Глава 5.
АЛЕССИО
В тот момент, когда я вижу перед собой беспомощную и кричащую в свою ладонь Каллисту Моретти, во мне что-то ломается. Это так знакомо, это такое родное ощущение. Но я не думал, что она будет плакать из-за смерти своего отца. Неужели она его любила?
Я смотрю на неё долго, не решаясь подойти и погруженный в свои мысли, когда она, наконец, замечает меня и резко начинает дышать. Кажется, она успокоилась. Я медленно, чтобы не испугать её, подхожу к ней и сажусь на колени рядом.
–Тебе помочь с чем-нибудь? Я могу принести воды, если хочешь.
Её заплаканный яростный взгляд встречается с моим, и, к счастью или нет, она начинает говорить:
–Что ты здесь делаешь?
–Я искал свою комнату, но, кажется, зашёл не туда. А потом услышал звуки из ванной и подумал, что кому-то плохо..что так и оказалось.
–Мне не плохо и я не нуждаюсь в чьей-либо помощи. – её голос резкий, поэтому я хмурюсь и медленно встаю.
–Как скажешь. Я не стану говорить об этом никому. Это останется между нами.
И с этими словами я выхожу из ванной и бреду в свою комнату. Спустя 30 минут Каллиста стояла рядом с Массимо с высоко поднятой головой, будто не она плакала и извивалась от нехватки воздуха полчаса назад. Прежде чем уйти, Массимо угрожает разрезать меня на куски, если я трону что-либо, и они уходят.
Я остаюсь один. В этом огромном незнакомом особняке. Я обещал, что ничего не трону. Поэтому мне приходится сесть на диван и глупо пялиться на выключенный телевизор. Я не стал его включать – никогда не смотрю новости или что-то в этом роде. Это не для меня. Новости постоянно скрывают настоящую версию и несут двоякую чушь, в которую охотно верит население. Наивные люди.
Мысли лезут в голову, мешая мне сосредоточиться на чём-либо. Это похоже на шизофрению. Сейчас я подозреваю, что, возможно, вообще такого не было и я не видел Каллисту Моретти в истерике. По ней вообще не скажешь, что она плакала или не могла дышать.
Она странная.
Я беру телефон и звоню Дамиано, надеясь на то, что этот дебил ответит. Перед тем, как вылететь из Чикаго, мы с ним договорились, что больше не будем ничего прятать друг от друга. Он ненормальный, не смотрите на его спокойную ауру.
Дамиано поднимает трубку спустя пять гудков.
–Ты помираешь? – задыхаясь, спросил он. Он что, трахается?
Да.
Крик девушки подтверждает мои слова, и вскоре я слышу, как друг закрывает дверь.
–Ну? Ты умираешь?
Я вздыхаю, прежде чем ответить:
–Я вижу, тебе хорошо.
–Предостаточно. – я морщусь, когда слышу, как он кричит девушке, что не хочет от неё детей и настаивает на том, чтобы она отстала от него. – Так что срочного?
–Разве я не могу просто позвонить тебе, ублюдок? Почему всегда должна быть причина? – я ставлю ноги на кофейный столик.
–Потому что ты никогда не звонил просто так. Что случилось-то?
–Ничего.
–Ты нормальный?
–Ответ очевиден: нет. А теперь скажи мне, где ты находишься и почему, чёрт возьми, эта девушка хочет от тебя детей.
–Я что, ебу?
–Её – да.
–Завались, Манчини. Я не знаю, что она хочет от меня.
–Ты глухой? Даже я слышал, что она хочет от тебя детей.
–Ты однозначно придурок. Я это тоже знаю. Она просто очередная шлюха, которая жаждет моего внимания.
–Переоцениваешь себя, Дамиано. Снизь обороты.
–В чём заключается цель твоего звонка? – он зевает, захлопывая дверь с огромной силой. Я слышу, как за дверью возмущается девушка, но мой друг не обращает на неё внимания и уходит.
–Чем ты слушал? Хотел просто поговорить с тобой.
–Только не говори мне, что ты гей, блядь.
–Ты адекватный? Чёрт бы тебя побрал, ублюдок, и это первое, что пришло тебе в голову? - я усмехаюсь, убирая ноги с кофейного столика и собираюсь встать, чтобы пойти в свою комнату, но мой взгляд зацепляется за кое-что.
Кое-что очень интересное.
Кое-что такое, что заставляет меня остановиться и нахмуриться.
Пока Дамиано пытается донести мне какие-то новости, я смотрю только в одну точку и наклоняюсь так, чтобы разглядеть.
–Ты слушаешь меня?
–Я перезвоню. – говорю я, опускаясь на колени. Просовываю руку в щель под диваном и вытаскиваю фотографию. Их три.
Прищурившись, я внимательно изучаю снимки. Не знаю, почему, но мою грудную клетку покидает воздух, и моя способность дышать уничтожается.
Первый снимок сделан давно, судя по пожелтевшим пятнам. На ней изображено 5 человек. На диване, стоящем посреди комнаты, сидят два человека: женщина с противной улыбкой и мужчина с жестоким взглядом. Мужчину я знаю. Это Марко Моретти – ублюдок и отец братьев и сестры Моретти, который сдох буквально час назад. Мой взгляд перемещается на женщину и я хмурюсь. От неё веет ужасной энергией. Её глаза сверкают, а на губах играет неприятная ухмылка. За ними, за диваном, стоят трое детей: два парня и одна девушка. Их я узнаю сразу – это, должно быть, братья и сестра Моретти. Стефано стоит по центру, его усталый взгляд направлен на камеру, а губы сжаты. Я знаю. Это после пыток. Ему больно.
Его брат Массимо Моретти стоит справа от него, ниже всех, немного забавный, с кучерявыми волосами и вымученной улыбкой. Кажется, и его пытали. Я их понимаю.
И вот она. Странная девочка с собранными в хвост волосами и взглядом, который заставляет моё сердце вновь забиться. На лице Каллисты застыли слёзы и она смотрит отстранённо, немного грубо, но с надеждой. Губы изогнуты в натянутой легкой ухмылке.
Я откладываю первую фотографию и перехожу ко второй и вздрагиваю, когда вижу его. Это фотография чёрного трупа. Чёрного, да. Труп сожжен. Мне приходится щуриться, чтобы внимательнее разглядеть сожжённое заживо тело незнакомого мне человека. Или знакомого...Подождите, блядь. Серьги. Золотые серьги. Такие же, как и на предыдущей фотографии. Такие же, как и у Деборы Моретти – матери этих троих детей. Это она? Новости говорили, что она умерла от рака. Что за хуйня происходит? Её сожгли?
Чёрт.
Значит, слухи верны.
Стефано Моретти действительно сжёг свою мать.
Я имею в виду, действительно.
Он вообще человек? Отвращение к нему увеличивается, и я начинаю думать об Авроре. Что, если он сделает то же самое и с ней? Я качаю головой, отгоняя ужасные мысли. За то время, которое я провёл здесь, понял одно: Стефано уважает Аврору и даже не трогает без её разрешения. Даже сестра сама говорила мне, что здесь ей намного лучше.
Поэтому я перехожу к другой, последней фотографии и замираю.
Мои пальцы коченеют на бумаге, а воздух выбивается из лёгких. Что это, чёрт возьми, за безумие? Я хмурюсь и приближаю своё лицо близко к фотографии.
На снимке я вижу много огня и лица троих людей. Стефано помогает Каллисте спуститься со второго этажа вниз, а в отражении окна я вижу зловещее выражение лица Деборы, пока весь дом горит и полыхает огнём.
Что это, блядь, такое?
Бип бип. Бип бип.
Я вздрагиваю, когда слышу звон своего телефона и встаю. То, что я увидел, не хочет уходить с моих глаз. Теперь я вижу перед собой только сожжённый труп Деборы Моретти, поэтому мне приходится трижды качнуть головой, чтобы убрать это странное ощущение.
Я заберу последнюю фотографию с собой.
Поэтому кладу её в карман и забрасываю остальные две обратно под диван и беру телефон со стола.
––Что-то случилось с Авророй? – сразу спросил я. Это был Стефано.
–С ней все в порядке. Почему никто не берет трубку? Что у вас происходит?
–Слушай, смотри. Возможно, тебе будет похуй, но твой отец мертв, и все они ушли туда. Да. Я остался здесь и мне одиноко. Прими мои соболезнования, хотя, думаю, они не нужны тебе.
–Понял. Не смей использовать это как рычаг против нас, понял?
–Да почему все думают, что я такой мудак? Ничего я не сделаю, придурок. Нахуй мне надо это? Хотел бы, давно уже сделал. – пробормотал я. Он отключился. Ублюдок.
А я встаю и иду на кухню, чтобы сделать себе чай, ибо, кажется, что скоро я сойду с ума от всех сегодняшних событий.
Я узнаю, что дерьмо произошло с ними.
Я узнаю всё до последнего.