Глава 6: Радетельный ученик
Еще вчера я находился в состоянии настоящих эмоциональных терзаний, погружаясь в воспоминания о поцелуе с господином Минхо. Этот момент был слишком значимым, чтобы оставить его в тени бытия. Я старался разжевать абсолютно каждую деталь, словно пытался понять не только его значение, но и то, что он может изменить в моей жизни. Мой друг, Феликс, сжимал одеяло так сильно, что казалось, будто оно стало его защитным щитом от всего мира, в то время как я пытался справиться с накатившими на меня волнами смятения.
Феликс был не только моим другом, но и, можно сказать, моим советником, который настаивал на том, что необходимо разобраться в своих чувствах. Он требовал от меня принять факт того, что господин Минхо уже не просто учитель, а человек, который занимает важное место в моем сердце. Это было непросто. Я осознавал, что он важен для меня не только как мудрый наставник, который делится знаниями и опытом, но и как партнер на личном фронте. И это представление меня пугало.
— Но это же незаконно, — откинулся я на матрас, прикрывая лицо руками, надеясь, что таким образом смогу скрыться от внешнего, давящего мира. Мои мысли бушевали, как шторм в открытом океане. Словно обрушившиеся на меня волны неуверенности, страха и конфликтов, которые я не мог сразу разрешить.
Феликс, не оставляя меня без поддержки, старался донести до моего сознания важные истины. Он приводил примеры, когда любовь не имела границ и ограничений. Он убеждал меня, что легче строить отношения с тем, кто разделяет твою природу, твои чувства, и с кем можно говорить на одном языке. Он утверждал, что многие из его знакомых, которые смогли открыть свои сердца, нашли гораздо более красочные и насыщенные отношения, чем те, что были у них с противоположным полом.
— Сам подумай, — произнес он, наклоняясь ко мне, чтобы я наконец осознал всю серьезность ситуации и свои истинные чувства. — Это не преступление, а естественное стремление человека быть счастливым. В конце концов, любовь — это не то, что можно подчинить законам или правилам общества. Это чувство, которое требует свободы и понимания.
Я задумался над его словами, и в моем сознании начали формироваться новые мысли. Возможно, любовь между людьми одного пола действительно не должна восприниматься как нечто неправильное. Может быть, она имеет право на существование, как и любые другие отношения. Всё, что мне нужно было — это время и возможность разобраться в своих чувствах.
Но внутренний конфликт продолжал мучить меня. С одной стороны, была необходимость следовать правилам, установленным обществом, которые с трудом воспринимают такие отношения. С другой стороны, желание следовать зову сердца, которое тянуло меня к Минхо, становилось все сильнее. Я понимал, что это не просто мимолетное увлечение, а нечто гораздо более глубокое и значимое.
И вот, размышляя о своих чувствах и о том, что ждет меня в будущем, я обрел немного уверенности. Возможно, мне действительно нужно было попробовать быть искренним с самим собой. Ведь, как говорил Феликс, любовь не знает границ, и, возможно, именно она станет тем светом, который поможет мне преодолеть все страхи и сомнения, и найти свой путь к счастью.
И казалось, что я наконец-то обрел некоторое спокойствие, осознав, что, возможно, всё не так ужасно, как мне представлялось в первые дни после перехода в новую школу. Поначалу мне казалось, что мир вокруг меня рушится, но, как оказалось, это было лишь иллюзией, не более чем муляж, скрывающий действительность под слоем неопределенности и страха. Я примирился с тем, что перемены — это часть жизни, и начал надеяться на лучшее.
В понедельник, в день, когда начиналась новая учебная неделя, я испытывал легкое волнение. Охватывающее чувство тоски и нежелания идти на занятия, свойственное каждому ученику, снова нарастало. Утро началось с серого неба и холодного ветра, которые, казалось, делали мир вокруг еще более угрюмым. Но высшая сила, или, как я шутливо называл его, Боженька, решил, что моих мучений все еще недостаточно.
Войдя в класс физики — предмета, который с каждым уроком становился все более интересным благодаря увлеченному преподавателю — я почувствовал, что что-то изменилось.
— А это еще кто? — произнес Ликс, когда мы зашли в кабинет. Его голос звучал с легкой иронией, и, обернувшись, я понял, что его внимание приковано к новому пареньку, который занимал одно из первых мест около окна.
Сначала я не обратил на него особого внимания. В классе не произошло кардинальных изменений, но, взглянув на первую парту, я заметил молодого человека. Многочисленные взгляды обратились к нему. Он был высоким, с аккуратно подстриженной темной волосней и уверенной осанкой, как будто уже давно знал, что такое быть в центре внимания. На первый взгляд, казалось, что он не испытывает ни капли нервозности, что для новичка довольно необычно.
Он сел на первую парту у окна, откуда открывался вид на школьный двор. Его прямой, уверенный взгляд скользил по лицам одноклассников, словно он пытался запомнить каждого из нас. На нем была простая, но стильная одежда: белая футболка, подчеркивающая его подтянутую фигуру, и джинсы, которые смотрелись так, будто он выбрал их с особым вкусом.
Несмотря на свою уверенность, в его глазах можно было уловить искорку недовольства. Его соседи по парте шептались и обменивались взглядами, пытаясь понять, какой он на самом деле. Но новенький, казалось, не обращал на это внимания, продолжая сосредоточенно прислушиваться к неразборчивым сплетням, время от времени поглядывая в некий дневник с большим количеством записей.
Он не сидел сложа руки. Новенький без какого-либо перерыва что-то записывал, держа крепко ручку в левой руке, что сильно выделяло... От него так прет твердость, и это чертовски привлекало. Он не стеснялся задавать вопросы прохожим, а затем добавлял в дневник каракули.
Кто-то в классе уже начал обсуждать его стиль общения и внешний вид, а кто-то даже уже строил предположения о том, какие у него увлечения. Но в целом, новенький получал одобрительные взгляды и улыбки, что давало ему дополнительные силы. Похоже, он был не просто новичком, а человеком, который знал, как завоевывать симпатии, и, возможно, именно этот его подход помогал ему чувствовать себя как дома в новом коллективе.
Присев на свое привычное место, я хмыкнул, пытаясь разглядеть его лучше издалека. В этот момент ко мне и Ликсу подошла Енми, та самая девушка, которая когда-то осмелилась признаться в своих чувствах ко мне. Я никогда не воспринимал ее как типичного заучку или человека, который не замечает мира вокруг. Наоборот, я ценил её открытость и искренность, с которыми она подходила ко всем ситуациям.
— Вы что, не в курсе? — с легким удивлением произнесла она, обводя взглядом класс, словно искала подтверждения своим словам. Мы с Ликсом синхронно повернулись к ней, ожидая продолжения.
— Это же новенький! — с энтузиазмом сообщила она. — В нашем классе о нем так шептались... Я думала, вы уже все ознакомились с новым лицом.
Енми всегда была в курсе всех событий, происходящих в нашем классе. Ее способности замечать детали и запоминать имена были впечатляющими. Она могла рассказать не только о новом ученике, но и о его увлечениях, о том, откуда он приехал, и даже о том, какие у него интересы, если захочется углубиться в биографию заранее. Енми словно была встроенной системой наблюдения, которая отслеживала все изменения и новшества, как бы подмечая каждую мелочь, которая могла бы иметь хоть какое-то значение. Для нее не существовало ничего незначительного: каждый взгляд, каждое слово, каждый жест имели свою цену в ее глазах. В этом плане она была настоящим хранилищем информации. Я порой задумывался, как именно ей удается помнить все эти мелочи, ведь иногда даже мне самому трудно вспомнить, что я ел на завтрак.
Я почувствовал, как во мне зажглась дотошность. Мне было интересно узнать больше о новом парне. Хочется верить, что он окажется интересным собеседником и сможет внести свежие идеи и эмоции в нашу школьную жизнь. Возможно, именно он станет тем человеком, с которым мы сможем обсудить увлекательные темы, отвлечься от серых будней и сделать нашу дружбу еще крепче. Но, несмотря на эти надежды, я ощущал, как что-то внутри меня заставляет насторожиться. Может быть, это был инстинкт, который подсказывал мне, что с этим парнем не все так просто.
Ликс, заметив мое воодушевление, подмигнул мне, как бы намекая, что следует подойти и познакомиться с новеньким. Я кивнул в ответ и, собравшись с мыслями, направился в его сторону. В голове, как всегда, по привычке, прокручивались слова, которые я хотел произнести. Но, чем ближе я подходил, тем больше чувствовал, как нарастает неуверенность. Что, если он окажется не таким, как я надеялся? Я заставил себя не обращать на это внимания и продолжил свой путь.
— Привет! Меня зовут Джисон, — начал я, стараясь звучать дружелюбно и непринужденно. Я оперся о парту, стараясь не задеть разложенные на поверхности чужие принадлежности, прослеживая за тем, как тот отодвигает от нас с Феликсом подальше свои записи, — Ты новенький у нас?
Парень поднял глаза, и в его взгляде я заметил что-то резкое, почти агрессивное. Он ответил довольно колко, если сравнивать как он ответил остальным:
— А вам то что?
Его голос прозвучал уверенно, но в нем чувствовалась некая замкнутость, присущая каждому, кто начинает новую жизнь в незнакомой обстановке. Я улыбнулся, стараясь не подать виду, что тот производит отрицательное впечатление. Я понимал, что не каждый может легко адаптироваться, особенно в новой школе, и чаша терпения была полна.
— Просто хотел познакомиться и помочь освоиться, если нужно, — ответил я, стараясь сохранить доброжелательный тон. — Новая школа — это всегда стресс, я сам недавно через это прошел.
Парень нахмурился, словно мои слова вызвали у него раздражение. Он окинул меня оценивающим взглядом, словно взвешивая, стоит ли мне доверять. В его глазах читалась настороженность, смешанная с легким вызовом. Это настороженное отношение только подогревало мою нужду познакомиться. Кто он? Почему так холоден именно ко мне и моему лучшему другу?
— Спасибо, не нуждаюсь, — отрезал он, уткнувшись в белоснежную тетрадь, лежащую поодаль от него.
Я пожал плечами, стараясь не принимать его слова близко к сердцу. Возможно, у него просто сложилось плохое утро, или он не в настроении заводить новые знакомства. Я сразу вспомнил, как сам чувствовал себя в похожих ситуациях, когда мир казался слишком тяжелым и чужим, и единственным желанием было запереться в себе, охраняя свое внутреннее пространство. Решив не настаивать, я отступил назад, возвращаясь к своему месту. Енми с любопытством наблюдала за мной и Феликсом, ожидая отчета о встрече с новеньким. Я лишь развел руками, давая понять, что разговор не задался.
Отличница разочарованно вздохнула, а Ликс лишь хмыкнул, словно и не ожидал другого. Что же, похоже, в нашей школьной жизни появился еще один загадочный персонаж, который, судя по всему, не горит желанием раскрывать свои карты.
Уже сидя на своем месте, я не мог не думать о том, что этот парень представляет собой нечто большее, чем просто нового ученика. В нем была какая-то тайна, которую он не спешил раскрывать. Я вспомнил его настороженный взгляд и холодный ответ. Это было необычно для новой обстановки, где, как правило, все старались быть дружелюбными и открытыми. Я не мог понять, что скрывается за его внешностью: возможно, это была просто маска, под которой кроется одиночество или, наоборот, упрямство и независимость.
И в этот момент я поймал себя на мысли, что начинаю ожидать, что же произойдет дальше. Как будто этот загадочный парень из другого мира, который вот-вот сможет перевернуть наш привычный порядок. Только кто мог предположить, что тот малый зря время не теряет? Внутри меня возникло ощущение, что он лишь ждет подходящего момента, чтобы продемонстрировать свои истинные качества. И, возможно, это был тот самый момент, когда наше школьное существование могло измениться навсегда.
Отмена занятия в агентстве, и так выбила из колеи, заставив чувствовать себя потерянным и раздраженным. А теперь еще и алгебра. Обычный урок, но сегодня он был пронизан какой-то особенно липкой нервозностью. Причина? Минхо. Мой учитель алгебры и геометрии. Который, к моему полному изумлению и последующим внутренним метаниям, вчера вечером поцеловал меня в клубе.
Я вошел в класс, уже предвкушая это неловкое зрелище. Минхо, как всегда, стоял у доски, делая вид, что увлечен каким-то там учебником. Но я знал. Я видел, как он избегал моего взгляда, когда я зашел, как его плечи напряглись, когда я прошел мимо. Он отводил глаза, делал вид, что очень занят перекладыванием бумаг, словно я — невидимое препятствие, которое нужно аккуратно обойти. Это было так очевидно, так нелепо, что меня просто разрывало изнутри.
Я плюхнулся на подоконник, чувствуя, как растет волна невыносимого раздражения. Не от урока, а от этого всего. От его внезапного, необъяснимого поведения. От того, что он теперь делает вид, будто ничего не было, или, чего доброго, будто я что-то не то сделал.
Где-то около половины класса, когда Минхо, кажется, с удвоенным усердием изучал какую-то особо скучную формулу, я понял, что больше не могу. Я тихонько толкнул Феликса, моего лучшего друга, который сидел рядом.
— Я словно в аду на 9 стадии его познания, — прошипел я, стараясь говорить как можно тише, но в моем голосе звучала вся накопившаяся желчь. — Серьезно, этот Минхо меня просто выводит из себя. Он ведет себя так, будто меня здесь нет. Вчера полез, а сегодня делает вид, что он меня не знает. Отвергается, как будто я чума!
Я чувствовал, как мои кулаки сжимаются. В голове уже мелькала мысль:
— "Зачем вообще здесь сидеть?"
Я был готов встать и уйти. Впервые за все годы обучения, я всерьез самостоятельно, не при помощи Феликса, задумался о том, чтобы выйти за дверь и больше не возвращаться. Школа, уроки — всё это казалось таким незначительным перед лицом этого абсурда.
Феликс, всегда более легкомысленный, встревоженно посмотрел на меня.
— Эй, погоди, — протараторил он, положив руку мне на плечо. — Ты уверен? Он, может, просто... Не знает, как себя вести? Это же было неожиданно для всех, и для него тоже.
— Неожиданно? — фыркнул я. — Неожиданно было вчера! А сегодня — это уже просто глупо. Я не могу терпеть такое отношение.
— Но ты же знаешь, как важна эта алгебра для твоей итоговой, — продолжал Феликс, пытаясь найти хоть какой-то аргумент. — И, может быть, он просто пытается сохранить профессионализм? Ты же не хочешь, чтобы из-за этого у тебя были проблемы?
— Проблемы? Мне сейчас как раз проблем и не хватает. Но я не собираюсь здесь сидеть и делать вид, что ничего не происходит, когда великий преподаватель ведет себя как придурок.
— Послушай, — Феликс понизил голос, наклонившись ближе. — Давай дождемся следующей перемены. Поговорим тогда. Ты же знаешь, он не из тех, кто просто так делает. Может, у него были какие-то причины, о которых мы не знаем.
Я смотрел на него, потом на Минхо, который все так же был поглощен своими бумагами, и чувствовал, как мое раздражение борется с каким-то упрямством. Уйти — это было бы проще. Но Феликс был прав. Может быть, стоит немного подождать. Может быть, еще не время для кардинальных шагов.
С тяжелым вздохом я расслабил кулаки, все еще чувствуя, как накипает злость, но уже менее остро. Я решил остаться. Пока. Но этот урок обещался быть самым долгим и невыносимым из всех, что я когда-либо посещал.
— И что, ты правда думаешь, что он что-то там скрывает? — прошептал я, когда Минхо вышел из класса, оставив после себя шлейф едва уловимого парфюма и море невысказанного.
— Он же просто стесняется? Ты то сам как себя чувствовал после того, как... Ну, после того, как тебя в клубе поцеловали? Вспомни, как ты дрожал, пока все пересказывал мне!
Я закатил глаза, но в глубине души признал, что Феликс, как всегда, попал в точку. Я сам был совершенно сбит с толку. Вчерашнее событие в клубе было, мягко говоря, неожиданным. Минхо, мой строгий, но чертовски привлекательный учитель алгебры, которого я уважал и, честно говоря, немного боялся, вдруг притянул меня к себе и поцеловал. Это было как удар молнии — внезапно, ошеломляюще и совершенно непредсказуемо. Я ушел из клуба в состоянии полного шока, а сегодня, на перед уроком, он вел себя так, будто нас ничего не связывало, будто я для него — очередной ученик, который может спокойно себе сидеть на последней парте и ждать звонка.
— Стесняется? — переспросил я, усмехаясь. — Ты видел его лицо? Он не стесняется, он избегает. Как будто я какой-то заразный.
— Ну, может, он просто боится, что кто-то увидит, — предположил Феликс, перебирая чаты в своем телефоне. — В школе такие вещи... Знаешь ли, могут вызвать много сплетен. А у того и так карма не очень, если быть честным.
— И поэтому он делает вид, что меня не существует? Это, по-твоему, лучший способ сохранить все в тайне? — я не мог сдержать сарказма. — Мне кажется, он просто не знает, что делать с этой ситуацией. А теперь я еще и тот новенький, который нагрубил. Не нравится он мне.
Я посмотрел на дверь, за которой скрылся Минхо. Хотелось броситься за ним, потребовать объяснений, вытрясти из него всю правду. Но я боялся. Боялся его реакции, боялся еще большего отказа, боялся, что моя собственная неуверенность вылезет наружу.
— Прекрати, — Феликс снова положил руку мне на плечо, теперь уже более уверенно. — Вместо того, чтобы сидеть здесь и гадать, давай пойдем к нему после уроков. Ты же знаешь, он обычно задерживается в кабинете, чтобы проверить работы.
Я колебался. Идти к Минхо наедине, в его кабинете, после такого неловкого урока? Это казалось еще более пугающим, чем прошлое, но и более правильным.
— А что я ему скажу? — спросил я, пытаясь представить эту сцену.
— Скажешь, что ты хотел поговорить. Что ты не понимаешь, почему он так себя ведет. И главное, — Феликс хитро прищурился, — скажи ему, что ты не хочешь, чтобы это повлияло на твою учебу. Он же учитель, ему важна твоя успеваемость. Про чувства поговорите позже.
И это было правдой. Уроки алгебры были для меня важны, и я не хотел, чтобы из-за этой странной ситуации пострадали мои оценки.
— Ладно, — я кивнул, чувствуя, как напряжение немного отступает. — Поговорим.
Феликс улыбнулся, и я понял, что, несмотря на все мои опасения, этот день, возможно, не закончится абсолютным провалом. Он был полон вопросов, сомнений и какой-то странной, непонятной химии, которая только начинала проявляться. И я, как настоящий боец на поле боя, решил, что пора бы уже начать вскрывать карты и разбираться в своих новых школьных отношениях. Даже если это означает очередную встречу с загадочным учителем алгебры, который, кажется, умеет больше, чем просто объяснять теоремы.
Тот самый новенький за первой партой внезапно подошел к столу педагога, когда старший вернулся. Минхо тут же обратил на того внимание. Поджимая губы, мужчина, словно пытаясь воздержаться от каких-то невысказанных слов, чуть качнул головой на вопрос ученика, пока тот в открытую упорно крутился вокруг мужчины.
— Погляди, они точно не общался до этого? — спросил я, наблюдая за этой странной сценой. — Может, они уже успели обсудить все "недоразумения" и Минхо просто решил сыграть роль неприступного?
Феликс задумчиво почесал затылок.
— Не знаю. Этот новенький... Он какой-то странный. Слишком уж уверенный в себе для первого дня. И этот его взгляд на Минхо... Будто он знает что-то, чего не знаем мы.
Новенький, словно услышав наш шепот, обернулся, поджимая губы с пирсингом. Его глаза, темные и пронзительные, встретились с моими. В них не было ни тени смущения или страха, только какое-то хищное любопытство. Он улыбнулся, как будто наслаждаясь нашим замешательством, и вернулся к Минхо, что-то тихо нашептывая ему на ухо. Педагог, в свою очередь, напрягся, его плечи чуть приподнялись, а губы сжались в тонкую линию.
— Черт, — выдохнул я. — Что он там ему говорит?
— Может, он пытается как-то узнать, что вчера произошло? — предположил Феликс, вовсе не подумав о том, что этими словами лишь сделает атмосферу темнее. — Может, он тоже был там, в клубе?
Эта мысль заставила меня содрогнуться. Если новенький тоже был свидетелем моей ночной встречи с Минхо, то это могло означать только одно — мой позор будет раскрыт всем. И, возможно, даже более изощренным способом, чем я мог себе представить.
— Если он хоть слово скажет... — прошипел я, уже чувствуя, как внутри снова закипает гнев. — Я его самого в ад отправлю. На 8 стадию.
Феликс нервно хихикнул.
— Да ты чего?.. Я уже в бреду... Не подумал, что ляпнул. Небось что-то личное шепчет. Вдруг ему плохо стало и тот не хочет говорить это в открытую?
Я кивнул, но мой взгляд был прикован к Минхо и новенькому. Я чувствовал, что ситуация набирает оборот, и этот урок, который должен был быть обычным занятием по алгебре, превращается в какое-то изощренное психологическое сражение. И я, к своему ужасу, понимал, что не могу просто выйти и закрыть дверь. Что-то меня держало, какая-то странная смесь отчаяния, любопытства и, возможно, даже надежды, что все это просто нелепое недоразумение. А пока... Я был вынужден наблюдать. Наблюдать, как мой собственный учитель, тот, кто вчера поцеловал меня, теперь с таким явным дискомфортом ведет беседу с новым учеником, который, казалось, знал о нашем секрете больше, чем мы сами.
Когда урок начался, я ощущал себя центром вселенной, хотя и центром крайне неприятного зрелища. Минхо, будто специально, избегал моей стороны класса, но я знал, что он чувствует мой взгляд. И я решил, что пора это изменить.
Он активно слушал, когда учитель начал объяснять тему, иногда записывая что-то в блокнот, который выглядел новым и аккуратным. Порой посмеивался с кинутых слов педагога, находясь словно в ином мире. И наблюдая за происходящей картиной, я начал незаметно.
Первым делом, как только Минхо подошел к доске, демонстрируя новый метод решения квадратных уравнений, я поднял руку. Не с вопросом по материалу, а с чем-то совершенно посторонним.
— Да, Хан? — голос Минхо был ровным, но я уловил в нем легкое напряжение.
— Простите, господин Минхо, — протянул я, — Но я тут вспомнил... Вы на прошлом уроке говорили про то, как важно находить корни на числовой оси. А вот я хотел спросить... Ваш кот, он тоже умеет находить корни? Ну, в смысле, корень и... — я запнулся, изображая задумчивость.
По классу прокатился смешок. Минхо бросил на меня быстрый, почти незаметный взгляд, в котором читалось что угодно, но только не умиление.
— Ты слышала? Джисон был дома у господина Минхо? — послышалось неподалеку с другого ряда.
— Может быть... — ответила девушка, сидящая со своей подружкой, которая уже во всю прикрывала рот и неподдельно радовалась подобной догадки, которая якобы сближает меня с учителем напротив.
В моей памяти все еще хранился серый кот, которого когда-то опубликовал на своей страничке мужчина. Я узнал об этом создании в тот же день, когда учитель застал меня врасплох за просмотром его аккаунта на его же уроке.
— Джисон, пожалуйста, сконцентрируйся на уроке, — сказал он, как будто отгоняя назойливую муху.
Но я не унимался. На следующем этапе урока, когда мы перешли к графическому представлению функций, я снова поднял руку, замечая, как многие одноклассники заходили в соцсети, что-то быстро набирая в поиске.
— Господин Минхо, а вот если функция выглядит как... Ну, как ваше лицо, когда вы пытаетесь меня игнорировать, это какая функция? — я улыбнулся, глядя прямо на него.
Класс опять затих, напряжение в воздухе словно сгустилось. Лицо Минхо приобрело чуть более темный оттенок, когда заметил у одного из учеников приподнятый телефон в руках, с помощью которого он пытался запечатлить перепалку.
В мою руку прилетела сжатая исписанная бумажка, которая заставило меня незамедлительно повернуться в ту сторону, с которой мне она и прилетела. Я рассмотрел парня за третьей партой третьего ряда, показывающий мне большой палец вверх с широкой улыбкой. Это был наш недоделанный хулиган на понтах, пытающийся производить жуткость на учащихся. Ему знатно нравилось наблюдать за такими репликами и наглыми ходами.
— Хан Джисон, это последнее предупреждение, — его голос стал тише, но от этого только зловещее. — Если вы не прекратите, мне придется принять меры. И, Сон Ен Ган, телефон мне на стол.
Одноклассник, которого застали врасплох, цокнул чуть ли не на весь класс, лениво плетясь прямиком к столу преподавателя лишь с одной целью: сдаться и послушаться, хотя в голове созревал было план, чтобы просто отложить мобильник в сумку, чтобы отвести от себя подозрения. Он кинул единственную фразу, которая была послана не просто господину Минхо, но и всему классу:
— Уже не дают создать сенсацию.
— Сенсацию тебе создам я с родителями, когда они узнают, что ты украл ответы из учительской на важную контрольную.
И тот сразу же пульнул ошарашенный взгляд на старшего, стоящего в собранной форме: руки за спиной, а корпус чуть наклоненный вперед. Ен Ган, видимо, не ожидал, что учитель разузнает и такие выходки...
— Какие меры? — я специально повысил голос, чтобы услышали все, цепляя взгляды на себя вновь. — Вы меня выгоните? Или, может, начнёте меня игнорировать еще более демонстративно?
В этот момент я видел, как ученики, сидящие вокруг, переглядываются. Кто-то хихикнул, кто-то просто наблюдал с явным интересом, поудобнее устроившись за партой. Феликс рядом со мной тихонько застонал, но я знал, что он, как и все остальные, заворожен этим представлением.
Минхо отвернулся от меня, взяв мел, и начал что-то чертить на доске. Но я не дал ему этой передышки. Я встал.
— Я думаю, нам всем стоит поговорить о том, как важно уважать друг друга, — сказал я громко, обращаясь как к Минхо, так и к классу. — Ведь в школе мы учимся не только алгебре, но и тому, как строить отношения. Особенно, когда эти отношения... Ну, немного сложнее, чем просто ученик-учитель.
Все застыли... Я сказал то, чего не должен был.
Мое внимание сейчас было полностью приковано к Минхо. Я видел, как он замер у доски, как его плечи напряглись еще сильнее. Он не отвечал, но его молчание было красноречивее любых слов. Он был загнан в угол, и это было именно то, чего я добивался. Я хотел, чтобы он понял, что игнорировать меня не получится. Что я здесь, и я не собираюсь исчезать. Пусть он знает, что мое появление в его жизни — это не мимолетное недоразумение, а что-то, с чем ему придется разбираться. И я собирался сделать так, чтобы это было максимально некомфортно для него, пока он не начнет вести себя как нормальный человек. Или, по крайней мере, как человек, который помнит, что вчера произошло.
В классе повисла звенящая тишина. Кажется, даже муха, пролетавшая мимо окна, замерла в воздухе, боясь нарушить эту напряженную атмосферу. Все взгляды были прикованы к Минхо, ожидая его реакции. Но он молчал. Спина, обращенная ко мне, казалась каменной, непоколебимой. Лишь кончики пальцев, сжимавшие мел, выдавали его внутреннее напряжение. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем он медленно обернулся. Его взгляд был холодным и отстраненным, словно я был не учеником, стоящим перед ним, а надоедливым насекомым, которого нужно просто прихлопнуть.
Неловкое молчание в классе казалось почти осязаемым. В углу один ученик неуверенно ерзал на поверхности, будто пытался сделать себя менее заметным, а несколько других обменивались короткими, напряжёнными фразами. Некоторые ученики морщились, словно пытаясь осмыслить, что только что произошло, а кто-то тихо перевёл взгляд на окно, будто надеясь уйти мысленно от этой неловкости.
Учитель, державшийся в стороне с видом равнодушия, пытался скрыть своё беспокойство, но даже в его спокойных чертах можно было уловить тревогу. В воздухе витал вопрос: что дальше и как повлияет данный инцидент на нас всех. В уголках класса слухи уже начали тихо пробуждаться, а сердца учащихся забились учащённо, отражая не только страх перед неизбежными последствиями, но и растущее любопытство.
Малейшее движение — тихий скрип стула, легкий шорох одежды, казалось сигналом к смене настроения и попыткой кого-то найти выход из этой угнетающей тишины. Каждый из присутствующих пытался переварить увиденное, и в их глазах отражалась неуверенность в том, насколько сильными могут быть переплетения силы и слабости, авторитета и страха даже в пределах одного класса.
Тем временем Минхо, по-прежнему стоявший неподвижно у доски, продолжал сжимать мел до почти незаметного трещания. Его взгляд, твёрдый и холодный, будто говорил: "Я не сдаюсь, и последствия уже не за горами". Класс, погружённый в эту тяжёлую атмосферу, ожидал следующего слова, следующего движения, которое могло бы разрушить замкнутый круг напряжения или, наоборот, увеличить его.
— Хан Джисон, — его голос был низким и ровным, но в нем чувствовалась угроза. — Подойди ко мне.
Я медленно подошел к его столу, стараясь не показывать своего волнения. Внутри меня все кипело от адреналина, но снаружи я сохранял спокойствие. Это был мой ход, и я должен был сыграть его до конца.
— Да, господин Минхо? — я спросил нарочито вежливым тоном, глядя прямо в его глаза.
Он молча смотрел на меня несколько секунд, словно пытаясь прочитать мои мысли. Затем медленно наклонился ко мне, его губы оказались совсем рядом с моим ухом.
— После уроков... — прошептал он так тихо, что услышал только я. — Ты останешься.
И тут же отстранился, словно обжегся, в то время, как во мне пробуждалась наивная привязанность к мужчине. На его лице не дрогнул ни один мускул, он снова был непроницаем, как скала. Его слова, прошептанные на грани слышимости, эхом разносились в моей голове, вызывая бурю эмоций. После уроков... Остаться. Что это значило? Угроза? Наказание? Или... что-то другое? Минхо, всегда такой скрытный и непредсказуемый, заставлял мое сердце отбивать ритм чаще, чем барабанная дробь перед решающим матчем. Я старался скрыть свою растерянность, но, наверное, это плохо получалось, потому что мои руки слегка дрожали, когда я поправлял свою кофту.
Развернувшись, он вернулся к доске и продолжил объяснять материал, словно ничего не произошло. Но я знал, что добился своего. Он заметил меня. Он больше не мог игнорировать меня. И теперь мне предстояло ждать. Ждать конца той "встречи", которая, я был уверен, изменит все.
Урок тянулся бесконечно долго. Каждая минута казалась вечностью, каждый взгляд — весомым аргументом в немой игре, которую мы вели друг с другом. Я чувствовал на себе его взгляд, холодный и проницательный, словно ледяная игла, пронзающая насквозь. Он не отводил от меня глаз, наблюдая за каждым моим движением, и это заставляло меня чувствовать себя обнаженным, беззащитным перед его властью.
Феликс, видя мое напряжение, пытался меня подбодрить, но я был слишком поглощен своими мыслями, чтобы обращать на него внимание. Я думал только о Минхо, о нашей ночной встрече, о его поцелуе и о том, что он собирается мне сказать.
Когда нам было дано задание решить один номер самостоятельно по изученному материалу, я никак не смог среагировать установленную задачу. Я откровенно лупился на погруженного мужчину в стопки бумаг, разобранных по папкам заранее. Следил за тем, как он брал кружку с крепким кофе и делал мелкие глотки, каждый раз будто дегустируя напиток, сваренный в столовой уставшей женщиной, желавшей поскорее выйти на пенсию и позабыть о школьниках, которым хватает ума лишь на очередные подколы про вес.
Господин Минхо чуть ли не поглаживал листы бумаги, которые тщательно проверял, после того, как их заполнил по просьбе директора. Он вчитывался в текст, пытаясь найти хоть единственную загвоздку, но все безуспешно. И это не могло не радовать самого учителя. Он облегченно откладывал один за другим, отводя глаза к приподнятой жалюзи, над чем-то явно задумываясь, а затем возвращался к заполнению. Щурил глаза, что с каждой пробитой секундой завораживало...
И тут пришло время проверки, к которой я, очевидно, был не готов. Опомнившись после предупреждения от самого господина, вздрогнул. Тот установил со мной зрительный контакт, а когда Феликс толкнул меня локтем, тут же вымолвил:
— Ты полностью одурел от своих гляделок? Тебя же завалят.
Я почувствовал, как кровь прилила к щекам, и отвел взгляд, утыкаясь в свою тетрадь, на которой красовались лишь бессмысленные рисунки. В голове царил хаос, обрывки формул и правил мелькали, словно кадры старого кино, но ни один из них не складывался в решение.
Господин Минхо, тем временем, не спешил меня торопить. Он медленно обходил класс, заглядывая в тетради учеников, и его взгляд, казалось, проникал в самую суть. Вот он остановился возле нашей с Феликсом парты, что-то тихо ему сказал, и тот, покраснев, быстро исправил ошибку. Затем он двинулся дальше, и я почувствовал, как моя ладонь вспотела.
Он стоял прямо передо мной, его глаза изучали мое лицо, будто пытаясь проникнуть в саму душу. Я молчал, не в силах вымолвить ни слова. Он вздохнул и, наклонившись, указал пальцем на условие задачи.
— В чем проблема? — спросил он тихо, но в его голосе чувствовалась сталь. Учитель выпрямился, поняв то, что ответа не последует. Набрав в легкие воздух, он, не стесняясь меня опозорить, задал вопрос, который можно расслышать в любом уголке этого кабинета. — Что, Хан умеет только трепать языком?
Я разинул рот, хотев вымолвить хоть что-то похожее на развернутый ответ, но тот сразу же отошел от меня, преодолевая большую дистанцию...
Наконец, прозвенел звонок, освобождая нас из плена данного предмета. Большинство учеников ринулись к выходу, словно стадо испуганных овец, а я остался, не в силах пошевелиться, но сцепившись с взглядом того самого новенького, который явно что-то утаивал.
Когда последний ученик, а быть точнее, тот борзый, вышел из класса, я посмотрел на главного. Минхо оставался за своим столом, его фигура выделялась на фоне пустеющего класса, как темное пятно на бледно-желтом холсте. Он ничего не говорил, просто сидел, словно хищник, терпеливо ожидающий свою добычу.
Я подошел к его столу, ноги словно налились свинцом. Сердце колотилось в груди, заглушая все остальные звуки. Воздух сгустился, наполняясь невысказанными ожиданиями и напряжением. Он поднял на меня глаза, и я утонул в их глубине, в темной бездне, скрывающей тайну.
— Я не люблю ждать.
Его слова прозвучали не как упрек, а как констатация факта, холодная и бескомпромиссная. Я опустил взгляд на свои руки, почувствовав неловкость и неумение найти нужные слова.
— Только посмотри, как забавно у нас все складывается: возвращаемся к началу.
Он медленно встал из-за стола, его фигура казалась еще более высокой и внушающей уважение. Он подошёл ко мне, остановившись на расстоянии вытянутой руки. Его взгляд был сосредоточен, пронзительный, и я почувствовал, как кровь прилила к лицу.
— Сел, — Минхо кивком головы указал на свое же кресло, приглашая смело присаживаться.
И меня как током шибануло. Я послушно сел на место господина Минхо, сгорая от нетерпения. И мужчина мгновенно подошел ко мне, опираясь двумя руками о две поверхности: спинка кресла, откинувшаяся чуть назад с противным скрипом, и стол с недоделанной работой. Наклонился ко мне так, словно ничего не тревожило. Его лицо было совсем рядом, и я мог чувствовать его дыхание на своей коже.
Я затаил дыхание, стараясь не выдать своего волнения. Его близость обжигала, а взгляд гипнотизировал. В голове проносились обрывки мыслей, страхов и желаний, сплетаясь в хаотичный узор. Что он собирается делать? Зачем он так поступает? Эти вопросы бились в голове, не находя ответа.
— Ты перешел черту, Джисон, — прошептал он, его голос был хриплым и обжигающим, словно горячий уголь. — И ты, думаю, представляешь, чем это может закончиться.
Я молчал, не в силах вымолвить ни слова. Он был прав. Я знал, что играю с огнем, но не мог остановиться. Я принял тот факт, что меня точно тянет к Минхо, подобно магниту. Я знатно нуждался в нем. Эта опасная игра, эта тонкая грань между учеником и учителем, будоражила кровь и заставляла дышать быстрее.
Он выпрямился, отстранившись от меня, и облокотился о стол. Его взгляд стал отстраненнее.
— Думаешь, я не вижу, как ты смотришь на меня? Как ты пытаешься спровоцировать меня, по крайней мере, сегодня?
Я опустил взгляд, чувствуя, как щеки розовеют от стыда.
— Я... — начал было я, но он перебил меня.
— Не стоит лгать. Мы оба знаем правду. Между нами не может быть чувств, переходящие всеми принятые.
Его слова обрушились на меня, как ледяной душ. Я почувствовал, как мои надежды рушатся, как карточный домик. Неужели все это было зря? Неужели он просто хотел забыть о том, что произошло?
— Это из-за него? — я переспросил, чувствуя, как в моем голосе прорывается раздражение. — Так ты считаешь, что наш поцелуй был ошибкой из-за Хэвона? Иль как, Минхо?
Он приоткрыл рот, как стоило вылететь с моих уст его имя без формальности...
— Нет, — твердо ответил Минхо. — Это было ошибкой, которую я не должен был допускать. Это влияние алкоголя и того, с чем мне приходится смириться. Я прошу тебя забыть об этом и вернуться к нормальным отношениям.
Я не мог поверить своим ушам. Он говорил так, словно близость ничего не значила, словно это была всего лишь пьяная выходка, о которой стоит забыть, хотя тот тогда утверждал обратное. Бешенство захлестнуло меня с головой, но я старался сохранять спокойствие. Я не собирался сдаваться так просто.
— Нормальные отношения? — усмехнулся я, глядя ему прямо в глаза. — Ты шутишь? Как ты себе это представляешь? Будто ничего и не было? А, Минхо?
От меня отвернулись, избегая взгляда. Я видел, как напряжены его плечи, как он сжимает кулаки. Ему было некомфортно, и это меня немного радовало. Пусть почувствует то же, что и я.
— Я понимаю, что тебе сложно, — сказал он, наконец, — но я прошу тебя понять и меня.
— А как же я? — выпалил я, не сдержавшись. — Мои чувства ничего не стоят? Хах, — я подпрыгнул на ноги, отталкивая от себя повернувшегося обратно педагога, поспешно начав ходить туда-сюда около доски. — Доверился тому ублюдку, чтобы он поиграл с тобой не только в рамках школы, но и во время обучения в университете. И правда, забавно...
— Не смей так говорить о Хэвоне, — прошипел Минхо, в его голосе прозвучала угроза. — Ты ничего не знаешь.
— А что я знаю? Что он был твоей первой любовью в начале карьеры, которая разбила тебе сердце? Что он до сих пор имеет над тобой власть, раз ты боишься даже упоминать его имя? — Я остановился напротив него, мои глаза горели гневом. — Да ты просто трус. Боишься чувств, боишься рискнуть, боишься повторить прошлые ошибки. Но знаешь что? Жизнь — это не про то, чтобы избегать ошибок. Это про то, чтобы учиться на них.
Я подошел к двери, готовый уйти. Боль, разочарование и обида переполняли меня. Я чувствовал себя обманутым, отвергнутым. Но в глубине души еще тлела надежда, что он остановит меня, что он признает свои чувства так же, как это сделал совсем недавно.
На последок я обернулся, затаив дыхание. Минхо стоял посреди комнаты, его лицо было искажено болью. Он смотрел на меня, но не остановил, не сказал ни слова. Молчал, и это молчание было самой болезненной реакцией. Я почувствовал, как в глазах начинают щипать слезы, но я заставил себя не плакать. Я не собирался показывать ему свою слабость. Я вышел из класса, чувствуя себя опустошенным и преданным.
— Хорошо, — сказал я, с трудом сдерживая дрожь в голосе. — Я понял. Ты хочешь, чтобы я забыл. Хочешь, чтобы все было как прежде. Только этого никогда не будет, ибо, выходит, я любил вас с самого начала, господин Минхо.
И с этого момента он для меня будет являться лишь господином Минхо...
В голове тут же прокрутились обрывки воспоминаний о наших неожиданных столкновениях, о его поцелуе, о его объятиях. Неужели все это было ложью? Неужели он действительно ничего не чувствовал, раз промолчал?
Но когда я перешагнул кабинет, выходя в оживленный коридор, я столкнулся с парнем за первой партой... И моя реакция была жестокой.
Заметив перепуганную гримасу новичка, я моментально схватил его за запястье и притянул к себе поближе, чтобы полностью рассмотреть человека перед собой. Запомнить гада, специально подслушивающего наш диалог с учителем математики.
— Что ты тут делаешь? — прошипел я сквозь зубы, вцепившись в его руку так сильно, что, казалось, я вот-вот сломаю ему кости. Мой голос был пропитан недовольством настолько сильно, что я не узнавал самого себя. Чувствовал, как во мне закипает кровь.
Парень за первой партой, Со Джун, кажется, его звали, если исходить из того, как обращались к нему учителя. Одноклассник попытался вырваться, но я не отпускал. Его глаза были широко раскрыты, и он судорожно сглотнул.
— Я... Я просто... — заикался он, глядя на меня с ужасом. — Я случайно... Я ничего не слышал...
— Случайно?! — рявкнул я, усиливая хватку. — Не ври мне. Я видел, как ты подслушивал. Ты все слышал, не так ли?
Со Джун молчал, опустив обреченно голову. Я почувствовал, как во мне поднимается новая волна гнева. Неужели он собирается разнести это по всей школе? Превратить мою жизнь в еще больший кошмар?
— Послушай меня внимательно, — проговорил я, наклоняясь к нему так близко, что наши лица почти соприкасались. — Если хоть одно слово из того, что ты слышал, дойдет до кого-нибудь, я клянусь, ты пожалеешь, что родился на свет. Ты меня понял?
Он кивнул, не поднимая глаз. Я видел, как новенький воздерживался от ответки.
— Повтори, — потребовал я.
— Я... Ничего не скажу, если сделаешь мне одолжение, — прошептал он, знатно выпрямляясь с широкой ухмылкой. Передо мной теперь стоит не маленький испуганный мальчик, а хищник, знающий свою цену. — Отдай его мне. Мужчина красивый, толковый. Такой мне и нужен для... В общем, у вас в любом случае как-то не склеивается, а мне терять нечего.
Я продолжал сверлить его взглядом еще несколько секунд, пытаясь понять, говорит ли он правду. Наконец, я отпустил его руку.
— Убирайся, — процедил я сквозь зубы.
Тот, не сказав ни слова, закатил глаза, пожимая плечами. Я проводил его взглядом буквально до метра, чувствуя, как во мне постепенно угасает якая отрицательная эмоция. Но он резко останавливается, бросая мне:
— Ты сделал выбор.
Черт, что я наделал? Я превратился в какого-то монстра. Господин Минхо довел меня до этого. Он пробудил во мне темную сторону, о которой я и не подозревал. И я глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Зарыв пальцы в волосах, пытался собраться с мыслями и придумать, что делать дальше. Я не мог позволить парню рассказать кому-либо о том, что произошло. Иначе моя жизнь превратится действительно в психологический хоррор. Я все еще держал мысль, что не могу позволить украсть у себя господина Минхо, но стоило мне опомниться, что за границы у нас установлены, я наплевал.
— А ну-ка, постой... — я поспешно подошел к Со Джуну, который явно ожидал своего. Наклонив голову вбок, да смочив пересохшие губы, я нервно постукивал пяткой об плитку, задирая голову вверх. — Слово сдержишь?
— Око за око.
Но как я мог быть уверен, что он сдержит свое слово? Как я мог контролировать его? Я знал, что это рискованный шаг. Я не знал, что ждет меня впереди, но я был готов ко всему. Я больше не собирался позволять господину Минхо разрушать мою жизнь. Я собирался бороться за себя, за свои чувства, за свое будущее. И я собирался сделать все, чтобы этот полуфабрикат в виде одноклассника молчал. Чего бы это мне ни стоило.
— Я озвучил на весь класс, что у меня больше не формальные отношения с господином Минхо. Возможно, люди засняли это на диктофон или еще хуже — на видео. Что будешь делать с этим?
Со Джун усмехнулся, этот его взгляд проникал прямо в душу. Он явно наслаждался тем, что у него в руках оказался такой козырь.
— У меня есть свои методы, — ответил он уклончиво. — Не беспокойся об этом. Главное, чтобы ты выполнил свою часть сделки.
Я нахмурился. Меня напрягала его уверенность и то, что он так мало рассказывает. Но у меня не было выбора. Обернувшись назад, я увидел Феликса. Он смотрел на меня с тревогой, стояв около мужского туалета.
— Что-то случилось? — спросил он. — Ты весь бледный.
Присутствие друга не спасало ситуацию. Когда Фел приблизился к нам, он тут же перевел пристальный взгляд на Со Джуна, который то и дело, давил лыбу.
— Ладно, — сказал я, сдаваясь, и по окончанию слов Со Джун развернулся и ушел, оставив меня с Феликсом в коридоре, переполненного тревогой и неопределенностью. Я чувствовал себя марионеткой, которой дергают за ниточки. И мне это совсем не нравилось.
Я достал телефон и хотел было что-то сделать, но что? Я даже не могу себе позволить рассказать об этой сделке Фелу, который всей душой надеется, что я сойдусь с учителем. Он бы точно не одобрил мои действия, и, возможно, даже попытался бы меня остановить.
Что ж, это была моя проблема, и я должен был решить ее сам.
Я рассказал соратнику абсолютно все, что произошло в классе. Феликс слушал меня молча, а потом крепко обнял меня, представляя то, что я сейчас переживаю.
— Не волнуйся, — сказал он. — Все будет хорошо. Ты сильный и со всем справишься. Может, господин Минхо тебя не достоин?
Я обнял его в ответ, чувствуя, как слезы, нарастающие еще в кабинете, все-таки еле прорываются наружу. Феликс был моим лучшим другом, и я знал, что он всегда будет рядом.
— Спасибо, — прошептал я. — Я не знаю, что бы я без тебя делал.
— Я тут подумал... У нас трудные уроки впереди, а тебе нужен отдых. Может, пойдем ко мне? — предложил Феликс. — Посмотрим фильм, поедим мороженое. Забудем обо всем этом дерьме. А потом кузина придет.
Я кивнул и был готов пойти за ним, но не дал ходу сразу. Я знал, что все не будет так просто, что мне еще долго придется переживать из-за господина Минхо, но я был благодарен за то, что у меня есть Феликс, который всегда поддержит меня. Только для начала нужно отыскать Харин...
— Я, конечно, понимаю, что ты по ней соскучился, но если уходить, то именно сейчас.
Феликс из понимающих в побегах с территории школы, но я всей душой не хотел покидать это место, пока не переговорю с Харин, побывавшей в больнице. Но в голову пришла мысль о том, что, а вдруг она отсутствовала на уроках и лежит сейчас дома? Адреса не знаю, а значит придется писать самостоятельно и желательно договариваться о встрече.
Кивнув самому себе, я приобнял Феликса за плечо, а второй рукой придерживал лямку портфеля из-за перевеса. Впереди меня ждал долгий и трудный путь, но я был готов пройти его. Я знал, что должен научиться жить дальше, даже если учитель не будет частью моей жизни. Я был молод, у меня было много возможностей, и я не собирался позволить одному человеку разрушить мое будущее.
Я решил пойти к нему домой и все обдумать. Мне нужно было успокоиться. Прежний "Я" не мог позволить Со Джуну контролировать мою жизнь и отобрать преподавателя, но сейчас же я шагаю в нужный темп с белокурым, сматываясь с места, которое было пропитано моей мукой. Я должен был перенастроить себя. И чем быстрее я это сделаю, закрыв глаза на молодого человека, которого я люблю, — тем лучше.
Дома мы заперлись в комнате Феликса и сел за стол. Я взял лист бумаги и начал записывать все свои мысли по совету того. Он говорил, что это хороший способ прийти в себя и выбросить не нужное из головы.
И по итогу больше всего говорилось о Со Джуне. Кто он такой? Что им движет? Почему он так одержим господином Минхо?
Схватив лист бумаги после окончания писания, я скомкал лист, а затем тщательно порвал, превращая свою работу в никчемные кусочки бумаги. И это напомнило мне то время, когда я точно так же сгорбившись сидел, и старался вырисовывать ноты для новых музыкальных треков, которые я мечтал воплотить в реальность.
Мы провели на полу несколько часов, играя в различные настольные игры. К тому времени, как солнце начало садиться, я чувствовал себя немного лучше. Поддержка Феликса вдохновляла меня, и это действительно меня заставляло держать наплыву.
После игр Феликс предложил полакомиться оставшимся онигири, чтобы окончательно отвлечь меня от мрачных мыслей. Я согласился, и вскоре мы уже уплетали по куску, обсуждая какие-то неважные вещи, стараясь не затрагивать тему Минхо. Я чувствовал, как постепенно возвращаюсь в реальность, как тяжесть на душе немного отступает.
Тут то и вернулась двоюродная сестра Феликса. Девушка прошла к нам и поздоровалась, но когда мы предложили присоединиться к нам, она дала понять, что буквально через двадцать минут, она нас покинет, чтобы пойти прямиком на гулянку с новыми подружками.
Когда онигири был съеден, а разговоры стихли, Феликс предложил посмотреть какой-нибудь фильм. Я кивнул, и мы устроились на диване, выбирая что-нибудь легкое и веселое. Пара часов комедии действительно помогла мне расслабиться и забыть о проблемах, хотя бы на время. Я был благодарен Феликсу за его поддержку и понимание.
Вечером, когда я собирался уходить, я вернулся в комнату друга, пока того подозвала мать для семейной разборки. Моя миссия заключалась в том, чтобы проверить комнату на забытые мною вещи. Проскальзывая глазами по постели, я обнаружил свои наушники, выпавшие из кармана.
Забрав наушники, я уже собирался покинуть комнату, как мой взгляд зацепился за плюшевого медведя, уютно расположившегося на взбитой подушке. Нечто разноцветное выглядывало из его бока, словно яркий акцент на фоне плюшевой безмятежности. Неравнодушие взяло верх, и я, слегка поколебавшись, потянулся к игрушке.
Извлеченное оказалось фотографией. На ней был запечатлен молодой человек, излучающий уверенность и некую утонченную элегантность. Идеально очерченные черты лица, прямой взгляд темных глаз, обрамленных густыми ресницами, и безупречная линия челюсти выдавали в нем человека, привыкшего производить впечатление. Волосы, тщательно уложенные в стильную прическу, лишь добавляли ему шарма.
Подпись на обороте фотографии гласила: "Хван Хенджин, выпускник университета Чонвон". Даже странно, что этот молодой человек не имеет отношения к миру шоу-бизнеса.
Любопытство, словно цепкий плющ, обвило меня, требуя разгадки этой маленькой тайны. Что забыл этот "выпускник университета Ёнсе" в плюшевом чреве медведя? И почему именно он, а не кто-то другой, удостоился чести быть сокрытым в этом плюшевом ковчеге воспоминаний?
В голове роились вопросы, словно пчелы в разворошенном улье. Люди — как луна: у каждого есть темная сторона, которую он никому не показывает. Быть может, и у этого Хван Хенджина, с его глянцевой внешностью и академическими успехами, есть свои секреты, свои тени, которые он прячет от посторонних глаз?
Интрига усилилась. Что связывало моего друга с этим незнакомым Хенджином, выпускником университета в другом городе? Решив не строить догадок, я аккуратно вернул фотографию на место и покинул комнату, оставив тайну нераскрытой на некоторое время.
Попрощавшись с товарищем и всей его родней, я покинул дом с обещанием, что позвоню, если что-то случится или меня вновь окутает тоска. И вот, выйдя на улицу, я вдохнул свежий воздух и почувствовал, что готов двигаться дальше.
Путь домой показался не таким тяжелым, как днем. В голове уже не было хаоса, а мысли стали более упорядоченными. Я понимал, что мне предстоит еще много работы над собой, но я был уверен, что справлюсь. Ведь у меня есть друзья, есть цели, и есть будущее, которое я не позволю никому разрушить.
Кстати, о друзьях... Решив не строить пустых догадок, я вытащил телефон. Интернет — всезнающий оракул современности. Именно он должен был пролить свет на эту фотографическую загадку. Введя имя "Хван Хенджин, выпускник университета Чонвон" в поисковую строку, я затаил дыхание, словно ныряльщик, готовящийся к погружению в глубины неизведанного.
И вот, на экране замелькали результаты поиска. Изображения, статьи, ссылки на социальные сети... Хван Хенджин оказался не просто выпускником, а восходящей звездой юридической фирмы, известной своими громкими делами и безупречной репутацией.
— Не все то золото, что блестит, — прошептал я, понимая, что внешность может быть обманчива, а за маской успешности могут скрываться самые разные истории. Но что связывало его с Феликсом, оставалось по-прежнему неразгаданной тайной, манящей своей недосказанностью.
Решив, что завтра я заведу диалог про такую личность, как Хенджин, я постараюсь вытащить из товарища больше информации. Вдруг расколется и выльет все наружу?
Вспомнив про то, что я хотел связаться с Харин, я не стал писать ей в личные сообщения. Набрав номер телефона знакомой, стал терпеть те навязчивые долгие гудки, которые только подогревали волнение и интерес.
Наконец, после череды томительных гудков, на другом конце провода раздался ее голос, слегка хриплый, словно она только что проснулась.
— Алло? — тихо произнесла Харин.
Я облегченно выдохнул.
— Харин, это я, — сказал я, подходя к своему подъезду. Я уже видел знакомые очертания дома, и облегчение накатывало волнами. — Как ты?
— А, это ты... — в ее голосе не было особого энтузиазма. — Нормально.
Мне стало некомфортно общаться с подобной ее версией. Я считал, что сильно перед ней провинился, ибо как можно было наплевать на проблемы человека, с которым произошла беда прямо на твоих глазах, в твоем присутствии?.. Я должен был еще в тот день звонить и написывать ей о самочувствии, чтобы не выставить себя в роли пофигиста, который не видит дальше носа. Выглядело так, словно я воспользовался ею, а не попытался помочь. Вытащил историю жизни, а потом исчез.
— Слушай, прости, что вчера не смог поговорить, — поспешил я объяснить. — Просто день выдался... Сложным. Представляешь, родители устроили постанову?.. Я видел твое сообщение. Как ты себя чувствуешь после приступа?
Наступила короткая пауза.
— Да ничего особенного. Потом все доложишь, а то разведка выдалась не хилой, — ответила она, стараясь говорить легко. — Врачи опять сказали про психолога, напоминаю.
— И что, ты собираешься пойти? — спросил я, надеясь на положительный ответ. — Может, это действительно поможет тебе.
В трубке воцарилась тишина, и я забеспокоился. Она словно притихла.
— Харин? — позвал я ее по имени. — Я что-то не так сказал?
Ее вздох был едва слышен. Воспоминания того рокового момента в ресторане вспылили по щелчку пальцев, накрывая меня. И чем дольше она молчала, тем сильнее я недоумевал, что делать в очередной раз.
— Нет, все нормально, — прошептала она. — Просто...
Каково было облегчение, когда Харин ответила хоть что-то. Она точно была в порядке физически, но теперь моральное состояние подводит...
— Просто что? — поторопил я ее.
— Не могу пойти к психологу, — призналась она. — Точнее, могу, но... Мне страшно.
На секунды мне показалось, что девушка бредит. Несет чушь, которую тяжело воспринимать всерьез без пояснения.
— Страшно? Почему? — я совсем перестал понимать.
— Я боюсь выходить из дома, — ее голос дрожал. — Помнишь, я рассказывала тебе про тех мужиков? Они специально караулят меня возле дома. Я в этом убедилась! Знают, что мне нужно к врачу, и ждут, чтобы мне стало хуже. Они хотят, чтобы я страдала. Психологи по интернету мне не доставляют пользы, потому и была последняя надежда на востребованного врача в лучшей больнице этого города...
Я вспомнил тот вечер в ресторане, ее испуганные глаза и сбивчивый рассказ о преследователях. Меня охватил стыд за то, что вновь возвращаю ее к той беседе. Это происходит неосознанно, но мне становится в очередной раз так дурно... Как только эти отморозки могли так поступать с девушкой, которая и так пережила столько ужасов?
— А как ты в школу ходишь? — я остановился около подъезда с расширенными зеницами от удивления. Я, кажись, ожидал услышать все, но только не это. Я словно в триллере после знакомство с таким человеком, как она. Хорошо ли это?
— Меня друг возит. Он ждет меня в машине прямо у подъезда и отвозит в школу и наоборот. По началу думал, что я надумывала из-за лени, но когда он увидел своими глазами...
Я задумался, затаив дыхание. Это было какое-то безумие. Харин жила в клетке, боялась выйти на улицу из-за каких-то психов.
Стыд и вина терзали мою душу, словно стая голодных волков. Я чувствовал себя предателем, человеком, который предал доверие хрупкой души, оставив ее один на один с демонами прошлого. Слова Харин, словно осколки разбитого зеркала, ранили мое сердце, напоминая о собственной черствости в прошлый вечер, когда я увидел от нее смс. Я словно выпил яд безразличия, который медленно отравлял меня изнутри.
Я будто не могу найти выход. Корил себя за то, что не проявил должного сочувствия, не поддержал Харин в трудную минуту.
— "Что я наделал?" — этот вопрос эхом отдавался в его голове, не давая покоя. Я видел перед собой ее испуганные глаза, слышал ее дрожащий голос и чувствовал себя ничтожеством.
Бессилие сковало меня, словно цепями. Понимал, что слова извинений уже не смогут залечить ее раны, что нужно действовать. Но как? Как вырвать Харин из этой тюрьмы страха, как вернуть ей веру в себя и в мир? Я чувствовал, как во мне закипает гнев на тех, кто посмел сломать ее жизнь, на тех, кто превратил ее в загнанного зверька.
Решимость, подобно вспышке молнии, пронзила сознание. Я буду рядом, пока она не обретет покой и не сможет свободно дышать.
— Харин, послушай, а почему ты все же не обратишься в полицию? — спросил я, чувствуя, как во мне поднимается волна возмущения. — Это же незаконно! Угрожают тебе... Не задевай фактор, что тебе есть восемнадцать.
Она вздохнула, и я понял, что сейчас услышу что-то неприятное.
— А какие у меня доказательства? — спросила она тихим голосом. — Их нет.
Я начинал бродить кругами, стараясь размышлять крайне здраво.
— Как это нет? — удивился я. — А сообщения с угрозами? Записи звонков?
— Все это было у меня на телефоне, — ответила Харин. — Но они его забрали, когда зажали меня в прошлый раз. Все удалили, стерли все сообщения, все скрины... Ничего не осталось.
Я сжал кулаки от злости. Эти подонки все продумали до мелочей.
— А место, где они раньше собирались? — спросил я, вспомнив ее рассказ о каком-то заброшенном здании. — Ты говорила, у них была база.
— Была, — подтвердила Харин. — Но они ее сменили. Я не знаю, где они сейчас. Полиция, конечно, может попробовать найти, но я уверена, что там уже ничего нет. Все снесено или разобрано. Там ничего не останется, что могло бы их выдать.
— А записи с камер видеонаблюдения? — настаивал я. — На улицах же должны быть камеры!
— Они и об этом позаботились, — грустно ответила Харин. — У них есть связи. Они могут стереть любые записи. Да и свидетелей никто не найдет. Кто захочет связываться с такими людьми?
Я замолчал, обескураженный ее словами. Получалось, что она совершенно беззащитна перед этими преступниками. У нее нет ни доказательств, ни свидетелей, ни даже надежды на помощь со стороны закона. Они действуют настолько продуманно и жестоко, что ей просто некуда бежать.
— Нет, я не понимаю... Как ты к ним так в руки попала?.. Харин, мне жаль. Чувствую себя животным, — проговорил я, ощущая, как по щеке скатилась одинокая слеза. Но на мой вопрос поступила тишина.
Я вытер слезу тыльной стороной ладони и попытался собраться с мыслями, вспоминая историю того, как ей пользовались на подобии тряпки... Внутри меня бушевал ураган эмоций, но я знал, что сейчас главное — это найти способ помочь Харин.
Я сделал несколько шагов вперед и назад, нервно постукивая ногой по асфальту. Поднял голову вверх, рассматривая серые многоэтажки, ища ответ в облаках.
Внутри меня разгорался пожар праведного гнева, пламя которого готово было испепелить все на своем пути. Ярость обжигала, словно раскаленное железо, превращая меня в вулкан, готовый извергнуть лаву возмездия. Око за око... Но я понимал, что насилие порождает лишь новое насилие, и месть не принесет Харин облегчения.
Мелькнуло видение: Харин стоит рядом со мной, словно сломанная кукла, а глаза ее потухли, в них больше не было искры жизни. Она была тенью самой себя, жертвой, затравленной зверем. Да стать мне ее адвокатом дьявола!
Я остановился, словно меня пронзила молния, и посмотрел на свой подъезд, будто видел его впервые. Мысль пришла внезапно, но в ней была искра здравого смысла.
— Харин, — произнес я твердым голосом, словно отдавал себе клятву, — Отпечатки пальцев. На базе, как бы они не хотели, будут находиться их отпечатки, ведь не ходить им постоянно в перчатках в безопасном для них месте? Затем и выследят подонков. С нашими технологиями уж точно не сбежишь.
Я перевел дыхание, ожидая ее реакции. Я понимал, что это рискованный шаг, но это был единственный шанс вырвать Харин из лап этих чудовищ.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она, в ее голосе прозвучала робкая надежда.
— Я говорю о том, что мы должны вернуться на их старую базу, — ответил я, уверенно кивая головой. — Даже если они все там снесли, там все равно останутся улики. Отпечатки пальцев, волокна ткани, окурки... Все, что может помочь установить их личности.
Я начал ходить кругами по тротуару, жестикулируя руками. Идея казалась безумной, но в ней был смысл. Это был наш шанс.
— Полиция этого не сделает, — сказала Харин, в ее голосе снова прозвучала безнадежность. — Они скажут, что это бесполезно, что прошло слишком много времени.
— Попробуй. Заодно предупреди, что за тобой ведется слежка. Они будут обязаны обеспечить тебе защиту. Что уж что, но такие вещи я знаю точно... В противном случае, мы сделаем это сами, — отрезал я. — Я помогу тебе. Мы вместе поедем туда и соберем все улики. А потом отнесем их в полицию. Пусть попробуют отказать.
В трубке повисла тишина. Я ждал ее ответа, затаив дыхание. Знал, что это опасное предприятие, но другого выхода не видел.
— Ты действительно готов на это пойти? — спросила она наконец. В ее голосе звучало неверие.
— Да, Харин. Я готов на все, чтобы помочь тебе, — ответил я искренне. — Я чувствую себя виноватым за то, что не был рядом, когда ты нуждалась во мне. И я не позволю этим отморозкам и дальше портить твою жизнь.
— Хорошо, — прошептала она. — Тогда давай попробуем. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось...
— Все будет хорошо, — пообещал я. — Я позабочусь о нас обоих. А сейчас постарайся отдохнуть и не думать об этом. Я буду рядом. В ближайшие дни обязательно подай заявление.
Я отключил телефон и посмотрел на небо. Внутри меня бушевал ураган эмоций, но вместе с тем я чувствовал прилив сил. Я знал, что нас, возможно, ждет опасное приключение, но я был готов к нему.
На следующий день, с горем пополам, я вытащил Феликса из его пещеры, где и света было не видать. Да, я знаю, что пещера — это не самый удачный образ для описания его чудовищного беспорядка, но, честно говоря, вся эта ситуация напоминала мне сквозь пелену усталости нечто среднее между археологическими раскопками и поисками потерянного сокровища. Феликс, наглядно демонстрируя, что у него есть свои представления о том, что такое "в выходной день", задавался вопросом: откуда же столь резкое возникло желание, чтобы мы вместе посетили какую-нибудь нашумевшую премьеру.
Я, конечно, был готов выдать себе премию за ораторское мастерство, но, стоя под дверью друга после окончания школы, когда мы с Адиной, как добрые самаритяне, провожали его до дома, чтобы потом разойтись, мне пришлось выдумывать повод на ходу. В моём мозгу мелькнула лишь одна адекватная мысль: я, мол, ещё не отошёл от стресса, связанного с ситуацией с господином Минхо, и, будучи морально убитым, желал отвлечься хотя бы совместным просмотром фильма с единственным другом, которому доверяю больше всех.
А, если уж говорить откровенно, то я и не соврал. Как бы мне не хотелось обмануть себя, чего я стараюсь избегать, было реально непросто справиться с последствиями ситуации с учителем, которая, как назойливый комар, продолжала терзать мою психику. Печально и обидно было отступать, но я понимал: если и дальше буду вариться в этой каше, то моя психика откажется от существования. И как будто в ответ на мой внутренний монолог, словно древние мудрецы шептали мне на ухо: "Если хочешь, чтобы человек был счастлив, значит, сделай так, как хочет он". И, несмотря на свою горечь и обиды, я действительно всей душой хотел, чтобы учитель чувствовал себя нормально и, без напряга, приходил на работу, не задумываясь о своём ученике — Хан Джисоне...
Когда мы ворвались в кинотеатр премьер, наши глаза разбежались в разные стороны, словно два потерянных щенка, не знающих, с чего начать. Если я здесь был впервые, то Феликс должен был посетить это место уже тысячу раз, но, по какой-то причине, разглядывал его так, будто ранее не встречал. Неужели он только что вышел из своей пещеры, и его ослепил яркий свет? Это было бы слишком банально, но в данный момент всё выглядело именно так.
Помещение выглядело элитно: различные растения стояли по углам в виде декора, висели афиши с известными фильмами, а рядом с ними стояли высокие фигуры ростом с человека, изображающие различных персонажей из разных кинокартин. Мы не могли не отметить, что здесь имелось мелкое кафе, полностью забитое людьми, и рядом — туалет. Да, в этот день у нас был реальный выбор: либо перекусить, либо сбегать по делам. Неподалёку располагались различные игровые зоны, а также два огромных зала: красный и синий. По всей видимости, у кого-то была страсть к цветовым кодировкам.
Пройдя к административной стойке, мы, наконец, решили, что пойдем на ужастик. Феликс уверял, что относится к подобному жанру нейтрально, а я чуть сжался, поджимая губы. Я смирился со своей участью, думая, что если Феликса что-то не устроит, он передумает идти на остальные премьеры, и я не смогу сделать самое главное: узнать, кто такой Хенджин. Да, именно так! Я мечтал раскрыть все тайны этого парня, но, похоже, что моя жизнь зависела от выбора фильма.
Когда мы вошли в зал, я почувствовал себя как в сказке. Экран, как гигантский портал в другой мир, манил меня своими яркими огнями. Я вновь надеялся, что этот вечер станет тем самым моментом, когда я смогу забыть о своих проблемах и сполна насладиться ужасами, которые уже замышлял фильм. Но Феликс, как всегда, был настроен на серьёзный лад. Он сел в кресло, скрестив руки, и с задумчивым выражением лица уставился на экран, как будто там его ждали важные новости.
Лента началась, и я погрузился в мир кошмаров, не забывая при этом о том, что Феликс — наш главный критик. Первые сцены на экране заставили меня вздрагивать, а его безмолвная реакция обрушивалась на меня, как шквал. Я чувствовал себя, как в ловушке, не зная, смеяться или паниковать. Поэтому я выбрал компромиссный вариант: тихо хихикал и пытался не привлекать ненужного внимания к своему другому "состоянию". Но, когда подошла очередь очередного скримера, я чуть ли не взлетел с места, сжимая в руках Феликса, которому явно было нечем дышать... Он смеялся и бил ногами по полу, привлекая лишнее к себе внимание остальных посетителей, при этом старался успевать извиняться за подобное поведение. Только мне вот было не до смеха...
Кульминация фильма была полна неожиданных поворотов — именно в такие моменты я начинал жалеть, что пригласил Феликса, его выражение лица не предвещало ничего хорошего. Я представлял, как он уже строит планы о том, как рассказать всем, что я выбрал несмотребельный фильм. Надеялся, что хотя бы финал меня избавит от этого кошмара социальной ответственности, но, увы, обещания, которые давал мне фильм, не сбылись. В итоге, когда мы вышли из зала, я почувствовал себя, как после жестокой битвы: и морально, и физически вымотанным.
Феликс, по-прежнему ожилвенный, произнес: "Ну, как-то так". Я не знал, что ответить. Может быть, он просто хотел, чтобы я знал, что это была ошибка? Или он пытался сказать, что такие премьеры не для меня? Так или иначе, но я понимал, что сбежать от этой реальности не удастся, и, возможно, мне стоило задуматься о том, как это скажется на моем дальнейшем взаимоотношении с Феликсом и его предвзятым мнением о моих вкусах. Но в тот момент, когда я с иронией смотрел на его расслабленное лицо, я уже знал: следующий раз, когда мы решим пойти в кино, я выберу что-то более безобидное.
Выйдя из кинотеатра, я глубоко вздохнул, пытаясь стряхнуть с себя остатки экранных ужасов. Феликс, казалось, подпрыгивал от избытка энергии, будто не он только что просидел два часа, сдерживая смех над моими испуганными взвизгами.
— Ну что, куда дальше? — спросил он, похлопав меня по плечу. Я лишь устало махнул рукой в сторону кафе, понимая, что мне срочно нужна доза сахара, чтобы хоть немного прийти в себя.
В кафе было шумно и многолюдно. Мы кое-как нашли свободный столик в углу и заказали по огромному молочному коктейлю с кучей взбитых сливок и шоколадной крошки. Пока мы ждали заказ, Феликс продолжал щебетать о фильме, разбирая его на мельчайшие детали и, к моему большому сожалению, довольно хвалебно отзываясь о моей "бурной" реакции. Я лишь молча кивал, стараясь не думать о том, как сильно мне хочется домой, в тишину и покой.
Когда принесли наши коктейли, я жадно вцепился в соломинку, надеясь, что сладкий вкус поможет мне хоть немного отвлечься. Феликс же, сделав пару глотков, вдруг замолчал и внимательно посмотрел на меня.
— Слушай, Джисон, ты действительно сегодня сам не свой...
Я вздохнул так глубоко, что казалось, будто с моих лёгких уходит не только воздух, но и последние остатки спокойствия. Глядя прямо в его честные, обеспокоенные глаза, я почувствовал, как внутри всё свершается, как будто каждый вздох напоминал о том, что нельзя больше скрывать правду.
— Да, Феликс. Есть кое-что... Связанное с находкой в твоей квартире. – произнёс я тихим, но твёрдым голосом, в котором слышалась смесь страха и решимости.
Если еще вчера я собирался лишь намёком упомянуть об этом человеке, сегодня, пристально глядя в глаза блондина, я понимал, что совесть уже победила все оправдания. Феликс, с его мягкой и немного наивной манерой, был словно Божий одуванчик – столь хрупкий, что его нужно было охранять и уважать. Однако в этот момент что-то поменялось, и мои слова стали прямолинейными, как удар молота по камню.
Услышав мои слова, его лицо тут же омрачилось: густые брови нахмурились, переводя взгляд с меня на окружающую обстановку, словно он пытался понять, откуда возникло это необъяснимое предчувствие беды. В эту секунду, вслушиваясь в его тяжелое дыхание, я ощутил, как от мысли рассказать всё просачивается холод, и страх за последствия охватывал меня с новой силой. Мне стало неловко: как он отреагирует, узнав, что я, тайно копаясь в его вещах, посмел нарушить его личное пространство?
Шмыгнув носом, я поставил коктейль на поднос, руки нервно спрятав в карманы моего поношенного худи. Взгляд мой метался между Феликсом и дверью, за которой мелькали силуэты прохожих, входивших в кинотеатр. Я пытался собраться с мыслями, ведь речь шла о находке, и каждое слово казалось весомым приговором.
— Феликс, прежде чем ты начнёшь кричать или возмущаться, — продолжил я, голос мой дрожал, но в нём звучала искренность, — запомни: я правда переживаю по этому поводу...
На мгновение Феликс замолчал, его голос, прежде уверенный, теперь звучал с ноткой обречённости, как будто он уже ожидал какой-то подвох, скрытый за каждым моим словом. Нервное дыхание, легкий кашель, движение его руки по ткани свитера – всё это говорило о том, что сейчас каждый из нас стоял на пороге чего-то неизбежного.
Я понял, что сделать следующий шаг – как крестовый поход: уже предупрежден – значит, вооружен. Молчунья, как густой туман, окутала нас, давя, словно предвестник надвигающейся грозы.
— Когда я был у тебя в последний раз, — сказал я, почти шепотом, словно не желая нарушать напряжённую тишину, — тебя позвала мать. Я тогда зашёл в спальню, чтобы проверить, не забыл ли ты что-нибудь важное. И вот, среди старых вещей, в плюшевом медведе, я заметил фотографию какого-то парня. Написано было: Хван Хенджин...
В этот момент Феликс, долго хранящий молчание, показался мне совершенно потерянным между страхом и недоумением. Его лицо побледнело, а глаза, полные тревоги, пытались найти ответ в моём взгляде. После нескольких бессмысленных секунд, он, почти механически, произнёс:
— Слушай, это мой парень.
Мои мысли срывались в неупеванном потоке: что? Внутри меня всё переворачивалось, и я осознал, что всё, что я думал до этого, оказалось лишь малой частью гораздо более запутанной истории. И вот, передо мной стоял Феликс, который, казалось, совсем не ожидал того, что окажется на другой стороне правды, столь жестокой и неожиданной.
— И в середине наших каникул он прилетит в