«Перелетная птичка»
HammAli & Navai — птичка
Мачете — не расставайтесь
Последняя затяжка выпустила струйку дыма из догорающей сигареты, что тут же была затушена в хрустальной пепельнице. Девушка откинула русые пряди с лица, шмыгая носом. Перед ней лежал пустой конверт. Полароидные снимки были разбросаны по столу. Некоторые из них были подписаны чёрным маркером нервным почерком — дата или место, где снимок был сделан. Необычайной красоты фонтаны в парке, белый песок пляжа чудесного острова, ночные огни Дубая и Бурдж-Халиф, платформа 9¾ и Лондонский мост, Эйфелева Башня и красоты Лувра...
Казалось, они умудрились собрать в свою коллекцию все прелести мира, запечатлев на снимках полароида. И на каждом из них была неизменная деталь — пара, смотрящая друга на друга глазами, горящими от любви и нежности. Пара, такая похожая и в то же время такая разная. Два влюблённых идиота, два человека, обожающих свою работу, два любителя кататься по ночному городу, крича во все горло любимые песни и пританцовывая, пока ожидают нужный свет светофора.
Помимо всех этих карточек было море фотографий на телефоне и сотни забавных видеороликов.
Счастливых, милых, красивых...
Таких же, как эта пара.
Которой больше нет.
«Наши отношения мешают моей работе».
Услышав это от него, русая тогда усмехнулась, считая, что это просто помутнение на фоне усталости. Он долгое время готовил масштабный проект, только и всего. Это же не серьёзно.
Серьёзно.
На его лице не было ни тени веселья или же намёка на улыбку. Лишь серьезный взгляд голубых глаз, и сжатые в тонкую линию губы. Да, наверное, сказать такое ему было не легко. Но ещё сложнее ей было в это поверить.
Прошёл месяц. А полного осознания так и не было. Также, как одиноких смс и звонков. Телефон стих. Он не звонил, не писал, не интересовался. Словно бы они никогда и не были знакомы.
Хотя она пыталась. Пыталась принять жестокую и горькую реальность через фильтр сигарет, через ручьи слез и истерический смех недоверия. Пыталась.
Не получилось.
Потому что Ванесса — девушка, с чудесным и редким именем, которая дала ей мама, — просто не могла понять, как три года любви могли кануть в лету, потому что профессиональная деятельность вдруг стала огромной преградой. В какой момент что-то пошло не так?
Фраза «Любовь живёт три года» теперь казалась не просто высказыванием, а толчком к истерическому смеху, который обычно заканчивался тихим плачем в подушку.
Ванесса вытерла слезы и посмотрела в окно. Вечерний Лондон и купался в сотнях огней. Любимый город стал пристанищем страдающему сердцу. Гулять по его улицам все ещё было трудно, ведь, натыкаясь на места со счастливых фотографий, воспоминания душили.
Хотелось избавиться от них. Сжечь фотографии, очистить память на телефоне. Убежать. Спрятаться и скрыться от всего этого, пока в голове не останется ничего. Пока счастливые моменты не станут пыльными книгами на полке памяти.
Но руки не поднимались что-то сделать. Коснуться такого ценного сейчас, уничтожить это. И потому она собрала фотокарточки обратно в конверт и убрала его в сумку.
Когда-нибудь ей станет все равно, конверт покроется пылью и затеряется. Когда-нибудь.
Но не сейчас.
*****
Казалось бы, должно стать легко. Все должно стать правильным. Вот только все, почему-то, напротив, казалось ему искаженным, чужим и не таким.
Сказать ей злосчастную фразу было сложно. Практически заставить себя разомкнуть сжатые челюсти и выстрелить прямиком ей в сердце. «Нам надо расстаться» — тот же смысл, от иной формулировки и упоминания работы он не изменился.
И он был убеждён, что поступил верно. Что отношения, длинною в три года, действительно замедляли его привычный темп. Он путешествовал вместе с ней, летал в Лондон к её родителям, проводил с ней все свое свободное время, и от этого, казалось, идей для видео было меньше, как и времени на работу.
На деле же все иначе.
Он просто углублялся в семью.
Масленников утопал в этих отношениях с головой, тонул в любви и нежности. И в какой-то миг понял, что не может удержать баланс между личным и рабочим планом в своей жизни. А работать надо было. Невозможно просто бросить все это, что строилось долгие годы, на что было потрачено так много сил. Возможно, эгоистично, но он сделал выбор.
Всё ещё помнил, как невротический смех и улыбка на её лице сменились чистым ужасом и катастрофической грустью. Ванесса не поверила вначале. Да и он сам не верил, что действительно сказал это.
И вот, прошло время. Русая улетела в Лондон. Просто скидала какие-то вещи в сумку, оставила на кухне записку: «Я улетаю в Англию. Заберу вещи позже», и исчезла...
Исчезла из его жизни.
Дима возвращался в пустую квартиру, в которой были её вещи и их совместные фотографии. Заходил в ванную, где стояла её косметика. Открывал шкаф, где висела её одежда. Засыпал на простынях, которые впитали в себя аромат её кожи, волос и парфюма. И понимал, что совершил самую главную ошибку в своей жизни.
Его начинало ломать. Суставы сводило от душевной боли, тоска по ней медленно сжирала изнутри, а моральная боль хрустела рёбрами, сжимая их в тиски. Её не хватало. Как новой дозы наркотика, как глотка воды в пустыне, как кислорода. Всё шло не так. Всё вываливалось из рук и рушилось. Абсолютно в с ё.
Ребята, узнав о ситуации, не сдержались в выражениях и в лоб заявили ему, что он конченный идиот. Не было никакой веской причины на такой сумасбродный поступок, и общее неодобрение ощущалось едва ли не физически.
Он невыносимо скучал и изводил сам себя. Хотелось написать, хотелось позвонить, но от не знания, как вдруг вновь возникнуть в её жизни и от глупости всей ситуации хотелось рассмеяться. А от тоски лезть на стены.
Миновал месяц, но никаких новостей не было.
Солнце выглянуло из-за тучи и согрело сердце буквально на толику.
Он получил от неё сообщение:
«Завтра я прилетаю в Москву. Заберу вещи».
Но вспышка счастья тут же померкла. И что он ей скажет? Станет извиняться, оправдываясь необдуманностью? Бред. Он молчал целый месяц. Сходил с ума, но молчал. А тут вдруг передумал?
Ванесса пошлёт его на холм, далеко и надолго. Какой бы романтичной и влюбчивой она не казалась, русая не терпела подобных игр со своими чувствами.
Но о времени прилёта она не сообщила. Не хотела с ним пересекаться. Рассчитывала попасть в квартиру и собрать вещи в тот момент, когда Дима будет в студии. Но Масленников знал, что Лиза будет в курсе времени её прилёта — девушки дружили. Будет в курсе и Аля, а, следовательно, и Эмиль. Но уломать друзей на выдачу информации было не так-то просто. Лиза предпочла игнорировать его просьбу. Эмиль разводил руками, мол, не знаю, а Еникеева умело избегала этой темы. Он сидел в офисе, не понимая, в Москве уже его бывшая любимая девушка, или нет.
— Тебе ещё много монтировать? — Эмиль заглянул к ним с Темой, держа в руке телефон.
— Ну так, может, часа три ещё. А что?
— Да так, — ответил Иманов и стал что-то писать.
— Эмиль. Она приехала, да?
— Что? Нет. Я не знаю.
— Ванесса в квартире, да? И ей нужно знать, когда я вернусь.
— Нет, я просто спросил...
Но Масленников не был таким доверчивым, подскочил с места и поспешил в прихожую, услышав тяжёлый вздох Темы, работы у которого прибавилось. Эмиль заторопился за ним, пытаясь остановить. Ну, не хотела русая его видеть, это понятное чувство.
Дима мчал домой с такой скоростью, что наверняка потом получит не один штраф. Нужно было успеть, пока она ещё там, нужно было застать её дома. И он успел.
Открыл дверь в квартиру и вошёл. Заметил её кроссовки, куртку и сумку на полу. В комнате был слышен шорох и шум — Ванесса собирала вещи.
— Привет, — он заглянул в спальню. Девушка кинула в чемодан свою рубашку и повернула к нему голову.
И этот взгляд. Тепло сквозь призму холода. Он знал, что нежность и любовь в ней не угасли, что где-то там, внутри, они все ещё есть. Но в зелёных глазах была лишь усталость, тоска и безразличие. Странная смесь. У него кончики пальцев показывало от желания подойти и крепко-крепко её обнять. Прижать к себе, вдохнуть запах ее волос, уткнуться носом в лебединую шею. Невозможно хотелось.
— Привет, — слабо кивнула и вновь подошла к шкафу, доставая стопку вещей.
— Когда ты вернёшься в Лондон?
Его Внутренний голос взвыл, а сердце заметалось в груди, посылая мозгу сигналы, чтобы парень с разбегу влетел в стену лбом. Других путей, как остановить поток этого бреда и безразличия из него, сердце не видело. Ванесса остановилась. Поджала губы, а после сглотнула ком в горле. Ему все равно. Все, что его интересует — как скоро она свалит из квартиры.
— Послезавтра. Не волнуйся, я не останусь здесь.
— И куда ты пойдёшь? — В голосе проскальзывал испуг.
— К Але с Эмилем, к Лизе, в гостиницу, — русая пожала плечами. — Вариантов много.
— Тебе глупо уходить. Оставайся здесь.
— В этом нет смысла. — Ванесса остановилась и посмотрела прямо ему в глаза. — Ты же все решил.
Обида. Вот, что плескалось в зелёных радужках. И это чувство было более, чем уместно. Масленников подал губы. Нечего сказать, уже достаточно наговорил.
— Несс, — начал, но был перебит.
— Да и лишний раз отвлекать тебя от работы не хочется. — Ванесса не оборачивалась, продолжая кидать аеши в чемодан. Швыряла все подряд, даже не пытаясь аккуратно свернуть. Руки начинали мелко дрожать, как и голос, а глаза пощипывало от слез.
— Ванесса, я... ошибся. Наговорил тебе глупостей тогда...
— О как, — русая закивала головой, стоя у открытого шкафа. Спешно вытерла предательские слезы. — Ты ошибся... Классно.
Усмехнулась и продолжила скидывать стопки вещей в чемодан, что стоял у её ног. Масленников смотрел на неё, понимая, что просто просрал все то прекрасное, что только у него было. Оторвался от дверного косяка и подошёл к ней, протягивая руки к тонкой талии. Успел лишь коснуться тёплой кожи сквозь тонкую ткань белой рубашки, как вдруг она отошла от него, оборачивалась. Прижалась лопатками к дверце шкафа, только бы быть подальше от него.
— Нет, — смотрела на него, как на предателя, поджимая губы. А ручьи горячих слез капли с подбородка. — Нет. Думаешь, признал ошибку, и все исправил?
— Прости меня, Несс...
— Нет. Ты послал меня месяц назад, и за все это время не удосужился отправить даже гребанную смс-ку. А теперь, вдруг, не можешь без меня? Извинился и ждёшь, что я брошусь к тебе в объятия?
Это был тот самый момент, когда разум, логичный, рассудительный, справедливый, брал верх над глупым и наивным сердцем, которое трескалось на кусочки и сходило с ума от желания прижаться к родной груди, ведь этого так долго хотелось. Но гордость не позволяла. Он сделал ей больно.
— Я виноват перед тобой. — В его глазах действительно была вина и сожаление. — Я просто не знал, что тебе сказать... Я сотворил хуйню, да, я признаюсь! И я понимаю это! И я прошу у тебя прощения! — Он и сам не понял, как вдруг перешёл на крик. Дикий страх, что сейчас она хлопнет дверью и уйдёт, метался внутри него, пытаясь сделать что угодно, только бы она осталась. Масленников же, действительно, не сможет без неё... — Я люблю тебя, черт подери! И я прошу тебя остаться! Потому что ты нужна мне! Я знаю, что я последняя сволочь, так сделай же что-нибудь. Накричи на меня, ударь, но только не молчи, я прошу тебя...
Ванесса смотрела на него, пока слезы текли ручьями по щекам, и не могла ничего сказать. Гордость не позволяла его простить, а сердце не давало уйти. Но девушка смогла пересилить себя.
— Ты сделал свой выбор, — тихо, но чётко.
Выстрел в самое сердце. Ответный. С близкого расстояния.
Она не вернётся к нему. Потому что просто не видела в этом смысла, не видела искренности в нем. Говорить можно что угодно. Можно петь самые красивые и лживые песни, но когда действий ноль — веры мало. Он не звонил, не писал, не пытался достучаться до неё и сказать это самое «прости». А Несса все для себя решила.
Дима так и замер, глядя на неё. Ванесса опустила голову, сложила оставшиеся вещи и застегнула чемодан. Стала двигаться в сторону прихожей, забирая свои вещи, а он так и стоял, глядя ей в след.
Проиграл.
*****
Ванесса сидела в зале ожидания аэропорта. Приехала раньше своего рейса. И почему-то чувствовала дикую тревожность. Словно бы боялась опоздать в Лондон.
Вчера вечером, тихо заливая слезами подушку, она решила, что больше так не может и не хочет. Не хочет больше лить слезы, сходить с ума, страдать и убиваться. Завтра она проснётся, соберёт свои вещи и вернётся в Лондон к родителям. Откроет чистый лист и начнёт новую жизнь в другой стране. В месте, что считает своим домом. Просто убежит от человека и воспоминаний, а там уж память сама затолкает воспоминания в далёкий уголок.
Вот только утром вся решимость куда-то испарилась, а на её место пришла привычная тоска и боль.
В голове возникла шальная мысль, что если бы сейчас, подобно какой-нибудь мелодраме или же красивой реальности, он бы забежал в этот зал, выискивая её в толпе, с простым желанием — остановить, попросить остаться. Казалось, она бы согласилась в этот же миг. Потому что поняла бы, что он действительно этого хочет, что правда дорожит ей, и главное его желание — только бы она была рядом.
Но жизнь — не мелодрама и не сказка. И в зал ожидания никто не забежит, чтобы остановить её.
Люди ходили туда-сюда. Кого-то встречали, кто-то улетал. Девушка наблюдала, улыбаясь и зная, что в Англии её встретят родители, к которым можно вернуться всегда и в любом состоянии. Они не станут ругать, они выслушают и помогут залатать кровоточащие раны.
Объявили о посадке. Она закинула на плечо рюкзак, поставила небольшую сумку поверх чемодана и направилась в свою новую жизнь, так сказать. Уже предвкушала полет, прекрасный вид из иллюминатора на пушистые облака. Настраивала себя на то, что все будет хорошо, а сама вытирала слезы.
— Ванесса! — Русая остановилась. — Ванесса!
Обернулась на знакомый голос. Масленников бежал к ней через весь зал, несся на всех парах. А девушка понимала, что эта «новая жизнь» уже не вызывает таких эмоций и предвкушения. Он приехал. Приехал в аэропорт. К ней. Точнее, за ней.
Остановился, едва ли не сбив её с ног, обхватил её лицо руками, глядя в яркие зелёные глаза, которые так и не перестали плакать.
— Останься, прошу тебя. Останься со мной. Я последний идиот... Я наговорил тебе бреда. Прости меня. Прости меня, пожалуйста...
Ванесса смотрела на него, невротически усмехаясь сквозь слезы. Просто не верилось, что он примчался в этот аэропорт.
Он не позволит ей улететь. Надо будет, рассыплется на этот чёртов пол извинениями и раскаянием.
Дима прижал её к себе, уткнулся в её макушку, не переставая нашептывать извинения. Люди стали оборачиваться, наблюдая за развернувшейся драмой.
— Не улетай, прошу тебя. Я люблю тебя. Безумно люблю. Ты нужна мне. Пожалуйста, останься...
Ванесса прижималась к родной груди, понимая, что не слышит его слов. Он приехал. И это уже сказало больше, чем все его слова.
Холодный женский голос вновь напомнил о посадке.
Ванесса отстранилась. У него внутри все замерло, сжалось до атома от страха. Сейчас она уйдёт.
— Ты мудак, Масленников.
— Я знаю, — он поджимал губы, глядя ей в глаза.
Ванесса покачала головой, отводя взгляд. Борьба внутри не стихала. Но сердце вдруг нагло заткнуло рот рукой разуму, одерживая победу. Дима все ещё смотрел на неё, не понимая, что она решила. Ванесса схватилась за ручку своего чемодана.
Уйдёт. Улетит. Он ничего не может изменить.
Но она вдруг толкнул чемодан в его сторону, заставляя машинально поймать, а после улыбнулась. Ему казалось, что сердце не просто пропустило удар, а напрочь остановилось.
Она остаётся.
— Я все ещё сомневаюсь, что ты не пошлёшь меня вновь через пару месяцев...
— Нет...
— Если я наступаю на одни и те же грабли, то это моя ошибка. Но если так действительно случится, я уничтожу все, что меня с тобой связывает.
— Хорошо...
Несса улыбнулась, но устало.
Масленников бросил этот несчастный чемодан, полетел к ней, обхватив лицо руками, и впился в любимые мягкие губы. Он никуда её не отпустит. Ни сейчас, ни потом, никогда.
«Я, наверное, наивная идиотка, но...»
«Я последний идиот, раз позволил ей уйти тогда, наговорив ерунды...»
Идеальная пара.