Глава 1. "Барселона"
Комната Эллис тонула в полумраке. Бледный свет пробивался сквозь тонкие шторы, отбрасывая мягкие тени на мольберт, накрытый серой тканью, и старое пианино у стены. Воздух стоял — тёплый, пыльный, почти неживой. Всё вокруг будто затаилось вместе с ней.
— Эллис, — мама постучала в приоткрытую дверь и вошла. В голосе её звучала усталость, перемешанная с осторожностью. — Мы решили... похоронить бабушку в Барселоне. Там, где она родилась. Где её сердце.
Эллис молча кивнула. Её пальцы сжимали край пледа — единственная зацепка в этом зыбком дне. В глазах пылал невидимый шторм: боли, ностальгии, гнева и бессилия.
— Я знаю, это сложно... — продолжила мама, присаживаясь на край кровати. — Завтра утром вылет. Всё уже организовано. Мы будем там — ты, я, тётя Сильвия...
— А папа? — голос Эллис прозвучал неожиданно громко. — Он не едет?
Мама опустила глаза.
— У него важная встреча. Он не может сорваться с работы.
На секунду воцарилась тишина. Только старые стены дома, казалось, вздрогнули вместе с Эллис.
— Значит, его работа важнее, чем похороны своей же матери, — тихо, но резко сказала она. — Прекрасно.
Мама поднялась, делая шаг назад. Её лицо сжалось от боли, но она ничего не ответила — просто вышла.
Эллис сидела в комнате одна. В груди будто что-то сжалось, как пружина, готовая сорваться. Воспоминания о бабушке — её мягкие руки, запах лаванды, испанские песни, что она напевала на закате — хлынули волной.
Она встала, подошла к пианино. Пальцы нашли знакомую мелодию сами. Грустные, дрожащие ноты заполнили комнату. Это была импровизация — как слёзы, переведённые в музыку.
Когда последние звуки стихли, в двери постучали вновь. Это был отец.
— Можно? — спросил он тихо.
— А ты умеешь спрашивать? Я думала, ты только решаешь, что для тебя важнее.
Он тяжело вздохнул, проходя внутрь. Остановился у мольберта, глядя на старую незавершённую картину — пейзаж Барселоны, что Эллис писала с фотографии бабушки.
— Я бы поехал, Эллис... если бы мог. Ты же понимаешь, это...
— Это что? Бизнес? Контракт? Очередная важная встреча? — она встала. — А я? А бабушка? Она всегда была рядом, когда ты исчезал. Она сидела на каждом моём школьном концерте. Она первая увидела, как я нарисовала её портрет. А ты?
Отец молчал. Его взгляд стал тяжелее.
— Мне больно, — сказала Эллис, — и я не могу простить, что тебе сейчас важнее всё, кроме неё. Кроме нас.
Она отвернулась. Он не сделал ни шага. Через несколько секунд, как будто что-то внутри его оборвалось, он вышел. Дверь тихо закрылась.
Эллис подошла к мольберту, сняла ткань и посмотрела на незаконченный пейзаж. В небе над Барселоной не хватало солнца. Она взяла кисть. Сейчас, впервые за последние дни, ей захотелось закончить эту работу. Для бабушки.