Глава 5. Встреча с призраком прошлого.
Ллойд
Музыкальная аудитория выглядит очень впечатляюще: огромное количество инструментов от арфы до кларнета, отдельная комната со студией звукозаписи и не стандартная организация учебного процесса. Все студенты заняты каждым своим делом, пока преподаватель не явился кто-то бездумно импровизирует на фортепиано, кто-то уселся на мешки пуфики и бурно что-то обсуждает, а некоторые так как и я сидят за стулом с пюпитром и терпеливо выжидают прихода преподавателя.
— Эй, новенький, — шепотом зовет парень неподалеку от меня, сидя на стуле и перегибаясь через миниатюрный столик у стула. — Линд, да?
— Ну почти,— в полный голос отвечаю. — Ллойд Форд.
— О, прости, у меня довольно плохо с запоминанием имен, — он продолжает говорить шепотом, что не может не забавлять, ведь преподаватель еще не появился и все студенты нагло галдят друг с другом. Даже парень за фортепиано аккомпанирует арпеджио к импровизированной песней девушке рядом громче, чем он говорит. — Меня зовут Кевин Боуни.
Не долго думая, парень со скрипом придвигается ближе ко мне вместе со стулом, протягивая мне руку в знак приветствия. Не долго думая я пожимаю его ладонь отвечая:
— Приятно познакомиться, Кевин.
В широкой улыбки и слабом чрезмерном кивании головой, невозможно не увидеть определенные проблемы. У Кевина явная патология в развитии, но не смотря на это он довольно расслабленно ведет себя, и в его слоге не слышны проблемные нотки. Парень опрятно одет, держит прямо спину, медленно поправляет зализанную назад прическу, то и дело поправляя каштановую весьма длинную прядь за ухо. Кевину явно нравится, что я с ним заговорил на равных и не скрывая счастливой улыбки он молча заглядывает в свои конспекты, будто делая вид что он занят.
Краем глаза я замечаю косые взгляды на моем новом знакомом. Дерзкие презрительные и холодные. Я сразу понимаю, что большинству не нравится, что с ними на факультете учится "особый" студент. Все предрассудки только из-за стереотипов. Я уверен, что Кевин - весьма одаренный парень. Изучив полмира и повидав множество разных людей различных рас, народов и религий, понимаешь, что невозможно судить одного человека под одну гребенку. Я часто встречал таких как Кевин, и часто их способностям. Они могут быть гениальны в той сфере, которая им интересна. Уверен, что Кевин, еще многих удивит.
— Всем добрый день! — резко произносит мужчина, входя в аудиторию. По его строгому костюму и кожаному портфелю в руках, становится ясно, что он один из преподавателей. И Судя по тому как он быстро заходит в аудиторию, поглядывая на часы, тот самый, которого мы все ждем. В моей памятке написано что его зовут мистер Дженкинс.
Он кидает на меня пронзительно долгий взгляд, будто вспоминая в голове, кто я такой и ни с того громко произносит, оглядывая всех присутствующих в аудитории:
— Так! На повестке дня у нас задание от Мистера Коллинза, — зал охватывает недовольное перешептывание после того, как преподаватель называет имя. — Ему на новую театральную постановку требуется музыкальное сопровождение, есть добровольцы?
Все молчат, некоторые студенты делают вид, что не слышат просьбу и продолжают заниматься каждый своим делом. Только Кевин оживляется и с надеждой смотрит на учителя. Мужчина осматривает все студентов и его взгляд падает на одном из скучающих за роялем парнем.
— Чарли, ты готов помочь?
— Мне нужно готовится к выступлению, — сухо отвечает парень, его пальцы ложатся на клавиши, выстраивая минорный аккорд.
Ответ преподавателя не радует. Чарли же немного застенчиво и тихо говорит "Я могу", но его не слышат.
— Кайл! — не отрывая взгляда от Чарли произносит мужчина.
— Мне нужно подтянуть гармонию с полифонией, — парень явно на ходу подбирает отговорку. — И скоро экзамен по истории музыки.
— Мистер Дженкинс, — смелее и громче произносит Кевин и мужчина наконец обращает на него свой взор. — Я могу.
— Я не думаю, что это отличная идея, там будет много зрителей...
— И ты затрусишь и убежишь, как тогда экзаменах, — с издевкой добавляет Чарли, продолжая тихую импровизацию на фортепиано.
— Но это было давно, — почти шепотом оправдывается парень и замолкает.
Взгляд Кевина моментально меркнет, и улыбка с его лица спадает. Он, видимо, решает не спорить с преподавателем, а может просто засмущался из-за того, что Чарли напомнил о неприятной ситуации из его прошлого. Ловя насмешливые взгляды студентов, он уставляется в экран своего телефона. Мне становится неловко и обидно за парня, и судя по холодным лицам в музыкальном зале, свои чувства я навряд ли мог с кем-то разделить, кроме самого Кевина.
— Может новенький сможет нам помочь? — Мистер Дженкинс появляется прямо передо мной. — Ллойд, верно?
Преподаватель протягивает мне руку, но мне совсем не хочется ее жать. Преподаватели не должны поддерживать травлю студентов, какой бы она не была.
— Меня зовут Генри Дженкинс.
Я только киваю, надевая дежурную улыбку и нехотя жму ему руку.
— Большинство студентов заняты подготовкой к рождественному концерту, Мистер Коллинз как всегда не вовремя сообщил о необходимости музыкального сопровождения.
Ни одно из его слов не фиксируется у меня в голове. Мне абсолютно все равно на его слова, я просто молча соглашаюсь.
— Отлично, — он хлопает меня по плечу, за что у меня появляется огромное желание сломать ему руку. — Считай что вокал, ансамбль и сольфеджио ты уже сдал.
— Вы не говорили, что добровольца освобождают от занятий.
— Частично, только во время репетиций. Кстати о них, — он смотрит на часы на запястье. — Репетиция в самом разгаре, Мистер Коллинз уже ждет тебя.
Настроение окончательно падает. А странное предчувствие только подначивает неприятные эмоции взять вверх над моими мыслями. Я молча беру чехол с гитарой и произношу.
— Где проходит репетиция?
— О, я провожу, — Кевин вскакивает с места и в спешке собирает вещи.
Когда мы выходим из музыкального зала, парень облегченно вздыхает и сбавляет скорость шага до минимума, видимо, не желая возвращаться обратно так скоро.
— Думал, что хоть в университете на меня забьют, но нет, — тихо начинает Кевин.
— Тогда забей сам.
— У меня слабая форма аутизма, но все таки она есть, и это замечают. А мне иногда трудно проявлять свои эмоции, но я стараюсь.
— На чем играешь? — я решаю сменить тему его болезни, так как для меня она не имеет никакого значения, чтобы с ним общаться.
— Фортепиано и скрипка, немного на басах и ударных могу.
Мы проходим по коридору к лестничному пролету и спускаемся вниз. Настроения совсем нет, а странное предчувствие только подначивает плохим мыслям врываться в мой разум. Даже небольшая экскурсия Кевина по пути не приносит никакого успокоения.
— Мистер Коллинз может показаться весьма эмоциональным, но он отличны учитель и режиссер. Кстати учителей актерского называют "мастерами". Но Мистера Коллинза называют "Зануда Бак".
Кевин давит улыбку, но глаза его не выдают ни малейших эмоций. Мой новый знакомый пытается не показывать своих проблем, или же просто напросто привык держать на себе маску "нормального человека". Это глупо. Ненормальные это те, кто вынуждает таких как Кевин скрываться под масками. Сами такие люди из себя ничего не представляют.
Помню как мы с ней ловили хулиганов из младших классов и устраивали им взбучки за то что те обижали детей. Мы хотели, чтобы люди были добрее друг к другу. Она так хотела. Добрее нее я никого не видел. Она всегда излучала обезоруживающее тепло и доброжелательность даже к тем, кто пытался разрушить ее добродетель.
Я в городе, где все началось, и черт возьми, как бы я не пытался, выкинуть ее из головы, у меня не получается.
Когда мы проходим холл, я останавливаюсь, впуская в память навязчивые вспышки из памяти. В тот день она звонко смеялась, обнимая меня крепко-крепко, а я предвкушал отъезд в Грецию. Наш выпускной класс пригласили на день открытых дверей в университете, но спустя пару минут вступительной речи ректора в актовом зале, мы с ней решили сбежать на озеро.
Это был последний лучший день в этом городе.
— Мы пришли, — довольно говорит парень, останавливаясь возле двери.
Кевин слегка раскачивается с пятки на носок, барабаня подушечками пальцев лямки портфеля. Кажется, он хочет что-то сказать мне, но по каким-то причинам не может. Вдруг, не говоря ни слова, он резко разворачивается и стремительным шагом направляется обратно.
— Не хочешь статься, посмотреть репетицию? — спрашиваю у его постепенно уменьшающейся фигуре в коридоре.
Кевин останавливается и поворачивает обратно, так же молча быстро шагая мне навстречу. Ведет он себя забавно: кротко улыбаясь, смотрит себе под ноги.
— Отлично, — подбадриваю его, когда мы заходим в зал. — А то по тебе видно, что ты и минуты лишней в том зале проводить не хочешь, а Мистеру Дженкинсу скажешь, что устроил мне экскурсию.
— Ему плевать на мою посещаемость, — Кевин садится за последние ряды и блаженно вздыхает, обращая взгляд на сцену. — Подожду тебя здесь.
Не отводя глаз от сцены я медленно спускаюсь вниз к мужчине сидящему на первом ряду. По стопе листком, нервной жестикуляции становится понятно, что это тот самый Мистер Коллинз, ну или Зануда Бак. На сцене разворачивается цела драма, в центре сцены находится девушка, терпящая выкрики и оскорбления других. Судя по оборотам речи постановка довольно старая, либо сделана на старый лад.
Зануда Бак не обращает на меня ни малейшего внимания, когда я подхожу ближе. То и дело он нервно вздыхается и хватается за голову при каждой реплики актеров. Ребята на сцене выглядят заметно уставшими, и каждое их действие это выражает. Они лениво жестикулируют и передвигаются во время реплик, а те кто выполняют по большей мере роль массовки и то вовсе в открытую зевают и потягиваются, разминая спины.
— Мистер Коллинз, — тихо зову я мастера, но тот меня не слышит и тогда мне приходится легонько толкнуть его в плече. — Мистер коллинз, я пришел по поручению Мистера Дженкинса.
— О, музыкант, — его глаза загораются и мне не удается понять разыгрывает ли он любезность или всегда так театрально проявляет эмоции.
Он останавливает репетицию и громко объявляет о моем прибытии. Девушки на сцене заметно оживляются, а парни же наоборот безразлично смотрят в сторону. Мне же в глаза бросается гольно-черный блестящий рояль в конце зала. По резным ножкам и узорчатому пюпитру я сразу узнаю любимую марку Steinway & Sons, это лучшие рояли с самым лучшим звучанием.
Зануда Бак приглашает меня на сцену и начинает задавать дежурные ответы. Я отвечаю не задумываясь, в моей голове сейчас только одно: добраться до этого инструмента и у слышать его великолепное звучание.
И вот когда мастер приглашает меня сыграть, я без колебания между гитарой и клавишами выбираю рояль. Когда я сажусь за инструмент, то сильно надеюсь, что его содержат в хорошем состоянии, даже одна расстроенная нота - преступление для Steinway & Sons. Но что же сыграть? Моцарт, Бетховен, Шопен - в моей голове разом всплывает добрый десяток любимых классических произведений. Вот только душа просится петь, и как только пальцы касаются клавиш, вместо Моцарта звучит грустная мелодия из песни, которую я слушал в самолете, когда летел в США.
Весь мир постепенно перестает существовать. Вокруг меня образовывается непроглядная темнота, которую я выстраиваю в своем сознании. Музыка через клавиши забирается по пальцам к руке и переливается прямо в сердце. Я становлюсь частью этого звука, частью инструмента и не замечаю как начинаю хрипловато напевать песню, где каждое слово таит в себе особый для меня смысл.
Но когда ты проснешься, все будет немного лучше,Клянусь, я восполнюВсё или даже больше, однажды, когда я вернусь.И это всё не просто трудный период,Все падающие звезды разбились,Хоть и кажется, что полмира позади.
Этот непередаваемый кай, который я испытываю за клавишами переполняет меня.Кажется, что скитаясь столько лет по миру я наконец появился в нужном месте в нужное время. И вот я уже начинаю петь громче и тяну ноты своим низким басистым голосом, слыша в голове голос исполнителя оригинала песни. Мои веки смыкаются и сквозь гущу ресниц я замечаю яркие вспышки рядом со мной, и открываю глаза. Ширма рядом с роялем немного наклоняется, яркие вспышки освещают женский силует в тканевой перегородке и из-за ограждения выглядывает пара женских рук, усердно тыкающая пальцами в экран.
Сначала я пытаюсь не обращать внимания, но потом замечаю до боли знакомый женский профиль, и вспышка телефона отдается вспышкой во мне. Я встаю из-за инструмента и иду к ней, надеясь, что просто обознался.
— Олли?
Когда заглядываю за ширму, то сразу встречаюсь с испуганным шоколадно-карим блеском глаз. Она приоткрывает от удивления рот, и ее бархатные губы, чей призрачный вкус проносится на моем языке, тут же смыкаются обратно. В голове проносятся все годы проведенные с ней и я начинаю чувствовать прилив гнева оттого как бездарно мы их потеряли. Она делает нервный вздох и испуг сходит с ее лица, уступая место холоду и безразличию. Образ который остался в моей памяти. Образ любящей нежной счастливой девушки моментально разрушается. Передо мной стоит совершенно другой человек, и судя по холодному взгляду, ее призраки прошлого не тревожили.