Целуя против шерсти
Здесь недавно прошёл последний весенний дождь. Звуки бьющихся о лесную подстилку капель звенели в ночной тишине. Папоротники и сухая трава приятно шелестели, собирая вокруг себя мокрую густую тьму. На лесных проплешинах казалось чуть светлее.
Редкие крики птиц и писки мышей были отражены полупрозрачной дымкой, расстеленной как паутина между туманными силуэтами деревьев. Наверное, зверьки просыпались от ночных кошмаров. За этим следовало тихое эхо, которое настораживало даже хищников. Стволы деревьев казались такими беззащитными и тонкими, на горизонте словно сбившимися в кучу и прячущимися друг за другом. Свежо, – в воздухе до сих пор витали аромат грозы и запах мокрых северных мхов.
Моя стая прочёсывала западную границу наших территорий. Я был молод и смел и на своих четырёх волчьих несся настолько быстро, насколько только могли позволить мои разгорячённые мышцы. Мы летели сквозь ночной мрак, не разбирая на своём пути практически ничего, кроме тусклого света вдали – там Луна освещала для нас Озеро.
Такая невероятная скорость щекотала мои нервы и шерсть, мощные лапы рвали под собой траву и напрочь сносили листья папоротников. Позади меня оставались слегка вырытый след от когтей и срезанные моим же телом листья. Кончиком хвоста я задевал мокрые стволы и ветки деревьев. С носа текло, глаза ещё никогда так резво не искали выхода из этих лесных зарослей – петлять, чтобы не врезаться, петлять, петлять среди вырванных корней, пней и резко вырастающих перед носом острых веток. Вот, что необходимо волку! Почувствовать себя хищником, почувствовать себя по-настоящему живым. Холодный ветер силой вбивал мне в ноздри обрывки летних запахов, которые я каким-то чудом успевал обработать в голове и принять новые неизвестные мне ароматы. Я слышал своё сердце, бешено бьющееся в горле. Я слышал пульсацию крови в ушах и дрожание груди из-за её давления в аорте.
Краем глаза я видел двух волков, вьющихся в деревьях и зарослях и стремительно догоняющих меня. Моя стая. Ощущение, что они где-то рядом со мной, давало мне возможность пастью заглотить новую порцию вязкого влажного воздуха и продолжать бег, не сбавляя темп. Я смотрел вперёд, но в глазах тех родных мне существ невольно всё-таки завидел огонь. Как же всё невероятно между нами складывалось без единого слова... Каждое наше движение, которое я смог поймать, оказывалось синхронным, даже если нас разделяли добрые десятки волчьих хвостов. Я слышал тяжёлое, но такое приятное дыхание слева и справа от себя. Точно такое же было и у меня. Ветер приносил мне запахи моей стаи, тех двоих, и мы были единым движением, единым телом, единой мыслью, несущейся к нашей единой цели. Мы трое выполняли священное – обход территории, защита всех волчиц и волчат далеко там, в сердце нашего лагеря. В этот момент огонь искрящего в моей крови адреналина из груди перебросило во взгляд и отражало на всё, что я видел вокруг. Я летел над землей, отталкиваясь мощными лапами от мокрых камней, с ощущением горячего жжения в мышцах и в чёрно-белых оттенках повсюду вокруг меня. А что, ночью разве бывают ещё какие-либо другие цвета?
Мы одновременно сменили направление, как только оказались в примерно тридцати хвостах от тёмного песчаного берега, и теперь держали курс вдоль него. В стороне блестело, раскинувшись среди расступившихся зарослей папоротников и деревьев, Озеро. Это Луна благословила. Каждую ночь она освещает для нашей стаи эту святую воду, какой в широчайшей округе не было и не будет никогда. Никто не знает, почему эта вода здесь единственная, но все знают, что этот край Озера – владения нашей стаи. По запаху, на другой стороне тоже проживали. Мы имели хорошее представление о своих соседях.
Внезапный громкий рык слева, кроткий визг, затем какой-то глухой звук и треск шишек. На нас напали? Ни секунды не думая, я резко обернулся в ту сторону и обнаружил прямо перед носом какое-то светлое размытое пятнышко. В темноте не успев толком ни затормозить, ни опомниться, я налетел на это пятно, разжал челюсти и, сверкнув клыками, со страшной силой сжал зубы в чём-то меховом и тёплом.
В пасти что-то брызнуло, и она тут же залилась горячей солёной жидкостью с нотками железа. Кровь! Я не понимал, бьётся ли ещё у моей жертвы сердце или это мой пульс можно было услышать за сто деревьев вокруг. В нос ударил знакомый, очень аппетитный запах. Молодая оленина? Возможно. Только на этот раз аромат показался мне немного кисленьким. Вскоре и сердце в моих зубах остановилось. Я слегла разжал челюсти. Меня потихоньку отпускало, а из горла постепенно уходила та странная бешеная пульсация.
Уши сами повернулись в направлении возникшего в стороне слабого шороха и тихого низкого рыка. Я стоял неподалёку и пытался отдышаться, но тушка закрывала в моей пасти путь для воздуха, и я немного хрипел.
— Черр! Ты цел? — когда с таким возгласом к волку из нашей стаи подбежала волчица, в моей голове наконец-то собрался пазл. Черра что-то сбило с ног!
Я инстинктивно выбросил из пасти тушу, и та безжизненно повалилась на сырую землю, подняв маленькое облачко пыльцы и пыли. Переступив через убитого оленя, я потрусил к Черру и Миркл.
— Ты споткнулся об того оленя? Сильно ушибся? — я подошёл к кряхтящему Черру с намерениями облизать его ободранные в кровь лапы, но тот мордой перекрыл мне дорогу.
— Не надо. — волк попытался подняться, однако было видно, насколько с трудом ему это удавалось. — Он сам вылетел мне навстречу! Не было никаких шансов, что я смог бы хоть как-то избежать столкновения.
— Где болит? Покажи мне пожалуйста, — Миркл крутилась вокруг Черра, стараясь вознёй и суетой поправить дело, — не сломал ли ты лапу?
— Да быть того не может! Для волка лапы – самое главное, я точно ничего не сломал. Отойди.
Ещё одна попытка встать на лапы со стороны Черра увенчалась шатким успехом. Таким же шатким, как и его лапы. Черр заметно дрожал.
— Найти мяты? Ты ведь съешь немного, если я тебе принесу? — не ожидая ответа от Черра, Миркл сразу же заработала носом и примкнула головой к земле, только лишь виляя хвостом.
— Не надо, прошу. Ну что ты, совсем что ли? Угомонись!
Черр мотнул головой в сторону, стряхивая с себя остатки цепкого мха, сломанных веток и боли в передней лапе.
— Давайте лучше разберёмся, что произошло. Так... что за не запланированную охоту ты тут сегодня устроил? — он приковылял поближе ко мне, опустив внимательный нос и вдыхая короткими очередями запах туши. — Оно точно мертво?
— Сердце уже не билось, когда я отпускал.
Черр перевернул голову оленя мордой к нам и почему-то попятился назад. Тогда я тоже обернулся на тушу, чтобы посмотреть на то, что же его так напугало.
— Хочешь узнать, кого ты убил? — странно сверкнул глазами Черр, вздёргивая голову кверху.
Я посмотрел на убитого поближе. Им оказался совсем маленький оленёнок об очень тонких ножках, с обрамлённой позолоченной шерстью грудкой и шеей и там же теперь уже с глубокими рваными дырками, из коих просачивалась на лесную подстилку чёрная кровь. Длинные ушки оленёнка, что ранее находились в постоянном движении и внимательно слушали мир вокруг, сейчас покорно лежали на земле, мордочка выглядела по-детски невинно и чисто, а с белой шерстью около горла и хвоста игрался нарастающий ветер.
Над нами громко зашумели кроны деревьев. Краем уха я уловил заинтересованное басистое гоготание ворона, доносящееся откуда-то сверху. Перед моим носом в воздухе прокружило чёрное перо и затем мягко приземлилось рядом с оленёнком. Ветер осторожно колыхал мою шерсть. Я стоял, не двигаясь и стараясь даже не дышать, и не мог оторвать взгляд от убитого мною зверька. Голос разума по всему моему телу разносил эхо трепета и волнения. Даже Миркл успокоилась, повернулась к нам и тупо глядела перед собой, зависнув на одной точке. Никто ничего не делал. Все как будто боялись двигаться, точно так же как боится лишний раз дёрнуться жертва, когда чует, но не видит рядом с собой хищника.
Кровь стынет. Ранее настолько горячая, коей можно было бы расплавить даже металл. Время тянулось долго. Когда над нами громко гаркнул ворон, я всё-таки немного пришёл в себя. Но только, чтобы произнести нечто пугающее меня до колющего ужаса.
— Того, кого я не должен был никогда даже касаться?.. — ко мне в сердце закрался томный ледяной страх.
— Разорви его в клочья и утопи в Озере, а запах мёртвой оленины перебей свежей меткой. Морду умой – ты весь в крови. — бросил Черр, разворачиваясь к Миркл. — Это же всё-таки наша территория. Он ведь не должен был здесь находиться. Никому ни слова об этом.
Обратная дорога оказалась намного тише и спокойнее. Шесть пар волчьих лап с осторожностью трусили по липким листьям и скользкому мху, покрывающему выступающие как вены корни. Всякие плохие мысли заполнили всю мою голову, а я просто пытался перевести дух от такой интенсивной ходьбы. Бежать было гораздо легче, ведь волки изначально созданы для этого. Выслеживать добычу на своей территории, стремительно догонять её бок о бок с волками твоей стаи, совершить последнее усилие – смертоносный рывок с тяжёлым укусом, а потом всем вместе угощаться большой свежей тушей, виляя хвостами.
Сейчас я ощущал себя иначе. Мне было не по себе; тревожность быстро нарастала, голова зарастала больными мыслями и давила на мои воспалённые глаза. Что-то я сделал не так. Точно. В груди меня колко щемило чувство, что такое – нельзя спрятать. Но именно так поступить сказал Черр, а он что-то знает. Он немного старше, а значит и чуточку мудрее. Так ведь?
Пару минут назад мы неслись сквозь заросли по окружной, а теперь возвращались в лагерь по прямой. Нам пришлось немного спуститься в овраг, где лапы приклеивались к пропитанной дождём земле и отклеивались от неё с громким чавкающим звуком. Я шёл последним. Впереди меня из стороны в сторону колыхался светленький хвост Миркл, а впереди нас вёл Черр. Я заметил, как его широкие плечи опустились и пропустили голову вниз, к земле. Либо он что-то вынюхивал, либо предался тяжёлым мыслям и брёл, понурив голову. Его тёмный силуэт на фоне чёрного пейзажа леса виделся мне слабо, и я ориентировался больше на запахи. В воздухе витали горькие ароматы страха и тревоги. Но, может быть, это просто так пахла моя шкура?
Перед заходом в лагерь Черр очень тихо напомнил нам о том, чтобы мы не обмолвились о произошедшем ни с кем из стаи. Он собирается это скрыть. Большие и круглые глаза Миркл выдавали её трусость, она сразу же множественно закивала головой. Когда Черр пронзил своим взглядом и меня, я только лишь слабо кивнул ему в ответ. Один раз. Я не знал, что собирался делать. Груз ответственности за убийство лежал на мне. Что-то пойдёт не так. Что-то пойдёт не так гладко, и все это чувствовали.
Наш запах постепенно вытянул волков и волчиц из неглубоких нор лагеря и из самых дальних его уголков, почти вся стая потихоньку слилась в одно большое тёмно-серое существо с блестящими глазами, чтобы поприветствовать нас после ночного обхода территории.
Я хранил обет молчания. Старался не выдать себя ни взглядом, ни движением, ни словом. Черр и Миркл пока что вроде бы тоже это удавалось. Мы решили умолчать о произошедшем, может быть это и правильно, ведь все улики я спрятал, а запах перебил своим новым. Мало ли что было на земле в том месте до меня. Мало ли?..
Я повернул голову к большой скале справа. С моего ракурса она выглядела как тот самый убитый мною оленёнок. У поросшего папоротниками подножия скалы вожак нашей стаи прямо сейчас слушал, что докладывал ему из новостей Черр. По выражению морды старшего, тот не выдал ничего лишнего. Всё по делу. Надеюсь, всё останется в тайне, так спокойнее снаружи, но внутри у меня всё трескалось и гнило от тревоги и страхов. Меня грызло изнутри. Если бы сейчас все узнали, что я сделал, возможно, я уже был бы мёртв. Наверное, это тоже одно из правильных выходов из такой непростой ситуации. Тонкий приятный вой откуда-то неподалёку вернул меня к жизни.
Из норы ко мне выскользнула и моя волчица. Она увидела меня с большого расстояния и сразу же понеслась в моём направлении, высунув от счастья язык и высоко подняв хвост. Какая же она красивая... Смысл моей жизни! Каждую ночь с ней я убеждаюсь, что Сойка – упавший с небес ангел, посланный мне с Луны; как же в холодном сиянии блестит её жемчужная шерсть... А вблизи, когда смотрю глубоко в её глаза, я слышу там шумящее море и волны, бьющиеся об острые чёрные скалы, и всё это словно на несколько мгновений оживает передо мной, и я вижу море, море, море... Иногда я хочу увидеть мир её глазами. Она, такая чистая и нежная, подбежала ко мне целоваться, и на душе у меня всё сразу же стало хорошо.
— Я очень ждала тебя! — Сойка стала мягко лизать меня в губы мокрым языком. — Как ты? Мы пойдём сегодня выть на Луну?
Я выдохнул. Она всегда меня понимала. Мне нужно было хотя бы кому-нибудь рассказать о случившемся, иначе меня разорвёт.
— Да, конечно, — я тоже лизнул её в ответ, и моя Сойка вся засияла от переполнившей её нежности, — а поболтать хочешь? У меня как раз есть, что тебе рассказать.
— Я всегда с радостью! — её глаза залились счастьем и засверкали чистой голубизной. — Можно даже взять кролика из общака только для нас двоих. Ты голоден?
После этих слов в моей голове внезапно возникло воспоминание. Я, со стекающей по моей пасти, шее, груди и лапам оленьей крови, обжигающей моё горло и затуманивающей сознание напрочь, крепко, до хруста в его позвоночнике, сжимаю в зубах маленького оленёнка с позолоченной шерстью, невольно став главным убийцей сегодняшней ночи. Ужасная картина, пугающая. Он ведь даже не попал в запасы стаи. Он просто оказался захоронен под водой Озера. Он.. что он вообще забыл один в лесу такой поздней ночью на чужой территории?
— Милый? — я резко мотнул голову в сторону, отгоняя от себя все эти размышления. Сойка тихонько уткнулась мне в шею прохладным носом, словно прочитала мысли и понимающе утешала меня.
— Задумался. Невольно. Пойдём?
— Я вижу, — она отошла на шаг, слегка опустила хвост и спокойно посмотрела мне в глаза, — это то, о чём ты хочешь со мной поговорить?
— Да. Это то, о чём я хочу тебе рассказать.
Мы с Сойкой захватили тушку кролика и ушли от всех подальше. Под своё крыло нас взяла первая, такая мокрая и душная, летняя ночь. Спрятавшись на некотором расстоянии от лагеря, мы решили остановиться около раскидистого дерева с торчащими из-под земли толстыми корнями. От ствола сладко пахло сырым мхом и слегла подгнившей корой. С его листьев, раскачивая их, изредка звонко стекала вода.
Сойке понравилось тут, и она мягко упала к стволу, удобно улегшись между корнями. Я положил рядом с ней нашего кролика.
— Я целый день ничего не ела! — волчица пускала слюни на вкусную тушку, нетерпеливо перебирая под собой лапками.
— Ешь, — я указал на кролика мордой и кивнул, — можешь оставить мне одну лапку, или съесть его полностью. Я не голодный сегодня.
— Точно? — Сойка состроила милую и удивлённую мордочку. — Ты не против? Я очень голодна.
— Угу.
— Тогда, пока я ем, ты можешь начать рассказывать то, что хотел? — и она тут же вцепилась в кролика зубами и когтями, одним ловким движением сорвала с тушки шкуру и обнажила мышцы.
— Пожалуй, лучше уж я не буду пока что портить тебе аппетит. — сказал я, прилёг рядом со своей волчицей и любовался, как мило и безжалостно она впивалась клыками в плоть и пачкалась в кроличьей крови. Если бы я, в теории, причинил ей боль, она бы точно так же перегрызла мне шею, как и этому кролику. Как я – тому невинному оленёнку. Но она, наоборот, закрывает мою шею своей во время разборок в стае, которых никак не избежать.
— Как скажешь, — бросила она, продолжив увлечённо препарировать кролика острыми клыками.
И всё-таки она оставила мне часть тушки – мясное кроличье бедро с мягкой лапкой. Когда Сойка закончила есть, она прислонилась ко мне холодным носом и так ещё долго целовала меня, попутно облизывая мою морду. Просила меня поесть.
Я начал рассказывать ей с того, как мы вышли из центральной части лагеря к западу. Её уши внимательно ловили каждое моё слово, а глаза следили за движениями ушей и рта. Сойкина мордочка выражала спокойствие ровно до того момента, пока я не упомянул странное столкновение и падение Черра на землю. Тут она напрягалась, всем своим видом показывая, что жаждет продолжения, а я слегка запнулся.
— Что-то не так? — её слова дрожали на ветру.
— Волчонок, если сильно вкратце – я-я, кажется, убил молодого принца. — а мои слова обрывались, будто мне не хватало дыхания и смелости, чтобы открыть ей правду. — Я не думал, что это мог быть он, тем более на нашей территории. Я забыл, что оленята рождаются уже сейчас...
— Т-ты что?
Я бы многое отдал, чтобы только больше никогда не увидеть того животного ужаса в круглых глазах Сойки, что искрами выплеснулся в её вставшую дыбом шерсть. Моя кожа похолодела от увиденного. Сойка сильно изменилась. Охваченная страхом, она теперь тупо смотрела куда-то далеко сквозь меня, словно не желая мириться с услышанным. Я почувствовал, что в этот момент у неё внутри что-то оборвалось. Она бросилась ко мне. Прижалась, как зашуганная бесконечным громом птичка, и тихо заплакала. Она кричала мне, сильно вздрагивая и шмыгая носом, громко.
— Ты ведь знаешь, что с тобой будет?! Ты знаешь, что за это преступление придётся заплатить? Нет, это не может быть правдой! Скажи мне, повернись! — она грубо повернула мою морду своей и уставилась прямо в мои глаза, всё её зрение закрывало густой пеленой слёз. — Это.. не может так быть! Тебя же теперь убьют? Тебя убьют? Скажи мне, что нет! Пожалуйста... Слышишь меня, слышишь?!
— Сой, — выдавил я из себя, всё больше прижимаясь к ней, всецело чувствуя её острую горькую боль, — я не знаю. Мы никому не сказали. Я рассказал это только тебе.
— Ты не говорил папе? — она всхлипнула ещё громче, её грудь дёргалась, а лапы дрожали.
— Тем более – ему. У него сейчас другие заботы.
— А ты уверен, что это был тот самый принц? Может быть тебе показалось? — отрицание, гнев, а сейчас – торг.
— Солнышко, его позолоченную шерсть сложно было перепутать, — я начал лизать Сойкин загривок, чтобы хоть как-нибудь её успокоить. Бедная. А я дурак вшивый.
— Я не хочу... — она спряталась носом в моей шерсти на груди, — я не хочу тебя терять! Я же только тебя нашла. Всё же было хорошо, почему...
— Этого не будет, выкинь плохие мысли из головы. — я уже и сам не был уверен, что останусь в живых. Буду призраком, одиноким.
— Это очень сложно! — Сойка зарыдала в меня с новой силой. Её истеричный вой царапал и рвал в клочья моё сердце. — Эт-..
И её стошнило. Из-за шока, стресса, слёз, давления, страха, головной боли, оцепенения и слабости. Из-за меня. Тот кролик, которого она с таким удовольствием съела, сейчас одной непонятной массой из костей и мяса оказался передо мной. Запахло кислым. Я вспомнил запах оленёнка.
— Всё хорошо? Так легче? — я несколько раз провёл языком по её заплаканной мордочке, слегка давя в сторону и отводя её взгляд от неприятного вида кролика.
Сойка слабо и неуверенно кивнула мне в ответ, виновато склонившись перед всей этой массой.
— Ничего страшного. Малыш, это иногда происходит. Пойдём домой, — я нежно поцеловал её в нос, — хочу, чтобы ты легла спать и ни о чём больше не переживала. Ничего не случится. С нами всё будет хорошо, я тебе обещаю.
— Клянёшься? — Сойка вяло повернулась в мою сторону, полностью опустошённая после такого бурного выплеска эмоций.
— Клянусь своими лапами, — я носом подтолкнул её в бок.
— Если бы можно было клясться родными, ты бы поклялся своим папой?
— Я бы поклялся, чтобы ты никогда больше не роняла из-за меня слёз. Прости меня, дурного. Всё обойдётся, всё будет хорошо. С тобой точно, я это знаю.
— Я хочу поспать с тобой. Не уходи сегодня никуда?
— Никуда. Пойдём.
Я поднялся с земли. Сквозь мокрые листья на нас светила Луна, переливаясь в висящих каплях дождя и посылая нам множество лунных зайчиков. Ветер трепал нашу с Сойкой шерсть. Новость об убийстве разрывала теперь уже два волчьих сердца.
Теперь я увидел – Луна окрасилась в красный. Почему? Наверное, потому что она уже подходила к горизонту и завершала прекрасную ночь началом не менее многообещающего дня.
Утром меня разбудило то, что Сойка во сне решила перевернуться на другой бок и положить лапы на мою спину. Я открыл глаза, и в них ударил чистый солнечный свет. Он обогнул корни, свисающие с потолка, залил собою все пространство и моховую подстилку и грел нашу с Сойкой шерсть. Далее он солнечными зайчиками отражался на песчаных стенах нашей норы, и в этот момент мне казалось, что всё хорошо. Слишком спокойно, чтобы что-то могло пойти не так. Затишье перед грозой.
Я положил голову обратно на Сойку и уткнулся носом в её шёлковую шерсть. Может быть, удастся проспать ещё немного. Если солнце уже встало, значит и стая тоже. Но мы с Сойкой были совами. Всегда поздно ложились и, следовательно, поздно вставали. Поэтому нас чаще всех отправляли в составе ночного патруля на обход территории. Днём нас охраняла другая группа волков. Я доверяю им не меньше, чем себе. Что бы ни случилось, наша стая всегда оставалась сильной.
И только сейчас я снова вспомнил про вчерашнее убийство. Меня дёрнуло. Я повёл глазами в сторону выхода из норы. В том маленьком окошке быстро плыли пушистые облака-барашки. Я совсем не ценил то время, когда был свободен от последствий своих неправильных действий. Изнутри грызло, душу разрывало, сердце сжимало. Мне всё равно когда-нибудь придётся отсюда выйти. А что, если нашу нору уже окружили, и все только и ждут, чтобы на выходе показалась моя тёмно-серая шерсть? Они ждут, чтобы убить меня за содеянное.
Я втянул носом воздух. Трава у выхода, прошлогодние гниющие шишки, старая ель, всё ещё мокрый песок, запах стаи – достаточно старый для возможной свежей ловушки. Рядом с норой проходили, но давно и волчица. Запаха отца я не уловил.
«Совсем с ума сошёл, — невольно пронеслось у меня в мыслях, — и не стыдно? Всех теперь подозреваешь! Сам виноват, что убил. А потом послушал Черра. Хотя он, наверное, знал, что делать. Не посоветует же мне Черр плохого? Нет, а вдруг все действительно уже всё знают?..»
Сойка потянулась и сладко зевнула.
— Доброе утречко!.. Ах, — пока зевала, её острые клыки клацнули около моей морды, и мне стало не по себе – так клацнули вчера и мои.
— Доброе, — я лизнул Сойку в мордочку, и волчица стала подниматься.
— Выглядишь немного устало. Ты вообще спал?
— Конечно. — я тоже поднялся с земли, внутреннее соглашаясь с тем, что я какой-то уж слишком серьёзный. — А ну-ка, давай наперегонки до запасов? А потом сходим с тобой на охоту? Хочешь?
— Уф.. какой ты теперь энергичный! А давай! — промурлыкала Сойка и игриво припала грудью к земле, высунув язык и замахав мне хвостом.
— Тогда стартуем от выхода из норы, боевая моя. — мы посмеялись и вместе пошли к выходу.
Она победила меня. Я был нагло сбит с ног на бегу, повален на спину и накормлен песком, которым Сойка нечаянно засыпала мою морду, укладывая меня на лопатки. Я молил её пощадить меня, но она лишь хитро смотрела на меня сверху, попутно заливаясь искренним смехом.
Чуть позже Сойка утащила прямо из под моего носа тушку какого-то зверька и, поджав уши и хвостик, резво унеслась в другую сторону от запасов. Подальше от меня. Я решил её догнать и чуть было не цапнул беглянку за хвост, однако передумал – это могло быть больно.
Мы не следили за временем и за тем, как быстро пролетела вторая половина дня. Солнце спускалось за верхушки ёлок... Последние его лучи, на несколько градусов ощутимо холоднее полуденных, пробивались через ветви и падали на песок и траву оранжевыми лужицами. Мы с Сойкой купались в них. Скоро должны уже были вернуться волки с дневного обхода.
В конце концов, у меня получилось отобрать у неё еду, но это только потому, что она, кажется, очень сильно устала. Высунув на бок язык и прерывисто дыша, Сойка подбежала ко мне.
— Может быть сбегаем попить воды? Хах, — она никак не могла отдышаться, — я загонялась.
— То есть ты сдаёшься? — я игриво подмигнул ей, а она вся ощетинилась.
— Нет! — Сойка слегка оскалилась на меня, но почти сразу же расслабилась и заулыбалась. — Но пить я очень хочу, мы сходим?
— Конечно, пойдём.
Вдвоём с Сойкой дорога до Озера намного веселей и приятнее, но я всё равно постоянно вспоминал об убитом оленёнке. И хотя призрак ответственности ходил за мной по пятам и частенько обдавал мою спину холодом, всё равно он каждый раз трусливо прятался в папоротники, когда я оборачивался.
Сойка бежала впереди меня, а я трусил за ней. Мы обогнули большое неглубокое болотце, по которому я вчера возвращался с Черром и Миркл, слева по холму. Наших старых ночных следов там совсем не осталось. Я втягивал носом воздух и каждый раз до смерти боялся учуять запах оленьей крови. Ветер дул мне в холку, унося наш запах далеко от меня, что не давало ни единой возможности пронюхать путь наперёд.
Когда мы хотели уже было спуститься с холма, краем уха я уловил странный протяжный звук где-то в стороне Озера. Сначала я подумал, что мне показалось, и встряхнулся, но чем ближе мы подходили к источнику или же источник настолько стремительно приближался к нам, я потихоньку узнавал его природу. Выл волк! По особому чередованию низких и высоких нот в его песне, я сразу же распознал в исполнителе волка из нашей стаи. На весь лес голосила Найтли – волчица, состоящая в дневном патруле. Сойка тоже резко остановилась, навострив уши и прислушиваясь. Хорошее доказательство, что это выли не мои галлюцинации. В вое отчетливо выделялись ноты страха и предупреждения. Именно так воют, когда стае грозит опасность, однако угроза эта не смертельная или не передвигается слишком быстро. За нашими спинами тут же раздался ответный вой, означавший, что сообщение принято. Я узнал в нём голос отца.
— Что делать? — Сойка осторожно повернулась ко мне, не двигаясь с места.
Я вышел вперёд и встал между источником затяжного воя и своей волчицей.
На лес уже успели опуститься астрономические сумерки, и видимость для нас оказалась незначительно снижена. Деревья, туманная пелена между стволами, чернеющие папоротники и очень тусклые линии света, испускаемые уже глубоко закатным солнцем. Звук приближался. С каждым биением сердца вой раздавался всё ближе, лишь на короткое время затихая, когда Найтли нужно было глотнуть воздуха.
— Пока не знаю, — я повёл носом по ветру, направление которого незначительно сменилось. Сменилось в мою пользу, — но, наверное, нам стоит вернуться обратно.
Сойка согласно промычала, не отрывая взгляда от непроглядного горизонта впереди.
Я так надеялся не учуять никакого аромата крови, но внезапно всё перевернулось с ног на голову: до моего носа донёсся очень сильный запах кислого железа. Настолько сильный, что мы с Сойкой даже сморщили морды.
— Фу! Чем воняет? Что это такое?? — она приникла носом к земле и пыталась лапой словно бы «оттереть» его.
— Кровь? — я осторожно выдвинул свою догадку; справа очень громко вновь раздался звонкий голос Найтли. — Сойка, за мной!
Она моментально ринулась вместе со мной догонять дневной патруль, летящий сквозь лес по направлению к лагерю. Найтли выла на бегу, где-то очень близко. На расстоянии нескольких десятков волчьих хвостов. Взрослому волку эта дистанция – на пару прыжков. Но я ещё не увидел своих. Я просто летел на звук, сбивая лишние папоротники и ветки на своём пути. Сойка бежала за мной.
Через пару мгновений я поравнялся с дневным патрулём. Они немного сбавили темп, перейдя сначала на рысь, затем на ускоренный шаг.
— Что там? — бросил я на ходу и обернулся проверить, с нами ли Сойка. Она догоняла.
— Одним словом не опишешь! Беда! — Найтли низким рыком скомандовала всем продолжить бег до самого лагеря, и двое её волков послушно подорвались с мест и унеслись в даль, поднимая за собой облако пыльцы и пыли.
— Беда? — Сойка округлила глаза, поравнявшись со мной.
— Да, — я лизнул её в голову и потрусил вслед за волками, — давай догонять их.
— Никакой водички... — грустно вздохнула Сойка и побрела за мной.
Выйдя из крайних кустов папоротника, я увидел на полянке в лагере очень много волков. В её центре, перед вожаком пытался одновременно отдышаться и сообщить новости дневной патруль. Говорила в основном Найтли, и её дрожащий уставший голос как раз долетел и до нас с Сойкой. Я не услышал начало. Мы потихоньку подходили ближе.
— Всё! Всё Озеро полностью! Там нет чистой воды, — Найтли опустила голову перед вожаком в знак уважения, — вообще. Нигде. Всё загрязнено, абсолютно. Даже запах ядовитый, голова кругом. Нас немного тошнит, мы подошли очень близко туда. Ко всему этому.. Синбел, вам нужно увидеть это самим!..
Вожак медленно и вдумчиво кивнул большой старой головой и сразу же поймал мой взгляд. Я похолодел от молнией пробившего меня страха. Что – я?
— Ты идёшь со мной, — отрезал Синбел, обращаясь ко мне, — возьми с собой ещё нескольких воинов, на твой выбор. Найтли, поведёшь нас. Мы выдвигаемся через пару минут. Нужно посмотреть на то, что случилось.
Вожак поднялся с места и отошёл от кучи суетящихся волков. С его хвоста на песок глухо падали маленькие шишки и сухие еловые иголки. Я чувствовал колющую тревогу в сердце и предчувствовал боль.
— Я пойду с тобой, — промурлыкала Сойка, стараясь успокоить меня своей нежностью. Я не знал, стоило ли ей перечить. Пусть идёт, так ей будет спокойнее.
— Сойка, Черр, Найтли, Хельв и Того. Тогда вы идёте со мной. Через пару минут выдвигаемся, слышали? — произнося имена этих волков, внутри я дрожал. Мне было страшно за них, ведь я выбрал именно их, чтобы пойти к Озеру и проверить, что там происходит. Мы все можем погибнуть.
«Нет! Они не погибнут. Никто из них. Именно я виноват в убийстве, и пусть никто из этих прекрасных волков пока что об этом не знает. Но умереть сегодня ночью придётся мне. И только.»
Как я должен подготовить себя к смерти? Как мне понять, что я готов? Остаются считанные минуты до того момента, как все наконец-то узнают правду. Что же там с Озером происходит?
— Всё должно быть хорошо, — Сойка ласково потёрлась о мою шерсть. Однако я чуял, как же сильно она всё-таки нервничала.
— Если ты так думаешь, значит, так и будет. Ты точно уверена, что хочешь пойти со мной? Я чувствую – тебе очень страшно.
— Даже если в конце мы оба умрём...
— Я люблю тебя.
Семь волчьих хвостов тихо петляли под листьями папоротника, от каждого шороха на всякий случай прячась на их на фоне. Первое, что тревожило всех – запах. По мере приближения к Озеру, вонь действительно становилась адской: что-то до тошноты противное, душное и горячее, с тяжёлыми нотами кислого железа и соли – как кровь. Каждый шаг давался с трудом, каждый шаг – маленькая победа.
Вонь забила ноздри и пробралась в голову в виде пульсирующей боли. Чуять что-то кроме неё оказалось невозможно. Впереди осторожно ступали Черр и Синбел, припав к земле и выслушивая каждый шорох, каждую вибрацию земли подушечками лап. Сойка держалась от меня неподалёку. Позади кралась Найтли, а замыкали нас Хельв и Того. Они очень часто оглядывались назад. Мы все старались сохранять безопасное расстояние, чтобы в случае внезапного нападения быстро сообразить и прийти на помощь.
Мы продвигались бесшумно. Казалось, я глотал слишком громко. Над головой послышалось живое шевеление. Мы с Сойкой подняли головы кверху.
— Вороны это, всё нормально. — прошептал я ей очень тихо, но так, чтобы меня услышали все.
— Они следят за нами или хотят о чём-то предупредить? — Сойка продолжила идти бок о бок со мной.
— Пока они сидят тихо, от них только польза.
Черр оборвал листья какого-то большого растения и нам наконец-то открылся полноценный вид на Озеро. Мы оставались в зарослях.
Какой же кошмар мы все увидели. Вонючее Озеро оказалось всё полностью заполнено чёрной вязкой жидкостью, которая слегка дрожала у самого мелководья и берега и трудно отходила мелкими волнами, оставляя за собой на песке грязный след, который очень сильно пах настоящей кровью и окрашивал прибрежные камни. Здесь время будто бы замерло. И никого живого в радиусе сотни хвостов. Только мы и огромная лужа ужасно воняющей вязкой крови вместе нашего привычного Озера.
— Может подойдём поближе? — предложил Черр, говоря и дыша через рот, стараясь не задохнуться.
— Там же воняет ещё хуже, меня уже почти стошнило... — к нам на шатких лапах подполз совсем молоденький Того.
— Смотрите! — почти бесшумно прошипела Найтли.
Со стороны к Озеру выходили олени. В темноте показалось только несколько силуэтов. На длинных стройных ногах эти благородные животные неторопливо шагали от зарослей травы по песчаному берегу. Прямо к воде. Один из оленей нёс на своей голове гигантские раскидистые рога. Как только я увидел тёмную позолоту на его белой груди, мне резко стало плохо.
— Всё нормально? — ко мне прильнула Сойка, вылизывая мою морду и стараясь привести меня в чувства.
Перед глазами у меня поплыло всё: и Сойка, и остальные, и Озеро, и олени. Всё смешалось в множество оттенков серого с чёрным и скомкалось в моём спутанном сознании. Я чувствовал, что вот-вот упаду в обморок от страха, резкой волной сбившего с ног и накрывшего меня с головой. Но пока я держался. Меня почти сразу же стошнило. Я старался сделать это как можно тише, но видимо олени всё-таки меня услышали. Я побледнел от ужаса, ведь, кажется, только что невольно выдал наше местонахождение.
Самый крупный олень уже успел неглубоко зайти в воду, держа нос около самой её поверхности. Но, как только он услышал меня, то сразу же вскинул голову наверх и повернулся точно в нашу сторону. Остальные олени остались ждать его на берегу. Синбел встал и вышел из укрытия.
Мы практически никогда не общались с соседями. Отношения между нашими стаей и стадом были выстроены задолго до моего рождения. Я сейчас помнил только то, что убил, убил, убил! маленького оленёнка, и теперь они пришли за моей головой. Всё справедливо. Как только я смог подняться на ноги, я потрусил вслед за вожаком. Сойка попыталась меня остановить, но её зубы соскользнули с шерсти на моём хвосте.
— Тебе известно что-нибудь, сын? — мой отец остановился на кроваво-красном берегу прямо перед Озером.
Этот точный вопрос больно врезался в уши, а затем задел и моё сердце. Живот сильно скрутило от нервов. Сказать всю правду, сейчас или никогда. За спиной дрожит и скулит за меня Сойка, а впереди – неизвестно как настроенное огромное животное с острыми рогами. Я уже вдохнул было воздух, чтобы выдать правду, как вдруг тот олень шагнул в нашу сторону.
— Тоже пришли понаблюдать, во что превратилось наше Озеро? — из горла оленя донёсся очень низкий серьёзный бас.
— Никто не знает, что случилось. Моя стая обнаружила это совсем недавно. — Синбел сел на берегу.
Я увидел, что отец несколько расслабился, и меня тоже слегка отпустило.
— Точно ли никто? — олень пронзил меня холодным взглядом. Я сглотнул.
— Ты всё-таки что-то знаешь? — вожак повернулся, ожидая от меня ответа. Но я не мог связать в голове и двух слов. Тем более, сказать. Я ожидал, когда же меня насквозь проткнут эти длинные рога.
— Возможно, лучшее решение проблемы совсем отлично от замалчивания. — олень вышел из кровавой воды и вырос передо мной. От него тяжело несло железом. — Я всё равно знаю, что ты сделал.
Меня как ошпарило. Лапы подогнулись и меня чуть не скосило, так что я решил сесть. Голова всё так же ходила кругом. Было очень страшно. Сейчас меня убьют.
— Разве вы прямо-таки ничего не знаете? — огромные рога обратились к Синбелу.
Вожак промолчал. Уже было понятно, что именно из-за моего молчания и случилось всё, что можно было чуять и наблюдать перед собой. Только вот среди нас троих обо всём видимо не знал только мой отец. Я находился в оцепенении. Задние лапы совсем перестали ощущаться.
— Тогда позвольте вам рассказать о преступлении вашего сына, — снова, голосом как будто сверху над нами били раскаты грома, начал олень, — которое он совершил против моего.
Мой отец дрогнул. Дальше я уже плохо воспринимал, что происходило. То ли Синбел начал грозно ругать меня, то ли олень заревел и набросился на меня острыми копытцами кверху, а отец прыгнул защищать меня – мутно, мутно, мутно... Я упал на песок без сил. Страх растрепал меня и развеял остатки моих трезвых мыслей по ветру над Озером. Я виноват! Я виновен! Убейте меня пожалуйста, я больше не могу терпеть эти мысли!
Никто не нападал на меня. Я просто упал в обморок как описавшийся под себя маленький щенок. Всё, что было дальше – произошло без меня.
Олень недовольно фыркнул и повёл грустным взглядом, остановившись на глазах Синбела.
— Вчера он безжалостно убил моего сына, перегрызя маленькому детёнышу шею. Кровь невинного оленёнка ночью обагрила вашу территорию. На утро я не нашёл своего сына живым. Позже я понял, что этот волк захотел избежать наказания и замаскировал следы преступления – мой сын, разорванный волком в клочья, в дальнейшем был утоплен в Озере. Видимо, Озеру это совершенно не понравилось. И вот произошло то, что мы можем наблюдать. — олень повёл головой в сторону чёрной жижи, плавающей там вместо чистой воды. — Моё стадо умирает от жажды. Вина лежит на вашей волчьей стае.
— Я.. только сейчас узнал о произошедшем, и я очень сильно соболезную вам и всему вашему стаду.. такая потеря, она.. ужас-..
— Я сюда пришёл не жаловаться. — грубо отрезал олень. — Оставьте же все соболезнования при себе. С вами я увиделся, чтобы решить проблему Озера. Я знаю, что вы можете помочь.
— Каким образом?
— Мне придётся перегрызть вам шею, чтобы ваша кровь обагрила воду Озера. Тогда это будет исцелением для всего вокруг. Эта вонь.. она отравляет здесь всё. Всё, чего касается. Из-за неё звери падают в обморок, нам нечего пить, и это на вашей стае висит тяжёлый груз ответственности за произошедшее.
Синбел даже не дрогнул. Не моргнул, не повёл ухом, услышав, как олень в открытую вынес ему смертный приговор.
— Кто может подтвердить то, что моя смерть принесёт пользу?
— Я! — рядом с вожаком и предводителем стада на камень сел большой чёрный ворон. — Всё прравда, чистейшая! Так говорррит легенда! Это было неспрраведливое и легкомысленное убийство со сторроны твоего щенка! Папа поцелует своего сыночка-тррусишку пррротив шеррсти! Во сне мне было сказано, что Озеррру необходима эта жерртва. И, чем быстрррее, тем лучше!
Ворон громко встряхнул перья и моргнул, обводя ожидающим взглядом вожака и предводителя.
Вожак вздохнул. Возможно, он изначально всё знал и предполагал такой исход событий, но хотел дождаться признания своего сына. Не дождался. Его сын, будущий вожак и опора для всей стаи, сейчас лежал на песке без сознания, так и не выдавив из себя ни капли правды в лицо жизни. А жизнь жестока.
Отец-олень потерял своего сына, и теперь всё оставшееся время его душу острым камнем до крови будет царапать это нечаянное убийство. Сын-волк закономерно потеряет отца, и с этого момента на его сердце будет каждый день кровоточить самый крупный шрам, а сознание будет загонять бедное волчье тело в больную ловушку.
Каждый день этим двоим придётся страдать. В конце они оба умрут, пройдя через жизнь, полную душевных мучений. А это – самое страшное. Однако здесь совершенно нечего выбирать.
Вожак бросил на беспомощно лежащего сына грустный взгляд, поднялся и прошёл мимо оленя. С волчьего хвоста на землю упали какие-то веточки. Олень зашёл в чёрную жижу вслед за волком. Так, рассекая вязкую кровь своими телами, они дошли до центра Озера.
Я никак не повлиял на это! Я не сделал абсолютно ничего, чтобы защитить своего отца! Я просто щенок, я никто больше. Как же стыдно. Я не могу называться волком. Он должен был забрать меня! Умереть должен был я!! Не он-..
Раздался громкий хруст. Мои глаза резко открылись, и перед глазами почти сразу же проявилась картинка. Я лежал на боку и смотрел на горизонт. Озеро. Вдали два чёрных силуэта.
Один из них, с огромными широкими рогами и величественным станом, держал в зубах другой силуэт, напоминающий уже безжизненно висящее тело. Горячая кровь вожака выплеснулась в пасть оленя, заполнила всю её полость, а затем вытекла по белой груди с тёмной позолотой и обагрила длинные оленьи ноги.
Как только капля волчьей крови коснулась Озера, вокруг тех двоих чёрный цвет отступил, вернув чистую воду Озеру. Кровь постепенно отгоняла черноту. Вонь понемногу разбавлялась обычными ночными ароматами и исчезала. Кровь возвращала всё к жизни. Всё становилось на свои места.
Я видел, как олень перекусил горло моему отцу. Я позволил ему прокусить шею вожаку. Я смотрел, как капает с тела свежая кровь. Я чувствовал, что всё это произошло из-за меня. Я ничего не сделал.
Чистая прозрачная вода дошла и до меня. Маленькой волной она набежала на песок около моих лап и я ощутил её лёгкий бриз. Где-то позади меня заскулила Сойка. По торопливому топоту я понял, что она бежит ко мне. Волки за моей спиной начали тихо разговаривать о чистой воде.
Я видел, как олень склонился над Озером и осторожно выпустил тело отца в воду. Он издалека посмотрел мне в самую душу, а затем отвернулся и так же медленно стал выходить из Озера к своему стаду, оставляя после себя круги на воде.
Сойка присела рядом со мной и начала очень активно лизать меня в шею против шерсти. Теперь она сможет попить. На мою морду упало несколько прохладных капель.
Либо это плакала моя Сойка, либо, кажется, дождь собирается.