вино и сигареты | pablo gavi

Белла проходится по лицу мокрыми ладонями, пытаясь привести себя в чувства. Опираясь руками о края раковины, девушка долго смотрит на свое отражение в зеркале. Противная ухмылка, опухшие заплаканные глаза, впалые скулы. Уродка, что снаружи, что внутри. Она проводит пальцем по отражению, будто это могло бы что-то исправить.

Ты сама виновата во всех своих бедах.

Белла крепче сжимает кулаки и буквально набрасывается на зеркало, дробя его на мелкие осколки. Стеклянные кусочки впивались в руки, но она была в настолько отрешенном состоянии, что не чувствовала никакой боли. Алыми руками она снова проводит по лицу, размазывая кровь и оставляя маленькие царапинки.

Это твоя вина, что сейчас вы оба страдаете.

Белла пытается не кричать от боли, прижимая окровавленные руки к груди. Стеклышки не вошли слишком глубоко, чтобы вызвать сильную кровопотерю или еще чего похуже, но дискомфорт доставляли. Слезы невольно хлынули из глаз, и каждая слезинка, мешаясь с каплями крови, разбавляла этот бордовый оттенок до нежного-нежного красного, практически розового. Страх сковал тело. Девушка тяжело дышит и еще не до конца осознает, что ей нужна помощь.

После всего, что ты натворила, ты ему больше не нужна.

— Белла, ты что-то долго. — Микки легко стучится в дверь, конечно, не просто так. Блондинка явно слышала звук разбившегося стекла и поняла, что что-то произошло. — Белла, открывай!

Гарсия зажимает рот руками, снова царапая губы, когда крик хотел было сорваться в пустоту. Она не позволит им увидеть себя в таком виде. Нет-нет, никто не увидит ее боли, никто не увидит, как низко она пала.

— Белла, открывай, черт возьми! — сейчас это был уже Френки, что кулаком колотил по двери. — Открывай, или я к черту выбью эту дверь!

Девушка снова тянется к раковине, чтобы встать, но стекла задевают края, невольно поворачиваясь под кожей. Крик сдерживать она не больше может, поэтому кричит, надрывая глотку. Боль понемногу отрезвляла, максимально проясняя сознание, но тут же темнеет в глазах. Под действием эмоций Белла не до конца осознавала, насколько плохо ей было.

Наконец, Де Йонг выбивает дверь, и та с громким хлопком ударяется о стену. Парень на секунду оторопел; с первым шагом послышался склизкий звук - подошва прошлась по небольшой лужице, белоснежные кроссовки окрасили свои носы в ярко-алый цвет. Мики визжит, тут же поддаваясь панике, но Френки схватил ее за руку, прося вызвать скорую. Блондинка выбегает из туалета, пытаясь сдерживать крик. Парень садится на корточки, не боясь замараться в крови, берет лицо девушки за подбородок. Прикладывает пальцы к шее (к запястью не решился), чувствует пульс. Белла поднимает на него глаза, стеклянные, неживые; страх сковал тело, не давая пошевелиться. Конечно, смерть ей ни коим образом не грозила, но испугаться за свою жизнь девушка уже успела.

— Идти можешь? — спрашивает Френки, а затем встает, отбрасывая носком кроссовка маленькие стеклышки. Девушка кивает: говорить она почему-то боялась. — Ладно, пошли отсюда.

В больнице они провозились довольно долго. Де Йонг отправил Мики домой, ведь стрелки часов уже давно перевалили за полночь. Милый и уютный дружеский ужин был окончательно и бесповоротно испорчен очередной вспышкой ненависти к себе. Из-за этого девушка буквально сгорала от стыда. Но ее никто в этом винить не собирался: тот же Френки наблюдал такие же выходки практически каждый день у Гави, так что ничего нового он сегодня не увидел.

Белла внимательно смотрела на то, как медбрат перевязывал ей руку, пока нидерландец стоял у раскрытой двери и ждал ее. Неожиданно у блондина зазвонил телефон, и парень прикрыл дверь, хоть это не спасло от невольного подслушивания.

— Да? Да, звонил. У нас тут небольшой инцидент случился, у нас с Беллой. Нет, можешь не приезжать, все под контролем. В смысле ты уже едешь? Мики позвонила, говоришь? Да, хорошо, ждем тебя.

Девушка выходит из процедурного кабинета; обе руки с ладонями и запястьями были крепко-накрепко забинтованы, и через тонкую ткань пробивались небольшие покраснения. Она слабо улыбнулась, давая понять, что все в порядке. Все хорошо. Сам Френки уже тоже успел порядком успокоиться, поэтому сейчас он даже не особо хотел заваливать ее какими-либо вопросами: все понимал и так.

— С кем разговаривал? — неуверенно спрашивает Гарсия, присаживаясь на диванчик, что был прямо у кабинета.

— Педри почти подъехал. — Де Йонг решил не углубляться в подробности, как именно Гонзалес узнал о данном инциденте, поэтому просто поставил девушку перед фактом. Новость, мягко говоря, не особо обрадовала Беллу. Девушка тут же насупилась, как-то отрешенно огляделась по сторонам.

Френки накинул на плечи девушки свой бомбер и плюхнулся рядом, устало запрокидывая голову на спинку. Спину адски тянуло из-за того, что целый день полузащитник находился в невероятном напряжении. Белла бросает быстрый взгляд, полный сочувствия, на парня. Она до сих пор не знала, как ей его поблагодарить за то, что он сделал для нее. Де Йонг вместе с Мики помогли почувствовать себя, как дома. Помогали, поддерживали, и, даже несмотря на то, что сама Гарсия не всегда была согласна с их методами, она не знала, что бы делала без них.

Педри уже в конце коридора; парень медленно направляется в их сторону, и каждый шаг давался ему с невероятным трудом. Его глаза бегали по рукам девушки, красные пятна от крови вызывают на его лице злой оскал. Гонзалес кратко благодарит Де Йонга, берет девушку за руку и быстро уводит. Каждое его действие было полно какой-то ничем не обоснованной резкости, что немного пугало Беллу.

— Опять ты решила никому ничего не говорить. Все как всегда, твои собственные ошибки тебя ничему никогда не учат. — прохрипел Педри, только они отъехали от больницы. Гарсия сразу поняла, о чем он, и стыдливо отвернулась, пытаясь сконцентрироваться на пейзажах, быстро мелькающих за окном. Он хотел застыдить ее за то, что она промолчала  о их недавнем расставании. Ведь именно поэтому Мики, а потом и сам Френки позвонили Педри, а не кому-либо другому или же не решили справляться с этим в одиночку. Они ведь думали, что все в порядке, хоть и слегка осуждали то, что натворила Белла, но все же.

Кто ж знал, что даже простое молчание его так заденет.

Она же не просто так это делала. Пыталась уберечь и его, и саму себя от того, чтобы снова столкнуться с волной ненависти. Но кто когда-либо ценил ее заботу? Да и способы заботы были у нее весьма специфические.

— А мне об этом нужно было всему миру рассказать или что? — девушка злобно огрызается, даже не смотря на него. — О мой Бог, Белла и Педри расстались, какая трагедия! Маленький мальчик, которому недодали внимания.

Педри резко тормозит на светофоре, и Беллу слегка выталкивает вперед, но не настолько, чтобы удариться. Она бросает на него очередной злобный взгляд.

— Что, правда глаза колет? — едко спрашивает девушка, снова поудобнее на сидении. Руки неприятно ныли, мешая сконцентрироваться на том, чтобы выпускать из себя одну лишь желчь, и она решает не продолжать эту тираду.

Педри снова бросает быстрый взгляд на ее забинтованные ладони. Не мог он так просто взять и забить на нее, не мог сделать вид, что их не существовало, и сейчас издеваться над ней, выливая на нее все то, что она, по его мнению, явно не заслуживала слышать. Парень протягивает к ней свободную руку, что не лежала на руле, и переплел их пальцы. Некрепко, потому что боялся снова оказаться снова слишком близко. Девушка тяжело вздыхает и расслабляется, как только почувствовала исходящее от него тепло.

— Я никак не могу простить себе то, что так легко упустил тебя. — Гонзалес горько усмехается, продолжая кидать на нее короткие взгляды. Они оба сейчас знали, какая фраза должна была последовать следом, но оба промолчали.

Она никогда не была его.

— Можешь ответить мне на один вопрос, Белла?

Девушка слабо кивает, уже зная, что этот разговор должен поставить окончательную точку.

— Скажи мне, почему именно он?

Педри старался не смотреть на нее, чтобы она не смогла различить ту боль, что нашла свое отражение на его лице.

— Давай не будем об этом.

Не хочу снова делать тебе больно.

— Мне нужно это знать.

Что тебе нужно знать, Педри? Что, как бы ты не старался, каким бы ты не был замечательным и прекрасным, она никогда не будет смотреть на него так, как смотрит на Гави. Никогда.

— Потому что он особенный. — вздыхает Белла. Слова давались тяжело, она никогда не выражала своих чувств по-настоящему, все было фальшивым и неестественным. До этого момента. — Когда он любит, он любит по-настоящему. Он никогда не сдается, несмотря на любые трудности, несмотря на всякую несправедливость, с которой он сталкивался на всем своем пути. Он безумно талантлив, как бы это не отрицали многие, и ты знаешь, что это правда. Он искренне любит свою команду, он готов отдать все ради ее успеха. И он любит тебя, своего лучшего друга, больше всего в этом мире. Он заслужил всю любовь, всю, абсолютно всю любовь, что существует на этой планете.

Они уже стояли около ее нового дома, временного, как она хотела думать. Тянуло ее в Севилью, в ее настоящий дом, к родителям, к старым и давно покинутым друзьям, к маленьким мощеным улочкам и магазинчикам. И навязчивая мысль бросить все и уехать, дабы обрести такой желанный покой, в голове звучала все громче и громче.

Педри все еще сожалел. Возможно, если бы он смог разобраться в себе чуточку раньше, сейчас бы он не слышал бы всего этого, а где-то в области сердца не болело бы так сильно.

— Это он, — шепчет парень, вдыхая грудью свежий ночной воздух. — это всегда был Пабло. Глупо было это не замечать.

Изабелла смотрит на него с благодарностью. Не нужно было как-то изворачиваться, не нужно было каких-либо дополнительный манипуляций. Он принял правду такой, какой она была на самом деле, и ничего менять не собирался. Ни в коем случае. Ее выбор он уважал и был готов помочь ей обрести настоящее счастье.

— Ты хочешь его вернуть?

— Это неважно, Педри, после того, что я сделала, я ему больше не нужна. — усмехается Гарсия, обхватывая себя руками.

— Нужна, иначе бы он бы так не страдал, сама знаешь. — Гонзалес попытался ее переубедить. — Видела же, что происходит.

— Я хочу уехать из Барселоны. — неожиданно выпаливает девушка, прикрывая рот перебинтованной ладонью. Парень застыл в шоке.

— Что, прости?

— Меня здесь ничего не держит. И Кристина, она согласилась уволить меня, когда я попрошу об этом, хотя я ее довольно долго уговаривала. — Белла неумело пытается что-то объяснить. — В Барселоне я не могу найти то, что меня утешит. Дома же я смогу, наконец, отдохнуть.

Он знал, что не сможет ее удержать. Что это сможет сделать только один человек. Только он сможет одним своим словом остаться в Барселоне, остаться тут и быть рядом. Они оба знали, кто это был.

Пабло Паез Гавира. Он был причиной всего.