Глава 21
Трифонов ввалился на русский с опозданием минут пять. Красоты необычайной. За воскресенье все синяки на его лице успели расцвести буйным цветом. На лбу багровая ссадина, разбитые губы в два раза больше обычного, на правой скуле огромный фиолетовый синячина.
— Извините, Алина Тарасовна, можно войти? — он понимал, какое впечатление производит и от этого сиял, как медный таз.
— Батюшки, — Алина Тарасовна всплеснула руками. — Трифонов! Что случилось?
— Ничего страшного. Просто упал.
— Как так можно упасть, Трифонов?
— Я с табуретки упал. Мама попросила на антресоли слазить.
— Ты что, лицом вниз летел?
— Это на меня старый утюг свалился. Из-за него-то я и упал.
После каждого слова Тифона класс покатывался со смеху, а Тарасовна ужасалась.
— Это же можно было на смерть так зашибиться!
— Можно было, — согласился он. — Но я удачно сделал блок и сгруппировался.
— Ты был в травмпункте?
Как-то она слишком близко к сердцу всё приняла.
— Скоро пройдет, не беспокойтесь.
— Тогда быстро садись на своё место. Сейчас будете писать тест.
Тест оказался проблемный. Шестнадцать вопросов за десятый и одиннадцатый классы. Быстро пробежал глазами и понял, что сходу могу ответить лишь на половину.
Только начал писать про «два типа гуманизма» Горького, как заметил, что Зоя откровенно мается дурью. Калякает что-то в блокноте, занавесившись распущенными волосами, и к вопросам притрагиваться не собирается.
— Что случилось? — прошептал я.
— Ничего, — ответила она довольно громко. — Скучно.
— Пиши.
— Не хочу, - капризно отодвинула тест ещё дальше, но не успел я вновь коснуться своего листка, как она проворно выхватила его из-под моей руки.
Я попытался отнять, но дотянуться, никак не получалось.
Тарасовна тут же вытаращилась из-под очков.
— Так, Горелов, в чем дело?
— Дай сюда, — я легонько ущипнул Зою за плечо.
Она сама всегда так делала, а тут вдруг взвизгнула и, вскочив с места, голосом последней ябеды проныла:
— А Горелов щипается.
— Я уже вижу, что вам весело. Идите, развлекайтесь в коридоре, — вспыхнула русичка.
Зоя только этого и ждала, беспрекословно собрала вещи и с гордо поднятой головой вышла из класса.
Я попытался оправдаться, но из-за этого Тарасовна ещё больше разозлилась и выгнала меня чуть ли не за шкирку.
Зоя ждала прямо за дверью, довольная, как нашкодивший ребенок.
— Что это было?
— Ладно тебе, — ласково взяла меня за руку. — Скукота и печаль кругом.
Очень подозрительное, совсем не свойственное Зое поведение. А потом, что ещё более странно, взяла и потащила меня на улицу.
Мы пошли за гаражи, где все обычно курят, и сели на заборчик.
— Что с тобой? — настороженно спросил я.
Однако вместо ответа она сама вдруг начала спрашивать странные вещи:
— А почему ты ни с кем не встречаешься?
Вопрос застал меня врасплох. На что она намекала? Что хотела этим сказать?
— У тебя же в старой школе наверняка был кто-то.
— Да.
— И что, ты по ней скучаешь?
— Нет.
— Значит, никого не любишь?
Дурацкие девчачьи разговоры и выяснения: любишь — не любишь. Что за фигня? Чтобы кого-то любить, нужно чувствовать, что если этого человека не будет на свете, ты умрешь. И хотя я прекрасно понимал, что влюблен в Зою по уши, сказать, что люблю — язык бы не повернулся. Но женщины вечно сваливают всё в одну кучу.
— Ну, пожалуйста, я никому не расскажу, — капризным голосом проныла она, очень напоминая Нинку.
— Я никого не люблю, — отчетливо, с выражением проговорил я, чтобы до неё, наконец, дошло, что я не хочу об этом разговаривать.
Тогда она поднялась с заборчика, встала прямо передо мной, между моими коленями, и прижала холодные ладони к моей шее:
— Давай, я буду твоей девушкой.
В первый момент я чуть не упал назад от удивления. Из-за её горячего дыхания и близости дух захватило, и я почти уже был готов сказать «давай», потому что знал, что если скажу это, то она сразу меня поцелует так, как я уже неоднократно представлял себе. Но одновременно с этим появилось и стойкое ощущение, что в происходящем есть что-то неправильное, искусственное, точно мне сейчас бросают наживку, которую я обязательно должен заглотить. Второй день подряд мне предлагала встречаться девушка, которая мне нравится, а я ей не верил.
— Зой, что случилось? — я мужественно снял её руки.
И тут её лицо начало меняться на глазах, губы непроизвольно задрожали, нос покраснел, и в ту же секунду одна за другой закапали слёзы.
Сначала она плакала сдержано и беззвучно, но когда я её обнял и прижал к плечу, разрыдалась в голос. Очень сильно и горько. Как плачут дети от обиды.
— Это ты из-за той фотки? Из-за Ярова? Он выложил?
— Плевать на Ярова, — она горячо всхлипывала мне в ухо. — Плевать. На всех плевать. Как же это гадко, как несправедливо, подло, ну почему всё так? Иногда мне хочется всех убить, а иногда самой убиться. Что со мной не так? Только ты ко мне нормально и относишься. С пониманием. Но я же человек, у меня тоже чувства есть. Разве так можно?
Трудно было сказать, о чем она говорит и что её так расстроило, хотел спросить, когда выговорится, но не успел.
Трифонова невозможно было не заметить. Он шел без куртки, в одной футболке, рюкзак в одной руке, другая была сжата в кулак, прохожие отскакивали в стороны. Во всем его стремительном облике читался такой гнев, что я непроизвольно сжался.
— Идет, — прошептал я, отодвигая её от себя. — Сейчас, капец, что будет.
Зоя быстро развернулась в ту сторону, куда я смотрел. За Тифоном бежал Лёха свистел и что-то кричал ему в спину, но тот не оборачивался.
Внезапно я отчетливо осознал, что хочу срочно провалиться сквозь землю. Так обычно говорят, когда человек испытывает стыд, но я готов был провалиться, лишь бы избежать того, что будет. В голове пронесся хоровод оправданий и глупых слов, но что я мог сказать в защиту Зои? Как помочь ей?
— Привет, — я машинально прикрыл её собой.
— Уйди, — прохрипел Тифон на выдохе.
Штормовые тайфуны в его глазах бушевали. Румянец пылал, дракон пульсировал, желваки играли.
— Привет, Тиф, — как ни в чем не бывало, высунулась из-за моей спины Зоя. — Как дела?
Я обернулся. Лицо припухшее, но сухое, глаза блестят, на губах нежная приветливая улыбка.
— Хреново дела, — он вперился в неё, не мигая. — Такой подлянки я не мог представить даже в самых страшных снах. В самых страшных и жутких кошмарах. Зоя?
Его брови вопросительно поднялись. Сзади подбежал Лёха.
— Зоя! — повторил Тифон, и я услышал в его голосе жгучую горечь. – Как же так получилось?
— Это подстава, — ответила Зоя холодно.
— Что за подстава? Там же твоя квартира, твоя кухня. Он был у тебя. Зоя!
Толпы мелких поодаль с огромным любопытством наблюдали за разборками.
— Мы пили кофе и разговаривали. Что в этом такого?
Она удивительно здорово держала себя в руках.
— Что такого? — Тифон задохнулся от возмущения. Прикрыл на несколько секунд глаза, затем натянул на лицо бандану. Он был не в силах разговаривать, пытаясь справиться с собой.
Лёха насторожено курил, не понимая, чего ожидать в следующий момент.
— Это просто капец, — простонал, наконец, Трифонов. — Это такой капец! Ты совсем дура?
Мы же одна команда! А теперь все только и будут говорить, что ты перебежчица и предательница. Хрен, что по мне бульдозером проехала. Но ты сама, тебе нормально?
— Я уже сказала, что это подстава, — спокойный тон Зои меня поразил. — Чтобы ты злился и бесился, вот как сейчас. Это месть, и ты на неё ведешься.
— Он был у тебя дома, и мне этого достаточно! Ты не должна была даже разговаривать с ним! Он наш враг!
— Он твой враг.
Тифон крепко зажмурился, как если бы хотел, чтоб всё вокруг исчезло.
Лёха потряс его за плечо:
— Сейчас тест по инглишу, а ты даже не покурил.
Но Трифонов со злостью отдернулся, развернулся и пошел в сторону дворов.
— А контроша? — крикнул Лёха.
Но он не оглянулся.
— Да уж, прилично ты облажалась, — накинулся на Зою Лёха. — Теперь он с тобой долго не будет разговаривать.
— Я сама с ним не разговариваю.
Трифонов надел на ходу куртку, накинул капюшон, ссутулился и быстрым шагом пошел во дворы.
Я догнал его на пересечении двух проезжих дорог возле парка. Низкое свинцовое небо норовило вот-вот придавить своей тяжестью. Начал накрапывать дождь.
— Тиф, погоди, выслушай, — я хотел объяснить, что на самом деле произошло у Зои, но он вдруг резко тормознул, схватил меня одной рукой за грудки и, с силой ткнув кулаком в грудь, прижал к припаркованному на тротуаре Джипу.
— Какое тебе дело до меня? Мы с тобой всего два месяца знакомы. Я тебе никто, ты мне никто.
— Она не виновата.
— Думаешь, я хоть на секунду мог поверить, что у неё любовь с Яровым? Если бы такое вдруг случилось, я бы вышел в первое попавшееся окно.
— Почему же ты тогда так разозлился?
— Не лезь не в своё дело, — он рывком отпустил меня, перешел на другую сторону дороги, а потом вдруг остановился и, увидев, что я всё ещё стою на том же месте, крикнул:
— Пойдешь со мной в зал?
— Нет, — крикнул я в ответ. — В школу вернусь.
На английский я пришел вовремя. Лёха с Зоей были в другой группе. Зато в моей был Яров и, увидев меня, позвал сесть с ним.
— Ну чё, пошла движуха? — прошептал он, глядя в учебник. — А ты отговаривал. Теперь события совершенно точно будут развиваться по одному из двух сценариев. Если он поверил фоткам и успел почитать, что в группе пишут — пойдет бухать и забьет на школу. Отправится к своей шпане, где ему и место, и потом его просто отчислят по факту прогулов. А если вдруг не поверит, что тоже вероятно, потому что Зое он верит как себе, то, вот увидишь, прямо в школе драку устроит. И в этот раз я сделаю всё, чтобы это ему с рук не сошло.
— Он не поверил.
Яров развернулся вполоборота ко мне.
— Никит, ты серьёзный, приличный парень. Зачем тебе эти идиоты сдались? Или это из-за Зои? Хочешь, расскажу про неё? Ну, в смысле, что она любит, что ей нравится, и вообще как вести себя, чтобы она на тебя запала? Можешь не отвечать прямо сейчас. Подумай. Успех любого предприятия в первую очередь зависит от верно выбранного партнера. Сейчас самое время определиться, на чьей ты стороне. Ты, небось, думаешь, что я гад, и поступаю по-гадски, но это очень поверхностное и немудрое суждение.
— То есть ты знаешь, что поступаешь по-гадски?
— Победителю прощается всё. Нина была моей девушкой. А кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет. За этот подлый ход я Трифонова раздавлю как жука. Он у меня не только вымажется дерьмом, он его ещё и жрать будет.
— А вдруг победит он?
— Тот, кто тратит все силы на борьбу с самим собой, не в состоянии никого победить.
На следующий день Тифон в школу не пришел. И даже Лёха не знал почему. Зоя же пребывала в очень странном состоянии. Слишком громко разговаривала, не смешно шутила и глупо смеялась.
— Пьяная что ли? — спросил Криворотов, когда спускались по лестнице на первый этаж. Звонок уже прозвенел, и мы торопились на биологию. Но она вдруг остановилась, села на ступени и уронила голову на руки.
Я заглянул ей в лицо. Глаза мутные, взгляд рассеянный, но алкоголем не пахло.
— Полночи не спала. Пришлось таблетки те мамины выпить. Снотворное. Я его нашла. Теперь всё хорошо, просто отлично, но мне отчего-то кажется, что до школы дошло только моё тело.
— Тебе домой нужно, — сказал я.
— Шутишь? Как я пойду? Мне бы до биологии доползти.
— Давай я тебя провожу.
Лёха одобрительно кивнул:
— Я бы тоже из школы свинтил, но двоих провожатых Наталья Сергеевна не отпустит.
Домой Зоя еле шла, и мне пришлось обнять её, чтобы она не застревала и не останавливалась на каждом шагу.
От её волос пахло шампунем и духами. И из-за этой близости я чувствовал стремительно нарастающее волнение. Но совсем иначе, нежели когда она предлагала стать моей девушкой. Тогда я понимал, что это разводка, а теперь ситуация была в моих руках.
А когда зашли в лифт, и она всем телом прижалась ко мне, всё-таки не удержался и поцеловал её. Это оказалось совсем несложно. И почему я не сделал этого раньше?
Где-то в душе я понимал, что поступаю некрасиво и использую её беззащитность, ведь при других обстоятельствах я бы вряд ли осмелился на такой шаг, но именно осознание полного физического превосходства вселяло уверенность.
На поцелуй Зоя не ответила, хотя и ничуть не удивилась. Вообще никак не отреагировала. Рассеяно улыбнулась, пожала плечами, и когда двери лифта открылись, вышла, будто ничего и не произошло. На пол звонко упала заколка. Я поднял её и выскочил, торопливо оправдываясь.
— Извини. Ты мне очень нравишься.
— Понятно, — она открыла дверь и замерла на пороге. — Ты мне тоже.
Услышать такое было потрясающе. В порыве нахлынувших эмоций я шагнул навстречу. Она начала прикрывать дверь, но я в спешке схватил её за локоть и снова начал самозабвенно целовать: лоб, щеки, губы, глаза, рыжие пряди, всё что попадалось. Она была мягкая, теплая, сонная и какая-то очень близкая, словно милый, родной человек. И как я мог сомневаться в том, что тоже нравлюсь ей? Ведь она же говорила, что я симпатичный и понимаю её лучше всех. Мне показалось, что от волнения у меня вот-вот выскочит сердце, а потом я открыл глаза.
Зоя серьёзно и на удивление осознанно смотрела на меня.
— Никита, ты мне нравишься. Просто нравишься.
Кровь вдруг отхлынула от головы, словно холодной водой окатили.
— Я тебя не понимаю. Что это значит?
— Это значит, что этого не достаточно.
— Для чего не достаточно? Почему не достаточно? Если ты мне нравишься, а я тебе, что тут не так? Ты же сама встречаться предлагала!
Она медленно прикрыла глаза, я схватил её за плечи и встряхнул.
Негодование захлестывало! Только что я так высоко поднялся в своих лучших ожиданиях, и падать было невыносимо больно.
— Почему не достаточно?
Но она, прижавшись спиной к распахнутой двери, попросту съехала вниз, уронила голову на коленки, закрылась руками и осталась так сидеть.
— Потом объясню.
Чувствуя себя униженным и глупым, я так жутко разозлился и одновременно растерялся, что собирался сразу уйти, но потом понял, что не могу оставить её сидеть возле распахнутой двери.
Поднял под мышки, хотел перевалить через плечо, как это всегда делал Трифонов, но переоценил свои силы. Кое-как дотащил, положил на кровать. Размотал палантин, снял пальто, долго возился со шнурками, бросил ботинки под диван и накрыл её плюшевым пледом.
После чего сел рядом: любуясь, отгоняя всяческие соблазны и пытаясь привести мысли в порядок. А когда собрался уходить, неожиданно обнаружилось, что входная дверь не захлопывается и снаружи закрыть её можно только ключом. Так что пришлось остаться.
Я бесцельно походил по квартире, вскипятил чайник и завалился на один из оранжевых кухонных диванчиков, где они спали, когда приезжала мама. Положил под голову куртку и, думая про всё, что случилось, задремал.
Разбудил меня громкий настойчивый дверной звонок. Послышались Зоины торопливые шаги и звук открываемого замка.
— Привет. Мне Лёха написал, что ты дома.
— Я спала.
— Ну, чего застыла? Дай пройти. Я замерз и дико есть хочу. Сделай мне горячие бутерброды с сыром, как ты делаешь.
— У Нины семь уроков. Заходи позже. А я всю ночь не спала и теперь на таблетках.
— Ладно, давай мириться. Я больше не обижаюсь. Понимаю, что ты бы никогда нарочно так не поступила. Просто мне нужно было это переварить. Хочешь, за пиццей сгоняю?
— Я хочу спать. Всё, пока.
— Погоди. Объясни, хотя бы, чего ты дуешься? Я же вижу. Уже который день. Из-за этого Миши своего? Да забей. Зачем тебе этот убогий?
— А кто для тебя не убогий?
— А как его ещё назвать? Я ему только пригрозил, и он сразу свалил. Что за пацан, который тут же поджимает хвост и в кусты? Тебе, Зоя, такие не нужны.
— Конечно, ты лучше знаешь, кто мне нужен.
— Тебе нужен нормальный правильный парень, не задрот, не чмошник, такой, у которого с тестостероном и понятиями всё в порядке.
— Он приехал в чужой район, как ему ещё себя вести?
— Если бы мне по-настоящему нравилась девчонка, хрен бы меня какой район остановил.
— А тебя вообще хоть что-то может остановить?
— Да.
— Что же?
— Ты, — он засмеялся ещё более хрипло чем обычно. — Я же послушно стою и терплю, зная, что у тебя никого нет, и что я могу спокойно пойти и выпить горячий чай, о котором мечтаю всё утро, прямо сейчас.
— Придется ещё потерпеть. Нина будет после трех.
— Слушай, давай заканчивай эту ерунду, серьёзно. Видишь, я сам пришел, хотя, как подумаю, что ты за моей спиной можешь любезничать с Яровым, готов на месте задушить.
— С Ярославом в ссоре только ты.
— Но, Зоя! Кто угодно, только не Яров, умоляю.
— А почему нет? У Ярова-то как раз и с понятиями и тестостероном всё в норме. К тому же он теперь свободен.
— Что? Ты специально меня сейчас выводишь? И мириться по-хорошему не хочешь?
— С чего ты взял, что мутить с Ниной, которую ты раньше называл шваброй, лучше кофе с Яровым?
— Бли-и-ин, — застонал он. — Давай, я зайду, ты мне милостиво нальешь чаю, и я попробую тебе объяснить.
— Говори здесь.
— Но почему? Я же готов всё объяснить. Просто охрип совсем, ты же слышишь.
— Купи себе что-то от горла и посиди дома. Мне спрей хорошо помогает.
— Всё-таки это из-за Миши, из-за Нины или из-за Ярова? Скажи, чтоб я просто знал, — голос был тихий и злой.
— Из-за тебя. Всё пока.
Дверь захлопнулась. Несколько долгих минут она стояла в коридоре. Мне послышалось, что шмыгает носом, но когда вошла на кухню, её лицо было сухим и абсолютно спокойным. Бросила на меня беглый взгляд и сказала:
— Расслабься, он ушел.
— Ты знала, что я здесь?
— Конечно. Ты спал, как младенец. Так бы я его пустила. Плохо выглядит. Дня три бы ему отлежаться.
— Ты не пустила его из-за меня?
— Естественно. А ты хотел новых разборок? Он же ещё тот блюститель моей нравственности. Так что летел бы ты с лестницы почище Дяди Гены.
Она вспомнила тот эпизод и рассмеялась.
Мне же после своих тупых поцелуев и неловких приставаний возразить было нечего.
— Рассказать из-за чего? — Зоя задумчиво подошла к окну, что-то там выглядывая.
— Почему он так из-за этого напрягается?
— Конечно, — я сел, пытаясь прогнать остатки сна.
— Нам лет двенадцать было. Гуляли во дворе на площадке. Никого больше, на каникулы все разъехались. Я должна была через два дня на дачу уехать, а Трифонов всегда в Москве оставался, потому что ему некуда было ездить. Мы на площадке сначала сидели, а потом решили сходить за мороженым, но денег ни у кого не было. И Тиф сказал, что сбегает домой. Это было у него во дворе как раз. Я на лавочке осталась. И тут ко мне машина подъезжает. Желтая с шашечками, типа такси. Водитель — обычный неприметный мужик. Темноволосый, лысоватый немного, очень вежливый. Спросил как ему до нужного адреса доехать. Типа вызвали, люди ждут, а он уже минут пятнадцать по дворам кружит и никак найти не может. У всех спрашивает, но без толку. Я попыталась объяснить, и вышло не очень. В общем, он такой: «садись, покажешь, а я тебя потом обратно сюда довезу». Через пять минут вернешься. Ну, я, святая простота, забралась на переднее сидение и давай умничать, что я тут каждый двор, каждую улицу, как свои пять пальцев знаю.
Зоя замолчала, но от окна не отошла: то ли на что-то смотрела, то ли просто задумалась.
— Сложно сказать, отчего так происходит, что ты хоть и слышал сто раз про то, что с чужими разговаривать нельзя, ходить никуда нельзя, в машины садиться тем более, но всё равно, когда это случается на самом деле, всё кажется совсем другим. Обычный человек, обычный вопрос, страшного ничего нет, лето, утро, прибитый поливалками тополиный пух, мороженное в палатке за углом, желание выпендриться перед взрослым человеком.
Она опять немного помолчала.
— Раньше я про это спокойно рассказывать не могла, а теперь видишь, нормально. Стирается потихоньку. Ну, естественно ни по какому адресу он не поехал, попетлял по дворам, придуриваясь, будто случайно не туда свернул и, объясняя, что где-то там проезда нет, а в итоге к лесу вырулил. Ну, тут уже я сообразила, что не то что-то, хотела из машины выскочить. А он, когда увидел, что я заметалась, как ударит, прямо кулаком в челюсть. Так сильно, что я сразу сознание потеряла. Я потом долго старалась понять помню ли что-нибудь. Ведь, если не помню, то почему во мне осталось столько ужаса? Психолог говорила, что сознание может просто заблокировать негативные воспоминания, но из того, что я помню на самом деле, это уже как Тиф на меня босоножки надевает. Они свалились, когда этот гад меня по лесу тащил. А когда Тиф увидел, что я открыла глаза, расплакался, прям как маленький. Представляешь? Будто это не на меня маньяк напал, а на него. Так что я, ещё не совсем понимая, что произошло, минут десять его успокаивала. А потом оказалось, что он, когда выходил из подъезда, успел заметить отъезжающее такси, но поначалу внимания не обратил, а обнаружив, что меня на лавке нет, включил в телефоне навигационное отслеживание номера. Мы всегда этим способом пользовались, чтобы находить друг друга в районе, если звук мобильника отключен. Так вот, когда Тиф обнаружил машину, в ней уже никого не было. И он побежал в лес искать. Сначала нашел одну босоножку, потом другую. Потом что-то ещё из вещей. Всё это случилось очень быстро. Если бы он не поехал за нами сразу, то в живых меня наверняка уже бы не было.
Когда этого мужика поймали, выяснилось, что он за неделю до этого другую девочку убил. Задушил. В Измайлово где-то. Про нас, кстати, даже в Интернете писали, типа «Шестиклассник спас одноклассницу от маньяка». Даже журналисты приезжали, но мы договорились про это ни с кем не разговаривать. Потому что Тифа сразу на слёзы пробивало. И он ужасно злился, что не может это контролировать, словно контуженый. Представляешь плачущего Трифонова? — Зоя кивнула в сторону окна. — А я не говорила, потому что ничего не помнила, и рассказывать мне было нечего. Только то, что он мне сам сказал. Что когда увидел его среди деревьев и меня на земле, то даже ничего придумать не успел, просто начал громко свистеть, ну так, как все мальчишки умеют, что аж уши закладывает. Маньяк сразу же испугался. Может, он думал, что их там много идет, а может, не разглядел, что это всего лишь пацан. В полиции, правда, сказали, что такие, как этот, шугаются всего подряд, и их может спугнуть даже кошка. Вот такая история. С тех пор, Тифон всех от меня гоняет. Глупо, конечно, но я понимаю. Если бы не он, я бы здесь не сидела.
История показалась мне по-настоящему жуткой. Я всегда думал, что такое случается только с какими-то непонятными людьми из телевизора.
— После того происшествия мы несколько лет подряд брали его с собой на дачу. Я его там и плавать, и нырять научила. А ещё классные шалаши строили в лесу. Когда шел дождь, всегда в них прятались. Особенно во время грозы прикольно. Кругом всё грохочет, молнии сверкают, ветер воет, вода стеной стоит, а ты сидишь в своём убежище, смотришь, как потоки хлещут и такое чувство, что во всем мире происходит Апокалипсис. А мы сидим такие глупые на прожжённом старом матрасе и думаем, что в полной безопасности. Такие придурки.
Я подошел к ней и тоже посмотрел в окно. Тифон сидел на лавке у подъезда. Рядом стоял мотик.
— А с утра ходили за молоком. За настоящим, коровьим. В соседней деревне у женщины две коровы были. Мы с Ниной это молоко никогда пить не хотели, оно очень жирное, густое и пахло коровой. Но бабушка всё равно заставляла, поэтому Тиф тайком за нас пил, даже некипяченое.
Зоя улыбалась, целиком погрузившись в свои детские воспоминания. Мрачная история с маньяком отошла на второй план.
На тротуаре возле дома появилась Нина. Она подошла. Трифонов встал. Говорили минуты две, и по напряженному Нининому лицу было видно, что этот разговор ей неприятен. А когда Трифонов сел на мотоцикл и завел его, Нинка что-то крикнула и показала средний палец.
Через пять минут она ворвалась в квартиру злая, как фурия.
— Что ты ему про меня наговорила? — с порога завопила она, влетела в кухню прямо в сапогах и куртке, но увидев меня, осеклась. Расстреляла нас обоих взглядом и ушла в комнату, громко хлопнув дверью.
— Удивительно, что вы так непохожи, — сказал я, немного опешив.
— У нас разные друзья, — ответила Зоя. — И среди своих подруг Нина — ангел.
Я понял, что мне пора идти. Извинился перед ней за «тупое поведение», а она поблагодарила за то, что довел, однако чувство обоюдной неловкости всё равно невольно повисло между нами.
Шел домой и вспоминал Лёху, поучавшего какого-то девятиклашку во время одного из перекуров за гаражами.
«Никогда не спрашивай у девушки, нравишься ли ей. Во-первых, после этого вопроса ты уже ей не нравишься. А во-вторых, спрашивают только те, которые заранее знают отрицательный ответ. Какой смысл об этом сообщать? Вот втирает она мне про свои чувства, и чего? Я что после этого сразу её полюблю? Будет только дебильная ситуация, в которой я должен придумывать дебильные объяснения, почему она не может мне нравиться, а она — выслушивать эти объяснения. Я не говорю, что ты не должен показывать. Говорю, что спрашивать не должен».