Глава 3-Искусство приближения
В галерее стало непривычно тихо. Привычные звуки - шелест бумаг, осторожные шаги по паркету, отдаленные голоса экскурсоводов - внезапно уступили место глухому гулу предвкушения. Эмили сидела за своим столом, склонившись над каталогом новой выставки, но с того утра ее мысли были далеко за пределами залов. Они снова и снова возвращались к их последнему разговору - ее и мистера Найта.
Точнее, Себастьяна. Он настаивал на том, чтобы она обращалась к нему по имени, хотя в нем по-прежнему было что-то далекое, почти неприкосновенное. Как будто он сам был одной из тех мраморных скульптур, к которым хочется прикоснуться, но не получается.
Они встретились снова через неделю после их первой встречи. Он пришел поздно вечером - галерея закрывалась, сотрудники расходились по домам. Эмили все еще была там, наводя порядок в зале импрессионистов.
- Вы задержались, - сказал он, почти бесшумно появившись у нее за спиной. - Это признак преданности... или одиночества?
Она медленно обернулась, не зная, как реагировать на такую двусмысленность.
- Скорее привычка, - спокойно ответила она. - Когда день заканчивается, искусство начинает звучать по-другому. Ни голосов, ни шума... Оно почти шепчет.
Он внимательно посмотрел на нее. Затем - не сразу - улыбнулся.
- Я бы хотел услышать, что оно шепчет вам.
С того вечера кое-что изменилось. Себастьян стал чаще появляться в галерее, иногда один, иногда с потенциальными покупателями или искусствоведами. Но даже на этих официальных встречах Эмили чувствовала, как его внимание разрывается между картинами и ее голосом, когда она рассказывала о следующей выставке.
В одно из таких утр - когда солнце еще только пробиралось между стеклянными фасадами Манхэттена - он задержался в своем кабинете, разглядывая эскизы и рисунки будущей выставки. Эмили стояла неподалеку, указывая на места крепления подсветки. Но вскоре разговор перешел на другое.
- Вы ведь не только руководите галереей? - осторожно спросила она. - Вы действительно... живете ею. Почему?
Он замолчал, его взгляд скользнул к окну, где в утреннем свете серебрились крыши домов.
- Потому что искусство - единственное, что дает мне шанс все исправить, - сказал он наконец. - Я вырос в семье, где все измерялось цифрами. Прибыль. Акции. Мне было шестнадцать, когда я впервые увидел картину, которая заставила меня... остановиться. Впервые кто-то положил руку мне на грудь и сказал: "Ты жив". С тех пор я ищу это чувство - снова и снова.
Эмили слушала, не в силах вымолвить ни слова. В этом признании было что-то до боли знакомое. Она знала, каково это - искать опору в красоте, когда в реальности все рушится. Она помнила пожар, уничтоживший их дом... и ее отца. Только краски, только холст спасли ее тогда.
- Иногда, - прошептала она, - кажется, что искусство - это единственное место, где можно спрятаться от прошлого.
Они посмотрели друг на друга. Впервые по-настоящему. Без привычных защит, без ролей. Как будто в этом взгляде они оба увидели то, что давно искали.
После того утра каждый день стал казаться новым. В его движениях появилось чувство предчувствия. В их словах появилась неуверенность. Эмили чувствовала, как Себастьян ищет в ней ответы. И с каждым днем она все больше и больше находила их в себе.
Но вместе с влечением пришло и сомнение.
Он был старше, богаче, влиятельнее. Его имя было известно. Его прошлое - хранило свои тени.
И все же в следующий раз, когда он задержал на ней взгляд чуть дольше, чем следовало, Эмили впервые не отвела глаза.