Забытый крик

Александра

Глаза не открываются. Не то чтобы трудно — будто веки срослись с лицом, как зашитые нитками. Белый потолок. Снова.
Неужели я выжила?
Неужели снова этот кошмар?
Почему мне вечно приходится терпеть этот чёртов ад? Где Наиль? Где мой муж?

Голова гудит, мысли — рваные лоскуты. Я даже повернуть её не могу. Только белки глаз мечутся туда-сюда, выхватывают куски из мира. Окно. Свет. Утренние лучи пробиваются сквозь жалюзи, как будто мир за окном даже не подозревает, что я здесь, в этом теле, расколотом на части.

И тогда вспышкой возвращается всё.
Кинотеатр.
Огонь.
Пожар.
Рома... Лёва...
Боже.

Глаза сами расширяются от ужаса. Где они? Где мои мальчики?! Я пытаюсь подняться, но тело налито свинцом, как будто меня слили в форму и забыли достать. Боль прожигает всё внутри. Что со мной? Когда я отключилась? Что с ними? Они живы?

Аппарат рядом издаёт истеричный, резкий звук. Он, кажется, чувствует мой страх и сходит с ума вместе со мной. И вот — темнота. Не полная. Я не вижу, но слышу.
Слышу, как открывается дверь.
Кто-то заходит.
Кто-то рядом.
И укол. Короткий, колючий. Холодная жидкость в вену — и я снова между. Между сном и болью.

— Бедная девочка, — шепчет голос справа.
— Такая молодая, а такое пережила, — вторит другой, слева.

Обе — женщины. Чужие. Но голоса вонзаются, как иглы.

— Это только начало, — одна из них продолжает.

— Почему?
— Когда она узнает, что бесплодна... Побегает по клиникам, подумает, что всё поправимо. А потом поймёт — нет. Возможно, усыновит кого-нибудь. Если муж не уйдёт, конечно.

...Что?
Это... обо мне?
Бесплодна?

— Боже, бедная. А если он и правда уйдёт? Ну, мужчины...

Шаги уходят.
А я остаюсь.

Я... не могу пошевелиться. Даже руку не поднять. Но по щекам катятся слёзы. Тихо. Медленно. И так обидно. Я даже не могу вытереть их.
Почему?
Почему я? Почему мне досталась такая жизнь?
Я же просто жила. Я старалась. Я любила.

С этими мыслями я снова падаю в бездну. Ухожу в себя. Потому что быть здесь — невыносимо.

***

Когда я открываю глаза — передо мной лицо Наиля. Невыспанное, небритое, будто он за эту ночь прожил целый год. В уголках глаз усталость, но в них же — моё единственное «дома».

Горло сухое до боли. Губы потрескались.
— Са... ша... — шепчет он, увидев, что я очнулась.

— Воды... — мой голос едва слышен. Он словно звучит откуда-то из глубин океана.

Он даёт мне глотнуть, аккуратно, бережно, как будто боится задеть. Потом укладывает обратно, гладит по голове.

— Наиль... что со мной? — спрашиваю, срываясь. И знаю: если он не скажет, если он соврёт — я пойму.

— Родная, теперь всё хорошо. Тебя вынесли. Пожар... Ты потеряла сознание, но уже всё позади. Скоро я тебя заберу отсюда, слышишь? Обещаю.

— А с мальчиками? — перебиваю. Сердце падает вниз.
— С ними всё в порядке. Немного надышались дымом, но врачи сказали — всё нормально. Они в безопасности.

Я выдыхаю. Неожиданно слабо. Будто только теперь разрешили дышать.
— Тогда... ладно.

Молчание. Только дыхание.

— Наиль... — смотрю прямо в его глаза. — Я смогу иметь детей?

Он не отвечает сразу. Его лицо напрягается, руки замирают. Он борется.
— Саша... — наконец выдыхает.

Чёрт.

Я закрываю глаза. Всё подтверждено. Чужие шепоты — правда.
Я не смогу.
Никогда.

Это... кара? За то, что я когда-то подумала, будто плохая мать?
За то, что не справлялась?..

— Знаешь, Наиль, — тихо говорю, будто сквозь вату. — Когда я увидела те комнаты... я думала, вот оно. Моё небо на земле. Я и представить не могла, что такой мужчина как ты... полюбит такую, как я.

Мои губы дрожат. Я глотаю ком в горле. Но он не уходит.

— Я не знала, за что мне такое счастье. А потом... — всхлип. — Я начала бояться. Боялась, что не справлюсь. Что я сломаю что-то внутри своего ребёнка... так же, как когда-то сломали меня. С детства со мной творилась какая-то хрень, Наиль.
Сначала я потеряла родителей. Потом была заперта в квартире с тираном. Брат бросил. Потом — детдом. А потом я оказалась в семье, где была просто няней, но впервые в жизни почувствовала, что меня любят... хоть кто-то.
И я думала, что возненавижу своих приёмных братьев. Но нет. Я их обожаю.

Слёзы струятся, я даже не пытаюсь их остановить.

— А потом... ты. Ты в этой чёртовой подворотне. Ты стал моим спасением. Ты показал, что такое — быть любимой мужчиной. Я не верила. Я ждала, что ты уйдёшь. Что бросишь. Потому что до тебя все бросали.
Но ты остался.

Я задыхаюсь, пытаясь договорить.
— Я кричала в подушку ночами, чтобы никто не услышал и не ударил снова. А с тобой... всё это исчезло. Всё исчезло, Наиль.
Ты стал моей жизнью.

Я смотрю на него, хрупкая, сломанная — но говорю:

— И я правда хотела быть мамой. Хотела быть для кого-то тем, кем никогда не была для себя.
А теперь... теперь я не могу.

Я шепчу, как молитву:
— Пожалуйста, не бросай меня. Я просто не справлюсь без тебя.

Он резко прижимается ко мне лбом, накрывает мою ладонь поцелуями — горячо, отчаянно.

— Саша... дурочка моя. Как ты могла подумать такое?
Моя девочка... как я могу тебя бросить? Я тебя никому не отдам. Ни боли, ни судьбе.

Он пожимает плечами, и я вдруг улыбаюсь сквозь слёзы.

— Я правда не понимаю, за что ты мне... — прошептала я, закрывая глаза.

Он не отвечает. Просто продолжает целовать мою руку.
А я впервые за долгое время засыпаю не от боли — а от любви.

***

Три дня спустя

Проснувшись, я сразу понимаю — боль не ушла. Она будто затаилась за рёбрами, ноет, давит, не даёт вздохнуть глубоко. Рука вся в уколах — иглы, катетеры, тонкие трубки, всё это говорит только об одном: мне колют обезболивающее, но по-настоящему ничего не обезболивает.
Потому что боль не только в теле. Она — в сердце. В голове. В том месте, где раньше жила мечта.

Самое трудное — это не шрамы. Не слабость.
А осознание: я больше не смогу иметь детей.
Почему я перенесла это так... тихо? Почему не закричала? Не разрушила всё вокруг? Может, внутри я уже разрушена?
Была ли я вообще хорошей матерью?

Эти мысли гложут меня третий день. Они как ржа, как яд — изнутри. Я лежу в этой белой палате, слышу звуки капельниц, шаги под дверью...
Доктор каждый день приходит, но боится оставлять меня одну. Думает — сойду с ума. Может, и прав.
Но я плевала на его запреты.
Я живу. Я стояла в огне ради детей, и если я могу встать на ноги — я встану.

Собравшись, я поднимаюсь и подхожу к окну.
На первом этаже — детская площадка. Доносится смех. Звонкий, солнечный.
Я закрываю глаза. А каким бы был мой ребёнок?
Рыжий — как я?
Или с глазами Наиля? Каким бы был его смех? Его запах? Его первая фраза?

Но теперь это всё — только в моей голове.
Только мечта.

Я чувствую, как предательски дрожат колени. Как воздух будто становится тяжелее. Возвращаюсь на койку, медленно ложусь, свернувшись калачиком, как в детстве, когда никто не обнимал, и приходилось обнимать себя самой.
Смотрю на закат. Оранжево-розовое солнце льётся в окно. Оно не знает, что я больше не стану матерью. Оно просто светит.

Глаза сами закрываются.
Тихо. Спокойно.

Бах.
Резкий стук в дверь вырывает меня из этого забвения.
Опять, наверное, медсестра...

— Входите, — тихо говорю, не оборачиваясь.

Дверь открывается... но тишина. Я поворачиваю голову — и замираю.

— Ну привет, Тёплова, — слышу знакомый, нахальный голос.

Глаза распахиваются до предела. Я вскакиваю.
Кира. Мира. Галина. Рома. Лёва. Тамара. Ваня.

Мои.
Мои самые близкие.
Мои люди.
Дар речи отнимает.

А за ними — Наиль. Стоит и улыбается во весь рот. Его улыбка — как солнце, которое заглянуло в мою жизнь тогда, когда я думала, что уже ночь навсегда.

— Как вы?.. — шепчу я, не веря своим глазам.

Но прежде чем я успеваю сказать что-то ещё, ко мне подбегают Рома с Лёвкой.

— САША!! — кричат в унисон, влетают ко мне и обнимают так крепко, будто мы не виделись не пять дней, а вечность.

Я разжимаю руки, обнимаю их. Вдох. И голос тут же ломается:

— Мальчишки... мои. Как вы себя чувствуете?

— Всё нормально, Сашка, — говорит Рома.
— А ты как, Мандаринка? — спрашивает бабушка, и в голосе у неё дрожь, которую она прячет за привычным теплом.

Я оглядываюсь на всех, глаза наполняются слезами, но уже другими.

— Спасибо, — говорю, улыбаясь сквозь них.

***

Мы все вместе. Пьем чай. Кто-то принес кофе. Кто-то — печенье. Говорим, смеёмся, прерываясь на слёзы. Потом уходят Тамара и Ваня, забирают мальчишек. Бабушка прощается, гладит меня по голове.
Остаются девочки.
Кира с Мирой рассказывают мне всё, что было за эти дни. Сплетни, новости, даже ерунду какую-то — но для меня это больше, чем жизнь. Потому что я — не одна.

И вот, в палате становится тише. Они тоже уходят.
Теперь только я и он.

Наиль садится рядом, берет мою руку.
Целует. Горячо. С нежностью. Как будто это последний раз, как будто он запомнит вкус моей кожи навсегда.

— Спасибо, — говорю, уже не знаю в который раз.

Он смотрит на меня, как смотрят только на тех, кого выбрали навсегда:

— Не за что, женушка.
— Но ты ведь...
— Я — с тобой, — перебивает он.

И мне не нужно больше слов.
Он рядом.
Он — мой.

И я не сломалась.Я просто стала другой. Сильной. Настоящей. Храброй.

***
❗️Ребятки, жду всех вас в своëм тгк :
Ася Алексикова в описание профиля есть ссылка на канал 😉
(Там можно найти спойлеры к главам, а так же там будут выходить дополнительные главы)❗️

Спасибо за прочтение! Оставляйте комментарии и подписывайтесь💖(Если хотите, чтобы новые главы выходили как можно скорее, проявите активность, чтобы я знала, что вы ждёте )Также подписывайтесь на мой ТикТок аккаунт про книги: asxalexikova💕