4
Андрюша ничего не говорит, да и не может. Смотрит на скрюченное на полу тело Сонечки и молчит, потому что и про Сашеньку он тоже молчал.
Даша в шоке отскакивает от мертвого бледного тела, бежит в коридор, на лету хватает свой синий потертый плащ и кричит, срывая голос, почти роняя телефонную трубку:
- Скорую, здесь человек мертв!..
Её никто больше не слушает; Женя возвращается к бутылке вина и льет прямо на пол, а Леночка - продолжает тихо и пьяно напевать:
- Ты-ы к сме-ерти его прича-астен, ты сме-ерти замена слуг...
А Андрюша кричит, но мысленно, царапает сломанным карандашом красную, поистине кричащую фразу и глотает горячие слезы:
"Затравленным
зверем
над миром
выстою"*
- Не вы-ы-стоишь, - теперь поет не Соня, а Лена, а Андрей вздрагивает всем телом, не понимая: неужели Леночка умеет читать мысли?..
Косулина все так же лежит на полу, нет, на траве; она в бреду смотрит на облака, что стали противно фиолетовыми, и на Луну, желтую, как ворот рубашки Жени. Она поет песенку, лежит, а ей хочется сказать.
И она говорит.
- Ты почему Саше скорую не вызвал? По-че-му? Он же еще дышал...
Лена говорит тихо и спокойно, и Андрей боится: не есть ли это внезапное просветление, как и у Сонечки, последними минутами жизни, проведенной в наркотическом бреду и необузданном горе и ярости?
Но Андрюша молчит.
В его горле будто до сих пор шипит опасная разъедающая кис-ло-та, пока Женя дрожащей рукой рвет проклятый желтый ворот и запевает тоскливо, почти бесшумно:
- Здра-авствуй, мой ми-илый пастырь, здра-авствуй, мой юный друг...
Андрей смотрит на электронные часы в свете почти погасшей настенной люстры.
Даша не возвращается.
И Сашенька тоже.
*Затравленным зверем над миром выстою - слова Владимира Маяковского из поэмы "Ко всему".