Пентхаус
Меня в очередной раз надурили. Присутствующим на собрании обещали бутерброды с икрой и шампанское, а наградили работой. Хотя, что взять с деревенского. Когда я переехал в город мне пообещали один рабочий день в неделю. На деле я не знал выходных первых несколько лет.
– Ничего, втянешься, и жить без работы не сможешь, – задорно обещал Жыж. Через несколько лет он стал председателем трудовой ячейки и забыл, что такое наслаждение от работы, настолько много ее было. А я получил перевод и обещанный выходной.
С сообщения от Жыжа эта история и началась.
«В 19 часов, на 17 этаже. Нас ждет доклад и банкет»
– Не будет банкета, – сообщил Чашник.
Двери лифта с грохотом закрылись, и механизм заскрипел – верный признак, что раньше он уже служил по назначению в другом доме. Кроме меня в кабине было еще трое. Чтобы выглядеть солидно Леший натянул на тощие конечности бомбер и джинсы. Баргес – свитер и джинсы. Чашник от товарищей отличался. Последний не любил джинсы, поэтому из года в год тоскал на себе льняные штаны.
– Опять сухарями отделаются, – рыкнул Баргес.
– Тебе то какая разница, – я свысока глянул на черную тучу, расплывшуюся в углу кабины. Леший и Чашник разделили мое высокомерие и задались вспоминать, когда Баргес отказывался от еды.
– Слышали про Бублика? – пес удачно сменил тему.
Я кивнул.
– Говорят, что его именем теперь назовут благотворительный фонд.
Про Бублика не слышал разве человек. Бедолага сгорел на работе, а такое случалось редко. В новостройке под городом катастрофически не хватало рук. Одной нечисти приходилось брать на себя по шесть–семь частных домов. Председатель местной трудовой ячейки даже отозвал с пенсии нескольких Чертов. И все равно местные бригады работали без сна и отдыха, отчего переняли у людей близорукость и невнимательность. Так-то Бублик и упустил из виду приезд священника. Перепутал помещение и завалился отдыхать в хозяйскую спальню. Проснулся труженик лишь, когда поп запел молитву.
– Представляете. Священник такой крошечный мужичок, с пухлыми губами и толстенными щеками. Думал, небось, что обычный дом ему достался. А тут заходит в спальню и видит Бублика. В принципе, понять мальчишку можно. Я бы тоже испугался.
– Можно понять? Да он на Бублика полведра святой воды–то и вылил.
– Сгорел на работе, – подытожил я, и посмотрел на электронную панель. Лифт медленно приближался к нужному этажу.
Баргес и Чашник тяжело вздохнули. Леший молчал.
– А я вот не сочувствую ему. Дурень. Надо уметь говорить «нет» переработкам. Тогда–то и цел будешь, и от работы удовольствие получишь. Как наш Домушный с Щорса.
Домовым с Щорса был я. Старый, с рыхлой мордой и недобрым взглядом. Накануне в метро сидел рядом с людским ребенком, подглядывал как она читала энциклопедию про нечистые силы. На своем портрете рассмеялся – чересчур уж красивым меня изобразили авторы. А описание-то какое: ловкий, заботливый, хитрый. От всего перечисленного осталось разве, что последнее. Как в Минск перебрался, сразу потерял сноровку. Городской комфорт разлагает – так всегда говорил Жыж, так и оказалось на деле. Не то, что в деревне, там-то ты всегда в движении. А движение – это жизнь.
– Как наш Домушник! – повторил Леший. Видимо, это был комплимент и мне следовало ответить.
Индикатор загрузки замигал и лифт остановился. Очень вовремя. Я выдохнул. Баргес и Чашник тоже. Втроем мы прилипли к двери. Механизм снова закряхтел, подтвердив догадку о его «новизне».
– Новый дом, а такая рухлять, – заметил я. – Не завидую тому, кто будет обслуживать лифтовую шахту.
Баргес, Чашник и Леший по очереди постучали по деревянной перекладине. Я последовал их примеру.
– К черту!
Дверь отварилась, и мы оказались на нужном этаже. В нос сразу ударил запах хлорки. Этаж полный пустых квартир. Хозяева еще не успели заселиться, но компания-застройщик уже дважды за минувшие семь дней провела генеральную уборку. Все лишь бы не спугнуть жильцов каменной коробки с перегородками и обязательным окончанием «эксклюзивный». Последнее меня всегда смешило.
– Ехали вечность, – Леший вышел последним и тотчас потерялся в толпе гостей.
Собравшаяся нечисть слонялась по этажу. Кто–то обсуждал обман с фуршетом, кто–то выступал на тему собрания. В одном из углу коридора я заметил Чернокнижника – он развалился в кресле и пускал слюну себе на плечо. Будить ветерана труда я не стал, но отметил, что переговорить с ним до распределения жилья могло быть мне полезным.
В толпе мелькнула группа Банников. Не раздумывая, я и примкнул к ней. Один из ее членов оглядел меня с ног до головы, после чего благосклонно кивнул. Мол, присоединяйся. Я кивнул в ответ и присоединился. Осознав, насколько нелепо выглядело наше общение, мы рассмеялись.
Банники не любили Домовых. Домовые не любили Дворовых. Дворовые конфликтовали с Банниками. И так по кругу. Но все это было раньше, когда мы жили в деревне. Сейчас же работы стало так много, а нечисти так мало, что нам пришлось научиться уважать друг друга.
– Слышали про Бублика?
– Я тебя умоляю, уже все уши мине им прожужжали, – я резко отмахнулся. Единственное, что меня интересовало – несостоявшийся банкет. Сервированного стола не было ни в одном из помещений, куда мы заглядывали. А ведь на этаже располагалось девять квартир. Только агитационные плакаты и графики.
– Какой этаж возьмете, Домушник?
Я выдержал паузу, потом издал протяжные звуки мучительного размышления, и наконец назвал:
– Пентхаус.
– Пентхаусы уже распределили, – сразу отозвался старый Банник. Всю нашу прогулку он только и делал, что посасывал кусок хлеба, да осыпал окружающих недовольным взглядом.
– Все то вы знаете.
– Я был секретарем последнего собрания.
Я чуть сбавил шагу, отошел и рассмотрел Банника со стороны. Когда-то высокий и щуплый, он был готов с головой погрузиться в пучину приключений и неразберих. Всего за год, проведенный на новой должности, он превратился в подобие человеческой мумии – иссохший, с неподвижными конечностями и взглядом, поклонника социальных сетей.
– Тогда подвалы, – спохватился я и нагнал нечисть.
– Подвалы тут не предусмотрены, – Банник вынул записную книжку, раскрыл ее на середине и показал мне. Прошлое собрание я пропустил, потому перенял книгу и принялся с жадностью изучать содержимое тетради.
Банник тем временем продолжил:
– По моим подсчетам нас тут от силы шесть десятков. Квартир в три раза больше. Кому-то придется перерабатывать. И вы в их числе, пентхаусы то заняты.
Напротив строчки «пентахус» был записан порядковый номер Лихоманки.
– Вот же зараза.
– И не говорите. Обещала же больше не соваться выше пятых этажей.
– Обещала при мне! – Кивать в знак согласия даже не пришлось.
Пройдясь с коллегами до конца коридора, я нырнул в главную квартиру этажа – помещение, где с минуты на минуту должно было начаться собрание руководителей бригад. Председатель нашей трудовой ячейки был уже на месте.
Жыж – старый дух парил под потолком. Под ним расхаживала Лихоманка. Старик старался избежать встреч с ней, но безуспешно. Стоило председателю ячейки улететь в дальний угол, как девица следовала за ним. Тогда старик менял менял траекторию, но и девица делала тоже самое.
– Дорогуша, поговорим! – окликнул я нечисть.
Жыж облегченно выдохнул, Лихоманка – вынужденно на меня отвлеклась.
– Позже! Этот старый пень не хочет меня слушать, – она попробовала допрыгнуть до Жыжа, но тот увернулся и отлетел в противоположную сторону.
– Товарищииии, – прошипел Жыж, спустился на пол и спрятался за парой здоровенных Чертов.
Лихоманка попробовала протиснуться между охранниками, но те подхватили ее под руки и отнесли в дальний угол комнаты. Насыпав вокруг нечисти порошок темно-зеленого цвета, Черти принялись ее колотить.
– Товарищ Жыж, что за дела? – Пока охранники отвлеклись, я мог действовать. – Обещали ведь честно делить этажи. Настала моя очередь работать с пентхаусами. Почему у прошлого секретаря в блокноте помещения числятся за сестрами Лихоманками.
– Видимо, потому что он совершил такую запись!
Ответ казался вполне логичным. Но не для меня. Если бы Домовые умели багроветь, мое лицо тотчас бы покраснело.
Предвидя беду, Жыж подпрыгнул. Но взлететь под потолок не сумел. Инстинкты его не подвели, а вот возраст сыграл злую шутку. Председатель ячейки выглядел нелепо.
– Уже не так молод, – казалось, старик оправдывался перед окружающими. На самом деле извинения он приносил себе.
Я повторил свой вопрос.
– Заладили вы с этими пентхаусами. Будто заберетесь на последний этаж, и другая работа вас не коснется! – старик бросил попытки взлететь и принялся расхаживать из стороны в сторону.
«Подгадывает удачный момент, чтобы сбежать» – догадался я и перегородил ему дорогу к выходу.
– Ладно, много нас тут. Пора начать собрание, – Жыж еще раз зыркнул в сторону выхода, после чего взобрался на перекладину под потолком. Втянув ноздрями воздух, он громко свистнул.
Помещение к тому моменту уже заполнилось всеми нужными для собрания нечистями. Представители рабочих бригад собрались в комнате, в то время как члены группы поддержки остались ждать на коридоре. Кто–то успел покинуть собрание – обещанного банкета ничто не предвещало. Я бы и сам ретировался, но долг есть долг.
– Коллеги, рад приветствовать вас всех.
Но старика тотчас перебили.
– Почему банкет не состоялся?!
– Когда утвердят устав профсоюза.
– Почему мы не говорим о Бублике?
– Да здравствует Бублик!
– Да здравствует Бублик!
Собравшиеся в один миг принялись озвучивать свои претензии, пожелания и просто умозаключения. Молодой Банник, новый секретарь собрания, только и успевал записывать в тетрадь все высказывания. В процессе он зыркнул на старого соплеменника и вдруг понял, отчего тот состарился. Банник провел руками по лицу – за прошедших несколько минут его борода отросла и окрасилась в серый цвет. Настал момент прощаться с молодостью. Рано стареть – участь всех клерков.
– Предлагаю забастовку! – вдруг крикнул Баргес и все замолчали. Даже Банник перестал записывать.
Собравшиеся оглянулись на пса, а после в недоумении перевели взгляд на Жыжа. О забастовках мы слышали. Но никто в нашей трудовой ячейке ни разу не озвучивал такого предложения.
– Наверное, мы еще не готовы к ней. – Донеслось из дальнего угла комнаты. Лихоманка так и осталась отрезанной от остального собрания очерченным кругом. – Не готовы, не готовы. Так что предлагаю продолжить возмущение.
– Только по порядку, – вскрикнул Банник, чьи волосы полностью покрылись сединой. Следующим в очереди были морщины на лбу. – Товарищ Баргес, вот чем конкретно вы не довольны?
– Когда нам выдадут страховку? Я не хочу оказаться следующим Бубликом.
– Никто не хочет оказаться следующим Бубликом. Страховки будут. Сразу, как приступим к новому объекты. – Жыж врал. Страховки он обещал уже не первое собрание и не представлял, как будет откладывать исполнение обещанного еще следующие полтора десятка встреч – ровно столько оставалось до пенсии.
– Почему нет банкета? – Чашник задал вопрос, который тревожил чуть ли не всех присутствующих.
– Логисты напутали. Не успели привести.
– Вранье. Логисты тут, – отозвались Черти, что не вышли ростом. – Оплата не поступила, нам не отпустили груз.
Собравшиеся перевели взгляд с Чертей на Жыжа. Старик лишь пожал плечами.
– Когда начнут выплачивать надбавку за вредность?! – Наконец–то о себе дал знать Упырь. Все собрание он молча слушал коллег, то надувая щеки, то сдувая их, подыскивая удобный момент, дабы разразиться. – У этих людей вечно какие–то прибаутки. То пылесосы, которые ни с того ни с сего ездят по дому, то умные лампочки. А вы знаете, что вытворила говорящая коробка?
– Знаем, – хором воскликнули собравшиеся. Упырь рассказывал эту историю каждой встречной нечисти с первого же рабочего дня.
– Коробка рассказала человеку про тебя, и хозяева завели кота.
– Черного кота.
– Но ты оказался умнее и смог натравить кота на хозяина квартиры.
– Верно. И знаете, что я вам скажу?! У меня аллергия на котов. А вся эта техника. Умные часы, умные люстры, умные плиты, умные телефоны. Все умное, кроме людей, я вам так скажу. Голова раскалывается от всей этой техники. А освежители воздуха? У меня аллергия развилась!
Кто-то присвистнул. Такого еще не случалось, чтобы у нечисти появлялась аллергия. В трудовом договоре даже не было соответствующего пункта, отчего Упырь не мог рассчитывать на больничный. Приходилось пережидать приступы в гостях у соседей.
– Брат прав, – вступился Волколак, – он не мог спать в своей квартире. Каждую ночь заявлялся ко мне. А думаете у нас много места? Родители с двумя детьми и кот в однокомнатной квартире. Мне так–то обещали условия получше.
– После того, что Упырь учудил, это отличные условия! – заметил Жыж.
Чудил Упырь регулярно, но по мелочам: то вегетарианские котлеты заменит на говяжьи, то оригинал картины нидерландского художника на реплику заменит, а само произведение искусств пропьет. В последний же раз он задумал извести семью подменой новогодних подарков. Когда задуманное увенчалось успехом, Упырь оформил трансляцию всех проказ и продавал подписку на шоу в Интернете. Скандал разразился, когда к трансляции подключились люди.
– Так-то все в рамках закона было.
– Комиссии по проступкам ты также пел? – Жыж все еще был недоволен случившимся. Телевизионщики целый год не вылазили из той квартиры. Снимали передачу, ставили эксперименты, взывали к Господу – вообщем, делали все, что мешало нечисти блюсти порядок. – Ты нам испортил статистику по дом. Лишил премии за безупречную работу. Мне...нам орден за заслуги светил.
– Но в рамках закона ведь, – пискнул Упырь.
– Так-то это не твое занятие. Шум наводит Домовой.
Жыж указал на меня.
– Слушай, Упырь, ты хоть в обычной квартире. – Встрял в разговор один из Банников. – Я же год был прописан в суточной. Каждый день кто-то новый. То студенты, то баптисты, то родственники сумасшедших соседей, то любовники. Новые фокусы регулярно! Двадцать пять часов в сутки, восемь дней в неделю. Ты можешь себе представить? Так что хорошо ты еще живешь.
Упырь промолчал. Он вяло обвел взглядом собравшихся и выдавил:
– Так–то да, но не со всей этой техникой под боком.
– Учтем, – гаркнул Жыж.
И секретарь внес его слова в протокол.
– Слушайте, я понимаю всеобщее недовольство. Работы стало больше, – Жыж всячески искал способ обойти эту тему. Но лучшим решением он видел сразу выложить все карты и ничего не скрывать от своих товарищей. – Но в наше ведомство отдают еще один дом, так что соберитесь с силами.
К удивлению Жыжа собравшиеся молчали.
– Восемнадцатиэтажный дом. На сто шестьдесят квартир.
Я и остальная нечисть все также молчали. Догадаться куда клонил Жыж мог и новорожденный. Но никто из нас не предполагал всерьез, что председатель ячейки говорил всерьез.
– Дополнительных рук не будет. Работать придется нам.
И вот после этих слов мы взорвались. Шумели, галдели, вспоминали предшественника Жыжа – делали все, чтобы не дать председателю сказать ни слова. Жыж предвидел такую реакцию. Потому сделал несколько шагов назад и опустился на коробку из-под строительной техники.
– Раньше тут была одна деревня. Сто домов. Теперь в одном доме больше жилищ, а работников не прибавляется.
– Эти люди ведь будут продолжать строить. Тут еще два дома впихнуть можно!
– А парки? Почему так мало зелени? Где нам отдыхать прикажете?
– Требую перевести меня в деревню!
– Перевод, точно! Перевод!
Жыж с тоской посмотрел на строящийся по соседству дом. Я последовал его примеру. Вся наша трудовая ячейка понимала, что Грушевку будут застраивать, пока не пропадет вся зелень, пока бетон не станет естественным цветом дорог, пока деревья не станут диковиной.
Жыж не раз проклинал, что согласился на работу в столице. В деревне на севере страны ему обещали новый опыт. Вот дурень и повелся. А я следом за ним. Ведь, когда старший товарищ излучает уверенность, то и ты заражаешься оптимизмом.
Новый опыт свелся к умению подниматься на восемнадцатый этаж без лифта и обслуживать сразу несколько квартир. Вернуться в деревню не получилось. Ее жители переселились в один большой высокий дом в городе, а свои дома разрешили спрятать под толстым слоем асфальта скоростного шоссе.
– Так может, все-таки забастовка?! – повторил предложение Баргес.
Но коллеги, как и в первый раз его проигнорировали.
– Что ты знаешь про это дело? – я наклонился к несостоявшемуся революционеру.
– Говорят, можно не работать.
– Нужно ходить на марши и кричать во все горло. И без оплаты.
– Пахнет дурно.
– То-то.
Баргес скривил рожу, после чего протиснулся сквозь толпу и ретировался с поля боя. Следующие несколько дней он проведет в попытках кричать во все горло под окнами одной из администрации, за что его сошлют в санаторий.
– Товарищи! Друзья! Коллеги! Все мы забываем, ради чего тут собрались. – Наконец к толпе вышел Чернокнижник, бывший председатель ячейки. Старик давно был на пенсии, но всячески старался поддерживать приемника. Видимо, боялся, что в случае настоящей забастовки, его отзовут с заслуженного отдыха. – Мы здесь ради самого бытия.
– Врет он все! – гаркнула Лихоманка, но ее никто не услышал. Или не хотел слышать.
Я придвинулся ближе к Чернокнижнику. Следом пододвинулись остальные.
– Мы нужны людям также сильно, как и они нужны нам. Мы их оберегаем от разложения. Видели жителей Боровой? А Маяка? А Депо? Во что превратились эти некогда розовые кусочки плоти? В счетные машины? А ведь когда мы там были, они были подвижными. Бегали, суетились, боялись...так-то были живыми. А грушевские? Что станет с их жизнью, если мы их оставим? Будут сидеть в своих бетонных коморках, да только выглядывать на коридор за доставкой еды.
Среди собравшихся пробежала слабая волна согласия.
– Кто-то интернет обрубит, так они выйдут гулять. Кто-то письма перемешает поп почтовым ящикам, так новые знакомства заведутся. Лифт испортите, так они наконец-то пешком ходить начнут, здоровее станут. Мы им нужны!
– А они нам на что?!
– А они нам нужны не меньше. Чем сильнее люди верят в нас, тем сильнее мы. Тем больше нечисти становится. Тем легче нам переносить возложенные на нас обязанности. Чем сильнее в нас верят...
– Тем больше шансов у вас на пенсию, – едва слышно закончил я. Эти же слова Чернокнижник говорил, когда передавал пост Жыжу. Ими же напутствовал меня и моих друзей в первый рабочий день.
Чернокнижник еще долго говорил. Кто-то в это время успел улизнуть, но большинство осталось. Каждый понимал важность нашей работы. Даже Лихоманка в конце согласилась на увеличенные объем работы. Хотя ее мнения никто не спрашивал.
– Будем трудиться в два раза усерднее, – подытожил Жиж.
– Нам бы сменщиков. Может, в училищах поспрашивать?
Секретарь зафиксировал предложение. К концу собрания Банник устать на год вперед. Лоб сморщился, а глаза провалились куда-то вглубь черепа. Собрание давалось ему с таким же трудом, что и Жыже, а до того – Чернокнижнику.
– А как поступим с этажами? – За разговорами про трудолюбие и важность людей я чуть не забыл про цель моего визита.
– Проведем лотерею. Слепая удача – это справедливо. – Предложил Банник и тотчас получил одобрительный кивок от Жыжа.
– Но мне обещали этажи с пентхаусами. У меня в подчинении четверо молодцов, что я им скажу? – Вернуться без пентхаусов я не мог. Оправдываться перед вымотанными Домовыми было куда труднее, чем Баннику справиться с собранием ячейки.
Но меня, кажется, никто не услышал. Я повторил вопрос и снова мои слова растворились в общем шуме недовольства. Бессилие раздражало, но еще больше обезоруживало. Где-то в углу закряхтела Лихоманка.
– Слепая удача – это справедливо. – Повторил Банник.
– Звучит, справедливо, – согласились Жыж и Чернокнижник.
Присутствующим раздали карточки. По команде мы их открыли. И принялись возмущаться. Каким бы не был расклад, мы были возмущались. Потому что любое решение подразумевало работу. Даже после речи Чернокнижника мы ее не полюбили, разве что вспомнили, ради чего старались. Зато любили мы возмущаться.
– Опять Дворовые урвали лакомый кусок.
– Поговори мне еще, хмырь.
– Заговор! Заговор!
Лиходейка вопила во все услышанное. Казалось, что ее возмущение сломает чары заколдованного круга и она накинется на Жыжа. Но Черти все предусмотрели и вовремя подсыпали еще волшебного песка. В результате ей досталось помещение вахтера и вся техническая зона дома – скучная, но объемная часть работы. Вскоре, как и обещал Жыж объем работы удвоился, отчего времени на нытье не осталось.
– Да заткните вы ее кто-то. Или поменяйтесь, прошу вас! – Банник молниеносно фиксировал ругательства Лиходейки одной рукой, а другой – замечания и предложения остальных собравшихся. В какой-то момент он заметил, что перепутал строки. Как итог путаницы Лиходейке принадлежали слова Лешего, группы Чертей и даже мои, а Жыжу и Чернокнижнику – умозаключения Банника.
– Все! Спекся!
Застонав, нечисть с шумом захлопнул книгу. Под недоумевающий взгляд Жыжа, Банник опустил лысую голову на обложку – сил продолжать у нечисти не осталось.
– Держи, – Чашник протянул мне свою карточку. Едва заметно на ней было нацарапано «Пентхаус». – Сдалось мне таскаться на самый вверх.
Не мешкая я всучил ему свою. Лифтовая шахта не вызывала у меня ажиотажа. Благо, Чашник всегда был недоволен, и причины бурчать, не имело для нечисти значения. Когда ему доставалась четырехкомнатная квартира с холостым хозяином, то бурчал от скуки, когда получал под контроль бригаду молодой нечисти – был недоволен их неопытностью. Даже, когда ему предложили стать заместителем председателя трудовой ячейки, он закатил глаза и тяжело вздохнул.
– Сочтемся.
– Лучше забудь.
Но все же мы сочлись. Через несколько месяцев, когда жильцы расселились, Чашник заглянул с бутербродами и коробкой неопознанных вещей. Внутри мы нашли буссы, множество связок ключей, телефон, пару брошек, банковскую карточку, серьги и значок сотрудника метрополитена.
– И это все из шахты лифта?
Чашник кивнул. Он закатал штанину брюк и показал свежий след от чьих-то зубов.
– Представляешь, я помог достать псину, так она меня и покусала.
– А как псина там оказалась? – Я попытался представить ситуацию, в которой пусть и самая маленькая собака могла провалиться в шахту лифта. Но не смог. Тогда я представил, как бы сам провалился туда. И с этим не справился.
– Порой мне кажется, что в этом доме орудует кто-то еще.
– Помимо нас?
– Да. Может, иностранцы.
– Сдалась иностранцам Грушевка. – Я тотчас представил, как какой-нибудь Домовой из Франции или Нидерландов шастает по высотке с однообразным дизайном интерьера, сокрушается об отсутствии утонченности у местных и от горя сбрасывает чужие вещи в шахту лифта.
– А может, это проверка? Надо бы разузнать в управлении.
Я ничего не ответил. Своим появлением Чашник отвлек меня от любования городом. Хозяева квартиры еще спали, и я без задней мысли расположился на подоконнике. Кот, напротив, бодрствовал. Страж квартиры расположился у меня в ногах. С настоящим владельцем квартиры я подружился сразу – он был ленив и предпочитал игнорировать непонятное ему. Потому спокойно относился, когда коллеги заглядывали в пентхаус. Когда же я проводил встречи Домовых он молча удалялся на другой этаж.
– Смотри, вот оно!
Вдалеке, из-за горизонта едва-едва выглянуло солнце. Багровый кусочек шара начал медленно подниматься, разгоняя редкие тучи. Лучи тотчас пронзили окно и принялись танцевать на стене позади меня.
Я замер. Чашник тоже. Каждый день ровно на четверть часа я забывал обо всем, что меня окружало, о встречах, о предписаниях, о глупостях людей и недальновидности коллег. Я следил за тем, как огненно-красный диск появлялся и разгонял остатки ночной темноты. Эти пятнадцать минут были причиной почему я так боролся за пентхаус. Пятнадцать минут, когда я чувствовал себя снова молодым, полным сил и потенциала. То же солнце, что светило мне в родной деревне. И то же солнце, что будет мне светить, когда я вернусь на пенсии домой.
На какой-то миг мне показалось, что Чашник улыбнулся. Но если улыбка и промелькнула на его лице, она исчезла также быстро, как и появилась. Чашник всегда был недоволен. На этот раз солнцем, которое означало начало рабочего дня.
– За работу?
– За работу.