захвата — Ася рычала и пыталась сбежать, — надел куртку, обулся.
Страшно! Что он с ней сделает?! Он же переполнен гневом до краев! А вдруг подвесит за ноги на ближайшем дереве или утопит в пруду, как жестокие люди топят новорожденных котят?
Выпусти же! Пожалуйста, отпусти!..
Она вопила во весь кошачий голос, пока Дима нес её из дома. Парень вышел за калитку и усадил кошку на траву.
— Прости, рыжая. Приходи — буду кормить.
Ася отбежала чуть подальше — чтобы не вздумал трогать. Думала, что Дима вернется к себе, но он постоял немного, опустив плечи, пнул носком кроссовки камень, а после побрел по дорожке.
Он бесцельно слонялся по округе, а Ася головой понимала, что ей надо валить, но почему-то следовала по пятам. Непонятный он, но лес вырубать не хотел! Мужчина этот, Андрей Вадимович, уговаривал, а он был против. Даже поругался с родителями. Но разве для людей семья не превыше всего?
Значит, не все люди одинаковые?..
Надо при возможности уточнить у Кира, как именно он догадался, что его Наташа — нормальная? Чем обычная девочка зацепила ученика хранителя? Не внешностью же?
Около одного из дворов Дима застыл как вкопанный. Затем вытащил из кармана телефон, долго пялился на экран, и в серебристом свете черты его лица плавились. Вечерело, на небе зажигались первые звезды. Было безоблачно, потому они сверкали так ярко, словно капельки воды в лучах солнца.
Дима поднес трубку к уху. Ася расслышала долгие гудки.
— Наташа? — спросил он, когда в динамиках раздалось взволнованное «Да?» — Они хотят вырубить лес. Ты в курсе?
— Кто хочет?.. — не поняла девушка из телефона.
— Строительная бригада. Постой, Кир тебе не рассказал?..
Неужели та самая Наташа? Далась она им всем! Кошка осуждающе покачала мордашкой.
— Н-нет, — запнулась девушка.
Дима взялся объясняться, а Ася слушала внимательно, чтобы пересказать его рассказ лесным обитателям. Ведь говорил он про базу отдыха для людей, которую собирался построить на берегу озера какой-то бизнесмен, выросший в этих краях; про самосвалы и бульдозеры, которые приехали на опушку леса, чтобы сравнять всё с землей. Про то, как началась вырубка.
Ася слушала, а внутренности её сковывало инистой коркой. И на кошачьи глаза наворачивались слезы.
Её дом вскоре станет чьей-то базой отдыха. Всю её жизнь перекопают, а на обломках выстроят человеческое счастье.
Потомучто люди всегда побеждают.
