Красивый парень (перевод) 18+

***

Хира глазам своим не верил: прямо напротив него за столиком сидел Киёи. Кафе, где они решили скоротать время, работало круглосуточно, и в это время было заполнено уставшими после смены рабочими и другими посетителями, которые ждали первого поезда*. В атмосфере царили вялость и сонливость. 
________________________________
*Пару слов о поездах. Естественно, речь идет не о междугородних поездах, а о поездах метрополитена. В крупных городах Японии система метрополитена, в отличие от европейских стран, представлена в основном наземными электричками, имеет хорошо разветвленную сеть и охватывает большую часть города. Например, в Токио больше 2 тысяч станций и более 150 линий. Интересно, что метро и другой ж/д транспорт, в т.ч. высокоскоростные поезда, а также и большинство железных дорог и станций метро в Японии принадлежат в частным компаниям, поэтому часто станции превращаются в огромные бизнес-центры. На фото ниже - станция Ногая.

— Я думал, что ты ушел с тем человеком. С-слышал, что вы любовники. 

— Что, мать твою, ты имеешь в виду? 

— А? Я слышал на афтепати, как двое мужчин говорили об этом. 

— В этом бизнесе действительно сплетник на сплетнике и сплетником погоняет, — ухмыльнулся Киёи. 

Услышав такой ответ, Хира испытал чувство облегчения, хотя ясно, что самому ему не дотянуться до Киёи... 

— А, кстати, я думал, что ты работаешь моделью, поэтому удивился, когда узнал,  что ты стал актером. 

— Ну, я не отношусь к актерству серьезно. Кроме того, я еще учусь.

Большую часть времени Киёи уделял модельному бизнесу, иногда играл роли второго плана в сериалах и снимался в рекламе. 

Однажды он попал в театр на пьесу, и неожиданно это заинтересовало его. После этого Киёи время от времени играл небольшие роли в постановках одного знакомого режиссера, но поскольку за ним не стояло агентство, то он не мог получить по-настоящему хорошую роль. 

— Ты не собираешься стать актером? 

— Пока не решил. У меня есть четыре года, чтобы подумать, пока я учусь в университете. 

— Да, верно. Но ты трудился над этим еще в школе, поэтому я и подумал, что ты уже все для себя решил. 

Киёи с изумлением посмотрел на Хиру: 

— Разве можно решать подобные вопросы с бухты-барахты? Работа — это дело всей жизни. Как по мне, так любой, кто так опрометчиво говорит о том, как зарабатывать на жизнь — и уж тем более, если это актер, которому едва исполнилось девятнадцать — либо пьян, либо дурак. В отличие от обычных работников, которые каждый месяц получают фиксированный оклад, актеру нужно быть готовым к тому, что если он облажается, вся его жизнь будет потрачена впустую. 

Хира понимал, о чем говорил Киёи. Вопрос не в том, что он больше не хотел быть актером — просто они относились к тому поколению, которому с ранних лет вдалбливали в голову мысль, что предмет, толщиной в пять миллиметров можно просунуть только в пятимиллиметровое отверстие, а так называемая мечта была сродни желанию просунуть в это же отверстие  предмет, толщиной сантиметр. И опять же, людей их поколения больше думают о риске провала, нежели о возможном успехе. 

— Да, ты прав, даже если ты  мечтаешь о чем-то с самого детства, нужно все тщательно обдумать, прежде чем претворять мечту детства в жизнь. 

— Мечту детства? — задумчиво произнес Киёи, подперев рукой подбородок. — Ну да, так и есть. Хотя мало ли что было в детстве... 

По-прежнему опираясь подбородком на руку, Киёи попивал кофе с таким видом, что было понятно и без слов: он не хочет говорить на эту тему. 

«Мало ли что было в детстве» — эти двусмысленные слова, казалось, приоткрывали завесу его тайных мыслей.  

«Я больше похож на своего отца». Однажды Киёи рассказал Хире о своем детстве, когда он возвращался со школы в пустой дом и оставался там один до позднего вечера. Тогда он мечтал попасть в чарующий мир телевидения и даже, учась в начальной школе, написал в сочинении, что хочет стать айдолом. Позже его мать повторно вышла замуж и родила еще двух детей: его брата и сестру. Однако он не был похож на них и для их отца был неродным ребенком. Именно это он подразумевал под «мало ли что». 

Киёи окинул пространство кафе затуманенным от алкоголя взглядом. 

Большинство людей считает, что по мере того, как ребенок взрослеет, детская боль постепенно забывается и со временем исчезает вовсе. Но Хира так не думал. Конечно, кое-что он забыл, но удивление на лицах одноклассников, когда они впервые услышали, как он заикается, он помнил до сих пор, равно как и то чувство, когда слезы подкатывают к горлу, угрожая вот-вот хлынуть из глаз. Радостных воспоминаний было не так уж и много, тем не менее, их он тоже помнил. Все эти события — плохие, или хорошие — превратили его в того, кто он есть сейчас. 

Есть такая [японская] пословица: «Душа трёхлетнего ребёнка остаётся с ним до ста лет». В твоем «багаже» жизни оказывается неожиданно много «вещей», которые лежат там с самого детства. Эти «вещи» невозможно обменять, и никто не может их отобрать. Остается только носить их с собой всю жизнь и до самой смерти. Хире было интересно, что носит в своем «багаже» Киёи. 

Внезапно Киёи резко повернул голову и посмотрел на Хиру. 

— Не смотри на меня так. 

— Извини, —  Хира поспешно отвел взгляд. 

— Ты такой же отвратительный, каким был всегда. 

— Прости меня.

— Без разницы.

Хира украдкой бросил на него взгляд: не похоже, что Киёй сердится. От сердца отлегло.  

— Что насчет тебя? — спросил Киёи.

— Меня?

— Как дела в университете? 

— А, неплохо, — расплывчато ответил Хира.

Он жил обычной жизнью студента, по-прежнему состоял в университетском фотоклубе и участвовал в его деятельности. В отношениях с Коямой тоже мало что изменилось.  С тех пор, как Кояма попросил дать ему больше времени, прошел почти месяц, но он так ничего и не предпринял. Но вот сам Кояма изменился. Он был в постоянном напряжении, словно столкнулся с трудной задачей, в основном отмалчивался, а если и разговаривал с Хирой, то никогда с ним не спорил. Казалось, что он замкнулся в себе, однако порой срывался на ровном месте и тут же просил прощения. Он стал настолько эмоционально неуравновешенным, что Хира не знал, что и делать. Он не думал, что все так обернется. Ему тоже было непросто, но Кояма страдал значительно больше. 

Хира решил, что будет лучше еще раз все обсудить с Коямой, а затем держаться от него на расстоянии. Возможно, тот его ударит. Может быть, ополчится на него. Только от одной мысли об этом, Хира впадал в уныние, но самобичевание здесь вряд ли поможет.

— Ты чего вздыхаешь? — вопрос Киёи вырвал Хиру из его мыслей. — Тобой же не помыкают в университете? 

— Н-нет. Мои друзья по фотоклубу очень хорошо ко мне относятся, — ответил Хира, немного  подумав. 

— Тогда что это был за вздох?

— В университет все по-другому, это даже весело. У меня никогда не было друзей, но теперь есть, и они прекрасно понимают меня и нормально относятся к моей дисфемии. Но дружба предполагает взаимодействие с людьми, а мне в последнее время это дается с трудом; но в целом — все замечательно. 

— А конкретнее?

Хире было тяжело говорить без лишних слов и ошибок. Его язык словно стал тяжелым и еле ворочался. Облекать  мысли в слова — поистине замечательный навык, и чтобы его развивать, требуется практика. 

— Ммм… Ко мне по-доброму относятся, и это довольно приятно, но иногда… — Хира сделал паузу, — больно. 

После последней фразы повисло странное молчание. 

— Хм, ясно, —  Киёи откинулся на спинку стула и скрестил ноги. — Так вот в чем дело. Тебя беспокоит то, любят ли тебя другие. Я так понимаю, это относится и к младшему брату Коямы-сана. 

— Нет, это не так!

Хира выпалил это так неожиданно и громко, что у Киёи глаза на лоб полезли от удивления:

— Ой, извини, но... Кояма действительно хороший парень. Когда я в первый день в клубе так нервничал, что никак не мог назвать свое имя, именно он помог мне объяснить всем, что у меня дисфемия. Кроме того, у его старшего брата тоже в детстве была дисфемия, поэтому он хорошо понимает мои мучения и никогда не относится ко мне так, словно я не такой, как все. Наоборот, он всегда ведёт себя естественно. Он мягкий и приветливый. 

Это было правдой. Кояма с самого начала был именно таким человеком. Он стал его первым другом, ему нравилось проводить с ним время, но его собственная нерешительность осложнила отношения между ними. И Хира винил в этом себя. 

— Если он такой хороший, почему бы тебе не сходить с ним на свидание? 

Хира поднял глаза на Киёи, удивившись столь принебрежительному тону. 

— А?

— Разве ты не говорил, что вы почти начали встречаться? Тогда почему бы вам, ребята, просто не сходить на свидание? Возможно, ты больше не встретишь того, кому сможет понравиться такой парень, как ты, — сказал Киёи с раздражением, затем достал из сумки тонкую книжечку и начал грубо перелистывать страницы. 

Хира озадаченно  наблюдал за ним, не в силах понять, почему Киёи ни с того ни с сего разозлился. 

— Ты чем-то расстроен? — осторожно спросил он. 

Киёи в ответ лишь бросил не него возмущенный взгляд, и у Хиры не хватило смелости продолжать спрашивать об этом дальше. 

— Это сценарий? — он попытался сменить тему, чувствуя, что сейчас время быть храбрым, несмотря на беспредельную холодность Киёи. — Сценарий следующего спектакля? Можно, я приду?

— Перестань просить на все разрешения. Хочешь прийти — просто приходи! 

—А, спасибо.

Хира не знал, как выразить свою благодарность. Хотя Киёи и говорил недовольным голосом, но все же дверца, которая когда то была закрыта перед ним, наконец то снова приоткрылась. И больше не нужно будет маскироваться таким нелепым образом.  

— А когда он  будет? 

— В декабре, в этом же театре, что и сегодняшний. 

— Я не знал об этом спектакле, хотя каждый день провожу  целое исследование в интернете. Как же я пропустил его? 

— Исследование?

Только увидев, с какими подозрением смотрит на него Киёи, Хира наконец то взял себя в руки. Наверняка, тот факт, что он каждый день часами сидит в интернете, чтобы добыть хоть крупинку информации о Киёи, покажется тому ужасно отвратительным. Нужно было срочно придумать какое-нибудь оправдание. «Как насчет: “Будь то журнал или спектакль, но если в нем есть Киёй, я хочу смотреть его”? Нет, это звучит еще ужаснее». 

Беспокойство Хиры усилилось, он совершенно не понимал, что делать.  

— Это частный спектакль, его не продвигает агентство, поэтому с рекламой сложно.

Киёи просто отмахнулся от его слов. Фу, отлично. Тем не менее, сердце Хиры все еще колотилось от волнения. Нужно быть осторожным, чтобы не войти в раж и не наговорить, чего не следует.  

— К-конечно, это сложно.  

— Еще... проблематично найти место для репетиций, если ты не в агентстве. Я съехал из  родительского дома и теперь живу один, но в моей квартире слишком тонкие стены. На днях я репетировал свою роль дома, а на следующий день мне позвонили из управляющей компании и сказали, что на меня пожаловались. 

Киёи вздохнул, что было совершенно не в его характере. 

— А к месту для репетиций есть определенные требования? 

— Да нет, удобно в любом месте, главное — не мешать окружающим. 

— Если так, то думаю, что смогу тебе помочь. 

Хира вспомнил, что когда несколько дней назад дядя со своей семьей навещал их, он упомянул о том, что его на несколько лет переводят по работе на Тайвань. Он был не против поехать туда, но переживал, что за это время станет с домом, ведь когда в доме никто не живёт, он постепенно ветшает. Обе его дочери давно были замужем и жили в своих домах, а мысль о том, чтобы сдавать дом в аренду посторонним людям, не нравилась тете. Тогда тетя предложила Хире: «Кадзу-кун, может ты поживаешь в нашем доме и присмотришь за ним? Мы не будем брать с тебя арендную плату».Но мать Хиры вежливо отклонила это предложение, объяснив это решение тем, что ее сын не умеет ни готовить, ни убирать. 

— Позже я поговорю с тетей. Их с дядей дом сейчас пустует. Там большой и красивый дворик, а в доме, должно быть, хорошая звукоизоляция, потому что мои двоюродные братья учились игре на фортепиано, — с воодушевление объяснял Хира. 

Заметив, что Киёи никак не реагирует, он сник:

— Ой, прости, я увлекся. 

— Ничего, я ценю твое предложение, но... 

Хира подумал, что сейчас Киёи скажет ему, что он слишком назойлив, и чтобы оставил его в покое, но тот неожиданно сощурился и сказал: 

— Нет, ничего. Насчёт этого дома… Я реально смогу репетировать там? 

— Вероятнее всего, да. Мою тетю очень беспокоит то, что дом будет пустовать.. 

Хира быстро записал на листке бумаги свой новый номер мобильного телефона и адрес электронной почты, и передал его Киёи. 

— Я подготовлю все заранее, поэтому, пожалуйста, свяжись со мной, когда тебе нужно будет порепетировать. 

Киёи взял протянутый клочок бумаги и посмотрел на цифры. Его лицо исказила гримаса.  

— Это другой номер.  

— У меня телефон упал в воду, и все данные пропали. 

— Даже если телефон упал в воду, ты мог продолжать пользоваться тем же номером на новом телефоне, а не менять и его. 

— Это потому что...

Потому что, когда Киёи попрощался с ним, он от отчаяния решил сменить номер телефона, чтобы окончательно разорвать все связи с ним. Однако как он мог это сказать? Он был тверд в своем решении — правда, так и было! — но, в конце концов все кончилось тем, что он днями просиживал в интернете в поисках информации о Киёи, собирал журналы, в которых были его фото, даже ходил на все его выступления, предварительно нацепив на себя «маскировку». Его действия до жути напоминали преследования сталкера, и если бы Киёи узнал об этом, ему наверняка было бы противно. 

Хира опустил голову, не зная, что ответить. А Киёи тем временем достал мобильный телефон и начал набирать номер, глядя на клочок бумаги; телефон Хиры ненадолго завибрировал в кармане и замолчал. 

— Это мой номер, а то ты сказал, что потерял все контакты. 

—С-спасибо! — воскликнул Хира, когда на экране его мобильного телефона отобразилось одиннадцатизначное число.

На фоне Киёи, который был воплощением изящества, голос Хиры прозвучал чересчур громко. Заметив, как Хира, словно не веря своим глазам, таращится на этот номер, который однажды уже потерял, Киёи поинтересовался, что не так.

— Я даже не надеялся, что однажды снова смогу обменяться с тобой контактами. Я словно во сне, — ответил Хира так, как чувствовал. 

Киёи сделал раздраженное лицо: 

— Отвратительно, как и всегда…

От этих столь знакомых слов, сердце Хиры наполнилось счастьем; а Киёи, увидев его сияющее лицо, вымолвил лишь короткое: «Раздражает».

Хире хотелось только одного: чтобы это длилось вечно. Но внезапно посетители вокруг них засуетились и начали подниматься со своих мест и поспешили к выходу. Оказалось, что незаметно пролетело время, и скоро прибудет первый поезд. 

— Ты... Что собираешься делать? —  спросил Киёи, когда они шли вдвоем, бок о бок, по улице, освещенной первыми лучами восходящего солнца. 

— Поеду домой. Тебе на какую ветку? 

— Я не об этом спрашиваю… — Киёи замолчал в нерешительности, что было на него абсолютно не похоже. — Ты собираешься встречаться с младшим братом Коямы-сана? 

Внезапно разговор вернулся к предыдущей теме. Киёи так пристально смотрел на Хиру, что это сбивало с толку. Хотя Хира не собирался встречаться с Коямой, но все же считал неуместным говорить о таких вещах. Кояма наверняка не хотел бы, чтобы они обсуждали это. 

— Я не знаю.

— Раз ты не знаешь, значит в будущем вы, возможно, будете встречаться? — гневно спросил Киёи. 

— Нет, я просто не знаю. Почему тебя это волнует? 

— Что значит — «почему»? —  Киёи цокнул языком. — Ладно, забудь. Мне похер, так что встречайся с кем хочешь! 

— Эй, подожди, почему ты... 

Но очевидно Киёи больше не хотел говорить. Он ускорил шаг, а Хира в растерянности последовал за ним. Они давно не общались друг с другом, и именно Киёи проявил инициативу, но в итоге все вышло, как вышло. Хира не мог понять, почему он сердится, и поэтому ужасно переживал из-за собственной глупости. 

На подходе к станции Киёи вдруг резко развернулся и спросил: 

—  Кто тебе нравится: он или я? 

Это было так неожиданно, что Хира замер, ошеломленный таким вопросом. 

— А? – спросил он с глупым видом.

На лицо Киёи набежали тучи. Он сделал пару шагов навстречу Хире и, оказавшись прямо перед ним, ударил его носком ноги по кости голени. 

От мучительной боли Хира присел на корточки, а когда поднял глаза, Киёи уже подходил к станции. Глядя в спину удаляющемуся Киёи, который явно был чем-то возмущен, Хира не мог проронить ни слова. После того, как фигура скрылась из поля зрения, Хира потер место удара, которое нещадно болело. Ему хотелось плакать, но не от боли, а от того, что он не мог сообразить, почему же его пнули. 

«Кто тебе нравится, он или я?» — Что это вообще было? Он не знал, что и думать, на его лице застыло растерянное выражение. 

Чувства, которые он испытывал к Киёи, отличались от чувств к Кояме. 

Плохо ли или хорошо поступал Киёи — для Хиры не было никакой разницы. Хорошие поступки делали его счастливым, а плохие — несли с собой печаль. Он никогда не думал о том, что Киёи может действовать так или иначе в зависимости от своих эмоций: например, делать что-то, потому что счастлив, или потому что ему грустно. Он был подобен внезапному урагану, который невозможно контролировать ни волей, ни силой. Таким человеком был Киёи. 

Кояма же был обычным человеком, он был частью реального мира. Не так давно Хира пытался смириться с этой реальностью.  Делая подарок Кояме на день рождения и собираясь пригласить его на свидание, он чувствовал себя полуфабрикатом на фабрике, но все равно собирался прокатиться на конвейерной ленте. Немного одиноко, зато спокойно. 

Однако встреча с Киёи с легкостью смелá эту реальность. Скорее всего, теперь Хира будет следовать за ним до конца своей жизни. Разве он мог отказаться от руки, которую Король протянул ему, позволяя поцеловать?

Но как бы он ни старался, он никогда не сможет дотянуться до него, ведь так? 

Перед его глазами мгновенно возник образ капитана Дака, плывущего по реке. Он много лет защищал его, но поскольку Хира давно не думал о нем, сейчас его охватили невероятные ностальгические чувства. Однако на этот раз образ изменился: Капитан Дак плыл не по грязной воде канавы, а по великолепной золотой реке — реке славного царства, которым правил Киёи. 

Хира не смог удержаться, чтобы не не хихикнуть: у него действительно странное воображение. 

Будет одиноко. И тяжело. И все же он не мог не принять это. Пусть Киёи никогда не будет принадлежать ему — пусть! — но также он его и не отпускает. Его судьба — быть игрушкой Короля. Но даже если он станет ему не нужен, он никогда не отдаст себя никому другому. Так что все хорошо. Как бы одиноко и больно ему ни было, Хира не хотел, чтобы ему позволили уйти. «Я хочу всегда принадлежать Киёи». 

Ушиб на голени пульсировал и болел. Хира присел у обочины дороги и уставился на окна, в которых отражался оранжевый восход. Неожиданно в кармане завибрировал телефон. Хира встрепенулся, решив, что это Киёи, но на экране высветилось имя Коямы. Плечи невольно опустились. Его охватило разочарование, которое вскоре сменилось чувством вины. 

Почему он звонит в такую рань? Пока Хира колебался, звонок прекратился. А потом снова зазвонил, слабо вибрируя.  Он нажал кнопку «принять» и поднес трубку к уху. Послышался звук кашля. 

— Извини, что беспокою тебя в такой ранний час. Кажется, я простудился. —  Кояма все время кашлял, даже во время разговора. — Я думал, что посплю — и станет легче, но температура только растет. 

— Ты принял лекарство? Что-нибудь ел? 

— Вчера я выпил все лекарства, что у меня были, и еще ничего не ел — в холодильнике пусто... — Кояма говорил так, будто хотел, чтобы Хира приехал к нему. — Я позвонил брату, но он сейчас в командировке на Кюсю. 

Хира растерялся, не зная, как быть. Он уже давно не был у Коямы дома и чувствовал, что идти не стоит, но не мог оставить больного одного. 

— Скоро буду. Принесу тебе лекарства, что-нибудь попить, кашу и пудинг. Идет? 

— Спасибо. Извини, что побеспокоил, —  голос Коямы стал веселее. 

— Все нормально. Я просто повешу все на дверную ручку. 

На другом конце телефона повисла тишина. 

— Почему? —  пробормотал Кояма и закашлялся. —  Я ведь не сказал ничего, что могло бы рассердить тебя, разве нет? Я же не предлагаю встречаться со мной, так почему ты так отдаляешься от меня? 

Услышав в трубке болезненное дыхание, Хира не знал, что ответить. 

—  Слушай, я не понимаю, зачем ты это делаешь. Я уже говорил тебе, что меня устраивает быть друзьями. 

— Прости, но это невозможно. 

— Нет ничего невозможного.

— Это невозможно для меня. Для тебя тоже. Кояма, ты что, плачешь? 

— Нет, не плачу, — донесся искаженный голос.

Хире было жаль, но помимо это он почувствовал раздражение. Он испытывал чувство вины за то, что делал. Противоречивые эмоции смешались воедино. Ему хотелось солгать, что он все понимает, и что между ними все будет так же, как и раньше, лишь бы избежать всего этого. Соврать было во сто крат легче. В конце концов, никто не хочет быть плохим парнем. 

И снова Хира осознал, какой силой обладал Киёи. Кто бы что ни думал, какой бы ситуация  ни была — благоприятной или нет — он всегда держал голову прямо, как и подобает Королю. Именно такой силы Хира так отчаянно жаждал. 

— Я слышу шум. Хира, ты на улице? 

— Да, вышел прогуляться. 

—  Ты редко не ночуешь дома. С кем ты был?

Кояма знал, что Хира никогда не проводил ночь вне дома, за исключением тусовок в фотоклубе. 

— С Киёи-куном?

Хира молчал.

—  Он никогда не воспримет тебя всерьез, — голос Коямы звучал отчаянно, а манера речи отличалась от обычной. — Я слышал, что Киёи-кун говорил о тебе много плохого моему брату. Что у тебя нет друзей, и что ты жуткий сталкер. Он из тех парней, что говорят гадости с равнодушным видом. 

Хира не хотел этого слышать. Не потому, что ему было больно, а потому, что Кояме было еще больнее все это говорить. 

— Но это правда. На самом деле, я такой и есть. 

— Да какая разница: правда это или нет! Кто может быть хуже человека, который говорит плохо о другом человеке у него за спиной! 

— Он говорит мне то же самое в лицо. Что я грубый, надоедливый, сталкер и так далее, — Хира даже сосчитать не мог, сколько раз слышал эти слова со времен школы. 

— Что… Это же…

Слова, что хотел сказать Кояма, разбились, словно хрупкое стекло, но продолжали звенеть в ушах. 

— Я в самом деле.... невыносим, правда? — вздохнул он.

— Неправда. Кояма хороший человек. Я это знаю! 

Это было единственное, что Хира мог с уверенностью заявить. 

— Прости, Хира, я... не хотел этого говорить. 

— Я знаю.

Хира не злился. В каком то смысле у них с Коямой было много общего: оба неустанно добивались того, чего, как они и сами знали, не могли достичь, испытывая отвращение к самому себе от своих же собственных действий. 

Кояма все продолжал извиняться, а Хира каждый раз отвечал, что все в порядке. Они словно ходили по замкнутому кругу.

Место удара болело, однако эту пульсирующую боль дал ему Киёи, поэтому он не хотел, чтобы она быстрее прошла.  Он ухватился за ноющую голень, не имея сил подняться.

Постепенно мир светлел под первыми лучами солнца. 

_________Конец второй главы________