Зараженная

<right>сохрани мою тень. не могу объяснить. извини.

это нужно теперь. сохрани мою тень, сохрани.

за твоею спиной умолкает в кустах беготня.

мне пора уходить. ты останешься после меня.

до свиданья, стена. я пошел. пусть приснятся кусты.

вдоль уснувших больниц. освещенный луной. как и ты.

постараюсь навек сохранить этот вечер в груди.

не сердись на меня. нужно что-то иметь позади.

сохрани мою тень. эту надпись не нужно стирать.

все равно я сюда никогда не приду умирать,

все равно ты меня никогда не попросишь: вернись.

если кто-то прижмется к тебе, дорогая стена, улыбнись.

человек — это шар, а душа — это нить, говоришь.

в самом деле глядит на тебя неизвестный малыш.

отпустить — говоришь — вознестись над зеленой листвой.

ты глядишь на меня, как я падаю вниз головой.

разнобой и тоска, темнота и слеза на глазах,

изобилье минут вдалеке на больничных часах.

проплывает буксир. пустота у него за кормой.

золотая луна высоко над кирпичной тюрьмой.

посвящаю свободе одиночество возле стены.

завещаю стене стук шагов посреди тишины.

обращаюсь к стене, в темноте напряженно дыша:

завещаю тебе навсегда обуздать малыша.

не хочу умирать. мне не выдержать смерти уму.

не пугай малыша. я боюсь погружаться во тьму.

не хочу уходить, не хочу умирать, я дурак,

не хочу, не хочу погружаться в сознаньи во мрак.

только жить, только жить, подпирая твой холод плечом.

ни себе, ни другим, ни любви, никому, ни при чем.

только жить, только жить и на все наплевать, забывать.

не хочу умирать. не могу я себя убивать.

так окрикни меня. мастерица кричать и ругать.

так окрикни меня. так легко малыша напугать.

так окрикни меня. не то сам я сейчас закричу:

эй, малыш! — и тотчас по пространствам пустым полечу.

ты права: нужно что-то иметь за спиной.

хорошо, что теперь остаются во мраке за мной

не безгласный агент с голубиным плащом на плече,

не душа и не плоть — только тень на твоем кирпиче.

изолятор тоски — или просто движенье вперед.

надзиратель любви — или просто мой русский народ.

хорошо, что нашлась та, что может и вас породнить.

хорошо, что всегда все равно вам, кого вам казнить.

за тобою тюрьма., а за мною — лишь тень на тебе.

хорошо, что ползет ярко-желтый рассвет по трубе.

хорошо, что кончается ночь. приближается день.

сохрани мою тень.

И. Бродский</right>

Утро начинается не с кофе. Утро начинается с мысли: «Нужно было лечь пораньше»

— Дека, открой чертову дверь!

— Сама открывай! Дай человеку пос... дело свое в тишине и спокойствии сделать, изверг!

— Как ты меня назвал?! Да я просто АНГЕЛ, к твоему сведению! Мне только татуировки «Made in РАЙ» на попе не хватает! — ответила я и засеменила в прихожую, прыгая на одной ноге.

А дверной звонок все трезвонил и трезвонил, не переставая. Я как раз собиралась на каток, ибо прошло чуть ли не пять раз моего «внепланового» отпуска. Я уже натянула и штаны, и кофту, а тут кто-то прервал мои действия! Да еще и зараза братец засел на белом троне с пергаментом, ничего не скажешь!

Самочувствие мое улучшилось (не считая туберкулеза, что с каждым днем становился все хуже и хуже. Шансы на летальный исход все повышались) и братец ошарашил меня двумя новостями. Первая — я смогу спокойно ходить на каток, дабы тщательно следить за Плисецким, вторая — я влюбилась.

После прихода фигуриста, братец заметил, как у меня горят глаза при упоминании имени Юрий или при виде Плисецкого на каком-нибудь спортивном канале. Я, как и любая девушка, упорно отрицала это, хоть и сделала на этом пунктике маленькую заметку. А может, Дека истину глаголит?

Но третьей новостью он просто поверг меня в приличный шок. Вот представьте, что операцию, которые вы ждали в конце следующего месяца, вдруг перенесли и она будет уже сегодня, то есть, двадцатого января. Я тоже была в шоке.

Я поскакала в коридор, спотыкаясь об брошенные музыкальные инструменты. Почему поскакала? Потому что мизинчик проявил великую любовь к тумбочке, стукнувшись об нее со всей дури.Подтянув штаны, я прильнула глазом к глазку.

— Кто там? — громко спрашиваю я, попутно натягивая мед.маску.

— Сова, открывай! Медведь пришёл! — раздалось с другой стороны.

— Дениска! — вскрикнула я и принялась открывать дверь

Секунда — и вот в нашей квартире стоит Умаров с широченной улыбкой во все тридцать два зуба и с шоколадкой в руке. За спиной — ранец, в другой руке-сменная обувь. Он что, сразу после школы сюда прибежал? Я тут же выхватила сладость из его рук, попутно отламывая себе чуть ли не половину. Парень, привыкший к таким моим проявлениям, даже не нахмурился, а лишь немного сузил глаза.

— Ты все такая же наглая. Как шоколад у меня воровать, она может, а как песенку сыграть, у нее все пальцы болят! — прошептал он и, заметив, что я стою перед ним почти одетая для выхода на улицу, поинтересовался, куда я намылилась.

— Да мне тут к другу надо, на каток. Но перед этим я зайду в парикмахерскую. Надо подравнять кончики и покраситься. — я уже наматывала на шею пестрый вязаный шарф, покхаркивая, ибо горло начинало потихоньку першить — Дека меня не разбудил, вот и опаздываю.

При слове «друг» у златовласого как-то странно блеснули глаза.Руки сжались, шоколадка хрустнула. На лбу вздулась венка. Он что, ревнует? Да не-е, бред какой-то... Может, просто что-то неприятное вспомнил. Но он точно не ревнует!

— А где Декабрий? — с напускным безразличием спросил Денис, заправляя прядь моих волос за ухо, заставив меня покраснеть. — Опять Яшки напился?

Божесли, с чего он так решил? Дека один раз попробовал это пойло, и сразу же выкинул его в окно. Тут же из ванной прозвучал голос:

— Враки! Я стекл как трезвышко!

Мы с одноклассником синхронно прыснули со смеху. Братец явно издевается, вон, даже голос изобразил, будто в стельку набухался...

— А то и видно! — темноглазый еле сдерживал себя, дабы не расхохотаться во всю глоталку, но это ему мало удавалось — Я к тебе пришел, а ты тут. — он снова прыснул, видимо, поняв, что сейчас делает Дека в ванной. — В таком положении, что мне аж стыдно!

Я уже застегивала молнию на пуховике, когда Денис только-только снимал ботинки. Схватив сумку, которую приготовила еще вчера вечером, обняв Умарова и крикнув Декабрию «стекл, трезвей быстрее» схватила ключи и выпорхнула из квартиры.

Зайцем проскакав все семь этажей и получив несколько замечаний от бабы Поли и тети Люси, живущих двумя этажами ниже нас с Декой, я продолжала радоваться неизвестно чему и улыбаться. С неприятным писком открывшая дверь домофона, лишь подняла мне настроение.

Мороз мгновенно заморозил нос, глаза и руки. Горло тут же запершило, требуя высвободить из легких кровь и мокроту. Это заставило меня ускориться и поспешить в парикмахерскую, или я превращусь в красивую сосульку. Начинаю скакать, но поздно соображаю, что сейчас ужасный гололед.

— Дана? — ошалело спрашивает смутно знакомый голос — ты как?

Я открываю глаза и тут же замечаю, что смотрю на серо-буро-малиновый снег, и чувствую чьи-то руки, что держат меня за талию и плечи. Места, где расположились эти руки, горят огнем. Я уже знаю, кто это.

— П-привет, Юрий — я отскакиваю от парня, поправляя волосы.

— Юра — он хмурится. Точно, просил же не называть его полным именем...

— Юрррра — рычу я и, не сдержавшись, смеюсь — А ты чего в такую рань? Тренировка через час, не?

Я все же начинаю кашлять, не сдержавшись. После привычного порыва я чувствуя себя немного лучше. Хах, туберкулез любит создавать обратные маневры.

Зеленоглазый пожимает плечами и поднимает голову вверх, на небо, кое-уже чуть ли не целый год было серым, скучным, будто у кого-то краски кончились.

— Я за тобой зашел — Юрий продолжает смотреть в небо, будто нашел там что-то интересное — ты же обычно медленно собираешься, а тут выскочила, будто тебя раскаленной кочергой пнули.

— Я, между прочим, — ну и наглость! Плисецкий, ты не обнаглел? — в парикмахерскую собиралась. К Деке пришел Денис, так что к нему ты сейчас не пробьешься...

Все еще злая на Плисецкого, я зло шмыгнула носом и кашлянула в руку, хотя на лице и присутствовала защитная маска. Проигнорировав мое краткое слово о Деке, блондин как-то странно на меня посмотрел, взял за прядь тускло-розовых волос и сильно дернул.

— Да, давно тебе пора смыть эту кислотностную гадость. Какой у тебя натуральный цвет?

— Волос? — я постаралась искренне удивиться — На самом деле я родилась лысая, а это — парик, приклеенный Моментом к коже головы

Я нахмурила брови и отвернулась. На самом деле натуральный цвет моих волос — черный. Но не такой, будто крыло вороны, и не иссиня-черный, а простой — будто углем вымазали. Да при этом они еще были такие сухи, как солома. Декабрий всегда смеялся над моими волосами, сравнивая из с сухой травой. Впервые я покрасилась в двенадцать лет. Тогда это было простое высветление, не больше. Но чем дальше в лес, тем толще партизаны. И того через три года мои волосы уже были полностью темно-болотного цвета. Но фигуристу это знать не обязательно.

Я так и стояла, отвернувшись, пока до меня не дошло, что я уже не чувствую носа. Вздохнув, я пошла вперед. Весь разговор с Юрием сбил дыхание и сейчас я чувствовала себя будто после пробежки. С мокротой и кровью в легких. Все же немного страшно. Я через шесть часов уже буду лежать на операционном столе, в то время как хирурги будут оперировать мои легкие. А вдруг врач не трезвый попадется? а вдруг даже у трезвого рука со скальпелем дрогнет? Паника все нарастала и нарастала, а мои мысли полностью опустились в хаос из возможных исходов моей смерти.

— Почему ты идешь за мной? — тихо спрашиваю я, услышав шаги за своей спиной.

— Захотел — Юрий пожимает плечами и идет вровень со мной.

«А если я его больше не увижу?»

Ну, пусть и так. Для него я все равно ничего не значу, если все-таки произойдет летальный исход. А я успею его обнять хотя-бы... В конце тренировки, точно!

<center>***</center>

— Опять?! — взвыл парень, стоило мне только выйти из салона.

— А что, тебя что-то смущает? — смеюсь я, накручивая прядь волос на руку.

Юрий надеялся, что я не буду пытать свои волосы каким-нибудь кислотным цветом, но промахнулся. Не каждый человек знает что мозг — своего рода компьютер, а пользователь всегда дибил.

— Почему ты не могла покраситься в русый, рыжий, каштановый наконец? — продолжал выть Плисецкий, хватая себя за волосы — Почему именно седой?!

— Не седой! — мгновенно вспыхнула я — Это смешение, понял? Сме-ше-ни-е!

С этой покраской я промучалась чуть ли не два часа. От корней шел самый темный черный, что нашелся на полках работников салона, далее шел темно-серый и так далее, пока на кончиках он не стал белоснежным, будто снег. В общую композицию добавлялись мелкие пряди бледно-голубого цвета. В общем, я всем довольна...

— Да мне плевать! — шипит он и тычет в меня пальцем — Мне надоело то, что ты ходишь, будто инопланетянин какой! Все, я тебя обязательно перекрашу! В блондинистый или в каштановый точно! — рыкнул он, притягивая меня к себе за волосы.

— Будешь так говорить, вообще на лысо побреюсь! — вспылила я, морщась от слов фигуриста — Я тебя тогда подстригу! Иш, волосы какие! — я дернула того за прядь, выбившуюся из-под капюшона — С каких это пор тебе не безразличен мой внешний вид?

Плисецкий фыркнул и мягко дал мне ладонью по лбу, потянув меня за собой на выход, аргументируя это тем, что он сейчас опаздывает на тренировку и получит нехилых звездюлей от Якова.

Всю дорогу до катка мы препирались, спорили и вообще очень шумели, привлекая к себе странные взгляды прохожих. Один раз я даже умудрилась столкнуть этого двухметрового титана в снег, на что он разразился не очень приятной для моих ушей тирадой. Но когда я подала ему руку что бы помочь Плисецкогому встать, тот потянул меня на себя и в итоге мы оба валялись в снегу, как дети малые.

<center>

На тренировку мы Безбожно опаздали...</center>