Куколка

— Фамилия? — спрашивает полная женщина в регистратуре.

— Не знаю.

— Возраст? Год и дата рождения?

— Понятия не имею. Может, примете уже наконец? Девушке тут плохо.

Маша лежит на узкой кушетке, с моей спортивкой у носа. Ткань уже блестит от крови. Я всегда считал, что если попадаешь с чем-то неотложным, то осматривать должны сразу. На самом деле оказалось «в порядке очереди».

— Не положено так. Данные записать нужно. Карточку найти.

— Можете тогда не спешить. А сразу место в морге бронировать.

— Ну, знаете молодой человек, шутки тут неуместны. Это поликлиника.

— А я и не заметил...

Двадцать минут ожидания и Машу наконец забирают. Говорят подождать. Спустя еще полчаса выносят список, чего купить нужно. На вопросы, как она, ничего не отвечают. Купите — жить будет, нет — как Бог даст.

Возвращаюсь домой, забираю часть из тех денег, что на машину откладывал, заскакиваю в ближайшую аптеку, где цены нормальные. В поликлинике обдерут как липку. Счет выходит почти в три раза больше, чем я ожидал. Ну, ничего, человеческая жизнь дороже. Заработаю еще бумажки эти.

Возвращаюсь, отдаю всё это добро медсестре. Говорит, чтоб привез ей ночнушку, туалетные принадлежности, белье, сменную одежду. Киваю и иду на рынок. Выбираю так, на глаз, в первой попавшейся лавке. Ну не знаю я, с какой она квартиры, только подъезд. Не ходить же, не спрашивать по квартирам, где такая проживает?

Возвращаюсь назад. На дворе уже вечер. На смену в ночь, а поспать так и не удалось. Предупреждаю медсестру, что буду только утром. Оставляю еще денег, вдруг что срочно потребуется. Ко мне все равно не дозвониться.

— Девушка ваша? — спрашивает в конце, улыбаясь.

— Нет, — отвечаю, — так, знакомая.

— Повезло же вашей знакомой, — улыбается так загадочно.

Не беру в голову и спешу назад домой. Уже не терпится прийти к ней утром. Может, цветов принести?

<center>***</center>

Вот приносишь в больницу букет и стоишь как идиот, не зная, куда его девать.

Палата четырехместная. Две кровати пустые, а на третьей лежит какая-то девушка, книгу читает. Меня заметила. Глазки подняла. Улыбнулась и дальше читать продолжила.

Маша лежит у окна. На руке повязка, нос по всей видимости сломан. Её вообще не узнать, все опухло сильно, заплыло. Прямо живого места нет.

Думал, поговорить смогу, а так нет, губы опухли, потрескались, и слова сказать не сможет.

Ну и сволочи. Слов просто не находится.

— Давайте я в баночку поставлю? — предлагает молодая медсестра, которая заглянула в палату капельницу поменять.

— Хорошо, — киваю, — а как она?

— Хорошо уже, считайте, с другого света вытянули. Анемия сильная была, благо у нас Крылов дежурил, золотые руки у мужика. У него на смене никто не умирает, всех вытягивает, — щебечет девушка, занимаясь своими делами. Симпатичная, молодая, обычная. Маша совсем иная, яркая, блестящая...

— А вы наверное будущий папа?

— Что? — переспрашиваю.

— Ой, она наверно вам еще сказать не успела. Срок совсем маленький. Но вы не переживайте, кровотечение остановили, месяц-другой у нас прокапается и угрозы не будет. Доносит нормально.

Девушка всё говорит и говорит, а я медленно присаживаюсь на стул около кровати. Значит, не одну жизнь спас, а две.

— Что-то еще нужно? — спрашиваю.

— Я сейчас у доктора уточню и вам занесу. Не переживайте вы так, все намного лучше, чем выглядит на первый взгляд...

<center>***</center>

Глаза она открыла только через три дня. Большая часть отеков начала спадать, а синяки стали понемногу желтеть.

— Где я? — шипит еле-еле.

Даю ей стакан воды с трубочкой, жадно пьет. Давится.

— Тише, понемножку. Ты в больнице. Все хорошо. Кости, сказали, срастутся, синяки сойдут. Будешь такой же красавицей.

— Ребенок? Как... , — говорит чуть громче, кашляет.

— Хорошо все. Сказали, доносишь.

Глаза закрывает. Плачет.

<center>***</center>

<b>Маша</b>

Обычно пациенты, которым говорят, что можно ехать домой, прыгают от счастья. Мне же хотелось задержаться тут подольше.

— Готова? — спрашивает Миша, заглянув в палату. Улыбается, загорелый такой. Ездил к бабушке в деревню, помогать. Так я целую неделю одна была. Соскучилась.

— Да, — отвечаю и подхватываю небольшую новую дорожную сумку, которую у меня сразу же отбирают. Не положено мне тяжести таскать.

— Пока, Вик, Ань — машу соседкам, следуя за мужчиной.

Больница уже родной стала за месяц. Медсестры улыбаются, здоровья желают. Хорошие и теплые моменты.

На выходе уже ждет такси. Едем всю дорогу, а он за руку держит. Видимо, заметно, насколько нервничаю. Спокойный такой, в окно смотрит и внутреннюю сторону ладошки гладит. Пробирает до дрожи.

Пятнадцать минут пути и вот уже двор родной, где всё детство прошло.

Машина останавливается. Выхожу со своей стороны. На мне новый сарафан легкий, почти до колена и балетки (единственное, что уцелело после того дня). Волосы в косу заплетены. Густые, и не видно, где подбривали, чтобы ссадины обработать. Мишка предлагал подстричься, отказалась. Не хотела еще и этим его обременять, и так должна, вовек не расплачусь. Ну, ничего, деньги дома в тайнике лежат, заберу и отдам всё, надеюсь, хватит.

— Спасибо тебе, — говорю уже в сотый наверное раз.

— Ерунда, Маш. Только себя береги и малыша. Тебе о вас двоих сейчас заботиться нужно.

Киваю. Плакать охота. Это всё гормоны, будь они неладны. Реву по пять раз на дню.

— Вот, это мой адрес и телефон. Мало ли, вдруг пригодится.

Беру бумажку, встаю на носочки и целую его в щеку. Ловит за талию, притягивает к себе поближе.

Высокий такой, сильный, одной рукой держит и смотрит так, что сердце заходится. Любит.

— Позвони, Маш, — просит и трется о мою щеку, ласкаясь.

Хороший такой. Смеюсь. Возмущаюсь, чтобы отпустил. Колючий же, небритый.

— Позвоню, — обещаю я и бегу в подъезд, пока вовсе сердце не остановилось. Глаза светятся, счастливая. Вбегаю на свой этаж. Звоню в дверь.

По подъезду запах борща и пирожков витает и идет он из нашей квартиры. Неужели мать за ум взялась? На работу устроилась? Я прямо свечусь от счастья.

Дверь открывается. На пороге незнакомая женщина в переднике. Руки о полотенце вытирает.

— Вам кого?

Недоумеваю. Смотрю на неё во все глаза.

— А вы кто? И что у меня дома делаете?

— Это вообще-то мой дом, милочка. А вы идите подобру-поздорову, пока я полицию не вызвала.

— Постойте! — кричу, пока она дверь не захлопнула, — тут женщина жила, где она?

— А мне откуда знать? Уехала куда-то. Говорят, замуж вышла.

— Я дочь её, мне бы вещи забрать, — прошу отчаянно.

Женщина смотрит подозрительно. Не хочет пускать в свою квартиру незнакомку.

— Ну, осталось кое-что от прежних хозяев. Можешь глянуть, твое иль не твое, — соглашается нехотя, — меня, кстати, баба Валя зовут, а ты кто у нас будешь?..

Вещи мои нашлись на балконе, в старой наволочке. Одежда, школьные книги мне были не нужны, я искала свои документы. Паспорт же восстанавливать нужно. Пока искала, рассказала незнакомой женщине краткую историю своей жизни. Она слушала внимательно, охала и пальцы ко рту прижимала.

Свидетельство о рождении нашлось среди старых фотографий. Благо бабушка Валя пока их решила не выбрасывать, вдруг кому понадобятся. Так же среди барахла наслось несколько купюр и золотых украшений. Может и удастся за них что-то получить в ломбарде. Сидела долго на коленках, а когда встала голова закружилась.

Стою, держусь одной рукой за косяк, а второй за живот, которого практически и не видно еще, срок-то маленький.

— Беременная, да? Иди хоть накормлю тебя, худая такая. Идти хоть есть куда? — спрашивает взволновано.

— Есть. Телефон у вас есть? Мне позвонить нужно.