Падение вниз [1]

Наше время

Кей

Сирену я довольно быстро нахожу на парковке «Левады» – она так и не получила права, предпочитая такси вместо вождения собственного автомобиля. Она и раньше предпочитала машинам простой велосипед – и именно этот образ еще хранится в моей памяти. Веселая юная девушка в топе и спортивных штанах – сексуальность и одновременно легкость, простота.

Сейчас она носит женственные платья и кажется максимально неприступной. Даже ее прямая, напряженная спина намекает о том, что девушка не в духе, и ничего больше «легко и просто» мне с ней не светит.

На улице плотной стеной хлещет дождь, от чего ее одинокая фигура в отражении фонарей кажется особенно трогательной и подавленной. Водные потоки разбивают ее искусно сделанную прическу, позволяя природным кудряшкам виться на ее голове пушистым облаком. Раньше они достигали ее лопаток, сейчас заканчиваются на уровне шеи – но, черт, мне их не хватало. Я реально фанател от этих веселых локонов, а выпрямленные пряди делают из Сирены словно другого человека.

Последний раз, когда я видел ее промокшей и в платье у бассейна – был прекрасен. Я до сих пор помню ее шикарные сиськи, обтянутые легкой тканью. Я проводил рукой под ее короткой, мокрой юбкой, гладя за задницу, и ощущал, что даже она покрывается мурашками от моих прикосновений.

Чертовски чувствительная.

Всецело моя.

Мне хочется, как и в тот день, подойти к ней и укрыть своим пиджаком.

Но ничего уже не будет как в тот день, как и ни в какой иной. Изображу сентиментальность – мой пиджак окажется в луже, а Сирена – в приехавшем на тот момент такси.

Ну нет.

Выключая сигнализацию автомобиля, я просто со спины подхожу к Сирене, переворачиваю ее легко за талию к себе и почти приказываю:

– Садись ко мне.

Не нужно быть провидцем – стоит ей снова увидеть меня, как в ее глазах тут же загорается чистая злость.

И это лучше, чем ее надменный вид. Лучше, чем ее мертвецкое спокойствие.

Потому что Сирена – эмоции.

– Да иди-ка ты к черту, Хирш! – рявкает она мне в лицо, с силой стряхивая с себя мои руки. Одна из кудряшек липнет ей на щеку, и она сердито смахивает ее ладонью.

Да, мы, конечно, можем стоять и мокнуть под дождем до посинения, потому что ни в какое такси я ее не отпущу, а Сирена при любых раскладах так легко не пойдет мне навстречу.

Поэтому я думаю решить этот вопрос максимально простым для себя способом.

Как пещерный человек я хватаю девушку к себе на руки, а потом спокойно закидываю ее, перевесив себе на плечо, и таким образам краду ее в свою машину. Только растерянность от такой наглости дает Сирене замолкнуть на какое-то время, но стоит нам оказаться в салоне, как ее тут же пробивает ярость.

– Идиот! Придурок! Выпусти меня! – кричит она мне почти что в ухо, брыкаясь на сиденье. Конечно, я не собираюсь выполнять ее просьбу – по крайней мере, не сейчас, и вместо этого блокирую двери. Что злит девушку еще больше. – Хирш! Немедленно открой! Сейчас же!

Она тянется ко мне рукой, возможно, решив, что пощечина спасет ее из этой ситуации, но я с легкостью перехватываю ее руку и спокойно прошу:

– Успокаивайся, принцесса.

Ее глаза смотрят на мою ладонь, что перехватывает ее. Костяшки немного сбиты об тупого Гарри, а в кожу около ногтей впиталась его кровь.

Возможно, я сейчас для Сирены выгляжу в целом немного жутко, я могу это понять. После сцены с избиением, в чужой крови, я похищаю ее и без того, испуганную, в свой автомобиль и лишаю выхода.

Но это иллюзия.

Даже когда я выглядел с иголочки и вел себя как гребаный джентльмен, внутри я всегда оставался двуличной мразью, окутанной психотравмами, одержимостями и трусливой неуверенностью ни в себе, ни вообще ни в чем.

Сейчас я больше напоминаю свихнувшегося психа, но впервые я мыслю ясно и знаю, чего хочу, что правильно, а что нет.

– Успокоиться? – шипит Сирена. – Ну сейчас я успокоюсь.

После этих слов делает ровно противоположное – еще громче кричит, чтоб я выпустил ее. Пытается толкнуться в заблокированную дверь. Пинает все, до чего достают ее ноги. Пробует даже ударить меня, но я мягко блокирую эти попытки, не давая ей выпустить пар поскорее.

На это уходит примерно пятнадцать минут. И наконец девушка выдыхается – физически. Взгляд по-прежнему полон негодования.

– Ты не имеешь права, – цедит она сквозь зубы, делая грудью глубокие вдохи.

– Знаю.

Благо, мы не в суде, а рядом со мной не прокурор.

– Я хочу начать новую жизнь. Без тебя. Но как только я с кем-то знакомлюсь – ты его тут же избиваешь. Это уже второй раз за это лето, Хирш!

Неловко получилось в итоге, но как бы – факт. Только это не важно. Первого я избил за то, что он хотел ей подсунуть какую-то дрянь, со вторым – у меня были личные счеты. В общем, мне точно не стыдно за конкретно эти случаи.

Сирена не в том меня обвиняет.

Она меня вообще не обвиняет по делу никогда – не вспомню такого.

Я точно знаю, где я лажал, но ни разу не получил от нее заслуженного упрека. Ни единого раза она не просила от меня хотя бы банального извинения. Со своей стороны – я лишал ее все время и минимальных объяснений, просто ставил перед фактом.

Я не так наивен, что Сирена меня сможет простить, но я в долгу у нее.

Я должен нести ответственность за свои поступки. И я, черт побери, могу это сделать, в конце концов.

– Мне нужно с тобой поговорить, – объясняю я девушке.

– Поговорить? – язвит она, поправляя влажные вопросы. Заметив, что от холода, ее пробивает легкий озноб я включаю обогрев. – Снова поговорить? Каждый раз, когда ты это делаешь, Кей, ты причиняешь мне боль. Неужели тебе мало? У тебя есть в запасе что-то еще, после чего мне снова станет плохо?

– Возможно. – Это честно.

– Я не выдержу. Хватит! – психует девушка. – Оставь это при себе. Я просто. Хочу. Жить. Нормально. – Произносит Сирена медленно, и мне самому становится противно от себя, что ей приходится проходить через ад не первый раз. Из-за меня.

– Извини.

– За что ты извиняешься? – Поводит она плечом. А потом сердито добавляет: – Стоп! Да ладно? Сам Кей Хирш решил просить прощения и смог произнести это слово? Погоди-погоди, я к такому не привыкла и могу впасть в шок. Давай вернемся к прежнему сценарию, где ты с равнодушным лицом просто оповещаешь меня, что я наивная дура, добавляя к этому факты. А потом просто оставляешь меня переваривать в одиночестве все это дерьмо. И да, где я в итоге признаю, что ты прав – я наивная дура, потому что верю людям, которые изначально не воспринимают меня всерьез.

Она не наивная дура.

Сирена – открытая, светлая душа и моя вина в том, что я заставил ее прийти к иным выводам.

– Извини меня, - повторяю я. – Я ударил того придурка...

– Да ты избил его, Хирш!

– ...Я избил того придурка, потому что он был адом моем детства. Помнишь фотографию в моей квартире, на которой был мелкий пухляш с родителями?

Невольно Сирена кивает:

– Ты сказал, что это твой брат, которого... не стало.

– Я не говорил, что это брат. Я просто не стал тебя исправлять. Это был я, Сирена. – Я смотрю в ее глаза, но она спокойно воспринимает эту информацию. И сам себя корю, что немного допускал, будто на ее лице появится отвращение от понимания того, что в детстве я был вовсе не маленьким красавчиком. – Я был жирным. И меня буллили за это. Очень сильно и очень часто. Каждый школьный день. Тот, кто был затейником моей постоянной травли, мой бывший лучший друг – это и есть твой недавний приятель Гарри.

– О. – Издает девушка короткий звук. Она хочет сказать что-то еще, но будто сама останавливает себя. Я хорошо ее знаю – инстинктивно после услышанного она хочет пожалеть того затравленного мальчика из моего прошлого. Но ей не дает это сделать и своя обида, и сам факт, что сейчас перед ее глазами – я мало чем похож на него.

– Собственно из-за этого я помешан на поддержании своего тела в правильной форме. И вообще неадекватно воспринимал себя в этом мире.

– Этот парень, конечно, полное дерьмо, – морщится Сирена. – Но это ваши разборки. Мне нет до них никакого дела. Можешь не извиняться.

– Извини за то, что скрывал от тебя болезнь твоего брата. Я знал это несколько лет и, поверь, пытался убедить его рассказать все семье. Тебе. Но я не мог повлиять на его решение.

Девушка молчит, глядя перед собой на лобовое стекло, о которое ударяются дождевые капли.

– Мне пришлось сделать выбор, – продолжаю я. – И извини, что предпочел сохранить секрет Дасти. Я знал, что он собирался уехать на следующий день после выпускного. Знал, что тебе будет больно от этого его решения. Поэтому я долгое время отталкивал тебя и не мог себе позволить нормальные отношения с тобой, понимая, что буду наблюдать за твоей болью и продолжать обманывать, что я ни о чем не в курсе.

– Но тебя это не остановило в итоге. – Произносит Сирена. Она по-прежнему смотрит прямо, но голос ее начинает дрожать, словно в нем поселились слезы.

– И за это извини тоже. Потому что я действительно влюбился в тебя. То, что я к тебе чувствовал – это правда.

Теперь по щекам девушки текут слезы. Я вижу, как они собираются возле ее глаз, а потом крупными каплями скатываются вниз к подбородку.

Боль – я знал, что снова будет больно.

Я чувствую не меньше. Помимо осознания, что я продолжительное время веду себя как худший парень на планете, я должен произнести еще одну вещь. Которая уже год висит на мне мертвым грузом.

Стыд.

Вина.

Невозможность вернуться назад и сделать небольшое изменение в свои действиях – тогда бы все не было настолько ужасно. Я могу найти себе кучу оправданий на этот счет, и даже, если кому рассказать – найдутся те, кто скажет что-то по типу – «ну ты же не знал».

Да, я не знал.

Но именно благодаря мне случилось то, что случилось.

– Помнишь на вечеринке я ненадолго оставил тебя, сказав, что мне нужно уехать? – Если до этого я сохранял хоть какую-то нейтральность, больше ее нет. Мне самому страшно произносить подобное вслух. Если за все другие грехи я бы мог пытаться просить искупления, то за этот – не прощу себя сам. Именно это мне придется нести жутким клеймом к своей личности всю оставшуюся гребаную жизнь.

Сирена напряженно кивает и переводит взгляд на меня. Она предельно насторожена – и в ее случае это правильно.

– Ты действительно вернулся довольно быстро, как обещал, – произносит она дрожащим шепотом.

– Я так и не сказал тебе, где я был.

И дальше сам не могу продолжить речь. Потому что, будь я один, наверное, сам бы рыдал. Самая большая ошибка в моей жизни, которая раздирает мне сердце. Единственная, которую я не совершал умышленно, не зная последствий, но получил самое худшее из всего возможного.

Мне кажется, Сирена начинает догадываться. Ее нижняя губа закушена и побелела.

– Ты был с другой девушкой, да? Ты мне изменил?

От ее предположения мне хочется самому взвыть. Боже, насколько невинна в мыслях это создание. Насколько Сирена заблуждается и думает не о том.

Черт побери, я ее так любил, что вообще не смотрел на других девушек, тем более мне бы не пришло в голову прервать нашу встречу и съездить к кому-то на гребаный перепихон.

Опять же, даже если бы я действительно тронулся умом и в тот день свалил трахнуть другую девушку – даже это не было бы так ужасно впоследствии. Вскоре Сирена сама в этом убедится.

– Мне тогда написал Дасти.

Я это произнес.

Я перестаю слышать стук дождя по стеклу, не вижу замершую девушку рядом. Я словно заново проживаю тот проклятый день.

– Он попросил оставить для него «Окси» в каком-нибудь месте и скинуть координаты.

Каждое следующее предложение – боль. Вина. Отчаянье. Стыд.

– И я не смог ему отказать. У меня были они в машине, и я наугад выбрал место, где их спрячу.

– Какое место ты выбрал, Кей? – Сирена боится моего ответа. Возможно, не хочет его знать. Я сам не хочу видеть в ее глазах, как сейчас умрет в ее них последняя надежда, что, может, я не так уж и плох.

Но сука. Я. Должен. Нести. Ответственность.

– Там, где заканчивается лесной массив перед берегом озера. Я зарыл их возле таблички «Не купаться».

Я сказал это ей.

Сложить дважды два не сложно. Именно там позже было обнаружено тело Дасти случайными, загулявшими выпускниками.

– Что? – Голос Сирены срывается на заикание, когда до нее это доходит. – Что? – Ее зрачки расширяются от ужаса. – Ты убил его?

– Во время убийства я был с тобой, Сирена, – механическим голосом напоминаю я. – Я не убивал Дасти. – Это правда – мне бы такое в голову не пришло. – Но я выбрал место его смерти.

И с этим мне жить всегда.

Я мог бы предложить любое другое.

Я мог бы послать к черту паранойю и отдать «Окси» лично Дасти.

Я мог бы вообще отказать.

Куча вариантов возможных событий с иными концовками. Но я выбрал именно самую жестокую, хотя и не догадывался об этом.

Невольно я привел друга в то место, где позже ошивался Макс Колди. Психически неуравновешенный Макс Колди. Который нашел себе случайную жертву в припадке безумия, отрезал ему фаланги пальцев, а позднее – выстрелил в грудь.

Можно сколько убеждать себя, что я понятия не имел, что там окажется этот урод. Что я не желал зла.

Но это не отменяет факта и никогда не отменит – я выбрал место для друга, где его встретила страшная смерть.

Косвенно я причастен к тому событию.

Измени я это гребаное место – и эти двое не пересеклись бы в этот день там. Дасти бы уехал на следующе сутки, как и планировал. Его уезд и причина для этого – тоже не сказка, но я обрек близкого человека на конкретный кошмар.

Поэтому я, как никто другой, живу жаждой мести. Если Макс Колди понесет ответственность за убийство, то, может, я хоть на секунду почувствую убийство друга отомщенным.

Хотя даже это не снимет с меня своей части вины.

– Это несправедливо, – едва слышно произносит Сирена, прикрывая глаза ладонями. И мотает головой – словно хочет таким способом отказаться принимать реальность. – Дасти меньше всех заслужил такой смерти.

– Прости меня.

Максимум, что я могу сказать.

У меня нет оправданий – только бесполезные слова.

Больше жизни я хочу, чтобы эта девушка была моей – мой Солнечный Свет вернулся – но я отнял у нее все хорошее, потерял доверие, причиняю только боль, постоянно врал. Частично причастен к убийству ее брата, которого она обожала.

Можно ли рассчитывать на что-то с таки послужным списком? Да. Если девушка безумная мазохистка. Но Солнечный Свет никогда не являлась такой. Она не жаждала боли, ей причинили ее, не спрашивая.

Поэтому я не разрешаю себе прикоснуться к ней, даже видя, как ее плечи содрогаются от рыданий. Заставляю себя сдерживаться – впервые так сильно. Заставляю заткнуться себя – потому что мне хочется говорить ей хорошее и признаваться в любви, но я уже доказал поступками, что мои слова ничего не стоят. А до дел мы так и не дошли.

– Я та-ак тебя любила, Кей, – стонет Сирена сквозь рыдания. – У меня все в голове не укладывается. Это несправедливо, – повторяет она.

– Я тоже тебя любил. И люблю, – спустя секунду добавляю я, потому что речи нет с моей стороны о прошедшем времени.

После этого признания рыдания Сирены резко прекращаются и, убрав ладони с лица, она прожигает меня насквозь покрасневшими глазами.

– Знаешь, а ведь я могла все простить. И даже понять тебя, – произносит она железным голосом. – Отчасти я даже понимаю тебя, действительно. Я не знаю, что бы я делала, если бы мне пришлось выбирать между тобой и братом, но точно уверена, что это был бы нелегкий выбор.

Я задерживаю дыхание, сжимая пальцы.

– Я сейчас очень злюсь на тебя за то, что именно из-за тебя Дасти пришел к тому месту. Но спустя время я смирюсь и пойму, что ты не сделал это специально. Это гребаная судьба.

К чему она ведет?

– Но я никогда не смогу тебя простить за то, о чем ты даже не упомянул сегодня. За то, что ты оставил меня, когда мне было больно. Ты, Кей, оставил меня во всем ужасе одну.

– Извини, – в который раз за вечер произношу я.

В этом тоже моя огромная вина.

Но на то момент я считал, что поступаю правильно.

– Мне и так было противно от себя, что я вступил с тобой в отношения, зная, что буду тебе лгать. – Жалкие оправдания, конечно, но я больше не оставляю за собой перед Сиреной никаких недомолвок. – А после того, что частично из-за меня Дасти был убит... Да я вообще был в шоке только от его смерти. Как бы я смотрел тебе в глаза, зная всю правду?

– Как я тебе смотрю в глаза сейчас, – холодно отвечает девушка и добивает. – Зная всю правду.

Боже.

Сколько в ней силы.

– Мы пережили много дерьма, Кей. И могли пережить все на свете. Я бы поняла и простила тебя. Даже несмотря ни на что, простила бы. – Сейчас будет «но». – Но я никогда не смогу принять, даже от тебя, что в самый тяжелый момент – ты не то, что не подаешь мне руку помощи, ты оставляешь меня в моей боли. Одну. Я не просила никогда бегать со мной и возиться как с маленьким ребенком. Я не избалованная маленькая принцесса. Но беда может произойти с каждым – и я знаю теперь, что в такие моменты никогда не смогу рассчитывать на твою защиту.

Я понимаю ее.

Ответственность – вот что имеется в виду, даже если Сирена не говорит прямо об этом. Каждый раз я избегал ответственности – за свои слова, за свои поступки, за свои отношения. Поняв, что случился перегиб – я просто предпочитал отстраниться. Найти сто причин, но никогда не бороться, не защищать ни себя, ни близких.

Конечно, Сирена не может доверять мне, в этом только моя заслуга.

– Я только сейчас осознаю, что должен был в тот день поступить иначе. – И еще раз это гребаное. – Прости.

– Сейчас бы ты поступил иначе?

– Я бы не отпустил тебя никуда. Мы бы пережили смерть Дасти вместе. Я бы рассказал тебе всю правду, ты бы злилась, но я бы все равно не оставлял тебя.

Именно так я и должен был сделать.

Помогать своей девушке.

Бороться за наши отношения.

Давать ей уверенность, что она не одна в этом гребаном мире. Мы вместе, и все переживем.

– Не верю больше.

– Дай мне шанс, Сирена. – Жуть, насколько жалко это звучит. Как в плохой мелодраме. Но почему-то так естественно в сложившейся ситуации.

Я не достоин ни шанса, но это не значит, что мне они не нужны.

– Тихо, – прерывает меня девушка. У нее снова глаза на мокром месте, а голос становится жалобным.

Я сам себе не верю, но я по глазам ее читаю, как ей хочется дать мне этот гребаный шанс, эту маленькую надежду, но объективные причины не дают ей этого сделать.

Насколько же много места в ее сердце для любви. До какой степени она меня любила, когда я этого не заслуживаю.

Эгоистично я поджигаю этот огонь, четко повторяя:

– Я люблю тебя, Сирена. Дай мне еще один шанс, пожалуйста.

– Тихо! Тихо! – Почти кричит она. – Ты на меня давишь и этим злишь! У меня сейчас взорвется голова от всего.

Я покорно замолкаю и подкуриваю сигарету, открыв окно – дождь закончился.

Тишина.

В ней проходит минута, вторая.

– Так, – наконец говорит Сирена. – Мне нужно время остаться одной. Сейчас ты меня выпустишь, чтобы я даже не видела твое лицо. И не слышала всяких там слов. Я отойду и посижу на скамейке через дорогу – одна. Если через пятнадцать минут я вернусь – мы продолжим наш разговор, но это не значит, что я даю тебе шанс. Если не вернусь – значит, я поняла, что не хочу больше ничего слушать от тебя, и ты меня оставляешь в покое. Навсегда.

Ни слова не говоря, я отключаю блокировку двери.

Никакого давления.

Сейчас только ей решать, есть ли у нас хоть маленький шанс или нет. Если окажется да – я переверну мир ради нее. Я не только не позволю ей еще раз падать вниз, я стану ее личной страховкой на все случаи жизни.

Если нет – я пойму, что это справедливо и реально отвяжусь от нее. Не разлюблю, но оставлю ее в покое. И мы максимум следующий раз встретимся на суде Макса Колди – а это случится непременно.

С какими-то путаными молитвами, которые я никогда не знал наизусть, я наблюдаю, как Солнечный Свет скрывается в тени кустов и идет к проезжей части, чтобы перейти дорогу. Скамейка, куда она хочет сесть – отсюда мне не видна, слишком большое расстояние, слишком темно, слишком много деревьев с кустистыми гривами.

Я снова тянусь к сигаретам и начинаю отсчет.

На пятой сигарете меня уже тошнит, но я поджигаю шестую – когда пятнадцать минут проходят.

А потом курю еще и еще – как невменяемый.

Я выжидаю даже час, задыхаясь от дыма в салоне.

Только потом зажигаю мотор и направляюсь домой.

Все понятно.

Никаких шансов. Я должен оставить Солнечный Свет в покое. Навсегда.