Падение вниз [1]

Наше время

Кей

Я пропустил сегодня тренировку – раз.

Я зависаю в «Леваде», и мне впервые здесь все нравится – это два.

Потому что я чертовски пьян – это три.

Мы с Алеком сидим за отдельным столом, на котором расположена куча бухла. И куча специальных рюмок – уже пустых, и все еще ожидающих, когда мы их наполним. В этом зале сегодня особенно много народа – золотая молодежь города отрывается вовсю – бухает как не в себя, устраивает дикие танцы, сорит деньгами.

Полная анархия и свобода.

Я тут не новичок, но раньше тусил здесь больше за компанию, чем из желания насладиться сомнительной атмосферой, но сейчас я прочувствовал ее. Есть в этом всем своя нотка отчаяния и безумия, мне кажется, я сейчас начинаю понимать друга, увязшего в этом хаосе на долгие годы.

На самом деле в последнее время я намного больше понимаю его, узнав некоторые детали, поэтому судить его за саморазрушение – нахрен вообще. Черт знает, как бы я сам себя вел, будучи им.

Но у меня для него есть одна плохая новость, увы, которую я пытаюсь оттянуть, потому что мне хочется просто напиться, а не выяснять отношения с Брайтом. По крайней мере, я жду, когда он опьянеет немного больше. В соревновании, кто больше протянет трезвым, вливая в себя бесконечно алкоголь – Алек обыграет любого, потому что начал участвовать в этом виде спорта со школьных времен и уже порядком прокачал свой скилл, пока я вел здоровый образ жизни.

К нам здесь повышенное внимание. Девушки – красивые, уверенные в себе, очень похожие друг на друга – кидают в нашу сторону заинтересованные взгляды. Самые отчаянные уже сделали попытки подсесть к нам и завести ни к чему не обязывающие разговоры.

Но все они терпели поражение.

Горькое и даже унизительное.

– Пошла вон, тупая шлюха, — это было еще самым мягким отказом от Алека в сторону любой девушки.

Не так давно меня само воротило от его вечного хамства по отношению к женскому полу. Алек словно одержимо и последовательно ненавидел и презирал всех женщин мира, за что справедливо получил звание гребаного сексиста.

Но сегодня я на славу поддерживаю его вайб. Только в отличии от друга, я не ненавижу девушек, мне тошно от себя – какой я бываю с ними. Вернее, с одной. И о которой даже не собираюсь думать, как и обещал себе.

Зарубив мелькнувшую мысль о Сирене на корню, я неуклюже тянусь к другу, чтобы мои слова были максимально конфиденциальны, но по итогу чуть не валюсь на него.

– Эй, мистер Мускул, не лапай меня! – орет Алек, натягивая на себя капюшон толстовки обратно и злобно сверкая из-под него яркими зелеными глазами. – Если я ненавижу баб, это не значит, что я в восторге от мужиков, клоун!

– Не пищи, – осаживаю я его, принимая более устойчивое положение и закидываясь новой рюмкой – что в ней? Не важно. – Ты не в моем вкусе, куколка.

– Куколка? Я надеюсь, ты отвечаешь за свои слова, верзила.

– Да пошел ты. В общем, Брайт, без шуток – «Окси» больше не будет.

Если до этих слов друг только дурачился, изображая злость, то сейчас она выглядит искренней, когда он хватает меня одной рукой за ворот пиджака.

– Засунь эти слова себе в задницу, здоровяк. Потому что это ни хрена не так.

Даже будучи пьяным, я смогу свернуть ему руку, не сильно напрягаясь, но не делаю этого. Пусть красавчик хоть ненадолго почувствует себя сильным, потому что то, что я ему сказал – это факт, который ему придется принять, даже если он применит в захвате меня обе руки. Окей, даже если он реально впадет в ярость и тогда получит шансы отмудохать даже меня – это не изменит ровным счетом ничего.

– Смирись, чел.

– Твою мать, ты серьезно? Малыш наслушался новостей и наложил в штанишки?

–А ты думаешь, это какая-то незначительная херня, кретин? – Я отцепляю его руку от себя, и снова беру рюмку. И снова пью. – Брайт, я пас. Прими это и смирись. Все эти таблетки – реально лютое дерьмо.

– Подойди к зеркалу, Хирш – и попытайся в своем отражении найти праведника, каким пытаешься казаться мне. Ты будешь удивлен – там отразится пьяная горилла, которая пытается напялить на свою тупую голову нимб святого, но черта с два у нее это выйдет. И мы оба это знаем.

Ждал ли я, что Алек спокойно воспримет новость? Нет. Задевают ли меня его слова? Нет.

Я точно не святой.

Я тот еще грешник – друг абсолютно прав. Однако и это для него лично ничего не меняет тоже.

Мы можем сейчас дойти до абсурда во взаимных оскорблениях. При этом ни хрена по-настоящему не поссоримся, но я уже достаточно изучил Алека Брайта – уже завтра, протрезвев, он начнет искать новые контакты мне на замену. И найдет. Потому что рискованных ублюдков всегда хватает в достатке.

А я уже потерял близкого друга, и мне этого факта по горло хватает до сих пор. Поэтому в какой-то степени я переживаю за Алека и его дурные пристрастия.

Ладно, признаюсь, я действительно боюсь, что этот идиот однажды окончательно подсядет и сторчится ко всем херам. И тогда я потеряю еще и его.

И эта мысль позволяет мне ударить его по больному, совсем не по-дружески. На работе я не раз сталкивался с подобным – нужно сделать больно, чтобы выдернуть заражение с корнем. Примерно так поступают с вывихами или гниющими конечностями.

– Брайт, ты лучше посмотри на себя. – Начинаю я, удерживая его разъярённый взгляд. – Ты больше всех орешь, как жаждешь отомстить за Дасти. Именно ты, как никто другой ждешь, когда из своего замка вернется младшая сука Колди, чтобы вытрясти из нее всю правду.

– Это так, – соглашается друг, не понимая, к чему я веду.

– Но давай признаем факт. Ты хочешь казаться грозным, но таким, по сути, не являлся никогда. Старший Колди убил нашего друга. А младшая Колди буквально развела тебя как идиота, попыталась вымазать в грязи как нелепого щенка, и у нее почти получилось это сделать. В любом случае, у нее вышло спрятаться от тебя.

– Лучше заткнись, – предупреждает Алек, от гнева закусывая губу острым клыком.

Да хер тебе.

– Давай признаем честно, тебя сделала маленькая девочка. И вышла сухой из воды.

– Завали свой тупой рот!

Последний словесный удар, и мы закончим.

– Ну давай представим, что следующим летом она больше не сможет прятаться, и ты даже сможешь отыграться на ней за все. Или даже запугать так, что она вывалит сразу любые сведения о своем гребаном брате. Но как ты ее запугаешь – вот вопрос. Вполне возможно, перед ней просто предстанет спившийся чувак, да еще и с приобретенной опиоидной зависимостью. Это выглядит довольно неприятно – факт, но такой чувак не пугает, а вызывает жалость. – И последний укол. – Может, и прав был Калеб, когда допустил, что по итогу через год маленькая девочка просто второй раз поставит тебя на колени перед собой, как знать. – Пожимаю я плечами, будто не говорю ничего особенного.

Я ожидаю получить сейчас кулаком в лицо и внутренне готовлюсь отразить атаку. Все, чем я занимался сейчас – травил без того бешеную собаку, и она ответно нападет. Я бы на месте Брайта уже снес за такие слова любому человеку голову, а потом выдернул руки и ноги, чтобы потом сплести их бантиком.

У всех есть своя больная тема. У всех. Ее нельзя трогать ни за что, а я прошелся по самому больному Алека грязными ботинками, а под конец еще и сплюнул сверху.

Но неожиданно этот безумец вместо ожидаемой агрессии просто смеется мне в лицо.

Твою мать, я иногда забываю, какой он – человек, который может выдать самую неуместную и странную реакцию. Смех вместо злости, ярость на пустом месте – хрен пойми, что осталось стабильно-нормального в этой голове.

– Да черта с два так будет, мистер Мускул, – весело лыбится друг и дружелюбно бьет меня по плечу. – На хрен мне сдались таблетки и бухло, я живу в режиме ненависти.

Аминь.

Его ненависть, по крайней мере, закономерна и оправдана.

Я чувствую облегчение, что неприятный разговор переходит в мирное русло, а мы с Алеком даже не сцепились.

Но я рано радуюсь.

– Смотри, какой красоткой она стала, – внезапно заговорщическим тоном шепчет мне друг, перемещая мое внимание в глубь бликующего зала. Мне не нужно долго времени для понимания, о ком он говорит. Сирена – она здесь. Место встречи изменить нельзя – я чувствую дежа-вю. – Знаешь, Силач, раньше она была такой пацанкой, что как-то я не обращал на нее внимание. А вот сейчас... – Продолжает гребаный змей бесить меня.

До меня быстро доходит, почему Брайт так легко сдался в нашем споре и подчинился. Как бы не так – Сирена своим приходом дает ему возможность размазать теперь уже меня, не прибегая к силе. Мстительный урод.

Я пялюсь на Сирену и прекрасно знаю, что имеет в виду Алек. Теперь девушка выглядит более женственно в типичном обывательском понимании – прическа, выпрямленные волосы, облегающее изумрудное платье, каблуки, макияж. Яркая и сексуальная. Привлекающая к себе внимание и получающая его.

Наблюдаю чужие заинтересованные взгляды в ее сторону, и могу понять других парней.

– Думаю, может, мне подкатить к ней? – долбит в ухо провокатор Брайт. – Такая Сирена в моем вкусе.

Я знаю больше, чем мне хочется знать про «изысканный» вкус Алека и прекрасно понимаю, что сейчас он мне попросту ссыт в уши, желая отыграться. Но тем не менее цежу сквозь зубы:

– Даже не думай.

– А че тут думать? Подошел и сделал свое дело, – пожимает тот плечами. Я знаю этот его легкий подход к подобному, и знаю немножечко больше, чтобы не поверить сейчас ему, что он так поступит. Дело даже не во мне или Сирене.

– Сходи подрочить, дурачок, – советую ему я. – Фотки, думаю, у тебя остались.

На этом я уже вообще прекращаю слушать любой бред друга.

Я выпиваю еще, чувствуя, как уже прилично косею, поэтому не могу остановить себя в том, что жадно слежу за Сиреной. Она заказывает себе какой-то шот, о чем-то говорит с барменом.

Интересно, она уже увидела меня? Знает, что я здесь?

Последняя наша встреча была довольно необычной и запоминающейся.

Точно.

Я помню, как остался со стояком, смазкой и запахом Сирены на нем, и ее признанием в ненависти. Это точно было необычным в своем роде и вряд ли я забуду этот момент.

Мы не закончили тогда.

Нахер это пьяные мысли, я помню первый пункт плана – никакой Сирены, никак, вообще. Мы можем пересекаться сколько угодно с ней, но я не имею права даже на жалкий дружеский диалог с ней. Я уже налажал, когда в этом же месте кинулся на какое-то ничтожество мужского пола, что подкатывал к ней яйца. И не только.

Второй раз я этого не допущу.

В смысле – себя остановлю, если возникнет такое желание.

Она имеет право общаться с кем угодно, как угодно, знакомиться с парнями, заводить новые отношения, трахаться – вообще всё.

Поэтому я просто пью, наблюдая за тем, как бармен заигрывает с моей бывшей. Они улыбаются друг другу, о чем-то беседуют. А парень в фирменной одежде чуть ли не переваливается через стойку, чтобы сократить между ними расстояние. Не удивлюсь, если через несколько минут этот мудак перелезет к ней уже окончательно и засунет свой язык в ее рот. А Сирена ему ответит.

И у меня чертовски хорошее расположение в этом зале, чтобы наблюдать за подобной картиной как в хорошем кинотеатре.

– Это Рой, – на правах местного царька делится со мной информацией Алек. – Знакомиться с местными посетительницами и, если выгорит, после смены везет их трахать в гостиницу. По сути, ничего страшного, не маньяк. Просто секс.

Боже, дай мне сил.

– Ну пусть, – говорю я не своим голосом и перевожу взгляд на бутылку текилы.

И разглядываю ее вплоть до упаковки, что там написано, место изготовления, год выпуска, способ хранения.

Я должен выдержать сегодня – потом смирюсь, и будет легче.

Не могу же я избегать Сирену каждый раз, если она останется в городе до конца каникул.

Не могу и не стану.

И даже сейчас не буду прятать взгляд за прочтением ненужного мне дерьма. Твою мать, я пришел сюда не страдать и укрываться, а... типа жить своей жизнью. Провести время с другом. Напиться как черт.

Да, как черт.

Как исчадие ада.

Именно так я себя ощущаю, увидев, что Сирена за это время сменила ухажера и вовсю флиртует с другим парнем.

И его я отлично знаю.

Так хорошо знаю, что просто держите меня семеро – какого хрена этот урод оказался здесь?

Почти до конца младшей школы я был самым обычным на планете.

У меня была обычная семья со средним достатком. Меня любили и баловали. Помимо родителей, у меня были две бабушки и два дедушки, которые постоянно приезжали к нам в гости из всех окрестностей штата, и каждый раз задаривали подарками.

Я сам по себе был тоже обычным – дружелюбным, добрым, старался учиться на хорошие отметки, меня иногда хвалили учителя, и я был горд.

С друзьями тоже было всегда хорошо – мы были знакомы буквально с детства, жили в соседних домах-высотках, вместе гуляли, попали учиться в один класс, списывали друг у друга домашку.

В основном, в школе мы держались своей привычной стаей – но это было нормально. Изначально мальчики дружили с мальчиками, девочки с девочками. Все были разбиты по своим небольшим группкам, и друг другу не мешали.

У нас была вполне обычная муниципальная школа, где никогда не происходило никаких эксцессов.

Казалось, так будет всегда. По крайней мере, у меня. Потому что я точно не был тем, кто любит высовываться из толпы, нарочито привлекать к себе внимания и влипать в неприятности.

В последнем классе перед переходом в Старшую Школу, в самом начале обучения все сломалось.

Буквально все.

Кошмар начался так непредсказуемо и почти что безобидно, что я подумать не мог, до чего доведут меня последствия того дня.

Я до сих пор не могу вспомнить того парня, кто первый произнес это обращение.

Я по-прежнему общался только со своей привычной группой друзей, и мало знал учеников из других классов. Поэтому того парня я не помню от слова совсем.

Возможно, он и сам не догадывался, что после этого моя спокойная, хорошая жизнь начнет рушиться. Он точно был не старше меня и не думал о последствиях. Никто не думал.

Он произнес это вслух и исчез из поля моего внимания навсегда, потому что потом его слова подхватили другие.

«Эй, жирный, дай пройти!»

И потом взрыв.

Да, я родился сразу крупным ребенком – и у меня оба родителя, как называется, «в теле». Но все время никто не обращал на это никакого внимания – ну что в этом такого? Парнишка с лишним весом – кого этим удивишь в наше время фастфуда и быстрых перекусов?

Мне было комфортно в своем теле, а близким – плевать, как я выгляжу. Они привыкли и изначально принимали меня таким, какой я есть. Посторонним тем более не было до меня никакого дела.

Ровно до того момента, как парнишка, которого я никогда узнаю, кем он был, не назвал меня тем, кем я являлся все время до этого.

Жирный.

Это было понятно и без его слов.

Но когда они впервые прозвучали вслух – у людей словно впервые открылись глаза, и они будто впервые заметили, что все то время с ними в школу ходил парень с лишним весом.

После того дня мое имя начало постепенно исчезать из уст других учеников и его заменило это самое обращение – «жирный». Никто не помнил, кто произнес это первым, но теперь считали, что всегда ко мне так обращались.

И презирали.

Ведь одним только обидным прозвищем дело не ограничилось. Это было бы славно.

Тот незнакомый парень посеял бурю в моей жизни и тут же исчез.

Но повелителем шторма унижений стал Роберт Сили – мой бывший близкий друг, который внезапно в тот день осознал, что я – изгой, с которым нельзя дружить.

Он тут же забыл мое имя и сделал из меня объект для травли.

Несложно догадаться, что того «жирного» – звали Кей Маршалл Хирш.

А сейчас, спустя годы, Роберт Сили, разрушивший мою жизнь, подкатывает к Сирене.

Все мои предохранители летят к чертям.

Три.

Два.

Один.

Взрыв.