Пролог
«Во снах мы касаемся того, что боимся признать наяву.
И всё, что молчит, — не значит, что не зовёт.»
— древняя запись в личном дневнике Соры Ханамии, 4-й факультет UA (утеряно)
...тихо. Слишком тихо.
Ни шороха ветра. Ни шелеста листьев.
Даже сердце — будто не бьётся.
Бакуго Кацуки стоит на краю озера. Вода — как стекло, гладкая, как отполированный металл. В ней отражается дерево сакуры, и каждый лепесток — будто завис в воздухе, между падением и вечностью.
Он не дышит. Не потому, что не может — а потому, что не нужно.
Тело чувствует не вес, а отсутствие его. Всё — как будто почти настоящее. Но он знает: он спит.
Опять.
И она снова там.
Сидит на самой толстой ветке, будто выросшей прямо над гладью воды.
В длинном хаори цвета выцветшей крови, с белыми вставками.
Серебряная кисэра — в руках. Пар от неё поднимается неспешно, как молитва, и теряется в лепестках.
Лица её не видно. Красная вуаль тянется до груди, пульсируя мягким свечением, словно дышит сама по себе.
Он смотрит на неё — не впервые.
И она, как всегда...
Молчит.
Но в этой тишине — что-то живое. Зов. Ожидание.
Он хочет спросить, кто она. Сколько раз уже хотел — и ни разу не смог.
Слова застревают в горле. Воздух в этом месте не передаёт звук.
Здесь не говорят. Здесь — только смотрят.
И вот — впервые за всё время...
Она тоже смотрит. Прямо на него. Сквозь вуаль.
Внутри у него — хруст. Будто что-то внутри треснуло.
Время в этом сне всегда тянулось, как дым.
Но сейчас оно замерло.
Она видит.
Не просто его. Видит внутри.
И в груди, где обычно пульсует гнев и огонь — на секунду...
...поселяется страх.
Тот самый. Который не знаком героям.
Который живёт в древних снах.
Внутри лепестков, падающих медленно, но не касающихся земли.