XI Сейчас
Хангер — Харр, он же Голод. Первый посланник Хель. С ним обостряется любой голод. Не всегда речь идет о еде. Если Харр сам тебя не остановит, ты будешь пытаться насытиться до тех пор, пока не умрешь.
«Девять оттенков пепла» под авторством Бранд Хелла, Глоссарий.
Надо ли говорить, что в тот вечер у костра я увидел будущее? Я нашел свою альву. Ее звали Глут, «сияние» на альвийском. Правда, наша любовь сияла недолго.
Они пришли ночью. Мстить за Боргу, за себя? за свою никчемную жизнь.
И зверя было в них больше, хотя пришли они на двух ногах.
Я до сих пор вижу, как пламя блестит в их глазах.
Говорят, будто у альвов нет сердца, будто они настолько холодны, что не чувствуют боли. А еще говорят, будто после смерти их тела просто рассыпаются в пыль. Мне не повезло, у Глут было сердце, и я видел, как оно сгорело.
Они сожгли ее заживо. А я смотрел. Они хотели, чтобы я это видел.
Я не справился с ними. Что мог я сделать, когда передо мной была целая стая? Только умереть вместе с ней. Но я выжил. Выжил, чтобы отомстить.
Не знаю, что отдал за это Эвискорд — брат-близнец Глут, но в одну ночь вся стая Черных волков превратилась в псов смерти. И у Хель, хозяйки царства мертвых, появилась собственная свора.
Мне все равно, что они стали собаками. Мне все равно, что для йотуна застрять в одной ипостаси — и неважно, в йотунской или животной, — страшнее смерти.
Когда удар моей огненной плети касался их кобальтовой шкуры, чары смерти рассеивались. Передо мной был волк. Несколько раз я упускал момент, и тогда волк превращался в йотуна. И добивать приходилось уже его. Ни Рема, ни Боргу, ни Крута я так и не встретил. Как не встретил отца или братьев.
Однажды мне попалась молодая волчица. Она была мелкая и вертлявая. Я долго с ней возился, все никак не удавалось стегануть ее плетью. Когда, наконец, попал, то упустил момент, и она стала йотункой.
Передо мной стояла сестра Крута. Когда-то она таскала мне яблоки из сада. У нее были веснушки и большие круглые глаза. Такие подошли бы оленихе, а не волчице. И за века они не изменились.
Я замахнулся.
— Ло... — Девчонка подавилась моим именем, когда плеть опустилась на нее.
Объятая пламенем, она смотрела на меня своими оленьими глазами. Секунды текли друг за другом, как шарики ртути. Я ждал, когда она закричит. Эта стая не отличалась стойкость. Все кричали. Рано или поздно.
Моя Глут молчала, когда ее убивали. Эта девчонка молчала тоже.
— Благо Дарю, — сорвалось с ее потрескавшихся губ, и она превратилась в пепел.
— Это был последний раз, когда я видел кого-то из своей деревни: я стал убивать их быстро. Вот такая история. Теперь ты понимаешь? — спросил Огненный Странник, не отрывая взгляда от огня.
— Понимаю... — проговорил Люк, отхлебывая из бутылки. — Если остался еще кто-то — ты только позови, я помогу.
— Больше никого нет. Нет больше проклятой стаи. Сегодня мы убили последних...
Странник осекся: в дверь постучали. Не было никого, кто мог бы прийти в этот дом сейчас. Но звук раздался вновь. Странник нехотя поднялся и открыл дверь. Его накрыла волна воспоминаний о потере Глут. Боль, что он душил в себе на протяжении веков, вспыхнула сверхновой. Перед глазами все поплыло. Он схватился за косяк двери, чтобы не упасть. На пороге стоял тот громила, у которого он угнал байк. В полумраке бара Странник его не узнал, но теперь...
— Привет, папочка, — раздался за спиной Голода голос Хель.