22 глава
(От лица Василисы)
Это утро можно было бы назвать добрым, если бы не гнетущее чувство, сжимающее грудь. Сегодняшний день висел надо мной тяжёлым, тёмным облаком. После уроков предстояла встреча за школой, вместе с Лерой. Не та, на которую идешь с подружкой за мороженым, а та, от которой зависит слишком многое.
Я решила сегодня не выпендриваться и одеться максимально незаметно — простые темные джинсы, чёрный свитер, кроссовки. Без намёка на шик. Лера с шести утра закидывала меня сообщениями, нервничала, предлагала встретиться под лестницей перед первым уроком. Я, конечно, переживала, но старалась не показывать вида. Паника — плохой союзник.
Может, кого-то интересует, почему в этой всей движухе больше не фигурирует Кира? А я скажу. Лера только сегодня утром узнала и срочно сообщила мне: Никита бросил её два дня назад. Судя по всему, выжал из неё всё, что нужно, и выкинул, как использованную салфетку. А Кира... Кира в тот день стояла перед ним на коленях и в слезах, умоляла не уходить.
Вот же дура. Сердце сжалось от жалости и злости одновременно. Как можно так себя не уважать?
Ох, вот меня в школу и подкинул батек. Я молча смотрела в окно, на мелькающие улицы, чувствуя, как комок в горле становится всё больше. Закинула свой тёмный бомбер в раздевалку и направилась под лестницу.
Там уже сидела Лера. Как только увидела меня, схватила за руку и начала тараторить, слова путались и накладывались друг на друга:
— Вась, а если что-то пойдет не так? Мало ли, Никита следит? А может, это всё ловушка? Может, эти девчонки его подставные? Я не уверена, мне страшно...
Я взяла её за плечи, заставила посмотреть на себя, и сказала максимально спокойно и твёрдо, хотя сама дрожала внутри:
— Лер, кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Это последний шаг. Закончим всё — и выдохнем. Навсегда.
Она посмотрела на меня, глубоко вздохнула и согласно закивала, пытаясь унять дрожь в руках. Мы разошлись, чтобы не привлекать лишнего внимания.
День прошёл как на раскалённых иголках. Каждый звонок, каждый шаг за спиной заставлял вздрагивать. Я забыла уточнить, что вчера умоляла Лешу по телефону не приходить сегодня в школу и сидеть дома. Фиг его знает, что может случиться, а он, со своим горячим нравом, только всё испортит. Шесть уроков пробежали в каком-то туманном кошмаре. Я не помнила ни одного слова учителей.
Вот я стою на пороге школы, встречаю взгляд Леры. Она бледная, но подходит ко мне решительно. Мы молча пошли. Мда, для полной атмосферы тревожного триллера не хватало только музыки из «Бригады».
Завернули за угол старого гаража. Там уже ждали две девчонки, которых я знала лишь в лицо — из компании Никиты. Они что-то быстро, шёпотом, нашептали Лере, поздоровались со мной кивками. Я в ответ молча кивнула, оценивая их взглядом. Одна из них, с пирсингом в брови, начала диалог:
— Так, Лер, я уже начала всё перекидывать тебе в телегу. Все чистое, с датами. Думаю, этого достаточно, чтобы закрыть Никиту. Его маниакальная влюблённость в Василису и зависть к Леше — это уже что-то с чем-то клиническое... Недавно была ситуация: он побил чела из нашей же компании за то, что тот просто сказал, что Василиса никогда не будет с таким, как он...
Я нервно вздрогнула, по спине пробежали мурашки.
— Он реально больной на голову,— прошептала я, чувствуя, как холодеют пальцы.
Мы молча, как шпионы на секретном задании, пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны.
С этими доказательствами мы пошли прямиком к классной. Она сначала скептически отнеслась к моим словам, подняла бровь, услышав фразу «Никита психически нездоров». Но когда мы выложили на стол распечатки переписок, расшифровки аудиозаписей с его угрозами и планами, её лицо стало серьёзным. Она молча взяла телефон и вызвала директора, а потом и школьного психолога. На разбирательство ушло около трёх часов. Приехали родители, вызвали полицию. Никиту, бледного и злого, в конце концов, увезли в отделение для дачи показаний. Я писала заявление, и моя рука не дрожала. Это был конец.
Как только я приехала домой, с ужасом посмотрела на время. Уже вечер! Чёрт, а у меня же свидание! Я не стала заморачиваться с чем-то глобальным — быстро скинула джинсы и свитер, накинула своё нежно-голубое платье, которое он как-то назвал «цветом неба после дождя». Быстренько уложила волосы в мягкие волны, нанесла лёгкий макияж, чтобы скрыть следы усталости. Сердце колотилось уже не от страха, а от предвкушения.
И вот он, Леша, уже стоит возле моего подъезда. В руках — пышный букет моих любимых белых гортензий. Он был такой... другой. Не тот хулиган с вечной ухмылкой, а какой-то подтянутый, серьёзный и невероятно красивый.
Мы гуляли часа три, наверное. Говорили обо всём и ни о чём. Было легко и спокойно. Но я заметила, что Леша как будто что-то хочет сказать, но не может. Терялся, замолкал на полуслове, нервно теребля цветок из букета. Ну ладно, с кем не бывает. Он проводил меня до подъезда, я смущённо помахала ему рукой и скрылась за дверью.
(От лица Леши)
Я просидел дома целый день, как и просила Васька. Уговорила-таки. До свиданки оставался час, и я начал собираться. Нашёл какую-то свою самую приличную белую рубашку и чёрные брюки. Мать, увидев меня, фыркнула: «Ну жених, прям!» Ахахаха. Но я не смеялся. Я сегодня хотел признаться Василисе. Но не просто ткнуть ей в лоб: «Я тебя люблю». А как-то так... со смыслом. С атмосферой. Чтобы запомнилось на всю жизнь.
Пока я летал в своих мыслях, подошёл к её подъезду. И вот она выходит. И я забыл, как дышать. Она была... неземной. В этом голубом платье, с распущенными волосами. Мы гуляли очень долго, и я всё не мог найти подходящего момента. Всё было не то. И вот мы опять вернулись к её подъезду, попрощались, и я ушёл, так ничего и не сказав. Чувствовал себя полным идиотом.
Я зашел домой, повесив нос. Меня встретил батя с его коронной шуткой:
— Че такой грустный? Леденец сосал не вкусный? — и начал закатываться со смеха.
Я лишь слабо ухмыльнулся. Конечно, за такую шутку он тут же отхватил от мамы тряпкой по затылку. Вот тут я уже рассмеялся по-настоящему.
Я сел на кухне, обхватив голову руками. Как признаться? Как? Я поделился этой проблемой с родителями. Мама развела руками:
«Думай сам, сынок, это твои чувства». А батя, к моему удивлению, рассказал историю.
— А я твоей маме под окнами в -30 «Седую ночь» пел. И мне повезло, что её отец, твой дед, эту песню обожал. Кстати, пел я её семь раз подряд, пока она ко мне не вышла...
Я, конечно, офигел. И тут в голову пришла идея. А если я спою Ваське? Я с интересом посмотрел на отца, и он сразу понял, что к чему. Мы с ним начали настоящий мозговой штурм — что петь?
Тут пришла мама, подлила чаю и задумчиво сказала:
— Слушай, я тут недавно по радио слышала популярную песню. Там такая строчка была:
«Кем я должен стать, чтобы ты была со мной? Строчками Цветаевой или ночной Москвой?»
Я вспомнил! Это же... Я с отцом переглянулся, и в глазах у него вспыхнул тот самый огонёк. Мы синхронно сорвались с мест и начали обуваться.
По пути к Ваське я набрал её номер. Она взяла трубку.
— Ты сейчас дома? — выпалил я, едва дыша.
— Ну да? — ответила она, удивлённо.
— А родители дома? — Да, а что? Мне их выгнать, чтобы ты пришёл ко мне? Ахахаха!
— Выгляни на балкон, — ответил я и положил трубку, не в силах больше говорить.
(От лица Василисы)
Мне позвонил этот малохольный. Что он уже придумал? Я была в своей старой, растянутой пижаме с единорогами и в нелепом пучке на макушке. С любопытствам я вышла на балкон. Рядом тут же возникли мои родители — им тоже стало интересно.
Тут я замечаю знакомый чёрный Range Rover, который резко тормозит под нашими окнами. Из него выходит знакомый мужчина и... Леша. Он прислоняется к капоту. Мой отец, ухмыляясь, ему машет. Тот в ответ машет рукой. Я открыла окно пошире и поняла — щас будет... пение.
Мы как Ромео и Джульетта, только с папиным Range Rover вместо скакуна.
И он начал. Голос был немного нервным, но чистым и таким искренним.
Рассвет стучится в окно,
Тебя ищет уже вся Москва.
А ты спишь, и тебе всё равно,
Лишь бы тебя желали мои глаза...
Мурашки побежали по коже. Я обхватила себя за плечи, не в силах пошевелиться.
Ты уже в моей крови,
От тебя мне сводит скулы.
Мы опять выбрали жить...
И тут припев. Он пел его громко, смотря прямо на меня, не отводя глаз:
Кем я должен стать, чтобы ты была со мной?
Строчками Цветаевой или ночной Москвой?
Звёзды падают на нас, с ними падают мечты.
Я буду маяками в океане твоём жить!
Там где умирает ненависть,рождается любовь
Он что, намекает, чтобы мы начали встречаться? Тут я замечаю, что моя мама уже вовсю записывает это на телефон, а папа стоит с самой довольной ухмылкой на лице.
Леша продолжает, и в его голосе появляются хриплые, щемящие нотки:
Сердце болело до дрожи,
Но что-то хорошее сделал, видимо,
Что твои чувства меня увидели...
Я был заброшенным архивным видео,
В шаге того, чтоб остаться невидимым...
Он закончил петь. В воздухе повисла тишина, а потом он, сложив руки рупором, крикнул так, что, наверное, услышала вся округа:
— ВАСИЛИСА! ТЫ БУДЕШЬ СО МНОЙ ВСТРЕЧАТЬСЯ?
Слёзы брызнули у меня из глаз. Я крикнула в ответ, не думая ни о чём: — ДААА!
И побежала. Босиком, в пижаме с единорогами, с разлетающимися волосами. Выскочила из подъезда и буквально влетела в него. Он подхватил меня на руки, закружил, и я почувствовала, как его сердце бешено колотится о моё. Он наклонился, чтобы поцеловать, но я показала глазами на балкон, где стояли наши родители. Он понял, рассмеялся и понёс меня за угол дома.
И там, в тени старого клёна, он наконец-то поцеловал меня. Это был нежный, но в то же время страстный поцелуй, в котором было всё — и вся наша злость, и обида, и страх, и эта безумная, внезапная любовь, которая перевернула всё с ног на голову. Да, мой прикид оставлял желать лучшего, но в этот момент мне было так хорошо, как никогда раньше.
Мы вышли из-за угла, держась за руки. Мои родители уже зашли обратно в квартиру, а отец Леши как стоял у машины, так и стоял, с самым довольным видом на свете. Я смущённо подошла и поздоровалась:
— Здравствуйте...
Он ухмыльнулся своей фирменной ухмылкой, точь-в-точь как у его сына.
— И тебе привет. Ты хоть заходи к нам в гости. Я готов отправиться на чёрные работы на дачу ради ваших посиделок.
Леша смущённо ткнул его локтем в бок, а я рассмеялась. Попрощалась с Лешей, он ещё раз крепко обнял меня, и я пошла домой, на крыльях.
Родители, конечно, были в шоке. Папа так вообще ходил по квартире и бормотал:
«Ну ясно, пел... А что вы там за углом делали, а? Целовались, да?»
Но мама меня спасла, строго посмотрев на него:
— Успокойся уже, взрослая дочь. Всё нормально.
Постепенно наступил вечер. Я легла спать, прижав к груди телефон с записью его серенады. И впервые за долгое время уснула с абсолютно счастливой улыбкой на лице. Война закончилась. Начиналось что-то новое. И это что-то было прекрасно.