Счастье
Что же, мои опасения подтвердились, Алене было плевать, она не припомнила мне ни того случая, ни наших разговоров перед экзаменами, ничего... А ей, как я уже писал, плевать...
Сейчас я, понимая, что противоположность любви вовсе не ненависть, наверное огорчился бы подобному, но тогда... Тогда я был счастлив.
Перед лицом десятый класс, куча новых, интересных людей; передо мной "открыты" (все мы знаем, как обычно открыты все эти двери, но опустим) все двери, а рядом со мной, в одном классе, самая лучшая девушка на свете... О чем еще мечтать?
Началась та самая пора жизни, когда человек достаточно глуп, чтобы совершать ошибки, но достаточно зрел, чтобы мочь их совершать...
Правда, к сожалению, это промчалось мимо меня.
Не было ни вечеринок, ни пылкой влюбленности, лишь слухи...
Кто-то рядом весело пересказывал свои похождения по кальянным...
Спереди одноклассник делился историей о своей забавной неудаче, дескать дама уже готова, но рядовой Писюнкин вставать резко отказался...
Были безумные истории с дней рождений и прочих праздников, а уж наши школьные посиделки... Я до сих пор понять не могу, как можно протащить немножко жидкого веселья туда, где проверки идут каждые несколько секунд... И ведь протаскивали!
Но, опять же, я был чрезмерно, до блевоты, приличным... Лучше сказать - забитым, парнем. Все по правилам, по совести... "К черту и совесть, и правила, и зажатость - развлекайся, жизнь одна, а ты с девушками за ручки еще не держался" - сказал бы я себе, но поздновато... Ладно.
Несмотря на изредка накатывающее ощущение отчужденности, неправильности моего положения, я все же был счастлив.
Был счастлив слышать ежедневно милейший, слегка картавый говорок Алены (она тогда, помнится, брекеты носила - тоже милейшая особенность), весело просить ее сказать разные глупые фразы, в которых всенепременно должна была быть злосчастная "р", которую она всегда с улыбкой выговаривала.
Что же, в параллельном классе была некая традиция - приветственные объятия. Нужно ли писать, что я, парень девушек боявшийся, остолбенел после объятий с Аленой...
Охх, стой, мгновенье, ты прекрасно...
Хотелось обнять как можно сильнее, но проклятая гордость, хотя стыдливость, отняла у меня все силы... Даже если бы мне хватило духу сложить свои лапы на ее крохотной спинке, они бы все равно не сомкнулись, ведь ни грамма силы в них не осталось, все растворилось, исчезло, расползлось по краешкам тела...
Это, наверное, была самая счастливая часть моего старшелассничества, если милый читатель позволит мне выдумать новое слово. Учителя, пусть и знали обо мне, но заново присматривались к нам, к новорожденному классу. Заданий было немного (хотя это не касается литературы), за временем никто не следил, к тому же я тогда открыл для себя новую, почему-то заброшенную мной раньше часть школьной жизни - общественную деятельность. Кем я поначалу только не был...
И волонтером корчился и смеялся на субботнике, собирая, простите за подробности, презервативы; и поэтом-писателем, готовясь к разным конкурсам и выступлениям; и танцором, выделывая простенькие три шага, которым меня (вообще целую группу) старательно учила Алена...
Я до сих пор помню ее уроки.
Серьезная, но совсем не строгая, терпеливо объясняющая нам, дубням и корягам все азы шага, показывающая их... В моей памяти она навсегда осталась плывущей по сцене, слегка усталой, но все же воодушевленной.
Она проходила танцевальный круг с каждым, и я ревностно ждал своей очереди, изумительно стараясь, пытаясь ничем не огорчить и даже лишний раз не касаться ее, но буду честен - танцы мне давались тяжело.
Я был грузен и неповоротлив, шаг мой - широк и неудобен, а партнер мой был вынужден подгонять меня, ведь я, как и подобает неповоротливым парням, не мог просто совершить шаг, поворот, движение - мне нужно было обдумать, притормозить, остановиться, за что я и получал свой крохотный нагоняй, но спешу отметить, что во время выступления я был поразительно спокоен... На фоне моего партнера...
Эхх... Но потом что-то сломалось...