согревая сердце. (сборник)

В который раз бросаю взгляд на желтый дом через дорогу. Никаких изменений. Вздыхаю, про себя ругаясь на её абстрактное «приеду в июле». На календаре седьмое число, а её все еще нет.

Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра.

Дедушка уже подшучивает, мол, я как Хатико; осталось только за калитку выйти, сесть на мостках, да с надеждой вилять хвостом на каждую проезжающую машину. Бабушка на него ворчит, мама хихикает, а я только улыбаюсь.

Мы встречаемся с ней здесь каждый год, летом; в маленькой деревушке, когда приезжаем на каникулы к бабушке. В прошлом году она уже была здесь в июне, мы провели вместе два с небольшим месяца. В этом году приехали все, кроме неё: Эмиль со своей девушкой Алей, Никита, Артем. Да, мне есть, с кем гулять летними ночами; с кем рубиться в дурака и свинтуса; с кем кататься на велосипеде и дурачиться в реке. Есть, но мой взгляд все равно прикован к её окнам и забору, и я все еще жду, что с минуту на минуту она выйдет во двор.

Субботним утром мы с мамой уезжаем в город, прихватив с собой бабушку. Мне, признаться честно, ничего не надо. Просто развеяться захотелось. Возвращаемся к обеду, с огромным количеством пакетов. Я выхожу, чтобы открыть ворота гаража, бросаю привычный взгляд за ее калитку и замираю. Соня здесь. Приехала. И сейчас дует мыльные пузыри с младшими двоюродными сестрами во дворе, улыбаясь и с кем-то переговариваясь; должно быть, с тетей — думается мне. Мама стучит в окно, вопросительно поднимая бровь, и я понимаю, что все это время так и стоял у машины, просто смотря за светлый забор. Открываю ворота, а взгляд то и дело возвращается к ее дому.

И Соня меня замечает. Улыбается лучезарно, рукой машет. А у меня на лице наиглупейшая счастливая улыбка.

***

Последний член нашей бунтарской группировки прибыл, а значит, первой ночной прогулке быть.

Я слышу чей-то торопливый топот на веранде, голоса, и тяжелая дверь дома открывается. Соня выпрыгивает на мостки с одним кроссовком в руках, крича бабушке, чтобы та не волновалась и не запирала на ночь дверь; также доносится и детский плач. Она второпях натягивает кроссовок, завязывает шнурки на щиколотках (и это довольно забавная ее фишка) и стремительно движется к калитке. На ней спортивные серые штаны, майка и черная зипка — я узнаю кофту сразу, потому что она моя; я одолжил ее прошлым летом, но так и не забрал, а после и вовсе забыл. Я замечаю главную перемену: ее волосы стали короче. Вместо длинных светлых косичек теперь пряди до плеча и длинная челка, которую она то и дело смахивает с лица.

— Привет! — она звонко закрывает железную калитку, тут же раскрывая руки для объятий, и я шагаю в них первым.

Соня — солнышко, или же его самый яркий луч; василек среди наскучивших, заполонивших поле, одуванчиков; важная часть нашей компании, кто бы что ни говорил; и человек, занимающий особое место в моем сердце. Она всегда светится, словно отражает — днем солнечный, а ночью лунный, — свет. Соня — синоним к слову «жизнерадость».

Я обнимаю ее крепко, прижимаю к себе и поднимаю над землей, а она лишь смеется. От нее пахнет сладкими фруктами и мятной жвачкой. Блондинка хихикает, отстраняется и обнимает остальных, только перед Алей стопорится.

— Соня, — протягивает руку, — рада познакомиться.

— Аля, девушка Эмиля, — пожимает протянутую ладонь, — рада знакомству.

— В какую сторону пойдем?

Мы выходим на дорогу.

— Погнали к речке, на трубу! — весело заявляет Артем.

И мы идем. По пути не стихают разговоры. Мы шутим как-то глупо, хохочем и периодически бегаем друг за дружкой, когда кто-то из нас отпускает слишком пошлую или чуть оскорбительную шутку, и догнав, отвешиваем пинок под зад. После суета утихает и мы шагаем дальше; девочки по пути собирают букеты: Аля — небольшой, из ромашек, Соня — пышный, срывая яркий люпин.

Мы приходим к той самое трубе, большой, бетонной, служащей странным проливом между большим озером и бегущей на другой стороне дороги речке. Перепрыгиваем через пыльное ограждение, топаем к краю: Эмиль держит Алю, а я инстинктивно хватаю за плечо Соню, придерживая. Она лишь улыбается.

Мы сидим долго, разговаривая, смеясь, шутя; находим немного земляники в кустах, провожаем закат и кидаем камушки в воду. И все привычно. Все спокойно. И кажется, что не было этих девяти-десяти месяцев разлуки с друзьями и Соней, не было осени, весны и зимы. Только лето, повторяющееся, одно лучше другого.

Нам приходится разойтись. Комары и мошки одолевают всех, кусая, и сил отмахиваться веточками уже нет, да и рядом с водой холодно. Мы приходим к дому Сони, потому что живет она ближе всех. Ночи светлые, хорошо слышно работающий вдалеке трактор и пение птиц на деревьях. Мы прощаемся, девушка скрывается за дверью дома, следом ухожу и я.

***

Мы встречаемся на следующий день. В обед. И прячемся дома у Артема. Рассаживаемся на полу в круг, запуская калейдоскоп карточных игр. Тут и свинтус, и дурак, и уно. Играем весело, ругаясь, шутя, смеясь. А когда становится скучно, друг, с хитрой улыбкой, приносит стеклянную бутылку от лимонада, кладет на пол и крутит на пробу. И все понимают. Соня усмехается, не удивляясь.

— Куда ж без этого, — Эмиль лыбу давит.

— Но! Это не просто бутылочка. Это бутылочка «правда или действие».

Мы посмеиваемся, одобряя. Артем берет на себя роль начинающего и первый крутит бутылочку...

Горлышко указывает на Соню. Никита потирает ладошки в предвкушении.

— Правда или действие, Сонечка?

— Правда.

— Есть ли у тебя фетиши? Если да, то какие?

Девушка задумывается, откидываясь чуть назад и опираясь на руки. Молчит некоторое время, и ребята подшучивают «не надо выбирать самое приличное, выкладывай все!».

— Руки, — отвечает с улыбкой, и мы все, как дураки, начинаем разглядывать собственные кисти, чем лишь забавляем ее.

— Чьи руки нравятся тебе больше всех? — Эмиль ухмыляется.

— Это уже дополнительный вопрос, — стреляет глазками, оставляя нас без ответа.

И крутит бутылочку. Она указывает на меня.

— Три правды уже было! — встревает Артем.

— Действие, — вдыхаю, зная, что Соня не станет выкидывать что-то из ряда вон.

— М-м... Позвони любой девушке из своих контактов и скажи, что хочешь расстаться.

Нет, не так... Позвони и разыграй сцену расставания.

Я хмыкаю, лезу за телефоном в карман. Все ждут, даже чуть ближе подсаживаются. Я набираю единственный номер, ставлю на громкую и с серьезным лицом жду окончания гудков.

Их заглушает рингтон Сониного телефона. Смех заполняет комнату, но я отыгрываю свою роль.

— Действие, — сквозь зевок выдает Никита. Мы играем уже, Бог знает, какой круг, и задания иссякают.

— Поставь засос любому игроку, — выдает Эмиль, улыбаясь хитро-хитро.

Друг моргает, обходит всех взглядом. Выбирает. И тут же тянет руку к Але, схлопотав леща от автора сие задания. Соня, понимая, тут же отодвигается, не даваясь.

— Друг...

— Иди к чертям! — Артем отползает как можно дальше. — Нет!

— Ну ты ж мне друг.

— Наша дружба не настолько крепка! — и подрывается на ноги.

— Стоять!

Никита срывается за ним. Мы катаемся со смеху, слышим, как ударяется дверь, резко открывшись, и наблюдаем продолжение комедии уже в окно; парни крутятся и скачут туда-сюда среди кустов крыжовника и смородины. Возвращаются спустя время. Артем со всей трагичностью воет о насильной шаткости его ориентации, а Никита лыбится во все тридцать два, одержав победу в этой битве.

Расходимся как обычно: поздним вечером. Мы с Соней бредем по дороге к своим домам, продолжая переговариваться. Пахнет скошенной травой, черемухой; стрекочут сверчки, не утихают ни на миг птицы; солнце скатилось за горизонт, стало зябко. Девушка запахивает черную зипку, обнимая себя за плечи. Мне не хочется расставаться так быстро. Я цепляюсь взглядом за лавочку у реки и предлагаю посидеть. Соня не отказывается. Блондинка, воровато озираясь, достает из кармана электронку и затягивается. Я чувствую сладкий запах клубничного попкорна. Разговор начинается как-то неловко, с чего-то будничного. Говорим про учебу, грядущие экзамены, выбранные профессии и ВУЗы; про семью, Соня рассказывает много веселых историй о двоюродных сестрах и впечатляется, как же быстро они растут; вспоминаем прошлые года, изменения в деревне, события и то, как же быстро утекает сквозь пальцы эта юная беззаботность. С легкой грустью осознаем вдруг, что тоже взрослеем, что ответственности больше, и теперь полагаться надо на себя, а не на родителей. И разговор-то, в целом, ни о чем. Нет тут откровений, но я чувствую себя странно особенным человеком. Она рассказывает это мне, а не всем нам, делится чем-то со мной, не с ребятами.

Расходимся, пообещав друг другу, что не будет забивать голову взрослой ерундой, и просто оторвемся от души этим летом.

И мы отрываемся, как можем. Катаемся на велосипедах (Соня умудряется упасть и разбить коленку, но только смеется); девочки плетут венки из разных цветов, одевают нас в них, делают смешные фотографии; Соня фотографирует на свой маленький полароид и каждому отдает на выбор по фотокарточке на память. Купаемся в речке, балуемся, запускаем блинчики «кто дальше и больше». Нас не единожды застает гроза и ливень, но мы, дурные и молодые, не бежим прятаться, а продолжаем гулять и баловаться, но уже мокрые насквозь. Мы создаем все больше и больше новых воспоминаний, что будем бережно хранить.

А лето не вечно, и момент расставания вновь настает. Мы гуляем в наш последний вечер вместе, расстаемся с грустью, девочки даже пускают слезу, но мы даем друг другу клятву, что обязательно вернемся сюда следующим летом, пусть и всего на недельку.

И я верю. Верю, что Соня вернется сюда следующим летом. И, может быть, тогда мне хватит смелости признаться.