ГЛАВА 1 | Дом, милый дом
За несколько месяцев до...
В СЕМЬ УТРА будильник издал раздражающий звон, а это значит, что пора расставаться с мягким и теплым одеялом, отправляясь на учебу.
Я встала со скрипучей кровати, направляясь в ванную комнату. В коридоре меня встретила преграда в виде моего отца. Он лежал на одном бочку и ужасно храпел, истекая слюной на грязную футболку. Я брезгливо переступила через него, поглядывая в другую сторону, где на диване расположилась мама.
Примерно до четырех утра они выпивали, орали песни, выясняли отношения и били посуду. Пока я лежала в своей комнате, в очередной раз трясясь от страха и в то же время желая поскорее уснуть, зная, что утром мне придётся тяжко.
Родители пьют на мои детские и на деньги, которые присылает старший брат. Вернее — раньше пили, потому что Саша понял, на что именно они тратят его сбережения. И решил, что теперь средства будет отправлять мне на карту, а я же буду скрывать от них это. Он живёт в другом городе, зарабатывает кровные, работая в каком-то головном офисе.
Сами же родаки не работают совсем. Папу недавно уволили с вахты, как раз-таки за пьянку, от чего трудовая испорчена и следовательно работодателям больше не нужен такой недобропорядочный сотрудник. А мама моя никогда не работала. Всегда была домохозяйкой, которой муж в молодости заверил, что работать с таким, как он, не нужно будет. А она забеременела и бросила учёбу, так и не вернувшись к ней. Годы прошли — обещанных золотых гор не было, но вместо них появились бесконечные упрёки в сторону матери, мол она и копейки не заработала в своей жизни.
Ванная комната давно стала чем-то иным по сравнению со всей квартирой. Здесь приятно пахнет дорогим гелем для душа с ароматом шоколадного печенья — это я себя побаловала, когда Саша скинул деньги. Тут неплохая звукоизоляция; не так хорошо слышно пьяных родителей. Поэтому я часто запираюсь здесь, чтобы привести мысли в порядок или пожалеть себя, сидя на холодном кафеле. Обнимешь саму себя, послушаешь, как шумит вода в раковине — и всё, жизнь хоть немного, но легче.
Я повернула вентиль и из раковины полилась холодная, бодрящая, — то, что нужно. Сложила ладони лодочкой, набирая воды и стала умывать лицо. А затем — принялась чистить зубы.
Меня клонило в сон и утренний мандраж гулял по телу. Послышалось нечленораздельное мычание из коридора — папа просыпается. Надо поскорее уходить в школу. Закончив водные процедуры, выглядываю из ванной: отец всё еще лежит, дёргая ногой из стороны в сторону.
Потирая сонные глаза, в нос отчетливо начинает бить запах водки, когда нога пересекает порог кухни. На столе множество тарелок с недоеденной едой и полные рюмки сорокоградусной жидкости. Подношу рюмку к носу и тут же меня выворачивает только от одного запаха, а по телу пробегает дрожь. В голове мгновенно всплывает вопрос, мучающий меня уже несколько лет: "Как это вообще можно пить?"
Складываю тарелки в раковину, намереваясь отмыть остатки еды, до того, как они засохнут. По сути можно было бы всё это оставить и благополучно уйти в школу, но прирученная бабушкой любовь к порядку — не даёт мне этого сделать. Быстренько заканчиваю небольшую уборку, поглядывая на часы, и ухожу в комнату.
Я всегда с треском отставала от модных тенденций и выбор из одежды в моём шкафу весьма невелик. Пока одноклассники позволяют себе ходить в чём попало на учебу, я же придерживаюсь формы. И не потому что я какая-то там заучка, делающая абсолютно всё по правилам, а просто у моих родителей всегда было мало сбережений. А особенно тогда, когда речь заходила о ежегодном одевании меня в школу. Как говорит мама: "Форма куплена — и слава Богу".
Сегодня понедельник, прошлые два дня я не расчёсывалась, поэтому тёмно-каштановые волосы запутались в комки на подобии узлов и теперь их очень нелегко распутать. С горем пополам всё-таки расчёсываю волосы и заплетаю их в низкий скромненький хвостик.
С косметикой у меня совсем беда. Только туш и дурацкий блеск для губ. Но это же лучше, чем ничего, правда?
Сумка с учебниками собрана со вчерашнего дня, когда я ещё делала уроки, мучаясь с ненавистной мне алгеброй. В прихожей смотрю в нависное зеркало. В нём я вижу девушку невысокого роста в белой рубашке из тонкой ткани и в плиссированной юбке ниже колена. Зелёные глаза рассматривают контуры губ, проверяя чётко ли они накрашены. "Обычная" — это слово так и напрашивается всякий раз, когда я вижу себя.
Накидываю нежно голубую куртку с большим воротником, застёгивая её на молнию. На дворе Коктебель и с моря точно дует прохладный ноябрьский ветер.
Но перед тем, как выйти на улицу мой взгляд падает на полупустую пачку папиных сигарет, лежащую на небольшом комоде. Настороженно поглядываю на отца, опасаясь, что он вдруг откроет глаза и увидит, какая его дочь бессовестная. Быстренько хватаю упаковку и, запрыгнув в ботинки, наконец покидаю жилплощадь.
Когда отец проснётся, заметив пропажу, он и думать обо мне не станет. Он решит, что отдал их кому-то из своих собутыльников, которые не покидали нашу квартиру почти до четырёх утра. Знаю, что так будет, ведь не первый раз поступаю подобным образом.
Курение убивает, но меня, скорее, наоборот. В одиннадцать лет я испробовала свою первую сигарету. Дурная компания, где я, такая замухрышка, всё-таки оказалась замеченной. С тех пор и начался мой стаж. Но курю, я стоит признать, крайне редко. Острое желание появляется только тогда, когда мне плохо и пережить этот момент по-другому я не могу.
На улице всё затянулось туманом, воздух влажный, как после дождя. Прохладный ветер гонит пыль, а я иду за ним следом. В проводных наушниках играет один из любимых треков — Face — Лиза, я беззвучно подпеваю, наблюдая за людьми. Среди них маленькие дети с рюкзаками больше, чем они сами, а также взрослые мужчины и женщины, держащие свой путь.
В наушниках наступает тишина перед тем, как один трек сменяется другим и я мельком слышу, как кто-то газует на скутере недалеко от меня.
Сердце замирает.
Мимо меня проезжает тот самый скутер. Разочарованно вздыхаю — это не его скутер.
Не проходит и двадцати минут, как я уже топаю по оживлённой территории школы. Тяну тяжелую деревянную дверь на себя и захожу внутрь. Здороваюсь с завучем и директрисой, стоящими у двух горшков с растениями длинной формы, и женщины слабо кивают мне в ответ.
Оставив куртку в гардеробе, я взглянула на сегодняшнее расписание уроков. Первым геометрия — шестнадцатый кабинет. Поднявшись на второй этаж, я оказалась в нужном мне месте. Некоторые парни стояли у кабинета, что-то оживлённо обсуждая, а в классе девочки, как всегда поделились на небольшие компашки, так же разговаривая на свои темы.
Одноклассницы поздоровались со мной, что называется «ни жарко ни холодно». Я для них и близко не подруга. Кроме каждодневного "привет", "пока" и разговорах о уроках мы ни о чём не разговариваем больше. Общалась хорошо я только с Ритой, но её сегодня нет в школе: уже неделю, как прогуливает.
Я прошла между рядами и села за последнюю парту третьего ряда, что стоял у стены. Сижу я без соседа или соседки. По обычаю достала учебник, тетрадь, худенький пенал, где всего было по минимуму, и аккуратно разложила всё на парте.
В нашем классе, что славился по большей степени раздолбайским, я являюсь второй по успеваемости. Есть ещё Марина Васнецова. У неё, по-моему, за все одиннадцать лет учёбы ни одной тройки. Я же с натяжкой выхожу отличницей каждый год. Как говорят учителя, мне стоит поднапрячься и тогда со школы я выйду с красным дипломом и золотой медалью. Было бы здорово. Только боюсь математика подведёт меня.
Я взглянула на круглые нависные часы, висящие над пока ещё чистой доской, а потом перевела взгляд на третью парту первого ряда. Она была наполовину пустой.
«До звонка осталось всего несколько минут, а его ещё не нет», — привычная мысль пришла в голову. Я понадеялась, что он опаздывает и обязательно придёт, иначе зачем я вообще сюда приходила сегодня? Ах да, учиться! Но без него мой день будет не таким ярким.
Звонок прозвенел, все встали в знак приветствия учителя, которая прошлась на невысоких каблуках до рабочего стола. Прошло несколько минут и в открытый кабинет кто-то постучал. Он не извинился за своё опоздание: учительница просто кивнула ему. Он вообще никогда не извиняется по собственному желанию, ему проще развернуться и пропустить урок, а потом обвинять учительницу в том, что это она его не впускала.
Он вальяжной походкой прошёл на своё место, а я незаметно проводила его взглядом, зачем-то подмечая то, в чем он сегодня одет. Хорошо, что я сижу за последней партой и никто не замечает моих гляделок, а то потом точно все бы трубили в одно горло: «Романовская втюрилась в Кислова! ХА-ХА-ХА» Такого позора я точно бы не выдержала.
Вот уже целых три года я просто смотрю на него со стороны, мечтая быть ближе. Но глупо и совершенно по-идиотски ничего не делаю.
«Но почему?» — спросил бы любой, узная о моей недосимпатии. Всё просто, ему не нужна такая, как я.
Во-первых, мы противоположности. Когда я остаюсь в серой массе, то он блистает в центре внимания. Киса еле-еле вытягивает на тройку, я же ежегодная отличница.
Во-вторых, где гарантия того, что после своего признания я не стану всеобщим посмешищем? Гарантии нет, потому что я уверена, что после того, как я расскажу о своих чувствах, он побежит рассказывать своим друзьям, чтобы посмеяться надо мной.
В-третьих, он плохой парень: наркоман, всем известно — торгует запретными веществами, не задерживается с одной девушкой, а ещё и регулярно выпивает, как и мои родители. С таким, как он, лучше не связываться. И я это понимаю.
А уж как влюблять в себя парней я и подавно не знаю. Да и кому понравится вообще такая, как я? Обычная. Опреденно ему нравится девушки эффектней, ярче. Тем более мы с ним даже никогда и не общались особо.
Когда конкретно зародились эти чувства не помню. Но в классе девятом точно. Тогда, после летних каникул, он заметно изменился. Резко повзрослел внешне, как это обычно бывает с парнями в пубертатном периоде. После десятого класса стал ещё лучше, теперь выглядит не на свои семнадцать, а значительно старше. Да и признаться, раньше он тоже был одним из самых симпатичных, но почему-то я его не замечала.
У нас часто были какие-то мимолётные взгляды, от которых моё сердце странно реагировало, отдаваясь трепетом в груди. Каждый взгляд порождал во мне больше чувств и мнимую надежду на взаимность.
Понятно, что это просто глупая детская влюблённость, которая обязательно пройдёт, когда мы выпустимся со школы. Этого я и жду.
Учительница начала что-то объяснять, стоя у доски, и выводя мелом геометрические фигуры с помощью длинной линейки. Но мне не до этого. Гораздо интереснее разглядывать предмет своего обожания, который прямо сейчас лениво завалился на парту.
Внешне в нём всё шикарно, просто мой идеал: тёмные волосы, карие глаза, неплохое и привлекательное телосложение. Возможно, я влюбилась только во внешность. Отрицать — не стану.
Смотря на него, я забываю обо всём: о пьющих родителях, о проблемах с деньгами и о том, что давным-давно пора открыть тетрадь и учебник.
Однажды, когда я выходила из кабинета, а он, наоборот, заходил, я врезалась в него. Из-за разницы в росте, считай, поцеловала его в грудь. Момент. Я поднимаю голову и встречаюсь с его тёмными, как ночь глазами. Они невероятные! По сути карие, но на вид чёрные.
Тогда он неспешно отошёл от меня, как-то странно ухмыльнувшись, и спокойно продолжил свой путь, а я стыдливо поспешила удалиться. Никогда не забуду этот момент!
***
Уроки закончились и моё уставшее тело волочились домой. Две контрольные — это уж слишком, даже для меня.
Зайдя в квартиру, я услышала процветающие разговоры на кухне. Я тут же тяжко вздохнула. Только не это!
По голосам я поняла, что родители не одни, с ними кто-то третий. Я надеялась, что смогу пройти мимо и они меня не заметят, но нет.
— О, Ася пришла! — воскликнул отец, когда увидел, как я прохожу мимо кухни.
— Доченька, проходи, поздоровайся с гостем, — добавила, жестикулируя руками, мама.
— Здравствуйте, — глубоко вдыхая воздух, скорее пролепетала я, чтобы от меня, как можно быстрее отстали.
— Это доча моя, — горделиво заявлял отец, указывая на меня рукой, чтобы гость перевёл свой пьяный взгляд в мою сторону. Три пары глаз стали разглядывать меня, как какой-то экспонат в музее, а мне до тошноты стало неуютно.
Их собутыльнику, которого я видела в своей жизни впервые, было абсолютно до фени, кто перед ним стоит. Сквозь пелену глаз, он вообще похоже, ничего не видел дальше носа.
Я молча развернулась и поскорей отправилась к себе. Папа вышел из кухни и начал просить меня остаться с ними, посидеть, поболтать. Я сказала, что не хочу. Дверь моей комнаты спасла меня, я смогла закрыться на замок, потому что знала — папа не отстанет.
После того, как я закрыла дверь прямо перед лицом отца, он прошёл обратно на кухню и начал что-то нести про мой переходный возраст. Я тихо выругалась себе под нос. Какой к черту переходный возраст? Я с пьяными родителями и каким-то посторонним мужиком не желаю общаться!
Скинув рюкзак с плеч, я плюхнулась на кровать. Подключившись к соседскому Wi-Fi, я увидела сообщение от Риты Беловой — моей, пожалуй единственной, не самой близкой, но какой-никакой подруги.
Она спрашивала про то, как прошёл мой сегодняшний день и естественно о домашнем задании.
Рита замечательная. Она весёлая, добрая, всегда в хорошем настроении, складывается ощущение, что у неё в жизни нет никаких проблем. Но они есть у всех на самом деле, просто не все всё рассказывают.
О моей семейной ситуации Рита, конечно, не знает. Я не хочу, чтобы она думала, что мои родители алкоголики. Хотя, оно ведь так и есть, наверное. Навряд ли нормальные люди пьют каждые выходные. А о симпатии к нашему общему однокласснику я и подавно говорить ей не собираюсь. Все ведь знают, что слухи разносятся слишком быстро.
Время пролетело пулей и уже близилось к глубокому вечеру. Я успела переодеться в домашнюю одежду, сделать уроки на завтра и даже немножко прибраться комнате. Моя давняя привычка — сберегать деньги, положенные на обед в школе. Поэтому сейчас, не имея крошки во рту со вчерашнего дня, я очень хотела кушать. Но у меня не было ни малейшего желания идти на кухню. Родители продолжали пить. Их разговоры становились всё громче и громче, а своего гостья выпроваживать они не спешили.
Вдруг кто-то начал яростно звонить в дверь, постукивая кулаком с той стороны.
— Ася, посмотри кого там притащило, — велел мне папа, перекрикивая музыку из колонки.
Я поднялась с кровати, подбегая к двери. Взглянула в глазок и увидела там женщину лет тридцати в бигудях и домашней одежде, настроенную явно не по-доброму. Это соседка с квартиры напротив, которая недавно переехала в наш подъезд.
Я сильно растерялась, не зная, что делать. Высунувшись на кухню, заметила отца, который разливал водку по рюмкам, с трудом не попадая за края, и мать, громко смеющуюся, карикатурно долбя хвостом сушёной рыбы по краю стола.
Я тяжело вздохнула, прикрывая глаза, а женщина за дверью продолжила стучать в кожаную обивку, оставшуюся от прошлых хозяев.
Вариантов у меня нет.
Я открыла дверь, ненадолго выпуская громкую музыку в подъезд. А следом быстро захлопнула её за собой, прижимаясь к ней спиной.
— Ну, сколько можно, а? — закричала соседка, — время десять вечера, мне завтра рано вставать, у меня ребенок маленький спит. А они врубили музыку и орут во всё горло. Мне, может быть, полицию вызвать?
Я с трудом проглотила ком в горле, сжимаясь под криками соседки. Меня накрыла лёгкая паника, и я постаралась успокоить женщину.
— Простите, пожалуйста, я... — промямлила слабым голосом, — я попрошу их убавить музыку, обещаю.
— Тебе сколько лет-то самой?
Соседка оглядела меня с ног до головы, качая головой, и на короткий миг в её глазах промелькнуло что-то мягкое, а после она вновь разразилась строгим голосом:
— Опеку надо на таких вызывать!
Ладони неожиданно вспотели.
— Нет, пожалуйста, не надо никого вызывать, — прохныкала я, — они скоро угомонятся обязательно. Обещаю.
Женщина пристально заглянула в мои глаза, пока в её же больших серых глазах плесали демоны. Но на мою удачу демоны отступили.
— Угомонятся как же, — покачала головой женщина, разворачиваясь. — На воде вилами писано.
— Простите ещё раз, — выкрикнула я перед тем, как дверь за женщиной с силой захлопнулась.
Дыхание успело сбиться — я задышала, как после кросса. Помотала головой из стороны в сторону, уткнувшись затылком в дверь. Во рту пересохло, и я закрыла глаза.
Из квартиры продолжали доноситься музыка и родительские восторженные разговоры.
Я скатилась вдоль двери на холодный пол подъезда, будучи в одной тонкой футболке, шортах и тапочках. Долго просто смотрела в пустоту перед собой, а потом обняла колени, утыкаясь в них щекой. Слёзы навернулись на глаза, и я не смогла сдержать их.
Я хныкала так тихо, плакала беззвучно, чувствуя, как тёплые слезинки выходят из глаз, а затем оставляют холодный след на красной коже.
Мне бы быть сейчас, где угодно, неважно с кем. Только бы не здесь. Только бы не дома.