Падение вниз [1]

Наше время

Кей

Мой первый заказ.

Я все еще сомневаюсь, верно ли я поступаю.

Совесть – это гребаный рудимент в нашем мире. Все успешные люди, кого я знаю, избавляются от нее при первой же возможности. Я вроде пытаюсь тоже, но...

Черт, я хочу быть уверен, что мои действия не понесут за собой негативных последствий.

Я согласился на предложение старшекурсника с фармакологии – мексиканца по кличке Чувак только для того, чтобы жизнь моя стала лучше. Чтобы я стал более материально независим. Но как совестливому идиоту мне не хочется все это заполучить за счет других людей.

Новое производство «Оксикона» абсолютно легально. Его спокойно выписывают врачи людям, испытывающим физическую боль. Да, в его составе есть опиоиды, поэтому так просто таблетки в аптеке не купить. Но есть люди, которые реально болеют, но по каким-то своим причинам не могут получить направление от доктора.

Для них и существую я.

Теперь существую.

Чувак дает мне лекарство, я прячу его в определенном месте города, откуда его позже заберет незнакомый клиент. Я получаю за это свою часть денег.

Не совсем легально, но, по сути, своего рода делаю добро.

Да, я ведь не толкаю наркоту тупым торчкам. На такую херню я бы не подписался ни за какие деньги.

Но гребаная совесть не дает мне унести свои ноги с самого пафосного района города – Даствуда, и спокойно свалить домой.

Не знаю, чего я ожидаю. Возможно, клиент явится за таблетками вообще не сегодня. Но я жду, жду и жду. И подсознательно мечтаю увидеть хоть и богатого, но немощного старика, еле передвигающего от боли ноги. Ну чтобы убедиться.

Я действительно не поддерживаю нездоровую херню, если Чувак меня жестко обманул, а за «Окси» явится компания веселых и здоровых подростков в поисках кайфа.

Что я тогда сделаю?

Я ищу ответ в себе, максимально честный. И получаю его – я вмешаюсь и отберу у них таблетки. Если нужно – применю силу. Вообще плевать. А завтра, нет, сегодня же пошлю Чувака к чертовой матери с его делишками.

Да, только так.

Мой взятый в кредит старенький седан успешно спрятан в тени деревьев. Я в который раз завожу руки за голову и пытаюсь потянуться, потому что мышцы просто одеревенели от долгого сидения. Если бы не укоры совести, я бы уже сейчас находился в спортзале колледжа, где с удовольствием бы тягал гантели. Мне до ужаса нравится, как физические упражнения совершенствуют мое тело.

Черт, я не эгоманьяк, но то, что я вижу в зеркале – мне нравится.

Здоровая пища, спорт, отсутствие вредных привычек – это охеренный вклад в себя.

Краем глаза я замечаю движение в этом довольно безлюдном месте. Кто-то идет? То, что я ждал?

Взгляд теперь четко фокусируется на объекте передвижения.

И я давлюсь злостью и гневом.

Какой-то рыжеволосый пацан, примерно, мой ровесник – около шестнадцати лет, в красной кофте и темных джинсах лихо едет на незнакомом мне пижонском велике. Хотя в этом районе пижонским для меня является всё – начиная с домов-особняков, заканчивая шмотками этой элитной части штата.

Да похер.

Я просто хочу верить, что этот рыжий оказался тут случайно. Просто выбрал неудачный маршрут для велопрогулки. И сейчас на хрен исчезнет с глаз моих от греха подальше.

«Проваливай отсюда, ну! Ты явно не тянешь на больного человека».

От напряжения я впиваюсь обеими руками в руль и едва ли не стону от разочарования, когда пацан останавливается и бросает свой велик ровно с тем местом, где я прикопал пакетик с «Окси».

Черт бы его побрал.

Долбаный местный мажор в надежде покайфовать – а я-то думал... Думал, всерьез передаю таблетки тем, кто в них нуждается. Наивный идиот. Просто смешно.

– Эй ты! – восклицаю я, уже выйдя из машины и назло громко хлопнув дверцей.

Я же говорил, что не подпишусь на подобное.

Все, что мне хочется сейчас – это надрать задницу рыжему дебилу и забрать лекарство обратно, пока тот не успел удрать. Ему в любом случае не скрыться – если нужно, я поеду за его великом на тачке.

К счастью, идиот вздрагивает и застывает как камень. Никуда не пытается свалить и с удивлением смотрит на меня.

Я все еще отчаянно пытаюсь увидеть в нем намек на физическую неполноценность – ну хоть какую-то! – но не нахожу. Чувак выглядит абсолютно здоровым, видно, что тоже занимается спортом в свободное время, а не валяется в кровати в приступах боли. Козел!

Уверенно приближаюсь к нему, не отрывая взгляда, и быстро отпихиваю ногой его велик за себя – чтоб сразу пояснить – бежать бесполезно.

– Привет?

В приветствии рыжего я слышу вопрошающе-удивленные нотки. Ничего, все только начинается. Я действительно зол.

– Пришел за дозой? – с места в карьер рявкаю ему почти в ухо. – Чертов наркоман, считай, что ты попал!

Вместо паники или ответной агрессии, парень всего лишь беззаботно улыбается на это.

«Все ясно, он уже под дозой, и вообще не втыкает в происходящее».

– Привет, – повторяет он. – Я не наркоман. А ты кто? Ты следишь за мной?

Я впериваюсь взглядом в его карие глаза – не расширены ли зрачки? Я не разбираюсь в сортах дерьма, и это единственный признак, по которому я могу различить торчка от нормального человека. И этот признак отсутствует, хотя это опять же мне ни о чем не говорит. Я ему не верю.

Я игнорирую его тупой вопрос о слежке и задаю свой:

– Пришел за «Окси», не-наркоман?

Ощущаю как губы растягиваются в злой усмешке.

– Это лекарство, а не наркотик, – парирует рыжий, будто открывает мне, неучу, что-то новое. Он издевается.

– А ты не торчок, а просто болен смертельной болезнью, да? – издевательским тоном пародирую я. И издевательски смеюсь на это.

Пацан не поддерживает мое наигранное веселье, не злится и не оправдывается. Просто молча смотрит. Пронзительно. И мне самому не смешно. Я хочу быть злым, но на мгновение чувствую себя идиотом.

– У меня лейкемия. Продолжай смеяться.

Я еле сдерживаю ярость, окунаясь в воспоминание нашей первой встречи с Дастином Лайал. Тогда я считал себя едва ли не священником на пути заблудшего грешника, сейчас вижу себя шутом, который вообразил из себя невесть что.

Если бы я знал, что будет дальше, я бы вел себя иначе. Хотя.

Отчасти я фаталист, поэтому иначе и быть не могло – плохо это или нет.

Но после даже такого неудачного знакомства мы с Дасти в итоге стали друзьями. В итоге я познакомился с его сестрой...

Которая сейчас меня слушает.

Мы вышли из помещения на стоянку, потому что здесь относительно безлюдно. По-хорошему, для таких разговоров и это место достаточно дерьмовое. Но Сирена категорически отказалась садиться ко мне в машину. А я слишком накален нашей с ней встречей.

Да, это сводит меня с ума. Я не веду себя сейчас типично мне, когда посвящаю девушку в тайны ее брата. Вот так, с ходу. Я не уверен, что вообще должен это делать. И в принципе удивлен, что Сирена все еще не знает, что у Дасти была смертельная болезнь.

Не рак стал причиной его смерти, как ожидал он, как ожидал я и остальные посвященные. Поэтому акцент с этого сильно смещен уже в настоящее время. Но тогда... Тогда это было секретом. И для его родителей, и для сестры в том числе.

Про запущенную лейкемию знал я.

Знал Алек. Знал Калеб. И знал Син.

Вот, что нас связывало.

Но лично меня разъединяло с Сиреной.

Сейчас это уже не имеет смысла – что-то скрывать. Все уже давно идет не по плану. Я даже раздосадован, что девушка все еще не в курсе подобных вещей – хотя бы от родителей. И я – именно тот человек, который посвящает ее в новые страшные открытия.

Как знал, Солнечный Свет, и как обещал тебе однажды – я принесу тебе еще достаточно боли.

Получай.

Получай.

Получай.

– Держи, – Син протягивает Дасти стакан с чистой водой. Тот быстро выпивает ее и, уперев локти в колени, закрывает бледное лицо руками.

Нет, это не был какой-то страшный приступ боли, после которого один выход – вызов «Скорой помощи», до этого еще далеко. Но вашу мать.

Дасти кажется абсолютно здоровым. По крайней мере – он умеет это показать. И на время словно бы забывается, что у него рак. Что все плохо. Что это настоящее дерьмо.

Мы шутим, развлекаемся, ведем себя как обычные подростки.

А потом приступ.

Как напоминание – «это иллюзия нормальности, дебилы».

Меня это просто выматывает, я каждый раз чувствую себя обманутым жизнью. Я перестаю любить эту гребаную жизнь, потому что по наивности искал в ней справедливость. Плохим людям – много бед, хорошим людям – светлое будущее.

Дасти был хорошим человеком с кучей бед.

Ладно, с одной. Но зато какой!

И до чего же это все неизбежно, мать вашу.

Сука, я так привязался по итогу к этому человеку. Изначально планировалось, что я буду его тайным доставщиком «Окси», Дасти – мой клиент. Но по итогу мы стали друзьями.

Он посвятил меня в свою тайну.

И я – впервые в жизни – посвятил его в свои тайны.

Да, черт побери, я не парень-рубаха и обычно держу людей на расстоянии. Общаюсь, но не дружу близко. Говорю что-то о себе, но только неважное.

Все это только было до Дасти.

Я не знаю, как это сработало. Может, природная харизматичность парня, которому легко доверить самые постыдные тайны, зная, что он не осудит? А может, это просто циничная человеческая психология – наверняка знаешь, что этот человек честно унесет любые секреты в могилу. В прямом, сука, смысле.

Я могу лишь быть до последнего Дастину другом, помогать ему облегчить боль с помощью «Окси» и... довольно скоро отпустить его.

Не в том смысле.

После окончания этого учебного года в Сент-Лайке друг планирует исчезнуть со всех радаров. Его гребаный выбор. Его гребаное решение.

Мне оно не нравится изначально, как и вся его позиция, но мой гнев эгоистичен. Он строится на личном нежелании терять своего первого настоящего друга. Но мне придется его отпустить, потому что он шел к этому давно. Он подсознательно или осознанно несколько лет хотел именно такого исхода.

Поэтому Дасти не посвящал свою семью в свою болезнь, (которая действительно была неизлечима – я был инициатором его анонимных консультаций у знакомого врача-онколога, чтобы удостовериться). Поэтому он никогда не завязывал обязывающие к большему отношения с девушками.

Поэтому он однажды решил тайно покупать «Окси» через меня, чтобы купировать боль и не привлекать к себе ненужного внимания. Поэтому он нигде не пытался лечиться официально и брать рецепты напрямую.

Дасти знал, что по-настоящему ему ничего не поможет.

Он хотел уйти молча.

Он откладывал деньги и дал себе точку отсчета – окончание школы. После этого – отправиться в путешествие по Америке. Или Европе. А может, в Азию. Не уверен ни в чем, потому что Дасти и не говорил даже нам – близким своим друзьям – каким будет его маршрут. Понимаю его – иначе бы мы его выследили, заскучав через пару суток или отправились с ним изначально. Но ему это было не нужно.

Самым его большим страхом была даже не смерть, а реакция близких на это. Беспомощность близких, жалость, ужас, невозможность это изменить. Наблюдать процесс принятия. Попытки в лечение, которые не принесут плоды. А в итоге – все сведется к одному.

Ему легче было оказаться в статусе «без вести пропавшего». Просто исчезнуть для остальных. Не стать для них «обузой», как он выражается.

Конечно, семья расстроится и испугается, когда он однажды не вернется домой. Разозлится, подумают, что он смотал в какой-то загул. Но постепенно начнет смиряться с его отсутствием. И так будет легче всем.

Дасти верит в это, считает единственно правильным.

Согласен ли я лично с его решением? Да ни хрена! Меня злит эта ситуация, злит, что я не вправе учить его жизни, не могу создать чудо-лекарство и вообще мне все не нравится. Даже то, что мне приходится хранить этот ужас в секрете, потому что я ни за что так или иначе не предам его.

И тем не менее я постепенно смиряюсь – потому что это действительно решение Дастина, и он имеет на это право.

Но тяжелее всего мне дается только один пункт. И я говорю ему об этом не в первый раз.

– Бро, расскажи хотя бы сестре. – Не Сирене, а именно «сестре» – будто меня волнуют только их родственные отношения, а не чувства девушки сами по себе. – Она же вроде адекватная.

Дасти, не дослушав меня, автоматически кидает взгляд в толпу людей – мы находимся на очередной бестолковой вечеринке у Алека, куда притащилась куча народа из их школы. Ключевое – в этой толпе находится Сирена.

Я тоже оборачиваюсь и почти сразу нахожу глазами ее рыжую копну волос. Она стоит возле террасы с незнакомой мне девчонкой, и они над чем-то смеются. На Сирене розовые спортивные штаны и белый топик, который просто эпически облегает ее шикарные сиськи. Она стоит полубоком, поэтому ее красивый силуэт с моего ракурса виден просто шикарно. Будто специально подобранная поза, чтобы у меня не осталось ни шанса не пускать по ней слюни.

И я бы, наверное, как псина бы сейчас исподтишка облизывался на нее, если б не разговор, который так и повис в воздухе. Вообще не радостный, не атмосферный, не имеющий ни с каким долбанным влечением ничего общего. Я просто делаю жалкую попытку предотвратить боль Сирены. Я почти уверен, что ей бы легче было пережить правду, чем жить дальше с «таинственно пропавшим братом» и надеяться на чудо.

Однажды она все равно узнает правду, я уверен.

И я стану для нее одним из тех людей, «кто все знал – и ничего ей не сказал».

Что бы я почувствовал к себе в такой ситуации на ее месте?

Чистую ненависть.

Этот момент настанет, только вопрос времени.

Я уже предаю ее доверие, даже когда она этого не знает. Я продаю «Окси» ее брату, когда Сирена даже не в курсе его болезни. И я буду изображать незнание, что происходит, когда Дасти уедет.

Любые наши с ней отношения наглухо обречены из-за всего этого. Даже более того – ответь я ей взаимностью, со всем багажом своих секретов, для нее это станет двойным предательством впоследствии.

Гребаная жизнь.

Я отворачиваюсь от Сирены – к черту. Выбор без выбора.

– Она лучшая, – отвечает мне Дасти. – Поэтому я ее и сберегу.

– Ты решаешь за нее.

– Я. НЕ. СМОГУ. НАБЛЮДАТЬ. КАК. ОНА. СТРАДАЕТ. ИЗ-ЗА МЕНЯ. КАЖДЫЙ. ГРЕБАНЫЙ. ДЕНЬ. НЕ СМОГУ! – Неожиданно для него грубо отвечает мне друг. Я почти вижу в его глазах слезы, за что мне становится стыдно до кончиков всего, что у меня есть.

Я идиот. Куда лезу? Это не мне решать. Черт. Не я сейчас в шкуре Дасти – это он потеряет сестру-близнеца, а близнецы, как я слышал – это огромная ментальная связь. Ему действительно лучше знать, как правильно.

– Умник, слушай, иди в церковь и там проповедуй свою херню! – тут же накидывается на меня Алек, который всегда слетает с катушек, если кто-то огорчает Дастина. О, он даже сминает и выбрасывает сигарету на газон – все серьезно! – Если Дасти так решил – значит, так решил. – Продолжает будущий философ Брайт. – Твое мнение будет интересно только твоим лабораторным крысам, и то в случае, если они будут под наркозом.

– Алек. – Мягко останавливает Дасти.

Тот верно умолкает, но продолжает злобно глазеть на меня, словно я хоть на капельку могу испугаться его взглядов. Я молчу, потому что сам считаю, что зря влез со своим мнением.

На секунду виснет молчание, но его тут же сбивает подошедший Син, держа в руках бутылку с каким-то спиртным. Он беззаботно кидается к сердитому Алеку:

– Я у тебя тут нашел. Только не говори, что это Каберне Совиньон девяносто второго года?

– Я не разбираюсь, чел, – лениво отвечает тот.

– Давай загуглю.

В итоге гуглит молчавший все это время Калеб, а все остальные изображают живой интерес, насколько дорогая эта бутылка вина. Может, и не изображают. Мне так точно это неинтересно.

Невольно я снова ищу взглядом в толпе Сирену, хотя лучше бы мне вообще оставить подобные попытки.

К несчастью, нахожу. Она на том же месте, но теперь ответно ловит мой взгляд и открыто улыбается. Ее глаза даже издали будто согревают своим теплом и любовью.

Поэтому я немедленно отворачиваюсь.

Новая версия более взрослой Сирены не улыбается мне. Ее взгляд даже в шутку сложно назвать сейчас теплым и любовным.

Это случилось.

Я ей рассказал то, что держал под секретом от нее не один год.

Хотя мог бы и не делать этого, скинув эту обязанность на кого-то другого. Но я понимаю, что должен честно принять ее ненависть после услышанного.

Я знал, что твой брат смертельно болен.

Я знал, что он хотел молча оставить тебя в неизвестности после школы. И не препятствовал его желаниям.

Не случись непредвиденного, я бы молчал об этом и сейчас.

А еще я тебя кинул, ты в курсе. Я тебя оставил. Я сделал много плохого, а о некотором до сих пор еще умалчиваю.

Потому что пока тебе хватит и этой правды, Солнечный Свет.

Тебе и до этого было несладко после смерти Дасти, а тут еще и такие подробности. Наверное, сейчас особенно остро чувствуешь, как все близкие тебя оставляют. Осознанно тебя оставляют те, кого ты любишь и кому ты веришь.

Это так и есть.

Ты ни хрена этого не заслуживаешь, Сирена, но тебя действительно постоянно кидают.

Я жду в ее глазах гнев. На себя. В какой-то степени, на брата. Сирена всегда была вспыльчивой и заводилась с пол-оборота. Поэтому я готов заранее принять все ее злость на себя.

Мне плевать, если она кинется на меня с кулаками. Я выдержу это спокойно. Плевать, если она вытащит откуда-нибудь биту и начнет крушить все машины на стоянке в порыве бешенства. Я не стану останавливать.

Кричи, плачь, ругайся, бей – делай, что угодно.

Я почти физически ощущаю каждую секунду проходящего времени – в таком напряжении нахожусь. Секунда, две, три до взрыва. Пять. Десять. Ничего не происходит.

Сирена продолжает молча смотреть мне в глаза – может, у нее шок, поэтому нет реакции? Или кто-то из посвященных уже успел ей все рассказать? Иначе я не могу объяснить отсутствие бурной реакции.

– Сирена? – тихо спрашиваю я, и с ужасом замечаю, что мой голос дрожит. Соплежуй, она еще ничего не сделала, а мне уже страшно?

Еще пять молчаливых секунд. И еще.

Только ее светлые карие глаза и непроницаемое лицо.

А потом она резко разворачивается.

И.

Просто уходит?

Серьезно?

Сирена-огонь даже ничего не скажет в ответ? Девушка-эмоция? Девочка-ураган? Мой рассказ не впечатлил ее? Показался не важным? Я преувеличил все, а на самом деле все не так уж и плохо? Возможно, у меня даже есть шансы?

Я смотрю Сирене вслед, на ее теперь ровные, гладкие волосы. На спокойную походку уже юной женщины. Это так все... странно. Как будто бы совсем другой человек. Более взрослая и уравновешенная, сильная?

Это ведь хорошо, наверно?

Люди взрослеют. – убеждаю я себя.

Люди меняются. – а это я знаю точно.

Люди ломаются.

Я ошибся в отсутствии реакции и равнодушии Сирены. Не в них дело.

Через год я окончательно доломал свой Солнечный Свет.

Однажды начал. А теперь добил.

Вот и все.