Падение вниз [1]

Наше время

Кей

В каждом мегаполисе всегда было, есть и будет миллион клубов, баров и прочих увеселительных ночных заведений. И среди этого числа всегда будут две самые яркие звезды – никогда не одна.

«Фри-беллз» – двухэтажное, длинное заведение с двумя площадками – для музыкальных исполнителей крупного и мелкого масштаба, тремя барами, лаунж-зонами, караоке и боулингом – находится в Центре города. Там всегда много народа, много шума, много драйва, много подростков, стекающихся со всех районов и грустных шлюх, потому что, несмотря на популярность «Фри-беллза» – у него не самая богатая клиентура.

Если уместно сравнить, то это самый крутой «МакДональдс» города, когда «Левада» – это самый изысканный ресторан.

«Леваду» изначально построили в самом престижном районе города - Даствуде, где обитают самые богатые семьи нации. Здесь не найдется огромных стадионов, как в «Фри», потому что «Левада» запускает только частные выступления музыкальных звезд. Тут довольно много барных помещений, закрытых кабинок, стриптизерш с внешностью топ-моделей, а главное – бешеные бабки за тусовку в этом месте и люди, которые тратят их не задумываясь.

При иных обстоятельствах я бы в жизни не подумал прийти сюда – не мой уровень, личный интерес – минимальный, к тому же, пью я только по исключительным поводам. Но по итогу провожу время в «Леваде», как минимум, дважды в месяц – и все это благодаря дружбе.

Я не особо хочу или пытаюсь вникнуть в такие вещи, как владелец клуба, директор, исполняющий обязанности или формальный хозяин. Даже не особо понимаю, какая в них разница, может ли это быть одно лицо, или все перечисленное – это синонимы? В общем, Алек Брайт в момент своего восемнадцатилетия стал в «Леваде» главным ее представителем.

Это не удивляло – его семья владела множеством элитной и прибыльной недвижимостью по всей стране. Я даже не хочу представлять, что еще находится во владениях молодого наследника. Но не хочу по той причине – потому что сам Алек буквально не хочется заниматься хоть чем-то. В той же «Леваде» у него все дела выполняют наемные рабочие, а все чем он сам любит здесь заниматься, начиная со старшей школы – это до смерти напиваться крепкими напитками. Преимуществ делать это именно здесь достаточно – его точно никто не рискнет попросить уйти, ну и сам факт продажи высокоградусного алкоголя для него, не достигшего возраста двадцати одного года – немаловажный плюс.

Но у Брайта проблемы не только с огромным нежеланием заниматься серьёзными делами, но и самоорганизованность и ответственность зачастую дает сбой. Иначе не объяснить тот нюанс, что он сам же написал сегодня в общий чат и предложил собраться в «Леваде», и сам же просто не явился, забыв или не посчитав нужным поставить об этом в известность.

Калеб в привычной своей манере произносит короткое на его счет:

– Мудак.

Он снова одет во все черное, как гребаный князь Тьмы, и смотрит на веселящихся в выходной день людей как на ничтожных плебеев. Замечаю, что друг с опаской держит в руке стакан, где налита водка. Но насчет его мнения об Алеке – соглашаюсь. Мы чокаемся с ним, но в моем стакане – минералка.

– Да ладно вам, – расслабленно улыбается Син. На фоне рядом сидящего с ним Калеба – его сине-фиолетовая рубашка со светлыми джинсами кажутся броскими тряпками жаждущей внимания сучки. – Тут столько красивых девчонок.

Он произносит это громче положенного и смотрит на проходящую рядом стриптизёршу в красных стрингах и такого же цвета массивных стрипах – это ее единственная одежда. Девушка, услышав эту фразу, ловит взгляд Сина и замедляет свой ход.

Тот сразу же хлопает рукой по своим коленям, приглашая ее к себе, но девица, улыбаясь соблазнительными красными губами, игриво качает головой в знак протеста. Син прекрасно понимает, что у танцовщицы есть свои правила поведения в этом месте, и просто тусить в компании парней – в них точно не входит. Точнее, бесплатно и прилюдно – не входит.

Но за определенную сумму прекрасно все войдет. И выйдет. Войдет и выйдет.

Обменявшись жестами с девицей, Син удаляется с ней из зала, держа свою руку на ее упругой заднице.

Я не ханжа, но подобное не приветствую, хотя друг порой звал даже с собой в такие моменты «сыграть партию на троих». Но понимание, что придется хоть и в резине трахать влагалище женщины, в которой, вероятно, кто-то побывал незадолго до тебя – снимает возбуждение тут же. Но на приколы Сина в этом плане мне плевать – он тоже не обременен отношениями, имеет свои взгляды на жизнь, так что похер, похер.

Занимаю более удобнее место Сина, дающее обзор на небольшой танцпол, где как две змеи танцуют незнакомые мне девушки под инди-рок. Вся остальная публика оккупирует барную стойку или, как мы, сидит в огороженных друг от друга широких кожаных диванах и столиками с напитками. Неон бьет по глазам – слишком яркий и кислотный, что больше подошло бы для наркоманской тусовки. Я даже как-то указал на это Алеку в форме совета что-то исправить, но тот ожидаемо покивал головой, как бы соглашаясь, и тут же выкинул из головы информацию.

Оставшись сейчас с Калебом вдвоем, мне приходится думать, о чем с ним говорить. Допускаю, что этот тип может промолчать несколько часов подряд, не испытывая при этом никакого дискомфорта, но мне скучно.

– Почему водка? – спрашиваю его. В моем окружении он единственный парень, кто может выбрать именно ее, игнорируя более претензионные яды.

– Мне интересно. – Просто отвечает он.

И всё. Гребаный ты черт. Добавь еще пару предложений к сказанному.

– Интересно что? – как тупой зануда цепляюсь я к его ответу, вытягивая нечто большее.

– Что в ней находят русские.

– А при чем тут вообще русские?

– Русские совершенно ни при чем. Это мой лично интерес.

Что, что я должен понять из этого? Смотрю в бесстрастные черные глаза Калеба и не понимаю, какого черта он зачастую выражается так странно? В его словах вообще есть какой-то смысл? Калеб специально корчит из себя мутного чувака, никогда нормально не отвечая? Или сейчас он просто напился русского алкоголя и сам не ведает, что говорит?

В моей школе он бы точно был местным гиком с такими приколами, со своей отстранённой манерой поведения и взглядом «Я хочу вас всех убить. Медленно.» С ним бы вообще никто не вел диалоги, а просто бы запинали.

Но в этом мире, где Калеб – сын долларового миллионера, выходец из аристократии по материнской линии – его никто и пальцем не тронет.

Хотя вру, даже убивают людей из разных социальных кругов. То, что ты чей-то богатенький ребенок не равно, что проживешь долго и счастливо. Это даже не гарантирует того, что твоего убийцу посадят. Особенно, если им окажется некто из похожей по состоятельности семьи.

Куда вообще движутся мои мысли? Я же хотел просто обсудить русскую водку. Видимо, этот напиток настолько опасный, что даже рассуждения о нем сводятся к убийствам, мрачности, безнаказанности.

– Волосы остригла. – Внезапно сам начинает новый разговор Калеб. – Обычно девушки так делают, когда начинают новую жизнь.

Больной ублюдок, а сейчас он о чем? Какие волосы и девушки с новой жизнью? Этот чувак без того со странностями, а выпив, видимо, постигает новые уровни своего безумия. Нет, ни хрена так дело не пойдет. Я слишком трезвый для этого дерьма, точнее, абсолютно трезвый – сомневаюсь, что в таком русле вывезу Калеба.

Хрен с ним, уже не мальчик, пусть остается в «Леваде» без меня, пусть дожидается Сина, пусть вместе потом напиваются. В отличии от них, у меня сегодня выходной, я, черт побери, единственный в этой компании, кто действительно работает. Поэтому даже чтение книги или просмотр среднего качества фильма будет лучшим, чем так бездарно тратить свое время.

Хочу все это прямым текстом сказать Калебу перед тем, как свалю, но на автомате поворачиваю голову в сторону, куда направлен взгляд друга.

Только не это.

Калеб говорил вполне конкретные вещи, это я не вник и сразу поставил клеймо.

Нет.

Нет, нет и нет!

Да.

Сирена Лайал. Именно она. О возвращении которой уже говорил Алек. В белой майке, обтягивающей ее соблазнительную грудь. В узкой джинсовой юбке, которая так хорошо оккупирует ее круглую задницу. И да, рыжие волосы медного оттенка, которые я видел последний раз, укорочены теперь вдвое с того момента и заканчиваются на уровне ее узких плеч, открывая длинную, тонкую шею.

Она не видит меня, сидит за пару компаний от нашего столика – ее профиль сейчас вполоборота, хоть и узнаваем с первого взгляда. Сирена держит в одной руке высокий бокал, но пока не делает глотка, а пальцами другой волнительно постукивает по столу.

Мое самое сильное желание – сорваться с места и увидеть ее лицо, по которому я, черт побери, скучал в течение каждого дня этого гребаного года – тут же гасится наличием того фактора, что девушка не одна. Напротив нее расселся, раздвинув ноги как пародия на альфа-самца, незнакомый мне ублюдок в каких-то пидорских шмотках, под стиль неона этого зала. На его лице застыла мерзкая улыбка, а длинные волосы с моего расстояния кажутся грязными, хотя чувак скорее всего переборщил с гелем.

Он мне определенно не нравится.

Но я бы не обратил внимания на него, если б он не был спутником Сирены.

Кто, мать вашу, этот хрен? Ее парень? Может, она привезла его с собой за компанию? Представила родителям? У них все серьезно?

Твою мать.

Все это в любом случае не мое дело. Настолько, что я даже не имею права думать об этом, тем более – быть недовольным. А я недоволен. Я должен быть благодарен любому выбору Сирены, если этот парень помог ей пережить этот год и сделал счастливой. А я не благодарен.

Так сильно не благодарен, что на автомате ощущаю то самое напряжение в мышцах, какое появляется перед ударом. Вот только я сейчас не в зале для тренировок, а неоновый урод – не моя бойцовская груша, на которую я обычно сливаю всю свою агрессию.

Он улыбается – его тупое лицо мне видно, как назло, прекрасно. Сирене, судя по всему, тоже. Мне бы в идеале совершить задуманное – свалить отсюда. Желательно, в зал, где я сегодня изобью грушу, пока кожа ее не лопнет от ударов. Но я продолжаю молча сверлить эту пару взглядом.

Возможно, со стороны я выгляжу напряженной бойцовской собакой перед прыжком, потому как Калеб, о котором я уже забыл, говорит:

– Расслабься.

Ну раз ты просишь, то, конечно же. По мановению волшебной палочки. Волан де Морта, сука.

– Они незнакомы. Сирена пришла недавно и одна, а этот мудила подсел к ней минут пять назад. Думаю, он ее просто клеит.

Даже если и так. Ее может клеить абсолютно любой парень. И я даже в самом идеальном для Сирены кандидате обязательно найду кучу минусов, а еще причину – почему он не тот, кто ей нужен.

Сука, как же я зол.

Мое проклятье – однажды узнать, что у этой девушки появился кто-то другой. Ненавидеть это всей душой и не иметь возможности исправить это. Я ведь знал, знал, знал, что у нас с ней не может быть хэппи-энда, знал, что я сделаю ей больно и даже каким образом, после чего она меня возненавидит. Но реальность настолько стервозная мразь, что Сирена получила возможность меня презирать, даже не узнав половины правды.

Я не то, чтобы недостоин этой девушки, мне даже думать о ней теперь греховно, ревновать ее, желать увидеть ее глаза.

Но я тем не менее думаю, ревную и хочу.

– Это не мое дело, – резко отвечаю я Калебу, не отрывая взгляда от парочки.

– Разумеется, не твое.

Даже не хочу вникать, сколько ехидства вложил в свои интонации придурок, боясь, что мой стоп-сигнал на агрессию сорвется окончательно, и я позорно оторвусь на нем самом, затеяв бессмысленную драку с другом в клубе.

И таким меня увидит Сирена спустя год – само очарование.

Пытаюсь смотреть в сторону, но кого я обманываю, мой взгляд возвращается к этой паре каждые две секунды. Вот неоновое чмо играет бровями с ухмылкой – что выглядит максимально убого. Вот Сирена делает большой глоток, судя по виду, коктейля «Лонг-Айленд». Вот парень ей снова подмигивает и что-то бесконечно болтает. Вот их головы склоняются ближе друг к другу, и они о чем-то шепчутся – невыносимо. Вот Сирена вначале как будто резко откланяется от урода, но потом снова наклоняется к нему всем корпусом. Снова болтовня с улыбками немытого – минуты идут, а я все чего-то жду вместо того, чтоб убраться подальше отсюда и прекратить заниматься мазохизмом.

Вместо этого прошу Калеба сходить за новой порцией водки, чтоб не отвлекаться самому ни на секунду. Только уже заказываю я себе.

Гребаный черт, что я творю?

– Гребаный черт, что ты собрался делать? – повторяет мои мысли Калеб, прежде чем уйти к барной стойке.

И в этот самый момент мое острое зрение позволяет мне увидеть в ладони неонового педрилы круглую таблетку. Он довольно быстро показывает ее Сирене, и тут же сжимает в кулаке, осторожно озираясь. Я на секунду опускаю взгляд, но тут же возвращаю его – что, сука? Что и зачем он ей показывал?

Глупый вопрос – это явно не анальгетик от головы. Я готов убить пустоголового Алека, который клялся, что готов всерьез заняться безопасностью в «Леваде», подразумевающей, что здесь будет полный контроль над отсутствием наркотиков.

Сирена напряженно замирает, но при этом я не вижу в ее действиях резкого отказа. Она что, думает взять или нет?

А в голове тут же мелькает другой образ – те же рыжие волосы, так похожий на нее парень. Брат-близнец Сирены и такая же круглая белая таблетка. Я их давал Дастину. Пусть не в руки, но я. А теперь его нет в живых.

Не ищу даже оправданий, что смерть друга и таблетки никак теперь не связаны. Я просто на хрен не могу допустить, чтоб Сирена... Чтоб Сирене кто-то давал запрещенные вещества. Наркотики – это хреново, сука, это очень плохо. Те, кто их распространяет – конченные уроды.

И когда один из этих уродов снова тычется своей зажатой рукой в сторону Сирены, я тут же вскакиваю на ноги, все еще не сбрасывая с глаз образ Дасти, а с сердца – своей вины. Поэтому, когда я хватаю неонового прямо за воротник рубашки и одним движением выбиваю из руки таблетку – я словно вцепляюсь в прошлого себя. Под крики других посетителей бара я выбиваю ногами все дерьмо из прошлого себя. Я хватаю за шею и пытаюсь душить прошлого себя.

Я не ощущаю, что парень мне не соперник и не дает даже ответки. Я все еще вижу в нем того проклятого урода в пиджаке, каким остался до сих пор. Прошлый я такой же физически сильный, но в душе – слабое ничтожество. Трус. Параноик. Слабак. Первопричина.

Таблетки. Дастин. Вечеринка. Моя девушка.

Сирена.

Сирена вцепляется в мой пиджак – как давно? – и пытается меня остановить. Мой морок тут же исчезает – в моих ногах корчится неоновый, хлипкий пацан. И мне лично до него нет никакого дела. Если кто-то и вызвал копов из-за драки – пусть мудака забирают прямо с вещественными доказательствами. Плевать.

– Кей Хирш, что ты творишь, твою мать? – слышу рядом с собой голос, который, оказывается, охрененно хорошо помню. Я вообще все помню. Поэтому мне стоит огромных усилий сейчас посмотреть Сирене прямо в лицо.

Как сильно я хочу видеть эту девушку, но не менее сильно понимаю, что лучше бы мне сейчас ослепнуть. Я не вынесу этот взгляд. Она будет смотреть на меня как на придурка, не подозревая, что на самом деле я еще и мерзавец.

Но как самый настоящий мерзавец выдерживаю взгляд. И даже улыбаюсь, будто не избивал секунду назад ее нового дружка на ее же глазах.

– Привет, Солнечный Свет.